Глава 11. Розеттский камень веры

Мы жаждем ни больше, ни меньше как совершенного рассказа. Вся наша жизнь проходит под эгидой этого желания. И мы болтаем или слушаем — анекдоты, истории, романы, сны, фильмы, пьесы, песни, слова. Но утолит нашу жажду лишь один коротенький рассказ, правду которого мы почувствуем сердцем. Рассказ о том, что История есть воля справедливого Бога, Который нас знает.

Рейнольде Прайс. «Доступный Бог»

Задумаемся на секунду о том, что придумал Бог. Свободный Дух, не связанный пространством и временем, Он являл себя людям при помощи материальных явлений. Неопалимая купина, огненный столп — всякий раз, чтобы передать нам весть, Бог пользовался ими, как маской. Но во Христе Иисусе свершилось нечто новое: Бог стал одним из нас, Его Собственных созданий. Событие беспрецедентное, неслыханное, абсолютно уникальное.

Бог, Вседержитель Вселенной, стал обычным мальчиком, который, подобно другим детям, учится ходить и говорить. Бог умалился до того, что сменил всеведение на мозг, который, слово за словом, учит язык, всеприсутствие — на две ноги, всемогущество — на руки, достаточно сильные, чтобы обрабатывать древесину, но не для того, чтобы защитить Себя. Он, способный созерцать мириады галактик одновременно, день изо дня глядел на узенькие назаретские улочки и каменистую Иудейскую пустыню. Когда любимый ученик Иисуса Иоанн, хорошо Его знавший, написал: «В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал» (Ин 1:10), он, наверное, опирался и на личный опыт общения с Учителем. Да уж! Апостолы всё ждали, когда Христос круто, по–настоящему разберется с нечестивцами. И один раз Он действительно выгнал их из Храма, но как быть с дворцом Ирода, римским Сенатом или Колизеем? Воплощение Бога, Его совершенное выражение оказалось таким, каким никому и в голову не пришло бы его представить.

Конечно, Евангелия сообщают, что необычные способности у Христа были. Он предвидел некоторые события и знал, каким будет конец Его собственной жизни. Он мог исцелять больных и увечных, иногда — даже на расстоянии (вспомним просьбу римского сотника). Однажды Он изменил погоду, а в другой раз накормил пятью хлебами и двумя рыбами множество народа. Но все равно никто не увидел в Назарете ком плотнике Второе Лицо Троицы, грозного Бога–Сына, описанного в Апокалипсисе. И никто не принял голос Иисуса за громоподобный глас Вседержителя.

В популярной песне «Один из нас» певица Джоан Осборн спрашивает, что было бы, если бы Бог стал одним из нас, «таким же неудачником, как мы». И мы не узнаём Его в незнакомце, который вместе с нами едет в автобусе домой. Некоторые сочли песню кощунственной (в точности реакция родственников, соседей и соотечественников Иисуса, у которых в голове не укладывалось: как это, Бог — «один из нас»?!). Как бы то ни было, жизнь Сына Человеческого была тяжелой: слухи о незаконнорожденности, подозрения в сумасшествии со стороны родственников, отвержение большинством слушателей, предательство друзей, гнев толпы, клевета, неправедный суд, казнь через распятие — так казнили только рабов и самых страшных преступников. У многих история Христа вызывает жалость, и это поразительно: мы жалеем самого Бога!

Как познакомиться с Богом лично? Во дни земной жизни Христа ответ был удивительно прост: точно так же, как и с любым другим человеком. Здороваешься, обмениваешься рукопожатием, заводишь разговор, спрашиваешь, как поживают родственники. Новый Завет показывает, что Бог действительно хочет близкого общения с нами. Бог–Слово ради этого оставил небеса. Через Себя Он восстановил первоначальную связь между Богом и людьми, между мирами видимым и невидимым.

