Глава 18. Чем бы Изабель ни занималась в течение дня – а работы и забот всегда хватало, – она постоянно ощущала

Чем бы Изабель ни занималась в течение дня – а работы и забот всегда хватало, – она постоянно ощущала, где в данный момент находится Люси, благодаря невидимым нитям связывающей их любви. Она никогда не сердилась – ее терпение не знало границ. Сброшенная на пол еда или следы грязных ладошек на стенах ни разу не вызвали ее недовольного окрика или взгляда. Если Люси просыпалась ночью, Изабель успокаивала ее нежно и ласково. Она принимала дар, посланный ей судьбой, целиком и ни на что не роптала.

Если малышка засыпала после обеда, Изабель отправлялась к деревянным крестам на мысу. Здесь находилась ее церковь, ее святилище. Здесь она молилась и просила Господа направить ее и помочь стать достойной матерью. Здесь она молилась и о Ханне Ронфельдт. Но та для нее являлась не конкретным человеком из плоти и крови, а, скорее, кем‑то абстрактным. Другое дело – Люси: любой ее звук и гримаска говорили Изабель об очень многом. Изабель с упоением наблюдала, как это подлинное чудо в лице маленькой девочки росло и развивалось, напоминая дар, истинная ценность которого осознавалась только со временем. С первыми словами, которые училась произносить малютка, в ней уже угадывалась личность, способная выражать свои чувства и внутренний мир.

Изабель сидела в часовне без окон, дверей и пастора и благодарила Господа. А ответом на мысли о Ханне Ронфельдт, если Изабель о ней думала, всегда являлось одно и то же: она не могла отослать эту кроху на материк и тем самым поставить под угрозу счастье Люси. А Том? Он хороший человек и всегда поступал правильно. В этом можно было не сомневаться. Со временем он обязательно обретет внутренний мир и покой.

Однако их внутренние миры уже разделяла невидимая полоска ничейной земли.

Постепенно ритм жизни на Янусе вошел в свою колею, и Том втянулся в повседневные заботы. Иногда, просыпаясь ночью от неспокойных снов с погасшими свечами и компасами без стрелок, он заставлял себя подавить внутреннюю тревогу и ждал рассвета, чтобы солнечный свет развеял ее. И уединение на острове помогало заглушить волнения музыкой лжи.

– А ты знаешь, какой сегодня день? – спросила Изабель у Люси, стаскивая через ее голову свитер и помогая вытащить из рукавов ручки. После возвращения на Янус в январе 1928 года минуло шесть месяцев. Девочка чуть подняла головку и неопределенно промычала, выигрывая время.

– Подсказать?

Люси кивнула.

Изабель сняла с ее ноги первый носочек.

– Подумай! Теперь вторую ножку… Вот так, молодец! Ладно, дам тебе подсказку. Если ты будешь себя очень хорошо вести, то вечером могут появиться апельсины…

– Катер! – закричала девочка и, соскользнув с коленей матери, запрыгала в одном ботинке, а второй так и остался в ладошке. – Катер, катер!

– Правильно. Поэтому давай вместе уберемся, чтобы в доме у нас все блестело, когда приедут Ральф и Блюи?

– Да! – закричала малышка и рванулась на кухню. – Папа, Альф и Буи едут!

Том подхватил ее и поцеловал.

– Ждешь не дождешься? Сама не забыла или кто подсказал?

– Мама подсказала! – призналась кроха и, оказавшись на полу, снова побежала к Изабель.

Вскоре они, облачившись в калоши и пальто, направились в курятник. У Люси в руках была своя маленькая корзинка.

– Прям как на показе мод! – заметил Том, проходя мимо них в сарай.

– Зато не простудимся! – отозвалась Изабель и чмокнула его в щеку. – Мы идем за яйцами!

В курятнике Люси собирала яйца, осторожно вытаскивая каждое обеими ручками, превращая секундное для Изабель дело в настоящий ритуал. Прижимая каждое яйцо к щеке, она докладывала, что оно «еще теплое» или «уже остыло», а потом передавала Изабель, чтобы положить в корзину. Последнее яйцо она клала в свою корзинку. В конце Люси благодарила каждую несушку отдельно:

– Спасибо, Дафна, спасибо, Пеструшка…

На огороде она помогала Изабель копать картошку и держалась за черенок лопаты.

