Глава 8. У маленькой белой собачки леди Милдрэд был усаженный крохотными серебряными бубенчиками ошейник

У маленькой белой собачки леди Милдрэд был усаженный крохотными серебряными бубенчиками ошейник. И они мелодично звенели, когда собачка с лаем носилась за свалянным из шерсти мячиком, каким перебрасывались собравшиеся в соларе Гронвуд‑Кастла.

– Мне кидай, мама, мне! – весело кричала Милдрэд, видя, как леди Гита, смеясь, дразнит разошедшуюся собачку, вертя у ее носа мячик. А когда та в пылу заскочила на обтянутые синим шелком колени баронессы, леди едва успела перебросить мяч стоявшему у дверей Пенде.

Солидный сенешаль, похоже, решил, что его госпожа откликнется на просьбу дочери, потому оказался неловок и мяч выскользнул из его рук, покатился по выложенному мозаикой полу под станок с вышиванием. Собачка тут же кинулась за ним, но перехватить у нее игрушку поспешили Артур, Торкель и Рис. Они затеяли настоящую возню под рамой станка с натянутой на ней тканью будущего гобелена, едва не опрокинув ее под шум и смех всех присутствующих.

– Дети, чисто дети! – сотрясалась от хохота Клер. И обратилась к Пенде: – Ну а ты, супруг мой? Кто мог знать, что ты, бывший крестоносец, окажешься столь неловок?

Артуру все же удалось забрать у болонки мячик, и он перекинул его Милдрэд. Смотрел, как девушка поймала его, а потом все же взяла на колени свою маленькую любимицу, отдала ей мяч и стала гладить по длинной шерстке, пока та ворчала, удерживая во рту уже изрядно обтрепанную игрушку, и с задором поглядывала на собравшихся. Милдрэд, как обычно, была вся в черном, но такая веселая, что на нее хотелось любоваться и любоваться. Вот и Артур глядел на нее сияющими любовью, нежностью и страстью глазами. Не так много времени прошло после их тайного свидания в фенах, и юноше порой трудно было скрывать свои чувства.

Гай заметил, как пылко смотрит сын на невесту, и поспешил отвлечь его, отозвал в сторону и стал говорить, что доволен, что Артур настоял, чтобы Рис остался в Гронвуде, а не ушел с остальными на эти полуязыческие гуляния в День Лугнаса. Гаю рассказывали, что там, у Белой Возвышенности, сегодня будет самое разудалое веселье: потасовки и состязания, старинные ритуалы и гадания, а еще много возлияний, пьянства и любовных игр, во время которых невесть что мог натворить столь непредсказуемый человек, как Недоразумение Господне. И так о нем всякое поговаривают, а некоторые оруженосцы барона даже игриво затрагивают Риса.

– Я подумал о том же, сэр, – посерьезнев, отозвался Артур и оглянулся на приятеля, который сейчас вместе с Торкелем пытался повесить на место сорванный с кросен гобелен. – А вот чтобы на праздник отправился наш Метью, настояла сама леди Гита. Она считает его рассудительным монахом, который к тому же достаточно силен, чтобы приглядывать там за расшалившейся молодежью. Хотя, клянусь стопами самого Господа, если там окажется кто‑то из сынков тана Бранда, то они наверняка сумеют напоить нашего чревоугодника так, что он продрыхнет где‑нибудь под кустом, не мешая молодым веселиться и вытворять все, что они задумали.

Последние слова он сказал достаточно громко, и Эдгар, услышав их, тоже вступил в разговор. Он напомнил, что у сельских жителей свои традиции и во время таких гуляний они ведут себя достаточно разнузданно и беспутно, что и отличает их от людей благородного сословия, коим надлежит всегда помнить о чести и своем высоком положении и тем самым давать смердам пример для подражания.

– Тебе бы следовало тоже отправиться туда, Артур, – заметил барон. – Ты стал бы там моим представителем и мог бы присмотреть за оруженосцами и рыцарями из Гронвуда.

Однако Артур решительно ответил, что ему куда спокойнее оставаться тут, особенно если учесть, что в Гронвуде осталось так мало людей для охраны.

Действительно, ныне в Гронвуде было необычайно тихо. Можно было даже услышать журчание фонтана перед входом в донжон, хотя обычно этот звук терялся среди гомона обитателей большого жилища. Но сегодня люди еще после обеда отправились к Белой Возвышенности, из зала не доносились привычные голоса, даже перекличка оставленных на стенах стражей раздавалась куда реже: пока какой‑либо из них обойдет свой отрезок куртины и подаст голос следующему, можно было и песню спеть.

Что Артур и сделал. Сел с лютней у ног Милдрэд и стал перебирать струны.

Никто не ведает, лишь я,

Что взгляд твой сердцу говорит.

И полнится оно теплом,

Все знает, помнит и стучит.

Нам никаких не нужно слов,

Поймем друг друга в тишине.

И мой ответ тебе готов:

Ты знаешь, как желанна мне.

Артур пел для своей невесты, но его слушали все. Умиротворенно, спокойно, задумчиво. Тишина в Гронвуд‑Кастле только способствовала тому, что песня звучала особенно проникновенно и мелодично. Оплывал воск на свечах, чуть колебались тени. Хозяевам замка было приятно провести некоторое время в тишине, особенно после недавних суматошных дней ярмарки и бесконечных пиров. И они не ждали никаких неприятностей, учитывая, насколько посетившие Гронвуд знатные гости остались довольны приемом, да и вряд ли в округе нашелся бы нынче хоть кто‑то, кого можно было назвать недоброжелателем гронвудского барона. И это славно. Эдгару нравилось, когда в его землях царил мир, он гордился прозвищем Миротворец.

Артур допел, но продолжал перебирать струны; музыка постепенно умолкла, однако молодые люди смотрели друг на друга как зачарованные, словно ведали о чем‑то таком, что оставалось их тайной, но до чего не должно быть дела никому из присутствующих. Барон Эдгар это заметил. Он подошел к супруге, которая стояла у открытого окна и смотрела вдаль, легкий ветерок колебал складки ее легкой шали. Уже сгустились сумерки, окрестности заволокло вечерним туманом, лишь у самого горизонта еще розовела полоска заката.

– Как тихо, – произнесла леди Гита, откидывая голову на надежное крепкое плечо мужа. – Я рада, что у нас будет тихий вечер.

– Думаю, что спокойствие до венчания Милдрэд нас не ждет, – отозвался он. – Порой наша девочка смотрит на этого парня так, что я опасаюсь, как бы в один прекрасный день не узнал, что она любит его больше своей чести.

Гита оглянулась на дочь. Девушка все еще держала на коленях высунувшую розовый язычок собачку и что‑то негромко говорила Артуру. Однако при этом и впрямь смотрела на него отнюдь не взглядом невинной девы. В ее глазах пылал огонь, в улыбке было нечто откровенно страстное. Гита даже смутилась, словно подглядела некую тайну. Тем не менее она постаралась успокоить супруга: к чему это волнение? То, что эти двое – отличная пара, видно всякому. А во время их отсутствия и Гай, и наставница Клер, и даже преподобная Отилия, у которой одно время гостили обрученные, уверяли, что молодые люди вели себя вполне благопристойно.

И все же, чтобы успокоить супруга, она велела наставнице Клер проводить Милдрэд в ее покои и приготовить ее ко сну, раз уж юная леди отпустила на гуляние всех своих горничных.

После ухода девушки молодые люди тоже удалились: было слышно, как они шутят и смеются, спускаясь по лестнице. Отправился отдыхать и Гай. Пенда сказал, что пойдет проверить, как несут дозор охранники у ворот – внутренних и внешних. Пусть его лорд и считал, что нынче им ничего не угрожает, но Пенда лично хотел удостовериться, что ворота хорошо охраняются, решетки опущены, а мосты надо рвами подняты.