Швейцарский врач Поль Турнье упоминает одно важное положительное следствие общения со Вторым Лицом Троицы. Еще до того, как в Иране установился нынешний режим, Турнье по приглашению аятоллы выступил в одной из тегеранских мечетей. Поль сказал мусульманам, что он, протестант из Женевы, ощущает родство с ними, поскольку Кальвин учил своих последователей величию Божьему, о котором с такой силой возвещает и Коран. Но в исповедании одного лишь величия Бога есть и определенная опасность: если жить, памятуя только о пропасти между Всевышним и Его творением, можно скатиться в фатализм. Турнье отметил, что христианство, в отличие от Ислама, уравновешивает чувство отдаленности Бога ощущением близости через Иисуса Христа.

Христос ясно показал нам близость Бога, столь тесную, что Сам Он обращался к Нему «Авва», «Отче», то есть «Папа», «Папочка». В одной из негритянских духовных песен (спиричуэл), которые пели на рабовладельческом Юге, подмечен этот важный дар Боговоплощения. Чернокожим рабам непросто было приблизиться к великому Богу: такие слова как, Владыка или Господин, вызывали у них тяжелые земные ассоциации. Невольники нуждались не в устрашающем и далеком Хозяине, а в Боге близком, Которого можно представить и любить.

Мой Бог — высок, что нельзя забраться выше Него;

Он столь низок, что нельзя пройти под Ним;

Он столь широк, что нельзя обойти Его;

Можно лишь войти в Него — через Агнца.

Христос спустился с небес на грешную землю и тем самым сделал нас более понятными для Бога. Благодаря Христу не только мы стали лучше понимать Бога, но и Он нас. Вот слова другого спиричуэла:

Никто не знает мою беду,

Никто не знает, кроме Иисуса…

Слава, аллилуйя!

Благодаря Христу, Бог воспринимает наше положение иначе, чем в Ветхом Завете. Апостол Павел даже говорит, что Иисус «страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного, быв наречен от Бога Первосвященником» (Евр 5:8–10). Эти не очень понятные слова означают, что Боговоплощение имело смысл не только для нас, но и для Самого Всевышнего. Как существо духовное, Бог никогда не испытывал физической боли (нервных клеток–то у Него нет!). Но через личный опыт Он познал ту же боль, что испытываем и мы, люди. Ибо, помимо прочего, Его приход на землю предполагал неизбежность физического страдания, а на долю Иисуса оно выпало ужасное. Он умирал с нами в самом буквальном смысле.

Апостол Павел делает важный вывод: «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр 4:15). Он в полной мере может «снисходить невежествующим и заблуждающим» (Евр 5:2). Через Иисуса Бог глубоко постиг, что значит быть человеком. Воистину, «никто не знает наши беды — никто, кроме Иисуса. Слава, аллилуйя!»

В своих книгах я постоянно возвращаюсь к теме боли и страданий, ибо много о них размышляю. Скажу честно, вопросов у меня больше, чем ответов. Но я постиг важный принцип: нельзя судить о Боге по тем несчастьям, которые выпадали и еще могут выпасть мне или дорогим мне людям. В целом, ответ на вопросы о Промысле и страдании я нашел не в событиях повседневной жизни, а в Личности Иисуса. Когда Сын Божий пришел на землю, Он принес не страдание, а исцеление. И когда Он покинул наш скорбный мир, то обещал вернуться, чтобы восстановить его в соответствии с изначальным Божьим замыслом. И в доказательство предложил собственное Воскресение в новом теле.

Евангелия не объясняют, почему происходят несчастья: скажем, почему город уничтожается землетрясением или наводнением, почему лейкемией заболевает именно этот, а не другой ребенок. Но каждое Евангелие показывает, как Бог относится к таким трагедиям. Достаточно посмотреть, как Иисус разговаривал с сестрами друга Своего Лазаря, или со вдовой, потерявшей сына, или с прокаженным, которого не пускали в город. Христос являет нам Лик Божий, и на этом светлом Лике мы видим слезы.