– Мне кажется, я что‑то вижу… – сказала Изабель и подождала, пока Люси увидит верхушку клубня в песчаной почве.

– Вот он! – довольно произнесла Люси и вытащила камень.

– Почти что! – улыбнулась Изабель. – А что лежит рядом? Посмотри внимательнее.

– Тофель! – расцвела Люси и подняла клубень высоко над головой. Осыпавшаяся земля попала в волосы, а затем и в глаза, вызвав слезы.

– Давай‑ка посмотрим, – успокоила ее Изабель и, вытерев руки о комбинезон, убрала соринку. – Вот так! Поморгай‑ка для мамочки! Видишь, Люси, все прошло! – А маленькая девочка продолжала усиленно моргать.

– Все прошло! – наконец подтвердила она и тут же воскликнула: – Еще тофель!

«Охота» за картофелем возобновилась.

В доме Изабель подмела в каждой комнате пол и собрала налетевший песок в кучки по углам, чтобы легче было вынести все сразу. Отлучившись на минутку проверить, не подгорел ли в духовке хлеб, она увидела, что через все комнаты тянется песчаная дорожка: это Люси пыталась вынести мусор совком.

– Смотри, мама! Я помогаю!

Изабель окинула взглядом следы пронесшегося смерча и вздохнула:

– Я вижу… – и, подхватив Люси на руки, похвалила: – Спасибо. Хорошая девочка! А теперь, чтобы пол был точно чистым, давай подметем еще разик, ладно? – И добавила вполголоса: – Ах, Люси Шербурн, какая же из тебя вырастет хозяйка!

Вскоре появился Том.

– Она готова?

– Да, – ответила Изабель. – Лицо умыто, руки чистые. Все в порядке.

– Тогда в путь, малышка!

– По лестнице, папа?

– Да, по лестнице.

Они вместе отправились к маяку. У ступенек она остановилась и подняла руки вверх, чтобы он мог взяться за них сзади и помогать подниматься.

– А теперь, зайчонок, давай вместе считать. Один, два, три… – Подъем был долгим и утомительным, и Том продолжал считать вслух, хотя Люси уже давно сдалась.

Наверху Люси протянула ручки:

– Нокль!

– Сейчас дадим тебе бинокль, – отозвался Том. – Только сначала усадим на стол. – Он посадил ее прямо на разложенные на столе карты и дал ей бинокль, помогая держать у глаз.

– Видишь что‑нибудь?

– Облака.

– Да, облаков сегодня много. А катера не видно?

– Нет.

– Уверена? – засмеялся Том. – Часовой из тебя неважный. А что это вон там? Видишь? Куда я показываю пальцем?

Люси восторженно взбрыкнула ножками.

– Альф и Буи! Апельсины!

– Мама обещала, что привезут апельсины? Что ж, будем ждать.

Через час с небольшим катер пришвартовался. Том с Изабель ждали на причале, а Люси устроилась у Тома на плечах.

– Вот так прием! – восхитился Ральф.

– Пливет! – закричала Люси. – Пливет, люди! Пливет, Альф, пливет, Буи!

Блюи спрыгнул на причал и подхватил канат, брошенный Ральфом.

– Осторожно, Люси! – крикнул он малышке, уже спустившейся на землю. – Не попади под канат! – Он перевел взгляд на Тома. – Господи, да она уже не та малютка, что раньше, а настоящая маленькая девочка!

– Дети растут, – засмеялся Ральф.

Блюи закрепил конец.

– Мы видим ее только раз в несколько месяцев, поэтому и заметно. В городе детей видишь каждый день, вот и кажется, что они не меняются.

– А потом вдруг сразу превращаются во взрослых вроде тебя, – ухмыльнулся Ральф. Он спрыгнул на причал, держа одну руку за спиной. – И кто мне поможет разгрузить катер?

– Я! – тут же вызвалась Люси.

Ральф подмигнул Изабель и вытащил из‑за спины руку с лукошком персиков.

