Формула Лебедева

Мясо, упакованное в плотную белесую колбасу, зашипело, искривилось и заплясало на тарелке, стоило только ткнуть в красный кружок, напоминающий глаз. Вокруг кружка пузырями шли буквы «VIENDA ARDA MEM», что, в принципе и без перевода было понятно. Лопнула тугая шкурка, и здоровенный ломоть свинины, сочно брызгая ароматным соком, вывалился на поднос. На вкус виенда арда была очень даже ничего, отметил Андрей, вгрызаясь в синтетическую мякоть. Настоящего мяса он не видел давно, когда над Некларой установили защитный силовой купол, больше двадцати пяти лет назад. Покоричневевшая хрусткая кожица, скукожившись, упала на металл подноса и вспыхнула белым.

В дверь позвонили.

***

На пороге стояли двое в серых шинелях под горло.

- Чему обязан? – недожеванный кусок свинины застрял в моем горле, потому что ровно две недели назад я совершил должностное преступление, утаив двести моно. Они дали мне пару кусков мяса, бутылку сухого карминного вина из клейковины, мешочек оранжевых кристаллов сухого апельсинового сока и драгоценную банку натурального зеленого горошка. Банка была не вздутой, что порадовало меня больше всего – значит, удастся полакомиться. Но, похоже, пир горой откладывался.

Старший из серошинельных принюхался:

- А разве в паек физика входит мясо? – спросил он, нервно подрагивая широкими ноздрями, в каждой из которых торчало по пучку черных жестких волос. Ну что ж, обойдемся без знакомств, прелюдий и прочего. За порогом постоят.

- Не входит. Это премия за последнюю разработку…

- … в сфере социальных сетей. Мы в курсе. – Молодой отодвинул меня плечом ловко и небрежно, будто это не я расходовал в спортзале при Институте Истинной Физики тройную норму талонов, выклянчивая их у бухгалтерии. Бухгалтерия за это получала от меня дорогие, как бриллианты, бурренские шоколадки, каждая – размером с ладонь. Мышцами я вполне мог зарабатывать себе на жизнь: если не в качестве альфонса, то уж охранника – точно. И вот тут какой-то хмырь отодвигает меня легко и небрежно, направляется прямо к столу, активирует инфопанель и начинает копаться в данных.

- Эй, да что вы себе… - только и успел сказать я, как тут же осел вниз, перекашиваясь, как старое пальто на вешалке: второй пришлец положил руку мне на плечо. Просто положил, не усиливая движение. Но мне хватило и этого. Потому что запоздалый страх сковал мои внутренности, до боли опалив их огнем: ко мне пожаловала Служба Занятости Неклары. Надо сказать, что к тому времени я знал о них несколько больше, чем прочие граждане и неграждане – так, любопытно было. Служба Занятости относилась к тому роду правоохранительных органов, которым было дело до всего. А полномочиями они обладали неограниченными. К примеру, какой-то чиновник задержал строительство объекта на полуострове Плимбус – был такой факт. Народ, естественно, возмутился, особенно те, кто уже выселился из социального конгломерата и сидел на вещах. Возмущение длилось ровно сутки: через сутки «сазаны» выволокли чиновника прямо из кабинета под белые руки. А еще через сутки он выступил по холовидео с покаянной речью, пожертвовал все свои сбережения в фонд государственных сирот и, спустя неделю, его, хладного и мокрого, выловили в неживом состоянии у пляжа того самого полуострова. Второй случай наблюдал я сам, когда некий бандит вознамерился взять банк. К его несчастью, там оказалась Тройка Службы Занятости… Зрелище было примерно такое же, как у меня сегодня на кухне: огонь трех лазганов превратил его в шипящую колбасу. Без суда, без следствия, без объяснений. Понятно, что «сазанов» боялись, недолюбливали и, вместе с тем, обожали бездумно: ведь всякая совершенная несправедливость каралась ими тут же. Но Служба Занятости могла придти и в ваш дом, вот, как пришла в мой.