Эдгар и Гита остались в соларе, сидели друг против друга в удобных креслах с высокими спинками, подле них в напольных подсвечниках горели длинные белые свечи, освещая солар ровным золотистым светом. Эдгару и Гите всегда было хорошо вместе, они ощущали умиротворение друг подле друга, да и поговорить им было о чем. Особенно теперь, когда весть о скорой свадьбе их дочери уже разошлась. Супруги намеревались устроить пышное и великолепное празднество, которое, однако, потребует немалых затрат. Но Эдгар не хотел скаредничать, когда речь шла о венчании его любимой дочери, да и с ярмарки они получили неплохую прибыль. Часть вырученных денег он уже переправил в комтурию тамплиеров, где их пустят в дело под неплохие проценты, однако немало оставил в своей казне, собираясь употребить их на свадебные торжества. Леди Гита с удовольствием слушала, что ее муж уже условился о том, что венчание будет проходить в большом соборе города Или, причем обряд совершит сам епископ Илийский. Им же следовало обсудить, кого из знатных гостей пригласить на свадьбу; наверное, стоит отправить приглашение королевской чете, а там, во время торжеств и празднеств, у Эдгара наверняка будет возможность попросить короля за их друга и родича Гая де Шампера.

Гиту воодушевляли подобные планы. Эдгар видел, как она оживилась, рассуждая о том, какие увеселения должны быть на свадебном пиру, как было бы неплохо, чтобы потом молодые обосновались в усадьбе Незерби – и недалеко от Гронвуда, и возможность быть вполне самостоятельными, и…

Ее оживленная речь была прервана неожиданно раздавшимся у ворот замка звуком рога.

– Похоже, стражники подают сигнал о прибытии в Гронвуд какого‑то гостя? – удивился барон.

Гита не почувствовала беспокойства, и Эдгар, стараясь не тревожить ее, вышел из солара, чтобы вызнать у Пенды, кто мог явиться к ним в столь неурочный час. Но в глубине души барон напрягся: бесспорно, Гронвуд‑Кастл – неприступная крепость, однако сейчас тут так мало людей… И кто бы ни был прибывший, разумнее отказать ему в приеме.

Однако того, что в Гронвуд прибыл такой гость, Эдгар не ожидал. Он уже стоял у выхода в донжон, когда к нему примчался запыхавшийся Пенда и сообщил, что в замок приехал сам принц Юстас во главе большого отряда.

Эдгар был удивлен, но успокоился. Он был другом королевской семьи, да и принять у себя наследного принца – великая честь для Гронвуда. Поэтому он повелел Пенде поспешить к барбакану, опустить мосты и отворять ворота.

Верный сенешаль замешкался лишь на миг.

– Милорд, напомню, что с его высочеством прибыло немало вооруженных воинов. А замок сейчас по сути пуст.

Но Эдгар не заметил тревоги в его голосе, истолковав уточнение по‑своему:

– Что ж, возможно, из‑за этого у нас прибавится хлопот. А ты, после того как впустишь его высочество, поспеши распорядиться, чтобы в кухне разожгли печи и приготовили Юстасу и его людям что‑то из снеди.

Он посмотрел, как Пенда, тяжело переваливаясь при своей внушительной комплекции, побежал к воротам, а сам вернулся в большой зал. На пороге он увидел столпившуюся горстку слуг, даже заметил среди них и этого неприятного Риса, вызывавшего в нем чувство легкой оторопи. Не будь рыжий валлиец оруженосцем Артура, он бы с удовольствием указал ему на дверь.

Сейчас именно Рис первым обратился к барону своим высоким, ломающимся голосом:

– Я правильно понял, милорд? В Гронвуд‑Кастл прибыл сын короля?

Эдгар ограничился кивком. И тут же забыл о Рисе, когда тот бегом кинулся куда‑то вглубь покоев. У барона же были иные заботы: он приказал кое‑кому из слуг поспешить к гостю, принять у него и его свиты лошадей, другим велел зажечь побольше факелов, распорядился, какой покой приготовить для принца. Хорошо, что Гита еще не спала, и, когда жена появилась на верхней площадке лестницы, он, сообщив новость, принялся обсуждать, кого из челядинцев поставить в услужение к королевскому сыну. Решили, что это будет Торкель, и молодой сакс, узнав о решении барона, так и расцвел гордой улыбкой.

Когда в зал вбежал Артур, на ходу вправляющий рубаху в штаны, Эдгар лишь мельком отметил, что того, похоже, вызвал Рис – этот странный тип бежал следом за юношей, и лица у обоих были взволнованными.

– Я узнал о прибытии принца Юстаса, – кинувшись к Эдгару, заговорил Артур. – Разумно ли впускать его, милорд? Да еще со столь сильным отрядом.

Эдгар был удивлен его озабоченностью, но не придал ей значения. Артур же напряженно смотрел в сторону открытого входа в донжон. Было слышно, как где‑то со стороны въезда в замок грохочут цепи – это опускали первый мост в Гронвуд.

– О, Всевышний! – Артур побледнел. Он бросился к барону, схватил его за руки. – Ради самого Неба, сэр!.. Вы впускаете к себе страшного врага! Святой кровью Христа умоляю, велите хотя бы поднять второй мост, прикажите запереться и пошлите всех имеющихся в вашем распоряжении людей на стены.

– Что за вздор! – Эдгар высвободился из хватки рыцаря. Он был возмущен и разгневан. – Вы еще не хозяин в Гронвуде, молодой человек. И мне виднее, кого тут принимать.

Артур перевел взгляд на стоявшую рядом баронессу. Леди Гита тоже выглядела недовольной, но поскольку она всегда благоволила к нему, он обратился к ней, стал убеждать, что им не следует доверять принцу Юстасу, что для него нет ни человеческих, ни божеских законов, и если он приехал среди ночи в Гронвуд, да еще когда замок пуст, да еще в сопровождении столь значительного эскорта…

– А вы бы хотели, чтобы королевский сын прибыл к нам в одиночестве? – Гита возмущенно отвернулась от него.

Артур был в отчаянии. Извне уже слышались звуки множества стучавших по мосту подков, во внешнем дворе раздавались громкие голоса. Юстас приближался, и хозяева замка сами впустили его! Они не понимали странного поведения Артура, не воспринимали его слова всерьез и вели себя так… как и должны были бы вести. Как верные вассалы Блуаского дома. Но они даже не подозревали, на какое коварство способен принц. И не знали, что он желает заполучить их дочь.

И юноша в отчаянии вскричал:

– Велите закрыть вторые ворота! Умоляю. Ибо Юстас приехал, чтобы забрать Милдрэд!

Супруги замерли, но никаких приказов не отдали. А он кидался то к Эдгару, то к леди Гите, пытался быстро и сумбурно объяснить, что Юстас и ранее добивался их дочери, он силой забрал ее из монастыря в Шрусбери, не скрывая, что возжелал ее, и тогда Артуру пришлось похитить девушку у принца. Но и потом Юстас преследовал гронвудскую леди, они скрывались… Да ради Милдрэд принц был даже готов взять анжуйскую крепость Девайзес, где она тогда укрылась.

– Не мелите вздор, юноша, – резко оборвал его Эдгар. – Милдрэд бы поведала нам о подобном. К тому же она недавно встречалась в Лондоне с его высочеством, он держался с ней вполне учтиво, как и она с ним.

И тут рядом возник Гай.

– Эдгар, Артур не врет. Вели немедленно поднять второй мост!

Эдгар оставался спокоен. И тогда Гай принялся торопливо объяснять, что Юстас и впрямь возжелал гронвудскую леди, что он похитил ее с острова Уайт, причем повелел убить как ее свиту, так и охранников‑тамплиеров. Девушку бы ничто не спасло, если бы Юстас в то время не был отвлечен известием о вторжении Генриха Плантагенета. И Милдрэд бы все рассказала, но ее принудили поклясться и молчать. Гай уверен, что к этому ее принудил Генри Винчестерский, к которому обратилась за помощью девушка. Епископ же сделал все, чтобы дело не получило огласку. Он помог юной леди, но с условием, что она все скроет. Однако и потом Юстас охотился за дочерью Эдгара. Если бы не Артур, они бы, наверное, так и не узнали, куда пропала их девочка. Поэтому прибытие принца может принести им немало горя… а девушке особенно.