– Тогда вот тебе очень и очень тяжелый груз!

Люси взяла лукошко обеими руками.

– Люси, это надо нести очень осторожно! – Изабель повернулась к Ральфу. – Я могу захватить с собой что‑нибудь, Ральф. – Он вернулся на катер и передал ей почту и несколько легких свертков. – Я буду вас ждать в доме и поставлю пока чайник.

После ужина, когда взрослые допивали чай на кухне, Том заметил: – Что‑то Люси давно не слышно…

– Она, наверное, заканчивает рисунок для моих родителей. Пойду проверю…

Но прежде чем она успела подняться, на кухне появилась Люси, нарядившись в волочившуюся по полу юбку матери и ее туфли на каблучках, а на шее у нее были голубые стеклянные бусы, которые прислала в подарок Изабель Виолетта с этим катером.

– Люси! – обратилась к ней Изабель. – Ты копалась в моих вещах?

– Нет! – заверила та, широко раскрыв глаза.

Изабель покраснела.

– Я вообще‑то не разбрасываю свое белье, – смутившись, пояснила она гостям. – Пойдем, Люси, пока ты не простудилась в таком виде. И заодно поговорим, что нельзя копаться в чужих вещах. И говорить неправду. – Улыбаясь, она вышла из кухни, не заметив, как при последних словах по лицу Тома пробежала тень.

Люси, радостно прыгая вокруг Изабель, направилась с ней в курятник за яйцами. Она с изумлением смотрела на цыплят, вылупившихся из яиц, и осторожно подносила их к подбородку, чтобы почувствовать на коже их янтарный пушок. Иногда, выдергивая морковь, она тянула с такой силой, что садилась на попу, а вся ее одежда была запачкана.

– Ну и грязнуля! – смеялась Изабель. – Поднимайся скорее!

Люси сидела на коленях у матери за пианино, и та помогала ей нажимать указательным пальцем на нужные ноты, наигрывая простенькую мелодию «Трех слепых мышат». Затем Люси говорила, что дальше будет играть сама, и устраивала настоящую какофонию, беспорядочно ударяя по клавишам.

Люси, устроившись на кухонном полу, часами что‑то рисовала цветными карандашами на обратной стороне старых использованных бланков, а потом с гордостью показывала на нагромождение хаотичных линий и объясняла:

– Это мама, папа и Маяковая Лулу.

Для нее стотридцатифутовая башня была самым что ни на есть обыкновенным сооружением на заднем дворе их дома. Наряду со словами «собачка» и «кошка», о которых она имела представление только по картинкам в книжках, она освоила значение слов «линза», «призма» и «рефракция», причем куда более предметно.

– Это моя звезда! – сообщила она однажды Изабель и указала на нее в небе. – Мне ее подарил папа!

Она рассказывала Тому разные истории о рыбах, чайках и кораблях. На пляже Люси обожала оказываться между Томом и Изабель, чтобы они, взяв ее каждый за руку, подбрасывали высоко вверх.

Ей нравилось называть себя Маяковой Лулу, и под этим именем она фигурировала в понятных только ей одной рисунках или рассказах о себе.

Океаны никогда не знали покоя. У них нет ни начала, ни конца. Не знал постоянства и ветер. Иногда он мог ненадолго стихнуть, чтобы неожиданно обрушиться на остров с новой силой, будто безуспешно пытаясь что‑то втолковать Тому. Здесь, на острове, время измерялось миллионами лет, а скалы были похожи на игральные кости размером в сотни футов, брошенные на водную гладь, которая за тысячелетия обточила их ребра и превратила в крутые утесы. Том смотрел, как Изабель с Люси плещутся в Райской Лагуне, и малышка радовалась соленым брызгам и ярко‑синей морской звезде, которую нашла. Гордость и волнение озаряли ее лицо, будто эта звезда – творение ее рук.

– Папа, смотри! Моя морская звезда!

Тому было трудно совместить в голове две несовпадающие шкалы времени: острова и ребенка.

Он не переставал изумляться, что короткая жизнь этого крошечного существа значила для него больше всех тысячелетий.