Известный теолог Ричард Нибур однажды сравнил Божье откровение во Христе с Розеттским камнем — найденной в 1799 году, возле небольшого города Розетта в Египте, базальтовой плитой. На плите были выбиты три одинаковых по смыслу текста, два на древнеегипетском языке (иероглифы и скоропись) и один на древнегреческом. Древнегреческий был хорошо известен лингвистам, и сопоставление трех текстов послужило отправной точкой для расшифровки древнеегипетских иероглифов. Д о обнаружения Розеттского камня египтологи не могли читать иероглифы. Когда же ученые сумели их расшифровать, они ясно увидели мир, который раньше был затянут туманной пеленой. Нибур сравнивает расшифровку иероглифов с прочтением непонятных нам «текстов веры»: Христос дает нам возможность «расшифровать записи, сделанные на неведомом языке». Мы можем доверять Богу потому, что доверяем Иисусу. Если мы сомневаемся в Боге, находим Его непознаваемым или непомерно далеким, вглядимся во Христа — наш розеттский камень веры.

***

Я воспользуюсь иным образом и сравню Христа с «увеличительным стеклом» веры. Но здесь требуются объяснения. Я являюсь гордым владельцем полного «Оксфордского словаря английского языка». Словарь существует в двух видах. Библиотеки и библиофилы покупают двадцатитомное издание стоимостью в три тысячи долларов. Как член книжного клуба, я смог заполучить однотомный вариант всего лишь за сорок долларов. Однотомник содержит весь текст словаря, но напечатан он столь мелким шрифтом, что невооруженным глазом прочесть его невозможно. И мне пришлось обзавестись увеличительным стеклом, наподобие того, какими пользуются ювелиры: большим, размером с блюдце, с подсветкой и на подставке. С его помощью (а иногда я прибегаю еще и к маленькой лупе) я могу постичь смыслы любого слова.

Работая со словарем, я много узнал об увеличительных стеклах. Когда я навожу линзу на страницу, крошечный шрифт в центре становится четким и ясным, но ближе к краям все больше расплывается. Вот так же и Христа можно представить как центр, фокус увеличительного стекла моей веры. Для правильного видения очень важно смотреть в центр. Не только в литературной деятельности, но и в духовной жизни я долго оставался маргиналом, мучаясь над не имеющими ответа вопросами о сосуществовании благости Божьей и зла, царящего в мире, о соотношении предопределения и свободной воли, о сложностях молитвы и так далее. А при таком подходе ясности не жди! Зато когда я смотрю в центр, на Иисуса, ясность возвращается.

Повторюсь: о причинах страдания Библия большей частью молчит. Однако Евангелие доказывает, что причина страданий — не Бог. Для меня история Иисуса Христа характеризует Бога как «Бога всякого утешения» (2 Кор 1:3).

Возьмем другой пример: почему Бог не отвечает на мои молитвы? Ответа я не знаю, но вижу, что и Иисус прошел через такое же молчание небес. В Гефсимании Он пал на землю, просил Бога пронести «чашу сию» мимо (Мф 26:39), но эта просьба осталась безответной. Он просил, чтобы Церковь была «едина, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин 17:21), но и эта молитва осталась неудовлетворенной. Иисус молился: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф 6:10), но из любой ежедневной газеты мы видим, что пока не исполнена и эта просьба возлюбленного Сына Божьего.

Конечно, я могу измучить себя вопросами вроде: «Какой смысл молиться, если Богу и так все известно?» Но Христос замыкает уста вопрошателям: Он Сам молился, и молился горячо, иногда всю ночь напролет. А значит, молиться должен и я.

Признаюсь, что многие христианские доктрины вызывают у меня нелегкие чувства. Неужели чьи–то души обречены на вечные муки в аду? А как быть с теми, кто на протяжении жизни даже не слышал имени Иисуса? Некоторым утешением служит ответ Амвросия Медиоланского своему ученику Августину. Когда Амвросий лежал на смертном одре, Августин спросил, не боится ли учитель Суда Божьего. «Господь благ», — с улыбкой ответил Амвросий.