Последние слова Гай почти выкрикнул, а затем встряхнул Эдгара в надежде, что тот так лучше поймет.

– Пусть Милдрэд сама подтвердит твои слова, – заявил Эдгар и вырвался из его рук. – Немедленно пошлите за ней.

– Нет! – закричал Артур. – Если Юстас увидит ее, она пропала. Спасите ее, милорд, ради Пречистой Девы! Спасите свое дитя от чудовища, какое возжелало ее.

Теперь испугалась и Гита, стала просить Эдгара послушать их. Барон еще колебался. Перед сыном своего короля не так‑то просто закрыть ворота. Да и ранее Юстас всегда был благосклонен к нему.

И тут в донжон, отдуваясь, вбежал Пенда.

– Эдгар, я видел с принцем Хорсу. И еще: принц оттеснил наших людей от башни барбакана и поставил там своих.

Эдгар вздрогнул. Глаза его расширились.

– Немедленно поднять мост! Решетка… Скорее опустите ее!

Он сам кинулся к воротам, но, не добежав, остановился посреди двора, стал отступать. Ибо понял: они опоздали. И хотя мост по его приказу стали поднимать, Юстас и его свита уже были прямо перед ним; в руках воинов горели факелы, и в их свете было видно, как люди принца карабкаются на тяжело поднимающийся конец моста, как они ринулись под решетку, которая уже опускалась, как им бросили какое‑то бревно, и они успели поставить его под решеткой, так что она уперлась в его ствол, дрогнула и застыла. А люди Юстаса уже бежали к вращавшим ворот моста охранникам Эдгара. В отблеске огней мелькнула сталь выхваченных клинков, раздались крики.

Будь у Эдгара в Гронвуде больше воинов, он бы послал их вперед и они смогли бы отбить прорвавшихся в замок людей Юстаса. Но таковых не было, стражников у ворот зарубили, на зависший конец моста взбирались все новые солдаты принца, и вскоре мост стал опускаться. Сейчас они поднимут и решетку. Со своего места Эдгар видел Юстаса, который успокаивал вздыбившегося коня. Тот тоже заметил Эдгара, что‑то крикнул ему, но среди шума трудно было разобрать его слова.

– Немедленно все ко мне! – закричал Эдгар оставшимся у ворот охранникам. – В башню, скорее!

Он взбежал по ступеням, впервые пожалев, что был излишне самонадеян, когда решил соорудить лестницу в донжон из камня. Это было представительно и красиво, однако теперь обитатели замка были лишены последней возможности отрезать путь врагам, как поступили бы, убрав деревянную лестницу, если бы таковая имелась. Оставалось только рассчитывать на массивные двери в донжон. Эдгар приказал своим людям спешно закрыть обитые крест‑накрест железом створки, всем вместе налечь на них, захлопнуть и вставить засовы в пазы.

Эдгар повернулся и посмотрел на собравшихся. Он видел их взволнованные лица. Седой, но еще крепкий Пенда, юркий валлиец Рис, растрепанный Артур, взволнованный Торкель, решительный и суровый Гай, еще несколько слуг. Он посчитал их на ходу: человек пятнадцать прислуги, среди которых три женщины и пятеро успевших заскочить со двора охранников. Увы, этого было слишком мало, чтобы противостоять людям Юстаса, если тем удастся разбить двери в донжон.

А еще Эдгар увидел стоявшую в стороне леди Гиту. Белая шаль сползла с ее головы, в свете факелов ее высоко зачесанные светлые волосы будто испускали сияние, а глаза были расширены от страха. Она закусила губу, сдерживая слезы, поэтому казалась относительно спокойной среди окруживших ее женщин, которые начали голосить.

Эдгар шагнул к жене.

– Поспеши к Милдрэд, родная. Мы тут… попробуем договориться… Но ты с девочкой должна укрыться.

Он говорил негромко, к тому же его речь заглушали раздававшиеся позади сильные удары в дверь и громкие вопли наседавших. Гита взглянула туда, но Эдгар сжал ее руку, заставляя выслушать его.

– Отведешь девочку в тайный ход в читальне. О нем мало кто знает, и вас там не обнаружат. Мы же попробуем продержаться. Возможно… Я все еще надеюсь, что это лишь недоразумение. Подстрекательство Хорсы, который ныне в чести у Юстаса. Я попробую переговорить с сыном короля. Если же дело и впрямь касается нашей дочери, то я постараюсь убедить его, что Милдрэд тут нет, что она со всеми на празднике у Белой Возвышенности. Ты же пока спрячешь наше дитя. Ты сделаешь это, моя Гита?

Он говорил с женой на удивление спокойным тоном, странно контрастирующим со стоявшим вокруг шумом и напряжением. И это подействовало на леди Гиту. Она все поняла, кивнула и направилась к выходу.

Только после этого Эдгар повернулся к своим людям и принялся отдавать распоряжения. Большинство из них были без доспехов, и он приказал снять со стен большие турнирные щиты. Торкелю велел принести мечи из тех, что хранились в замке. Затем увидел Риса, который уже откуда‑то притащил лук и стрелы. Удары в дверь усилились, и Эдгар понял, что напавшие пытаются вышибить ее тем бревном, каким ранее подперли решетку. Сколько выдержит дверь? Никогда прежде им не доводилось проверять ее на крепость перед тараном. Эдгар осознавал, что ситуация ужасная, однако он всегда умел находить с людьми общий язык, на что надеялся и сейчас.

– Гай, вооружи всех и держи тут оборону. Забаррикадируйте двери, подоприте их всем, что попадет по руку. А я поднимусь на галерею, что над входом, и попробую переговорить с Юстасом, узнать его намерения.

– Это очень опасно, – произнес Гай и подал другу большой щит, чтобы тот мог укрываться за ним во время переговоров. – И помни: Юстасу нельзя доверять.

Эдгар только кивнул и кликнул с собой Риса. Барон уже знал, что тот меткий стрелок, и пока они поднимались, предупредил, что, если он даст приказ, пусть Рис убьет сына короля. Без своего предводителя люди Юстаса не будут столь решительны. Думать об остальном сейчас не следовало. Но когда они вышли на галерею и Эдгар из‑за колонны увидел возле принца восседавшего на коне лысого худого мужчину, он добавил:

– Или ты убьешь Хорсу.

Почему‑то вспомнилось, как святая мать Отилия настаивала, чтобы Хорсу не допускали в Гронвуд, что с ним придет беда…

Тем временем леди Гита поднималась по винтовой лестнице в верхние покои. Свет от ее факела освещал шероховатую поверхность стен за каждым поворотом, но вот впереди появился ответный отсвет, и вскоре она увидела спускавшихся навстречу дочь и поспешавшую за ней мистрис Клер. Похоже, обе уже приготовились ко сну и теперь, набросив кое‑какую одежду, торопились узнать, что за шум поднялся в замке.

Леди Гита, остановившись, смотрела на свою девочку. Распущенные и уже расчесанные волосы Милдрэд ниспадали поверх опушенного мехом темного халата, глаза возбужденно блестели, темные брови были нахмурены. Она была очень красивой, и Гита вспомнила, как ранее гордилась красотой своего ребенка. Теперь же баронесса понимала, что яркая внешность дочери служила и приманкой. Несмотря ни на что, Гите хотелось верить, что все это лишь недоразумение, ибо то, что говорили о Юстасе, было слишком опасным… и чудовищным. Гита не верила, что Юстас решится пойти против союзника своего отца, который столько сделал для Блуаского дома. И все же, едва она произнесла имя принца, лицо Милдрэд исказилось от страха, она пошатнулась, припав к стене, едва не выронила факел, который успела перехватить Клер.