«Кстати, - удивился я, - они же всегда ходят Тройками. А сегодня – всего двое…» Мысль замерла у меня где-то в районе горла, неподалеку от так и не проглоченного мяса. Из спальни, вытирая роскошную гриву, выходила моя Корнелия. Абсолютно обнаженная, она ничуть не смутилась и не удивилась, увидев мою перекошенную книзу фигуру и двух незнакомых мужчин. Напротив, кивнула им, как старым знакомым:

- Стив, Марк, доброе утро. Принесли?

Старший выудил откуда-то из-за спины куб мини-гардероба, и Корнелия не спеша начала переодеваться во что-то очень специфическое. И только когда она застегивала последнюю пуговицу, я понял, что вот она – Третья из Тройки, Старший «Сазан». Корнелия Блюм. Моя невеста.

***

Одетая Корнелия выглядела привлекательно, но, вот как Нерул свят, я думал совсем о другом. «Сазаны» жертв не выпускают, и уж если я попаду в садок, то, как всякий порядочный червяк, буду скормлен какому-нибудь амбициозному стражу порядку. Той же милой Корнелии, которая сейчас с большим любопытством разглядывала свой маникюр, чем мои ошалевшие глаза. С карьерой было покончено, да и, похоже, с будущим – тоже. И все из-за каких-то паршивых двухсот моно.

- Ну-с, - изрекла Корнелия. – И где мы ее храним?

А шуму-то из-за банки с горошком, шуму-то! Конечно, контакты с черным рынком наказываются тюрьмой, а то и расстрелом, но ведь это когда речь идет о танках, гаубицах или миллионной партии женских колготок… Печально, что талантливый, по сути, физик – то есть я – сгниет в лагерях Неклары за ржавую жестянку.

- Под столом, - кивнул я головой на кухню. «Сазаны» оставили меня и рванули на кухню, стараясь опередить друг друга. Чуть не столкнувшись лбами, они заглянули под стол, где, приклеенная к столешнице, таилась консервная банка. И тут я возблагодарил бога черного рынка и лично Иеремию Шнуфта, который снабжал меня роскошью нашего гиперцивилизованного мира. Банка оказалась с изъяном: ровно в тот момент, когда особисты пытались отодрать ее от пластика, горошек рванул с силой картечи. Раздался взрыв, в квартире запахло морским берегом, заваленным тухлыми водорослями; мужским привокзальным сортиром и прокисшим супом. Запах был густой, настаивавшийся годами, а взрывная волна оказалась столь мощной, что все три правоохранителя оказались на полу в состоянии, близком к обмороку. Довершил дело аромат, накрывший их, словно толстым войлочным одеялом, и придушивший окончательно. Кухня покрылась слоем запекшейся бурой массы, что в целом создавало эффект заражения некими смертельными космическими спорами, наподобие прошлогодней эпидемии NCX-521.

Ждать я не стал: подхватил с пола пальто, выдрал флеш-память инфоблока, сунул в карман бумажник и вышел из квартиры. Для пущей надежности закрыл дверь на ключ, приветливо улыбнувшись голограмме соседки, которую та специально оставляла у дверей, чтобы наблюдать, кто к кому ходит. За дверью раздались звуки неудержимой рвоты. Я запахнул пальто и не спеша спустился по лестнице. Часы показывали 9:45 утра, и я направился в институт.

Мне нужна была формула.

***

- Хей-хо! – воскликнул Боб Джеркинс, охранник Института Истинной Физики и мой напарник по водному поло. – Опаздываем?

- Есть немного… - не хотелось вступать с ним в дискуссию, но таков уж Боб, не отстанет, пока не получит малую толику внимания.

- А воняет гадостно, - он наморщил низкий лобик, скрючил нос в свиной пятачок, принюхиваясь. – В сточной канаве ночевал, никак?

- Никак.