Вот и я учусь доверять Богу, а сомнения прогонять через познание Иисуса Христа. Кому–то может показаться, что я ухожу от поиска ответов, но Новому Завету соответствует только устремленность ко Христу, христоцентричность. Мы смотрим прежде всего на Христа и не слишком оглядываемся по сторонам.

Глядя на Иисуса, мы способны узнать о Боге многое. То, что беспокоит меня на нашей горестной планете — несправедливость, нищета, расизм, сексизм, злоупотребления властью, насилие, болезни, — беспокоило и Его. Христос показывает, чтб чувствует и как относится к нашим бедам Бог.

«Лучше иметь маленькую веру, завоеванную дорогой ценой, чем сгинуть с богатым множеством длинных символов веры», — написал Генри Драммонд, шотландский профессор естественных наук, прославившийся в конце XIX века своим стремлением примирить науку и религию. Для меня средоточие веры, «завоеванной дорогой ценой», — во Христе Иисусе.

***

Православный священник и богослов Александр Шмеман написал: «Церковь учит нас, что Христос «смертью смерть попрал», это значит, что сама Его смерть была спасительной, что в ней и через нее совершилось торжество победы над смертью. Иными словами, что еще до Воскресения совершилось нечто, благодаря чему печаль смерти не просто заменяется радостью Воскресения, но сама печаль претворяется в радость»[18].

В последние десятилетия XX века вопросами смерти и воскресения Христа занялся французский философ и антрополог Рене Жирар. Занялся столь глубоко, что, к изумлению своих светских коллег, обратился в христианство. Правда, Жирар почти не рассуждает о мистических последствиях распятия. Ученого–антрополога поразило, что история Иисуса идет вразрез со всеми героическими преданиями древнего времени. Вавилонские, греческие и прочие мифы прославляли только сильных героев, победителей. Христос же с самого начала солидаризировался с теми, кому плохо: нищими, угнетенными, больными, отверженными. Более того, Он и Сам родился в нищете и унижении. Его родителям пришлось стать беженцами. Он всю жизнь прожил среди малого народа, при жестоком режиме, и был казнен по несправедливому обвинению.

Кем восхищался Иисус? Римским солдатом, который заботился о своем умирающем рабе. Сборщиком податей, который раздал состояние беднякам. Самаритянином, который помог человеку, ограбленному разбойниками. Грешником, который просил Бога лишь помиловать его. Больной женщиной, которая с отчаянием и глубокой верой дотронулась до одежд Иисуса. А кого не одобрял Христос? «Профессионалов от веры», которые отказали в помощи раненому, боясь нарушить религиозные правила. Гордого священнослужителя, глядевшего на грешников свысока. Богача, уделявшего нищим только крошки. Надменного сына, который отверг покаявшегося брата. Власть имущих, которые эксплуатировали бедных.

Когда Иисус, невинная жертва, умер бесславной смертью, свершилось то, что один из учеников Жирара назвал «величайшей в истории всемирной революцией — возникновением сочувствия к жертвам и восхищения ими». Библия содержит первое в мире повествование о жертве не просто невинной, но героической, идущей на смерть ради великой цели. До этого героями были только герои, а жертвы… что ж, на них не стоило даже обращать внимания.

По наблюдениям Жирара, в различных обществах нередко предпринимались попытки усилить власть через «священное насилие». Обычно (вспомним, к примеру, германских нацистов или сербских националистов) в качестве козла отпущения выбирается некое меньшинство, и на него изливается праведный гнев, что укрепляет и воодушевляет власть предержащих. Еврейские и римские руководители испытали эту методику на Иисусе, но она привела к неожиданным последствиям: Крест отмел традиционное деление на сильных героев и слабых жертв, ибо жертва стала героем. Христос, «отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою» (Кол 2:15). Он публично разоблачил власть, которой гордились люди: самая глубокая религия того времени обвинила невинного, а самая совершенная система правосудия вынесла приговор и привела его в исполнение.