– Итак, это правда, – осевшим голосом произнесла баронесса, чувствуя, как сжалось сердце, словно его сдавили холодными клещами. – О, девочка моя, если бы ты сказала нам раньше… если бы не таилась… О, тогда бы отец не впустил Юстаса в Гронвуд.

– Он уже здесь? – шевельнув побелевшими губами, глухо спросила девушка.

– Мы успели закрыться в донжоне. И постараемся продержаться столько, сколько это будет возможно. Есть надежда, что шум в замке привлечет внимание и к нам придет подмога. Ведь захват Юстасом замка союзника противоречит всем рыцарским законам.

– Юстас не рыцарь, мама. И… И… Я ведь думала, что все уже позади. Что он оставил меня в покое!

Последние слова она произнесла почти истерично, ее всю трясло. Но Гите надлежало оставаться спокойной. И она велела им следовать за ней в читальню. По пути Клер спросила, где ее Пенда. Там же, где и остальные мужчины, – внизу, в зале. Они готовятся к обороне. Или к переговорам, добавила баронесса, прислушавшись к звукам и различив голос мужа, что‑то втолковывавшего людям принца. А еще Гита подумала, что если вместе с принцем явился Хорса, то ей, возможно, имеет смысл попробовать поговорить с ним. Гита знала, что все еще небезразлична Хорсе, что способна повлиять на него.

Она думала об этом, пока вела за собой дочь. Только в читальне Гита заметила, что с ними уже нет Клер. Не особо задумываясь на этот счет, баронесса подтолкнула Милдрэд к стене, передала ей факел и, откинув край гобелена, попыталась нащупать спрятанный в кладке рычаг. Нажала на него – и стена с глухим звуком начала поворачиваться. При отблеске факела женщины увидели темный проем, уходящие вниз ступени и свисающую сверху паутину.

Баронесса жестом указала дочери на открывшийся взору проход.

– Укроешься тут. И что бы ни произошло, не высовывайся. Если все обойдется, я приду за тобой. Если же…

Тут она умолкла, нервно проглотив подкативший к горлу ком.

– Если что, мама?

И баронесса резко закончила:

– Если случится дурное, если мы не справимся до того, как подоспеет помощь, то и тогда ты должна укрываться тут. Ибо Юстас прибыл за тобой.

Милдрэд тихонько заплакала.

– О, если бы я нарушила клятву! Если бы не побоялась поссорить отца с королевской семьей… Но я так опасалась, что это доставит ему неприятности…

– Вот и доставило. А теперь сиди тут и… Сама поймешь, что надо делать. В крайнем случае тихо спустишься вниз и постараешься незамеченной ускользнуть из замка.

Она почти втолкнула дочь в проем, дала ей факел.

– А вы, матушка? – цепляясь за нее, спросила рыдающая девушка. – А мой Артур? И где отец?

– Мужчины там, где им и надлежит быть. Я же попробую повлиять на Хорсу. Это с ним пришла беда в Гронвуд. Святая настоятельница Отилия была права.

Она нажала на рычаг, посмотрела в закрывающийся проем и дочь с факелом в руке. И молча перекрестила ее. Потом стена стала на место, баронесса набросила на нее гобелен и отошла к окну. Отсюда, сверху, она видела залитый огнями многочисленных факелов двор, могла рассмотреть собравшихся перед крыльцом всадников. Юстаса она не столько узнала, сколько различила по его черной накидке с капюшоном. А рядом с ним на коне гарцевал Хорса. О, как же Гита ненавидела его в этот миг! Ненавидела его мерцающую металлом длинную кольчугу, его костистое лицо под блестящим шлемом. А ведь еще недавно она его жалела, считая смирившимся и разочарованным во всех своих начинаниях.

А еще она заметила, как многие из прибывших с принцем воинов расхаживают по ее двору, выбивают двери в расположенных вдоль стен кладовых, как они направились в гронвудскую часовню. Они уже чувствовали себя тут хозяевами, хотя донжон был еще не в их власти, даже удары тарана как будто прекратились. Баронесса вслушалась в голос мужа. Он что‑то говорил о Юстасе, который вторгся в замок своего сторонника и творит тут бесчинства, что вряд ли расположит к сыну Стефана лордов, особенно в нынешнее время, когда многие из них еще не определились, стоит ли поддерживать Юстаса как наследника Стефана, и подумывают о молодом Плантагенете. В ответ принц что‑то кричал, говорил, что ему известно о том, что Эдгар сам переметнулся на сторону врагов короля, что он ведет переговоры с анжуйцами и принимает в Гронвуде посланцев от Матильды. Какая чушь!

Это же отвечал и Эдгар. Он сказал, что не запятнал своей чести, что если Юстас отзовет своих головорезов и оставит Гронвуд‑Кастл, то он сам выйдет к нему и они все обсудят. На иное он не согласен. Особенно теперь, когда большинство его людей отправились сопровождать леди Милдрэд на праздник Лугнаса и в замке совсем мало охраны. Гита заметила, как при этом сообщении Юстас будто отступил, но Хорса что‑то говорил ему, настаивал, а потом громко прокричал, чтобы воины продолжили таранить ворота, что они ворвутся в донжон и сами убедятся, где юная леди, а заодно и предатель Артур. Артур? Гита была удивлена, что они упомянули сына Гая. Но не успела обдумать эту мысль, увидев, что Хорса вдруг сильно махнул факелом и его конь, встав на дыбы, заржал, а затем рухнул на плиты двора, придавив собой всадника.

И тут же она заметила, что, пока велись переговоры, часть людей принца вскарабкалась на галерею, откуда барон разговаривал с Юстасом. В темноте этого никто не увидел, и теперь они появились на перилах, правда, тут же стали падать, сраженные меткими выстрелами. На галерею тоже полетели стрелы, послышались крики.

Гита в ужасе прижала ладони к щекам, глядя, как солдаты тащат к галерее лестницы, карабкаются, падают. Опять возобновились удары тарана и все пришло в движение.

Гита опустилась на колени и молитвенно сложила ладони:

– О, Пречистая Дева, заступись! Сохрани и помилуй мой дом, моих близких… мое дитя.

Затем она встала и решительно направилась к выходу.

Внизу Эдгар тащил с галереи раненого Риса. Парень едва не подстрелил Хорсу, но того прикрыла вздыбившаяся от взмаха факела лошадь. Потом Рису было не до Хорсы – он посылал стрелы, сбивая внезапно ворвавшихся на галерею людей принца. Правда, и валлийца задели, метнув копье, и теперь Рис слабо стонал, пока барон тащил его, прикрываясь большим турнирным щитом.

– Пенда, пошли стрелков на галерею! Там пытаются взобраться и…

– Я видел. Будем отбиваться, – спокойно ответил тот. И обратился к жене: – Шла бы ты отсюда, голубушка.

– Я останусь с тобой, – упрямо мотнула головой Клер. – Людей с вами мало, а я все‑таки на что‑то годна.

И с этими словами она приняла у барона раненого Риса и, почти взвалив парня на себя, потащила к столу на возвышении. Затем она уложила его и принялась осматривать торчавшее из бедра копье. Оно вонзилось возле паха, рана сильно кровоточила, однако, когда Клер хотела осмотреть саму рану и начала стаскивать с валлийца штаны, тот вдруг стал сопротивляться, отводил ее руки и умолял оставить его в покое. Но затем Клер решительно рванула копье, и Рис попросту потерял сознание. Вот тогда‑то Клер и раздела его. Может, и удивилась, но не очень – не до того было. Приложив к ране валик из свернутого в рулон покрывала, Клер занялась перевязкой, лишь порой оглядывалась на происходящее сзади.