- Понятно, - Боб скис от моего безразличия. – Пробивать?

- Да, - я протянул свой талон, на котором в течение месяца Боб честно забывал проставить мне опоздание. Сегодня – проставил, а это значит – не миновать разговора у начальства, поскольку любой прокол талона сразу давал импульс нервной системе здания. И точно: не прошло и двух секунд, как бесстрастный, но обворожительный голос нашей Мелинды, трехсотэтажного небоскреба, главного в Южно-Центральной гонаде Неклары, раздался прямо у меня в голове:

- Уважаемый господин Лебедев, будьте любезны проследовать в кабинет 3325 к господину Людвигу Унтеру. С собой иметь… - она запнулась. – Оставайтесь на месте и ожидайте указаний. Повторяю: ожидайте указаний!

Боб напряженно задвигал хрящеватыми ушами:

- Ну что?

Голоса Мелинды он, понятно, не слышал, а я сразу понял – настало время делать ноги.

- К господину Людвигу Унтеру.

- О-о-о! – сочувственно протянул он, закатывая глаза. – Тот еще садист. На три месяца оставит без дополнительного пайка, не меньше.

- Ничего, переживу. Лифт откроешь своим кодом? Я магнитную карточку дома оставил.

- Конечно, о чем речь! – Боб набрал код на консоли, и лифтовая дверь распахнулась прямо у меня за спиной. Он и представить себе не мог, что сотрудник ИИФ опустится до столь наглого вранья, как я. Его полные сочувствия глаза провожали меня до самого лифта, а я, поднимаясь вверх, в апартаменты самого господина Унтера, начальника Службы внутренней безопасности и «сазана» по совместительству, понимал, что завтра к господину Унтеру будет подниматься сам Боб. Бедняга, не без моей помощи.

Выйдя на 33 этаже, я предпочел не направляться в кабинет № 25, а спустился до восемнадцатого этажа, к своей лаборатории, по аварийной лестнице. На ней мне не встретилось никого, за исключением роботов-уборщиков. Каждый мой шаг отслеживался камерами наблюдения, но вот, в чем штука: за камерами тоже должен был кто-то наблюдать, а буквально полгода назад должности штатных филеров сократили наполовину. Так что я был уверен, что меня не засекут. Дверь в лабораторию подалась с трудом, но мне везло: коридор, ведущий к моему кабинету, был пуст.

***

Формула лежала на самом видном месте, подсунутая под горшок с фиолетовым сириусским псевдо-цветком. Тот тянул к столешнице резиновые извивающиеся конечности, но, поскольку был лишен питательной среды, дотянуться не смог бы никогда. Исправить это было делом одной минуты. Сунув бумагу, изготовленную из каменной крошки, в карман, я открыл большой чан, высыпал туда соль из солонки, добавил позавчерашних огрызков со стола, старую заварку и немного целлюлозы – инструкции для работников ИИФ. Залил смесь водой и опустил туда псевдо-цветок. Теперь, пока монстр не высадил своими мощными членами двери лаборатории, надо было бежать. Прикрывая за собой стеклянную панель, я уже слышал, как трещит пластиковая бочка, затем раздался звон битого стекла и вой пожарной сирены. По параллельной лестнице протопал отряд роботов-эвакуаторов. А я благополучно спустился по лестнице, принял удрученный вид, кивнул Бобу и медленно вышел на улицу.

У входа столпились машины арбитража и несколько моноциклов с эмблемами Службы Занятости. Понурив голову, я незаметно переместился в ближайший переулок. И только там рискнул проверить бумагу. Да, это была моя последняя открытая формула. Формула всеобщего счастья.

- Парень, ты заблудился? – уже не стройная, и, пожалуй, немолодая женщина в красном латексном комбинезоне подмигивала мне, выказывая явную заинтересованность. Мода на такие секс-комбинезоны для представительниц первой древнейшей прошли уже лет шестьдесят как тому назад, а потому выглядело все это по-киношному ненатурально. К тому же жрица любви носила окуляры файвизора, а значит – уже просканировала и мое лицо, и, возможно, даже надпись на листке. Но я принципиально не применяю насилие против женщин.