Том безуспешно пытался разобраться в своих чувствах. Как это возможно ощущать одновременно нежность и смущение, когда она его целовала на ночь? Или подставляла для поцелуя оцарапанную коленку, чтобы та быстрее зажила?

Да и при мысли об Изабель он не только испытывал любовь и влечение, но почему‑то начинал задыхаться. Это мучало его и лишало покоя.

Временами, сидя в одиночестве на маяке, он пытался представить себе Ханну Ронфельдт. Какая она? Высокая? Полная? Похожа ли на нее Люси? Но воображение рисовало только залитое слезами лицо, закрытое руками. Том вздрагивал и старался отвлечься работой.

В этом маленьком мире, свободном от газет и сплетен, ребенок был здоров, счастлив и любим. Остров изолирован от внешнего мира. Бывало, что Том, будто опьяненный безоблачной семейной жизнью, неделями чувствовал себя абсолютно счастливым.

– Пусть это будет нашим от папы секретом. Я скажу, когда можно ему рассказать. Люси серьезно посмотрела на Изабель.

– Я ничего не должна говорить, – подтвердила она, кивая. – А можно мне печенье?

– Сейчас. Только сначала я заверну.

В сентябре 1928 года катер тайком от Тома доставил несколько свертков, которые Блюи незаметно передал Изабель, когда Ральф отвлек его разгрузкой. Подготовить для Тома сюрприз на день рождения оказалось нелегкой задачей и потребовало многомесячных усилий. Сначала Изабель написала матери и приложила список. Поскольку все их деньги были на счете, открытом на Тома, Изабель пообещала все оплатить во время следующего приезда на материк.

Выбрать подарки для Тома было тоже непросто: с одной стороны, он обрадуется всему, что получит, с другой – он ничего не хотел. В конце концов Изабель остановилась на перьевой авторучке фирмы «Конвей Стюарт» и последнем издании ежегодного справочника по крикету «Уизден», чтобы подарок был и практичным, и развлекательным.

Когда она как‑то вечером спросила у Люси, что ей хочется подарить папе, девочка задумчиво намотала на пальчик локон и ответила:

– Звезды!

– Вряд ли нам это по силам, Люси, – засмеялась Изабель.

– Но я хочу! – заупрямилась Люси.

И тогда Изабель осенило.

– А что, если мы подарим ему карту звездного неба? Атлас?

– Да!

И вот теперь они сидели перед тяжелым фолиантом и Изабель спросила:

– Что ты хочешь написать на первой странице?

Вложив ручку в ладошку девочке, Изабель взяла ее руку в свою и начала писать неровными буквами дарственную надпись: «Моему папуле. Буду любить его всегда‑всегда…»

– Еще! – потребовала Люси.

– Что еще?

– Еще «всегда‑всегда‑всегда…».

Изабель рассмеялась, и по странице поползла длинная строчка из слова «всегда».

– А что напишем в конце? «От любящей дочурки Люси»?

– «От Маяковой Лулу».

Маленькая девочка начала выводить буквы с матерью, но скоро ей это надоело и она слезла с колен посередине строчки.

– Дальше напиши сама! – бесцеремонно распорядилась она.

Изабель дописала строчку и добавила в скобках: «(Записано Изабель Шербурн под диктовку вышеуказанной стороны)».

Когда Том развернул пакет, что было непросто, поскольку Люси закрывала ему ладошками глаза, он произнес:

– Да это книга…

– Это атлас! – закричала Люси.

Том взял подарок. «Звездный атлас Брауна с описанием всех ярких звезд и подробным указанием, как их найти и использовать для навигации». Он медленно улыбнулся и повернулся к Изабель:

– Люси очень умная девочка, раз смогла придумать такое, верно?

– Читай, папа! Внутри! Я сама писала!

Открыв обложку, Том увидел надпись. Он продолжал улыбаться, но повторяющееся слово «всегда» его больно кольнуло. «Всегда» не могло относиться к этому ребенку, и тем более к данному месту. Он поцеловал Люси в макушку:

– Ты просто замечательная, Маяковая Лулу! Это самый чудесный подарок за всю мою жизнь.