В зале царила суматоха. Те, кто не был воином – несколько слуг и женщины, – продолжали удерживать баррикаду у дверей. Все, кто мог пустить в ход оружие, поспешили на галерею, куда все еще пытались взобраться захватчики. Среди хозяйственных построек они обнаружили длинные лестницы и теперь приставляли их к галерее, карабкались по ним. Но и защитники донжона не сплоховали – они успевали обстреливать тех, кто находился внизу, и отбивались от лезущих наверх людей принца. Сенешалю Пенде, этому былому крестоносцу, еще не растратившему свои силы, удалось упереться в перекладину лестницы длинной рогатиной и повалить ее со всеми стоявшими на ней солдатами. В воодушевлении Пенда закричал, размахивая рогатиной. И тут же тихо осел, когда стрела вонзилась ему в ключицу у горла. Но он был еще жив, и молодой Торкель бережно усадил его под перила галереи.

Взволнованный Эдгар склонился над старым слугой, увидел, откуда торчит стрела, и понял: это конец. Барон тихо застонал от горя. Пенда был с ним с самого детства, всю его жизнь, он уже давно не считал его слугой, скорее другом.

Пенда тоже неотрывно смотрел на своего лорда. И Эдгар, сдерживая невольный всхлип, стал говорить, чтобы тот держался, что сейчас он отправит Торкеля за подмогой Гронвуду. Если парень сумеет выбраться и поспешит в любой из окрестных маноров… или даже к самой Белой Возвышенности…

– Да я смогу, я справлюсь! – рванулся Торкель, но Пенда, напрягшись из последних сил, удержал его. Прошептал, по‑прежнему не сводя глаз с Эдгара:

– Не отправляй никого. У тебя тут каждый человек на счету, а в городке люди уже сообразили, что на замок напали. Там найдут, кого отправить.

Пенда уже захлебывался кровавой пеной, глаза его застилала пелена, и он не услышал, как Гай, находившийся рядом, произнес, что вряд кто‑то поспешит за подмогой, не до того им. И указал рукой на зарево за стенами замка.

– Похоже, там все подожгли. И люди сначала будут спасать свое добро, своих близких.

Артур, отправив вниз очередную стрелу, в отчаянии опустил лук. Что ж, его последний выстрел был удачен – сразил одного из вояк принца, отходивших с тараном для разбега. А как бы хотелось подстрелить самого Юстаса! Но принц, когда все началось, успел укрыться в гронвудской часовне и оттуда, из укрытия, отдавал приказания. А вот Хорса, казалось, и самого черта не боялся, он успевал повсюду, хотя и заметно прихрамывал. Он то и дело выкрикивал приказы: заменить очередного павшего и продолжать таранить, вновь установить лестницы и карабкаться наверх, стрелять в защитников замка. Артур с ненавистью посмотрел на него и в досаде отбросил лук. Увы, стрел уже не осталось, а оружейная, где хранились боевые припасы и оружие, сейчас находилась во власти захватчиков.

– Отступаем в донжон, – приказал Эдгар.

Они успели укрыться за дверью, поспешили подпереть ее принесенной снизу из зала лавкой. В этот миг сверху стали сыпаться осколки большого витражного окна, послышался звон разбиваемых стекол. В образовавшиеся проемы наступавшие бросали зажженные факелы, и в зале сразу запахло дымом. И хотя каменный пол не пострадал, тростниковые циновки на полу загорелись. Люди, кашляя от дыма, спешно пытались затоптать их. А в дверь донжона продолжал неумолимо бить таран. Огромные створки ходили ходуном, так что сотрясалась вся наваленная у двери баррикада.

К Эдгару подскочила Клер.

– Где мой Пенда?

Она была всклокочена, ее темные, с проседью волосы, выбившиеся из узла, прядями свисали вдоль лица, щека была расцарапана осколком стекла.

Эдгар не стал отвечать, приказал женщинам перенести раненых из зала в верхние покои. Сам же не сводил взгляда с двери в донжон, видя, как тяжелое бревно уже разбивает доски, как гнутся крестовины металлических скоб, как под напором содрогающихся створок рушится баррикада. Сколько у них еще времени? Что можно сделать? Да и в верхнюю, выводящую из галереи дверь уже ломились. Но там хотя бы нет тарана. Эдгар, надеясь, что у них еще есть некоторое время, отдал приказ воинам укрыться за тяжелыми щитами и с оружием в руках постараться задержать тех, кто попытается прорваться в пролом главной двери. Ах, если бы знать, что весть о событиях в Гронвуде уже пошла по округе! Тогда есть надежда, что прибудет подмога. А еще Эдгар отчаянно надеялся, что если они сдержат первый натиск, то он все же попробует возобновить переговоры и выяснить, что можно предложить Юстасу в обмен на жизнь своих людей. Но только не Милдрэд! Только не дочь!

Эдгар огляделся. Рядом с ним стояли человек десять. У всех напряженные решительные лица, никто из них не отступит. И рядом Гай. Они быстро переглянулись, и Гай подмигнул ему, вытирая сжимавшим рукоять меча запястьем кровоточащую скулу. Подле него стоял Артур. Лицо суровое, глаза горят. Он тоже почувствовал взгляд барона, повернулся и вдруг подмигнул столь же лихо, как и Гай. Ну и похожи эти двое! Оба решительные и бесстрашные. Эдгар даже улыбнулся парню. Ну, этот никому не позволит отнять у него невесту!

Артур успел улыбнуться в ответ. Крикнул сквозь шум и грохот:

– Сейчас у нас начнется веселье! Клянусь спасением души, мы еще им покажем, на кого напали!

Да, он славный парнишка. Как бы у них все могло хорошо сложиться с Милдрэд…

И тут Эдгар едва не обезумел, заметив рядом Гиту.

– Я же велел тебе укрыться с дочерью!

– Она в укрытии. А я…

– Ко всем чертям! Убирайся!

Она опешила от подобной грубости, но Эдгару было не до того. Он видел, что баррикада вот‑вот рухнет, толстый ствол уже пробил доски, снаружи слышался торжествующий вопль наседавших. И все же Эдгар в какой‑то миг оглянулся, чтобы удостовериться, что жена послушалась его наказа. Увидел, как она, подхватив длинные юбки, взбегает по лестнице.

И тут случилось то, о чем он в этой суматохе забыл. У ведущей на галерею верхней двери упала подпиравшая ее скамья, покатилась с грохотом по ступеням, задев и повалив Гиту. Женщина пыталась встать, но створки двери на галерею распахнулись, в зал ворвались воины, и Гита оказалась прямо перед ними. Ее тут же схватили, она стала биться в их руках.

Эдгар бросился к ней.

– Нет! – вырвался из его груди дикий рык.

Он не заметил, как в одно мгновение пересек зал и схлестнулся со сбегавшими по лестнице врагами. Первого зарубил почти с лёта, с силой опустил меч на голову второго. Он прорывался сквозь них, как секач сквозь свору борзых, разбрызгивая кровь, расталкивая тела. Ему необходимо было спасти свою жену!

В пылу схватки Эдгар не обратил внимания на то, что двери зала разлетелись после очередного удара и в образовавшийся пролом прямо по обрушившейся баррикаде стали пробираться люди принца. Но тут же наткнулись на ряд щитов и яростный отпор охранявших вход защитников во главе с Гаем, которым даже удалось оттеснить ворвавшихся. Они разили любого и вскоре завалили трупами образовавшуюся брешь, по сути остановив натиск. Однако сзади на них теперь напали разбойники, пробравшиеся через галерею, и защитникам пришлось отступить. Сражались они отчаянно.

И тут Гай увидел, что леди Гиту оттащили к одному из каминов и окружили. Эдгар устремился к ней, но на него насели сразу несколько человек, и, несмотря на то что он отважно сражался и почти пробился к ней, они были окружены. Если им не помочь…

Гай крикнул сыну:

– Артур, веди людей наверх! Вы сможете сдержать их в узком проходе. А я к Эдгару и…

Он не договорил, почувствовав сильный удар в бок. Отброшенный к стене, Гай машинально провел рукой по телу и наткнулся на торчавший из‑под ребер кованый наконечник болта. Ох, как некстати!..