- Заблудился, детка. Проводишь до безопасного места?

- Конечно! – Вступать в пререкания я не стал, надеясь оторваться метров через двадцать, шмыгнув в любую сторону. Она сделала шаг вперед, повернувшись беззащитной спиной и призывно покачивая бедрами. Вдруг каблук ее шпильки подломился, и я инстинктивно бросился на помощь. Зря: в этот момент из-за угла выскочила какая-то темная фигура и гвозданула меня по голове чем-то крепким и тяжелым. Я потерял сознание.

Очнувшись на кушетке, привязанный за щиколотки и запястья, абсолютно обнаженный, я понял, что, кажется, «сазаны» - это не самый плохой вариант. Давешняя красотка расхаживала по помещению в тех же очках и в деловом костюме, и, надо сказать, он шел ей гораздо больше.

- Пить… - просипел я, нисколько не притворяясь.

Из ложа выдвинулась гибкая трубочка, ткнулась мне в губы, и я был вынужден проглотить миллилитров двести слабого соляного раствора: вкус отвратительный, зато от обезвоживания спасает. Дамочка постукивала по зубам ручкой и задумчиво вчитывалась в листок с формулой.

- Что это? – спросила она, поворачиваясь ко мне и не реагируя на то, что прямо перед ней лежит обнаженный мужчина в неплохой физической форме.

- Детская сказка, - усмехнулся я, за что тут же получил чувствительный, но еще не болезненный удар током.

- В следующий раз будет больнее, - предупредила она. – Так что это?

- Формула счастья, - сказал я, и в этот раз меня шандарахнуло по-взрослому.

- Но я не вру! – от отчаяния у меня даже слезы на глазах выступили, к тому же в районе ягодиц припекало немилосердно.

- И каким же образом эти несколько строчек помогут нам достичь полного, всеобщего и бесплатного счастья? – спросила дамочка, нервно грызя ручку и постукивая каблуком по полу.

- Отстань от него, Женева, - прогудел чей-то бас, и в поле зрения вплыл огромный, как космический лайнер, мужской живот. Остального видно не было, а жаль – хотелось посмотреть в глаза местного босса, на чьей совести было мое похищение.

- Отстань, - повторил он, сдвигая дамочку в сторону могучей дланью. – Мальчик выбился из сил и хочет кушать.

Я почувствовал, как крепления отщелкиваются и, постанывая, сел на кушетку. Обладатель живота и баса оказался воистину огромным, бородатым человеком. Я знал его – это был Шмуил Михей, виднейший эксперт в области биохимии. Профессор, или уже даже академик. Свой институт, имения вне силового купола, государственные гарантии. И только тут я обратил внимание, что профессор Михей стоит передо мной в драном засаленном пиджаке, рваных панталонах и домашних тапочках, из которых в разных комбинациях высовываются нечистые пальцы.

- Я в бегах, юноша, как и вы, - он потрепал меня по плечу и щелкнул кому-то, чтобы принесли еду. Ровус последней модели вплыл в комнату на антиграве и притащил за собой целый поднос с роскошной мясной нарезкой, горячим клау, настоящим – свежим, а не консервированным, прошу заметить! – зеленым горошком и, конечно же, карминным вином. Которое на поверку оказалось не тошнотворной клейковиной, а самым настоящим сброженным соком ягод те-тфе.

- И в бегах, поскольку, кажется, набрел на ту же истину, что и вы. Только, в отличие от вас, - хохотнул он, - так и не смог найти приличной одежды. Как сбежал из пещер, так и брожу в невероятных этих отрепьях! – он подергал полу пиджака с некоторой ненавистью.