Евангелие, в центре которого стоит Крест, изменило систему ценностей во всем мире. В наши дни жертва обладает особым нравственным авторитетом. Возьмите хотя бы лауреатов Нобелевской премии мира: чернокожий архиепископ из ЮАР, руководитель польского профсоюза, бывший узник нацистского концлагеря, гватемальская крестьянка, епископ из непризнанного Восточного Тимора. По мнению Жирара, такое уважение к обездоленным — прямое следствие распятия Иисуса Христа.

Женщины, бедняки, защитники окружающей среды и прав человека, даже сомнительные «меньшинства» — все они обязаны своим моральным весом силе Евангелия, в котором Бог занял место жертвы. Парадоксальным образом, «политкорректность», отстаивающая эти права, часто становится врагом христианства, хотя на самом деле корнями уходит именно в христианское Благовестие.

Откровение Бога, данное во Христе Иисусе, застало мир врасплох. И сегодня, спустя два тысячелетия, раскаты грома, грянувшего в первом веке христианской эры, еще не затихли. Мы живем в обществе, которое возвеличивает успех, презирает неудачников и глухо к страданию. И поэтому нам нужно постоянно напоминать себе: самое главное в христианстве — страдающий, не имевший успеха, умерший позорной смертью Христос.

***

Историк Церкви профессор Роберта Бонди рассказывает, как сочувствие Иисуса к слабым смягчило ее сопротивление Богу и исправило искаженный в ее представлении Божий образ. Очень долго Роберте было тяжело называть Бога Отцом, потому что ее собственный отец был жестоким и далеким от дочери. Он не терпел чужих недостатков, не переносил ни малейшего непослушания со стороны детей и жены: они должны были повиноваться, не задавая вопросов. Отец считал, что женщина должна быть тихой, покорной и уступчивой.

Роберта очень старалась, но все равно не смогла стать покорной и уступчивой родителю. Через все детство она пронесла бремя вины: она чувствовала, что не соответствует его требованиям. Когда ей исполнилось двенадцать лет, отец ушел из семьи, и с

тех пор она видела его лишь раз в год. Душу Роберты сжигал гнев, а когда она слышала, что «Бог нам как отец», это вызывало лишь возмущение. Впоследствии Бонди попала в Оксфордский университет, где изучала труды ранних отцов Церкви. У монахов–пустынников она обнаружила совершенно иной образ Небесного Отца: мягкого Бога, Который понимает наши слабости, искушения и страдания и особенно любит тех, кого презирает мир. Роберта попыталась включить слово «Отец» в свои молитвы, но получалось не очень хорошо, пока она не задумалась глубже над прощальной беседой Иисуса с апостолами. Христос говорит, что уходит к Отцу. Ученики смотрят на него с недоумением, и Филипп просит: «Господи! Покажи нам Отца, и довольно для нас» (Ин 14:8). Иисус отвечает: «Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь, покажи нам Отца?» (Ин 14:9).

«Видевший Меня видел Отца». Эти слова неожиданно поразили церковного историка и богослова Бонди. Ведь если Иисус особо заботится о нищих, вдовах и изгоях, то и Отец поступает так же! Значит, переносить на Бога свои усвоенные с детства представления об отце — неправильно. Земные папы и мамы не являются прообразом небесного Отца. Все наоборот: Бог — вот образец для земных родителей. Через Христа Роберта увидела Бога словно впервые.

Обретя это новое видение, Бонди стала перечитывать Евангелия. И многие тексты зазвучали для нее иначе. Например, в рассказе о воскрешении Лазаря она обратила внимание на беседу Иисуса с двумя сестрами. Христос не только обладает Божьей силой, способной воскресить Лазаря, но Он плачет вместе со своими друзьями, с Марфой и Марией. Более того, Он позволяет сестрам укорять Себя за опоздание. Все еще находясь под влиянием детских ассоциаций, Бонди замечает, что сестры (в отличие от нее самой) совсем не боятся Иисуса. Они не принимают случившееся молча и покорно, но изливают Господу свою боль и обиду.