И все же Гай заставил себя выпрямиться, рванулся к окруженному со всех сторон Эдгару, отбил чью‑то атаку, столкнулся с кем‑то щитами, подсек снизу. Он кричал и рычал от боли и ярости, он задыхался. Затем Гай увидел, как кто‑то из воинов Юстаса кинул в Эдгара тяжелое кресло, и тот, потеряв равновесие, оступился. В тот же миг его меч был выбит сильным ударом длинной саксонской секиры. Гай даже понял, что на Эдгара вышел сам Хорса.

Что было дальше, ему некогда было смотреть. Он отбивался, с ужасом ощущая, как слабеет и вот‑вот рухнет. Но не рухнул. Чье‑то крепкое плечо не дало ему упасть, его тащили, толкали, принуждая подниматься по лестнице из зала. Артур! Как же он дрался, как разил их, давая Гаю уйти! Когда уже на самом верху лестницы Гай опустился на колени, Артур кинулся на напиравших противников и, прикрывшись большим щитом, толкнул их так, что воины стали падать и валить идущих вслед за ними. Они скатились по ступенькам, дав им некоторую передышку, и Артур успел взбежать наверх, подхватил осевшего Гая, почти вынес в проем. Люди Эдгара, прикрывая их отход, пятились, продолжали отбивать удары, падали…

Ступеньки лестницы стали скользкими от крови, наседавшие переступали через тела защитников, но те, даже раненые, продолжали хватать их за ноги, вгрызались, валили. В тесном проходе образовалась свалка, и это дало Артуру возможность уложить Гая в какой‑то узкой нише в стене, а сам он кинулся на помощь своим. Гай стиснул зубы и старался не думать, что пробивший ему внутренности болт несет смерть. Он не мог пока умереть. Пока… Ибо знал, что Артур еще вернется. И тогда он скажет ему самое главное. Он запретил себе думать, что мальчишка не придет, не успеет прийти… Такой, как этот парень, и самого черта остановит! Он – его сын!

Артур и впрямь сражался так, что смог потеснить нападавших. Крикнул кому‑то из последних защитников, чтобы уходили, чтобы спасались… если такое возможно. Да и не очень удобно было сражаться скопом в узком проходе лестницы. Как и положено, лестница была устроена так, чтобы оборонявшимся было удобнее рубить того, кто пытался подняться. И Артур сумел воспользовался этим преимуществом. Он подобрал чей‑то меч, и теперь у него было два клинка: одним он работал как щитом, отводя выпады, другим, длинным мечом, доставшимся ему от госпитальера, разил ловко и уверенно. Артур сейчас не помнил, когда перенял у Гая эту манеру сражаться двумя руками, но бился он так, что наступавшие падали, катились вниз по ступенькам, мешая подниматься следующим. В какой‑то момент Артур вдруг отметил, что враги больше не спешат напасть, они отступили, и теперь ему приходилось шагать по телам, чтобы достать их.

И тогда он остановился, посмотрел на них сверху вниз. Окровавленные мечи угрожающе подрагивали в его руках. И еще он увидел страх в глазах своих врагов.

– Уходим! – крикнул один из них. – Замок уже наш, а этого черта пусть убьет кто‑нибудь другой.

Они попятились, исчезли за поворотом стояка, который обвивала лестница. Какое‑то время были слышны их торопливые шаги, сопение, бряцание металла. Потом стало тихо.

Артур устало прислонился к стене, прижался к ее шероховатой поверхности лицом. Где‑то сбоку горел факел, но света было так мало, что Артур только теперь отметил, что они, по сути, сражались в темноте. А еще подумал о том, что на нем только кольчуга госпитальера, а подкольчужницы нет, и хотя ее звенья выдержали удары, там, где его все же задели, они впечатались в тело и жгли, как огнем. Тем не менее он остался невредим, только очень устал. Артур вдруг вспомнил, что эту кольчугу успел притащить ему Рис до того, как все началось, и он надел ее почти машинально. Проклятие, а где же, во имя Неба, сам Недоразумение Господне? Артур смутно припомнил, что вроде бы раненого приятеля унесли наверх женщины.

Еще он подумал о Милдрэд. Как хорошо, что Эдгар поторопился ее услать… или спрятать. Значит, она в безопасности. А вот сам барон попал в руки людей Юстаса. Хочется верить, что безбожный принц все же не тронет давнего союзника своего отца. Хотя… Артур почувствовал, что боится продолжать думать об этом. Как и страшится думать о судьбе леди Гиты. Все, что он сейчас мог, это поспешить к Гаю. Тот ранен, и Артуру следует попытаться помочь ему.

Черного Волка он обнаружил там же, где и оставил, – в нише стены, в какой обычно хранят подставки для светильников. Артур присел подле Гая на корточки. Тут было темно и можно было не опасаться, что их обнаружат.

– Волк, ты слышишь меня? – шепнул он, нащупывая в темноте его руку. Но наткнулся на острие болта в теле друга и похолодел: после таких ран не выживают. Да и жив ли Гай?

– Волк, ответь мне во имя Господа!

– Ты пришел, мой мальчик, – слабо прошептал Гай, и Артур с ужасом уловил в его горле глухое клокотание. Потом Гай закашлялся, сплюнул кровь. Артур заговорил:

– Ты потерпи немного, старина, сейчас я что‑нибудь придумаю. Найду кого‑нибудь, тебя перевяжут и…

– Погоди, Артур. Мне надо успеть сказать тебе… Хорошо, что тут темно, иначе бы мне стыдно было смотреть тебе в глаза. Ибо я виноват перед тобой. Я не признавал тебя, а ведь ты мой сын. Слышишь, чертенок, я твой отец, я породил тебя, но так долго не знал об этом… Это все Риган, моя сестра. Она все выяснила и сообщила мне доказательства. А еще раньше… почувствовала своим сердцем. Она у тебя хорошая тетка, Артур. А я… – Глухой удушающий кашель не давал ему говорить. – Я стыжусь, что отрекался от тебя. Сможешь ли ты простить меня, сын?

Артур, казалось, онемел. Отец? Почему‑то он подумал, что так оно и должно было быть. Да, Гай отталкивал его. Но сколько же он для него сделал!

– Артур, ты прощаешь меня? Ты принимаешь такого отца, как я? Ты станешь Артуром де Шампер?

– Да, – только и смог выдавить из себя юноша.

– Слава Богу! – вздохнул рыцарь. – Я люблю тебя, сынок… Мой сын.

Он в темноте нашарил руку юноши и сжал ее. Опять зашелся кашлем, захрипел. Артур прижал Гая к себе, ощущая, какой тот тяжелый и холодный. И неподвижный. Только сильно вздрогнул в последний раз и затих.

Юноше стало так больно, что он не смог сдержать слез. Сидел, прижимая к себе тело своего друга… самого лучшего друга, своего отца. Которого он только что приобрел. И потерял. Безвозвратно.

Артур кусал губы, давясь рыданием, но слезы все текли и текли, а он покачивался, будто от непосильной ноши, и, казалось, баюкал своего отца. Он вспоминал его таким, каким знал всегда. Когда только приехал к нему в Уэльс и Гай угощал его валлийскими оладьями, расспрашивал, как там поживает его сестра аббатиса; вспомнил, как Гай впервые дал ему в руки оружие, наставлял, учил отводить удар, делать выпад; вспомнил, как заступился за него, когда Артур обесчестил дочь какого‑то валлийского землевладельца, а затем спрятал его у себя, взявшись замять это дело. Сколько же раз он помогал ему! Артур всегда находил у него приют и кров, однако и злился на Гая, когда тот насмешничал над ним, опровергая, что он его отец. А теперь Гай попросил прощения за то свое отчуждение. Но именно он сделал из Артура рыцаря.