Сидя с подносом на коленях, слава Нерулу, прикрывающим причинное место, я задал очевидный вопрос:

- А что за истину Вы открыли, профессор?

- Формулу счастья, господин Лебедев. Формулу счастья.

Таких отщепенцев нас набралось человек двадцать, и каждый был светилом в своей области. К каждому в свое время приставили надзирателя-«сазана», вот как ко мне – Корнелию, чтобы те доносили о ходе научных разработок в Центр Службы Занятости. А когда каждый из нас слишком близко подходил к цели – его хватали и упрятывали в неизвестные мне доселе казематы: Пещеры Вацетиса. Там мы какое-то время работали, а потом исчезали бесследно и навсегда. Профессор Михей убедительно доказал, что с момента появления силового купола пропало порядка пятисот человек, и около десяти тысяч – до этого периода. Я был ошеломлен и напуган: что за планетарное правительство у нас, что формула счастья – без разницы, в какой сфере – снова и снова откладывалась, пряталась, скрывалась от людей? С какой целью?

На шестой день бездумного обжирания и экзистенциальных споров, когда я уже почти свыкся с ощущением чужого полотняного костюма на коже, идиллия закончилась: в дверь влетела газовая граната, и все ученые, как один, повалились снопами на пол, обвисли в креслах и на барной стойке. Задержав дыхание, я следил, как «сазаны», сноровисто ухватывая спящих за плечи и лодыжки, транспортируют два десятка гениев как мешки с песком. Воздух в легких закончился, и я глотнул отравы полной грудью. Дальше – ничего не помню.

***

Корнелия похлопала меня по щекам и, судя по раздраженному виду, делала она это далеко не в первый раз:

- Вставай, соня!

Я отпрянул от нее и обнаружил – вот же ж дежавю! – что лежу абсолютно обнаженный на каком-то диванчике апельсинового цвета. На сей раз – не привязанный. Но в углу склабились на меня два крупнотелых молодца в серой униформе, которых мне тут же захотелось прибить.

- Корнелия, как ты могла! – беспомощно, знаю, а что я еще мог сказать в данной ситуации? Рука тем временем заползла между диванных подушек, нащупывая хоть что-то. И нащупала: судя по ощущениям, тонкая женская шпилька с металлическими шариками на концах волнистых ножек. Не оружие, но сойдет.

- Это моя работа, милый. К тому же, если бы ты не вырвался, то тебе бы не причинили никакого вреда. Надо было просто поверить.

- Кому? «Сазанам»?

Корнелия даже обиделась:

- Знаешь, это ведь мы боремся с коррупцией, и, в отличие от арбитража, ее побеждаем. Выковыриваем зло из нор и сжигаем.

- А заодно и меня?

- Да нет же! – она тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам – густые, темные, глянцевитые волосы. Саргассово море мужского разума.

- Не будь идиотом – твоя разработка грозила погубить Неклару. Но объяснять надо было долго. Потому мы и хотели отвезти тебя в наш учебный центр.

- Никогда стагнация не была во благо человечеству!

- Правда? – зло прищурилась она. – Это революции, реформы и войны не были во благо человечеству, по большому счету. Но даже они медленно, но верно способствовали прогрессу. Спокойное развитие не дает скачков, но когда количество переходит в качество, то результат – очевиден.

- Так вот моя формула и есть количество, перешедшее в качество.

- Ошибаешься, Лебедев. Формулы, которыми вы все тут гордитесь, внедрены в ваше сознание откуда-то извне. Вот уже три сотни лет это одни и те же символы, одни и те же слова. Кто-то находит тех, кто может осознать и записать новое знание и вы, как послушные бараны, записываете и радостно спешите обнародовать.

- Эй, поосторожнее с «баранами»!

- Ты никогда не задумывался, физик, почему Неклара накрыта силовым куполом? Двадцать пять лет назад Служба Занятости не уследила за одним таким вот, как ты. В итоге соседняя с нами планета превратилась в пылающий радиоактивный метеоритный поток. Который выжег бы всю Неклару, если бы ему позволили.

