Глава 19. – Если мы сумеем выиграть хотя бы сейчас, то позора удастся избежать, – сказал Блюи

– Если мы сумеем выиграть хотя бы сейчас, то позора удастся избежать, – сказал Блюи.

Сборная Австралии по крикету проиграла дома первые четыре матча традиционного турнира с англичанами сезона 1928–1929 годов, и в марте, когда катер пришел на Янус, в Мельбурне разыгрывался финал. Блюи вводил Тома в курс происходящего, пока они занимались разгрузкой:

– Брэдман заработал свои сто очков. Пока держится. Заставил Ларвуда попотеть, если верить газетам. Тут дело такое – матч продолжается уже четыре дня! Похоже, на этот раз игра будет долгой.

Ральф отправился на кухню передать Люси очередные подарки от Хильды, а Том и Блюи перенесли в сарай последние четыре мешка муки.

– У меня там работает кузен, – сообщил Блюи, ткнув пальцем в логотип производителя на мешке.

– На мукомольном заводе? – уточнил Том.

– Ну да! Думаю, там хорошо платят. И можно взять бесплатно муки сколько хочешь!

– Каждая работа имеет свои плюсы.

– Само собой. Вот у меня – вдоволь воздуха, чтобы дышать, и воды, чтобы плавать, – засмеялся Блюи и обернулся посмотреть, нет ли поблизости шкипера. – Кузен зовет к себе, уверяет, что работы там полно. – Он помолчал и неожиданно добавил как бы между прочим: – Вообще‑то мне кажется, что работа бакалейщика ничем не хуже.

На Блюи это совсем не было похоже. Иногда он мог поболтать о результатах ежегодного национального турнира по крикету или похвастаться удачной ставкой на скачках. Он мог вспомнить своего брата Мерва, погибшего в самый первый день Галлиполийской операции, или рассказать что‑нибудь о своей овдовевшей матери. Том понял, что последнюю фразу Блюи произнес неспроста.

– А при чем тут бакалейщик?

Блюи пнул ногой мешок, чтобы тот лег ровнее.

– А каково это – быть женатым?

– Что? – опешил Том от неожиданного вопроса.

– Я имею в виду – оно того стоит?

Том сделал вид, что изучает опись доставленных грузов.

– Ты хочешь мне что‑то рассказать, Блюи?

– Нет.

– Тебе виднее, – кивнул Том. Если набраться терпения, то со временем все разъяснится. Так всегда бывало.

Блюи поправил еще один мешок.

– Ее зовут Китти. Китти Келли. У ее отца бакалейная лавка. Мы с ней встречаемся.

Том приподнял брови и улыбнулся:

– Поздравляю!

– И я… ну, не знаю… Я подумал… может, нам пожениться? – Заметив, как у Тома изменилось лицо, он поспешил добавить: – Нет‑нет, никакой необходимости в этом нет! Ничего подобного! Если честно, мы даже не… я хочу сказать, что отец не спускает с нее глаз. И мать тоже. И братья. А миссис Мьюитт – кузина ее матери, так что сам понимаешь, что это за семья.

Том засмеялся:

– Так в чем проблема?

– Это серьезный шаг. Я понимаю, что рано или поздно все женятся, только как узнать, что настало время…

– Я в этом вряд ли хорошо разбираюсь. Я женился всего один раз и до сих пор привыкаю к новой роли. А почему ты не спросишь Ральфа? Он женат на Хильде с незапамятных времен и вырастил детей. Думаю, он в этом разбирается больше.

– Я не могу спросить у Ральфа.

– Почему?

– Китти считает, что, если мы поженимся, мне придется уйти с катера и начать работать в бакалейном деле. Говорит, боится, что я утону и не вернусь из рейса.

– Оптимизма ей не занимать, верно?

Блюи был явно растерян.

– Нет, серьезно! Каково это – быть женатым? Иметь ребенка и все такое?

Том задумчиво взъерошил волосы, размышляя над ответом и с трудом подыскивая нужные слова.

– На нас вряд ли можно ориентироваться. Семейных пар, которые живут на маяке в полной изоляции, не так много. А если честно, то однозначного ответа я тебе дать не могу: в разные дни по‑разному. В браке есть и свои плюсы, и свои минусы. Но в одном можешь не сомневаться – быть мужем намного сложнее, чем быть холостым.

– Мать говорит, что мне еще рано жениться и я сам как несмышленый ребенок.

Том невольно улыбнулся:

– Думаю, она будет говорить то же самое, когда тебе стукнет полтинник. Тут дело вовсе не в разуме, а в чувстве. Доверься тому, что тебе подсказывает сердце, Блюи. – Он помолчал. – Но семейная жизнь отнюдь не простая штука, даже если у тебя хорошая жена. Брак – это долгое плавание, и никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Вступая в брак, ты соглашаешься на все возможные издержки, и пути назад уже не будет.