– Отец, – прошептал Артур. И вдруг спросил у него, у мертвого: – Отец, а кто же моя мама?

Спросил и забыл о своем вопросе. Потому что сейчас для него это не имело значения. У него был только отец. Был… Однако Гай успел передать ему свое имя, и отныне он не был безродным подкидышем, он мог называться Артуром де Шампером, лордом Круэльским, владельцем д’Орнейля, хозяином Тавистока. Недаром Гай настаивал, чтобы Артур выучил все дающие ему имя маноры.

Артур не помнил, сколько просидел так, обнимая тело мертвого отца. И даже не пошевелился, когда мимо него кто‑то прошел в темноте. Это были люди Юстаса, которые, рыская в потемках, ворчали, что зря не захватили с собой огня. Ибо все еще была ночь. Самая страшная ночь в жизни Артура. И в этой ночи ему еще нужно было разыскать свою невесту.

Мысль о девушке заставила его собраться. Он осторожно разнял обнимавшие Гая руки.

– Прощай, отец. – И поцеловал его холодеющее чело.

Оставляя тело Гая, Артур надеялся, что вскоре вернется, ведь ему еще предстояло позаботиться о погребении отца, отдать последний сыновний долг. Так он думал, покидая свое темное убежище.

Снизу, из зала, долетали гомон и шум. Артур осторожно спускался, держа оружие наизготовку, однако никого не встретил. Он знал, что наверх ведут две лестницы и люди принца наверняка уже нашли второй проход, не столь загроможденный трупами. Что они уже там, можно было не сомневаться: с верхних этажей доносились крики, что‑то грохотало, где‑то истошно визжала женщина. Артур на миг замер, но потом все же продолжил спуск.

Когда в пролившемся из зала свете юноша увидел заваленные телами ступени и остановился, он услышал голос Юстаса, который почти кричал:

– Я не верю, что Милдрэд уехала из Гронвуда! Она носит траур, а в такое время никто не ездит на гулянья. Ты пытаешься меня обмануть, Эдгар.

– О, я не посмел бы солгать своему принцу.

Артур почувствовал облегчение, услышав голос барона. Даже уловил нечто похожее на иронию в его интонации.

Сбоку от места, где затаился Артур, был малозаметный проем; в конце его находилась дверь, выводившая на небольшую галерейку над залом, на которой обычно играли музыканты. Юноша осторожно протиснулся к ней, отворил узкую створку и прямо перед собой увидел разрисованный под звездное небо свод зала. Быстро пригнувшись, он выбрался на галерею и спрятался за перилами. Доски в них не были прибиты плотно, и он мог глядеть в щель.

В зале сейчас находилось не так уж много людей, они стояли небольшими группами, несколько человек все еще удерживали леди Гиту. Со своего места Артур видел, как в разбитую дверь в зал вошли какие‑то гогочущие воины, но на них прикрикнули, и они поспешили ретироваться. И сейчас тут в основном находились ближайшие приспешники принца. Затем Артур увидел и самого Юстаса. Запахнувшись в свой черный плащ и надвинув на лицо капюшон, он сидел на возвышении, где обычно восседал в кресле барон Эдгар. Сейчас же хозяин замка в изорванном и забрызганном кровью одеянии, удерживаемый двумя дюжими охранниками, стоял перед принцем в качестве допрашиваемого. И все же, несмотря на свой истерзанный вид и положение пленника, Эдгар держался с достоинством: гордо вскинутая голова, холодное надменное лицо, высокомерный взгляд. Он понимал, что все происходящее – подлость, и своей несгибаемостью выражал презрение к победителям.

Видимо, Юстас это понял. Но его не обескуражило поведение барона, и он неожиданно стал говорить такое, что Артур опешил. Ибо Юстас заговорил о нем самом, то есть о госпитальере Артуре ле Бретоне. Он сказал, что при дворе узнали, что ранее прослывший верным сторонником дома Блуа Эдгар Гронвудский изменил своему королю, вступив в сговор с посланцем императрицы Матильды Артуром ле Бретоном. А ведь известно, что этот госпитальер послан для того, чтобы заручиться поддержкой лордов, которых не устраивает правление Стефана. И вот Эдгар принял этого шпиона как дорогого гостя. Если же присовокупить к этому то, что в последнее время Эдгар наладил отношения с мятежным Гуго Бигодом, не остается сомнений, что они готовят в Норфолке форпост для высадки войск мятежников.

Артур похолодел. Мелькнула чудовищная мысль: неужели все беды Гронвуда из‑за него? Ведь он знал, с какой целью прибыл в Англию госпитальер, и все же поступил беспечно, сочтя возможным воспользоваться его именем. И ему сейчас нужно не таиться, а выйти к Юстасу, признаться, что он всего лишь самозванец, но никак не посланец Плантагенетов. Не важно, поверят ему или нет, но только так он сможет отвести подозрение в измене от Эдгара и его семейства.

Юноша уже стал подниматься, когда заметил сбежавшего по лестнице из внутренних покоев Хорсу, который на ходу выкрикнул, что они обыскали весь замок, но Милдрэд Гронвудской нигде нет.

И тут Эдгар расхохотался.

– Так что, милорд, кто вам более нужен – шпион Плантагенета или моя дочь?

И он стал резко бросать обвинения в лицо принца: тот поступил вопреки всем законам рыцарства, вероломно напав на людей, распахнувших перед ним ворота. И никакие намеки об измене не смогут объяснить это нападение, ибо Эдгару послужит защитой его доброе имя, а репутация Юстаса такова, что даже Церковь отказывает ему в помазании. Захват замка верного дому Блуа человека заставит многих сторонников короля задуматься, какая награда их ждет, если они не обратят свои взоры к Плантагенету. А упования принца, что ему достанется первая красавица в Англии, столь же беспочвенны, как и его надежды, что она проявит благосклонность к подобному чудовищу…

Внезапно Юстас сорвался с места и с размаху ударил барона кулаком в лицо. Эдгар не упал лишь потому, что его держали стражники. Однако при этом испуганно закричала леди Гита, и Юстас резко повернулся к ней:

– Вам страшно, сударыня? Вы боитесь, что такое чудовище, как я, поднял руку на вашего супруга? А ведь вам бояться надо совсем иного. О, меня не тронут ваши слезы и мольбы, когда я велю пытать вас. И это будет продолжаться до тех пор, пока Эдгар не сообщит, где вы укрыли Милдрэд.

Артур задохнулся от ужаса. Если его что‑то и сдерживало от желания тотчас же кинуться на принца, так это мысль, что он должен узнать, где девушка, и постараться ее спасти. Однако сказанное Юстасом ужаснуло и его приспешников. Вперед выступил Хорса.

– Милорд, вы сказали неправду. Ни единый волос не упадет с головы Гиты Гронвудской. Ибо вы обещали ее мне.

Он произнес это столь решительно и так посмотрел на Юстаса, что никогда не отступавший принц понял: этот дикий сакс способен на что угодно. Однако ссориться с Хорсой не входило в его планы. И он деланно рассмеялся.

– Ты всегда умеешь дать хороший совет, мой верный Хорса. И ты прав: хозяйка Гронвуда, как и все тут, как и весь Гронвуд‑Кастл, достанутся тебе. Я твой давний должник и передам тебе эти владения, когда твоего сводного брата казнят как изменника. А право на эти владения ты получишь вместе с рукой леди Гиты. Можешь забирать ее прямо сейчас!

С этими словами он толкнул баронессу в объятия Хорсы. И хотя она рванулась, Хорса не выпустил ее. Артур видел, как он что‑то говорил ей, как удерживал, целовал. Она же билась в его руках, пытаясь высвободиться, ее волосы растрепались, упав на плечи серебристой массой, и в объятиях возвышающегося над ней Хорсы, длинного и лысого, леди Гита выглядела совсем юной девушкой.