- Корнелия, это бред! Любой физик тебе скажет, что…

- Я сама выходила в космос на орбиту Неклары. Два транспорта с курсантами Службы Занятости поднялись над силовым куполом. Вернулся только один.

Крыть было нечем.

- И что?

- Да ничего. – Корнелия встала с дивана, кинула мне коричневую робу, лежавшую в ногах и скомандовала:

- Одевайся.

Я оделся, предусмотрительно припрятав шпильку в рукаве. Корнелия отдала меня под присмотр двух звероподобных извращенцев, и мы втроем не спеша вышли во двор: неверная возлюбленная осталась в офисе, и вряд ли для того, чтобы предаваться раскаянию. Квадратный двор казармы был пуст. Только два железных стула стояли друг напротив друга. Один явно предназначался для меня, потому что на втором сидел небольшой сухощавый человек с прилизанными черными волосами и в очках.

- Андрей Лебеде-ев… - задумчиво протянул он, как будто мы с ним намедни очень задушевно поговорили, и он все еще отходит от приятного послевкусия.

- Садитесь, Андрей. Я – Мирич.

Меня прошиб холодный пот, потому как после Мирича на Некларе был только один, более значимый человек – Нерул Тризонис, глава первой колонии Основателей. У Мирича даже имени не было: Мирич, и все. Я сел. Ноги мои подгибались, в желудке было пусто, а лекарств, которыми меня накачали за последние несколько дней, с лихвой хватило бы небольшому полевому госпиталю.

- Андрей, - Мирич разглядывал меня в упор своими острыми, внимательными глазами. – Вы здесь не случайно.

И ведь не спрашивал он, не спрашивал, а утверждал. Не случайно меня вела к этому песчаному двору цепь событий; не случайно в доме раздался хлопок, и я почему-то сразу подумал о Корнелии; не случайно взорвалась проклятая банка с зеленым горошком, и уж, конечно, не случайно мне пришла в голову записать формулу счастья на листе каменной бумаги и засунуть ее под горшок с мерзким фиолетовым мутантом. Это все он, Мирич, вел меня и направлял… Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Мирич улыбался.

- Зачем?

- Чтобы понять, – он показал рукой, и я увидел, как на горизонте появилось острое облако, вытянувшееся в зенит. Космический корабль. Он летел все ввысь и ввысь, и я ждал, когда же вниз посыплются пылающие обломки того, что только что было ракетой – силовое поле распыляло все летательные аппараты на высоте, большей пятидесяти километров. Из имеющихся ста двадцати – довольно серьезное ограничение. Вот сейчас. Вот, прямо сейчас… Но в небе царила тишина и благодать, и я понял.

- Нет никакого силового поля?

- Нет.

- И давно?

- Никогда не было.

- А как же история про вторую планету системы, метеоритный дождь и гибель второго корабля с курсантами?

- Гипноз, - Мирич улыбался, и все ждал, похоже, пока я перестану заниматься ерундой и задам свой Главный Вопрос. И я его задал:

- Для чего?

Он пожевал губами:

- Молодец. Правильно сформулировал. Для чего? Не совсем точно, я бы выразился: «Во имя чего?», но у меня уже профессиональная деформация. Во имя стабильности.

- А нас, нас, ученых, Вы зачем уничтожали?

- Никто никого не уничтожал. Стирали память, и выпускали новыми личностями. Вы, Андрей, исключительный индивидуум – это у Вас уже третья жизнь.

- А первая какая была?

- А первая у Вас закончилась в 14 лет, когда Вы изобрели вечный двигатель.

- И кем я был?

Мирич помолчал, вздохнул и повернулся ко мне спиной. Сказал глухо:

- Моим сыном…

- Тогда для чего? Во имя чего? Кому нужна эта стабильность, эта тьма беспросветная?