Постепенно у Бонди выстроились представления о настоящих отношениях с Богом:

«Раньше я думала: когда Иисус заповедовал называть Бога Отцом, Он имел в виду, что мы должны вести себя с Богом как дети с властным, хотя и доброжелательным родителем, особо благосклонным к младенцам. Ведь справиться с младенцами нетрудно, а с подростками — масса хлопот. Я же не могла общаться с таким Богом–Отцом, который требует от меня стать беспомощным младенцем».

К радости Роберты оказалось, что Бог желает, чтобы люди росли и взрослели, чего хотел от апостолов и Христос: «Я уже не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями» (Ин 15:15). Таковы бесценные дары Боговоплощения.

***

Если вообще уместно говорить о «минусах» Боговоплощения, то они заключаются разве только в том, что почти никто из людей, общавшихся с Иисусом, не смог распознать Его божественное происхождение. Вот что говорит апостол Павел: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп 2:6–8). В Своей земной жизни Иисус отказался от Божьих прерогатив, а потому рисковал остаться неузнанным. Люди ожидали от Бога не беззащитности, а могущества, не слабости, а силы, не умаления, а величия.

Чтобы лучше понять грандиозность перемены, произошедшей после Воплощения, вспомним один из множества эпизодов в Ветхом Завете, где Бог высказывается напрямую. После тридцати восьми глав теоретических бесед Иова с друзьями из бури вдруг раздался глас Божий, который сразу же всех смирил. Бог ушел от вопросов, которые столь страстно задавал ему Иов, но страдалец умолк, уразумев: Вседержитель пересек пропасть между двумя мирами и явил Себя на земле. И Иов покаялся в прахе и пепле.

В Евангелиях Бог напрямую обращается к людям лишь трижды. Причем два раза, при Крещении и Преображении Иисуса, Он говорит практически одно и то же: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф 3:17; 17:5). В третий раз глас Божий прозвучал ради сомневающихся греков, причем некоторые из них вместо слов услышали раскаты грома (Ин 12:28–30). В течение земной жизни Иисуса глас Божий никого не смирил. Во время той пародии на правосудие, каким стали судилища Ирода и Пилата, Христос в основном молчал, а Бог–Отец и вовсе не сказал ни слова.

Иисуса не сопровождали громы и молнии. Когда Он обращался к толпе, поблизости не было огненного столпа. Христос преодолел «минусы» ветхозаветных откровений, но потерял и их «плюсы». Он выглядел как человек, а не как Бог. «Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона?» (Мк 6:3). Так думали его односельчане.

«Господи! Покажи нам Отца, и довольно для нас» (Ин 14:8), — просил Филипп. Но когда Христос в ответ указал на Себя, Филиппу этого было явно недостаточно: тем же вечером он (как, впрочем, и все другие ученики) оставил Иисуса. Наверное, в каждом из нас таится желание, высказанное Филиппом, — желание хоть раз увидеть Бога воочию. Увидеть, услышать, всеми органами чувств ощутить неоспоримое явление, сопровождаемое огнем и громом, которое развеяло бы все наши сомнения раз и навсегда. То, что вместо этой демонстрации предлагает нам Бог, нас не устраивает.

Мы, люди, никак не можем смириться: мы ожидаем от Бога одного, а во Христе Он предлагает совсем другое. Другие религии вообще «он истощил изображают Иисуса пророком, мудрым учителем, уважаемым наставником — кем угодно, но только не Богом. Главное и наилучшее выражение Сущности Бога отвергают в наши дни не менее горячо, чем на заре христианства.

Себя, совлекшись Своей божественности». Опустошить себя, совлекшись мира сего. Облечься в природу раба. Свести себя к единственной точке в пространстве и времени. К ничто. Сбросить с себя воображаемое княжение мира сего. Абсолютное одиночество. Тогда мы обретем истину этого мира.

Симона Вейль,

французский философ и религиозный мыслитель [19]

Date: 2015-07-27; view: 291; Нарушение авторских прав