– Папа, смотри! – В дверях сарая появилась Люси, размахивая плюшевым тигренком, присланным Хильдой. – Он рычит! Слушай! – И она перевернула его, чтобы он зарычал.

Том подхватил ее на руки. Через маленькое окошко было видно, как к ним направляется Ральф.

– Ну ты и везунчик! – сказал Том, щекоча ей шейку.

– Везунчик Люси! – радостно согласилась она.

– А быть отцом? Каково это? – спросил Блюи.

– Сам видишь.

– Нет, я серьезно. Скажи!

Том задумался.

– Это нельзя объяснить, Блюи. Ты не поверишь, с какой легкостью ребенок взламывает всю твою оборону и овладевает душой. И для тебя это полная неожиданность.

– Пусть он порычит, папа! – потребовала Люси. Том ее поцеловал и перевернул игрушку.

– Только не говори никому, ладно? – попросил Блюи и, подумав, добавил: – Хотя все и так знают, что ты не любишь болтать попусту.

С этими словами он повернулся к девочке и тоже шутливо зарычал.

Иногда человеку просто везет. И если короткую соломинку вытягивает другой, не следует винить себя и терзаться сомнениями. Том прибивал доску, сорванную с курятника ночным ветром. Он полжизни старался бороться с ветрами жизненных невзгод, делая то, что должно.

Вопросы Блюи разбередили старые раны. Но каждый раз, когда Том думал о незнакомке из Партагеза, потерявшей ребенка, перед глазами возникал образ Изабель: она потеряла своих детей и никогда не сможет больше родить. Она понятия не имела о Ханне, когда к острову прибило ялик с Люси, и всего лишь хотела сделать так, как будет лучше для ребенка. И все же! Он понимал, что дело не только в Люси. Изабель испытывала внутреннюю потребность наполнить свою жизнь чем‑то, чего Том при всем желании не мог ей дать. Ради того, чтобы быть с ним рядом здесь, она отказалась от всего: от привычного комфорта, любящих родителей, старых друзей. И он снова себе повторял, что не может лишать ее еще и радости материнства.

Изабель устала. Из доставленных припасов она тут же замесила тесто для хлеба и кекса и занялась сливовым вареньем, запасов которого должно было хватить до конца года. Она отлучилась из кухни всего на одно мгновение, которого хватило, чтобы Люси, почувствовав вкусный запах, успела обжечься о раскаленный таз, в котором варились сливы. Ожог был несильным, но никак не давал ей уснуть. Том забинтовал ей ручку и дал немного аспирина, но и к ночи Люси по‑прежнему беспокойно ворочалась.

– Я заберу ее с собой на маяк и присмотрю за ней, – предложил Том. – Мне все равно нужно оформить все, что привез катер, а ты совсем выбилась из сил.

Изабель нехотя согласилась.

Подхватив малышку одной рукой, а одеяло и подушку другой, Том осторожно поднялся по ступенькам маяка и положил ребенка на стол с картами.

– Спи, маленькая, – сказал он, но она уже и так дремала.

Том погрузился в колонки цифр, суммируя имевшиеся на острове запасы топлива, а также упаковки с капильной сеткой. Сверху слышался ровный низкий гул вращавшегося механизма, а внизу одиноко светилось окошко в доме.

Он работал почти час, когда что‑то заставило его обернуться: на него пристально смотрела Люси, и ее глаза в мягком свете лучились. Встретившись с ним взглядом, Люси улыбнулась, и Том снова невольно поразился, каким чудом была эта девочка – такая прекрасная и беззащитная. Она подняла забинтованную ручку и осмотрела ее.

– У меня рана, папа, – заявила она, нахмурившись, и потянулась к нему.

– Спи, малышка, – отозвался Том и отвернулся, чтобы продолжить работу, но ребенок не отставал.

– Спой мне песенку, папа, – попросила она, продолжая протягивать руки.

Том посадил ее на колени и тихонько покачал.

– Если я начну петь, то тебе приснятся кошмары, Лулу. Песенки умеет петь мама, а не я.

– У меня болит ручка, – сообщила она, показывая на бинт в доказательство.

– Я знаю, зайчонок. – Он осторожно дотронулся губами до бинта. – Скоро все заживет, вот увидишь. – Он поцеловал ее в лоб и погладил светлые волосы. – Ах, Лулу, Лулу! Как же ты оказалась на этом острове? – Он обернулся и бросил взгляд на океан, скрывавшийся в кромешной мгле. – Как же ты оказалась в моей жизни?

Она постепенно засыпала и вскоре затихла у него на руках. Том шепотом, который и сам едва слышал, произнес вопрос, который никак не давал ему покоя:

– Как же тебе удается так на меня действовать?