И вот тут он по-настоящему разозлился:

- Дурак! Нам пришлось переписать историю, чтобы такие вот «светлые умы» не повторили историю трехсотлетней давности! Нет уже давно никакой Неклары, проклятой планеты, на которой человечество пошло по почти взрывной эволюции. Мы стали мудрее своих принципов, мы презрели свои ценности, мы ни в грош не ставили чудо жизни! – он уже практически орал.

- Мы, такие сверхразумные, что почитали себя богами, забыли, что наши мозги – это мозги детей, обученных всему на свете, но до сих пор клянчащих мороженое у мамы и устраивающих кровопролитные войны из-за ведра с песком! И наши тела, дряблые, скукоженные человеческие тушки, оказались не приспособлены к дару Неклары…

- И что?

- Мы, дорогой мой Андрей, живем на орбитальной станции. Да, удалось воссоздать многое, но это все-таки не планета. И никогда ею не будет. И мы никогда не вернемся на Неклару – некуда уже возвращаться: кое в чем Корнелия не солгала.

- И много нас… осталось? – севшим голосом переспросил я.

- Четыре тысячи. И с каждым годом – все меньше. И единственное, что мы можем сделать, чтобы протянуть подольше – изолировать таких, как Вы, - Мирич повернулся, сгорбился и зашагал к стене. Под его ногами дыбился песок, а подковки сапог цокали по металлу: пол здесь был едва-едва, просто для видимости присыпан этим самым песком. Не солгал всесильный правитель крохотного Ничего. Ох, не солгал.

- И что теперь?

- Да ничего. Будем по-прежнему сохранять хрупкий огонек стабильности, которую Вы так пафосно окрестили «тьмой». Ваши лампадки, Андрей, только и дают понять, что вокруг тьма, а остальные, поверьте, от такого благодеяния не обрадуются.

И я вдруг представил, как жалкие сорок сотен людей, давясь и толкаясь, грабят склады продовольствия, убивают друг друга, оскотиниваясь; переполняют космос негодными, мертвыми спасательными шлюпами и собственными телами.

- Мирич… - позвал я.

- Что? – диктатор Ничего даже не обернулся.

- Вы правы. Лампадки надо гасить. Во имя Тьмы.

Он протянул мне лист серой бумаги, торопливо исписанной моим острым почерком:

- Вот. Формула счастья. Можно внести ее в народ. Отличный запал для гранаты получится – рванет так, что на миллионы парсеков грохот пойдет. Не тяните, Андрей, опубликуйте это немедленно. И, если что, у меня целая пачка таких есть.

- Мирич, послушайте, я же согласился…

Он, будто став меньше ростом, начал судорожно рвать пуговицы серой шинели. Лицо Мирича посерело, пошло резкими морщинами, и я некстати вспомнил, что зовут его Янко. Фигура вождя осела на песок, и я опасливо подошел к ней. Забытая дамская шпилька, так и не сослужив своей последней службы, упала на металлическую плешку, вывалившись из рукава моей коричневой робы: зазвенела, забилась в конвульсиях – маленькая, бесполезная штучка. Из ворот не бежали охранники, не выли сирены: просто на песке сиротливо и одиноко лежало тело немолодого, маленького, измученного человека. А из-за отворота шинели высовывался лист бумаги. Обыкновенной, не каменной. Я вытащил его твердой рукой: четким почерком Мирича, так похожим на мой, на бумаге был начертан приказ о назначении Андрея Лебедева, гражданина, Главой Службы Занятости планеты Неклара. Внизу – приписка карандашом: «Тьма становится тьмой, только когда загорается свет».

***

Над этим совпадением – или предвидением, если хотите - я уже который десяток лет ломаю голову. Я, бывший талантливый физик, Глава Службы Занятости планеты Неклара, Андрей Лебедев. Темный властелин всего двух тысяч шестисот шестидесяти трех душ. Включая и мою.

Date: 2015-07-27; view: 536; Нарушение авторских прав