– Нет! – кричала она. – Нет, я никогда не любила тебя! Я тебя ненавижу!

Но Хорса уже увлекал ее за собой.

– Эдгар! – звала Гита. – Эдгар, не допусти этого! Лучше смерть, но не это! Я не вынесу…

Юстас расхохотался, засмеялись и его приспешники. Хорса же потащил Гиту куда‑то в сторону, разодрал на ней платье, оголив плечи.

Барон вдруг так рванулся в руках удерживающих его стражей, что смог со всей силы ударить в лицо одного из них, и на какой‑то миг оказался свободен. Этого мгновения хватило, чтобы он, быстро наклонившись, выхватил из‑за голенища никем не замеченный ранее кинжал и с силой метнул его в жену.

Миг – и рукоять кинжала уже торчала в груди Гиты.

Все замерли. Настала тишина. Гита широко открытыми глазами смотрела то на мужа, то на кинжал. Потом слабо улыбнулась. А Эдгар сказал:

– Я любил тебя всегда. Ты была моим счастьем.

– Я знаю, – донесся ее слабый голос, и она осела, сложилась пополам, повиснув, словно срезанный стебель, в руках Хорсы.

Уже в следующее мгновение Хорса выпустил Гиту и, дико взревев, бросился на Эдгара. Его не успели удержать, когда он в прыжке сбил барона с ног и, рывком выхватив торчавшую из‑за плеча рукоять секиры, обрушил ее на Эдгара. Тот рухнул, а Хорса продолжал рубить его, опять и опять нанося удары. Он был в таком бешенстве, что никто не смел приблизиться к ним. Когда же Хорса, обессилев, стал медленно отступать, он был весь в крови, а от Эдгара остались только окровавленные останки.

Артур откинулся на спину и закусил запястье, сдерживая глухой стон. Несколько минут лежал, задыхаясь и почти не обращая внимания на то, что происходит внизу. Кажется, что‑то кричал Юстас, ругал Хорсу, говорил, что теперь они не узнают, где Милдрэд, что не смогут пытками принудить Эдгара признаться в измене и добиться тем самым оправдания своему нападению на Гронвуд‑Кастл. Потом звучали еще чьи‑то голоса, громкие, убеждающие, пока все не накрыл чей‑то исполненный муки и боли вопль.

Артур все же заставил себя приподняться и вновь посмотрел в зал. Он увидел, что теперь люди Юстаса удерживают рвущегося Торкеля. Руку оруженосца отвели в сторону и опустили ее в поднесенный горящий факел. В воздухе запахло паленым мясом.

– Ну, теперь ты скажешь? – кричал Юстас, когда огонь наконец убрали.

Торкель откровенно плакал.

– Милорд, я ничего не знаю.

– Знаешь! – вскричал Юстас и велел продолжать пытку.

Опять исполненный муки крик. Торкель извивался в руках удерживающих его воинов, рука его темнела, покрываясь пузырями, дымилась. Потом Юстас выхватил у своего подручного факел и поднес к лицу Торкеля.

– Я выжгу тебе глаза, щенок, если не сознаешься!

Оруженосец рванулся, уклоняясь от огня.

– Нет, нет, я скажу! – завопил он. – Я скажу. Миледи в замке. Но она в убежище. Я не ведаю, где это. Клянусь вам!

Юстас медленно передал кому‑то факел. Артур увидел его расширенные, горящие темным светом глаза, подергивающееся бледное лицо.

– Вот и хорошо, – на удивление спокойно произнес он. – Эй, вы! Обыщите весь замок, обшарьте каждый его уголок, обследуйте все ниши, ощупайте стены, даже загляните во все сундуки, если понадобится. Но вы должны разыскать ее. Иначе…

Но Артур уже не слушал его. Он понял: ему необходимо первому найти девушку. До того, как ее отыщут эти псы Юстаса.

Пробираясь по переходам замка, он слышал, как повсюду снуют люди принца. Они еще раньше похозяйничали здесь, сорвали гобелены со стен, покрывала с сундуков, вышитые занавеси на входах. Артур порой замирал в полутьме, со стороны наблюдая, как эти грабители спешно засовывают в мешки ткани и серебряные подсвечники, как роются в ларях. Особенно много их было наверху, в гардеробной и в покое, где Эдгар хранил свою казну. Пару раз Артуру пришлось убить их, быстро и безжалостно, без особых схваток, просто напав из‑за угла. Здесь, в замке, рыскали звери, и Артур стал таким же зверем. Лишь один раз схватка получилась настоящей, когда он оказался в замковой часовне и увидел, как трое людей Юстаса насилуют служанку. Похоже, еще до появления Артура им пыталась помешать Клер, но ее избили и бросили в угол. Когда же Артур возник в дверном проеме, когда с ходу вонзил меч в одного из врагов, пинком опрокинул другого и набросился на третьего, Клер просто тупо смотрела на него из‑под упавших на ее лицо окровавленных волос. Лишь после того как он разделался с насильниками, она устало произнесла:

– Твой оруженосец Рис лежит там, за алтарем. Они его не тронули, сочтя мертвым.

Артур склонился над Рисом, но тот был без сознания. Клер сказала, что лучше его пока не трогать. А вот Дженни нуждается в помощи. Но ничего, она женщина рожавшая, так что поправится. Сама же Клер уже немолода, чтобы возбуждать чью‑то похоть.

Артур слушал ее невнятное бормотание, пока она одергивала юбки на бесчувственной окровавленной женщине, потом все же решился спросить о Милдрэд.

Клер посмотрела на него, словно только теперь стала соображать.

– Неужто Небо смилостивилось и нашу деточку не нашли?

– Ее ищут люди Юстаса, но я должен успеть спасти ее.

Клер сжала его руку. Да, он должен первым найти девушку. Он ее жених, он ее любит. Пусть же поторопится в читальню. Большой гобелен на стене, за ним кладка… Следует нащупать среди выступов рычаг, стена повернется, и откроется тайный проход.

Артур понял и, благословив наставницу, стал пробираться к читальне. Опять таился за колоннами, вжимался в простенки, пережидал в нишах, пробитых в толще стен, когда мимо, грохоча награбленным, проходили люди Юстаса. Несмотря на приказ принца, они не столько занимались поисками, сколько старались нахватать побольше добра. Один из них неожиданно наткнулся на Артура, и юноша бесшумно задушил его голыми руками.

Наконец он добрался до читальни, где тоже царил разгром. Но грабителей не привлекли стеллажи со свитками, а вот книги в богатых переплетах исчезли. Не было ни бархатных подушек на сиденьях, ни серебряных подсвечников. Зато свечи были разбросаны повсюду. В темноте Артур наступил на одну из них, поднял и долго возился, выбивая искру для огня. Когда свеча загорелась, он запер дверь и, привалив к ней тяжелый стол, стал озираться. Упомянутого гобелена на стене уже не было, и юноша принялся лихорадочно шарить по кладке между стеллажами. Но ничего не находил. Он почти застонал, прижавшись к стене:

– Милдрэд! Где ты, кошечка моя?

Так ее называл только он. И саксонка отозвалась. Артур не понял, откуда идет слабый звук ее голоса, но потом раздался глухой скрежет, и недалеко от него в стене образовался проем, откуда повеяло холодом, а затем мелькнул отблеск пламени. Артур протиснулся в открывшуюся брешь и обнял прильнувшую к нему Милдрэд.

– Ты цел! Ты со мной! Какое счастье!

Артур вздрогнул. Счастье? Да, это было счастье – прижать ее к себе, живую и невредимую. А она, успев сообразить, закрыла проем и теперь смотрела, как он устало опустился под стеной, свесил голову.

– Что там, Артур? Где мама? Отец? Сэр Гай? Где моя Клер?

Слава Богу, что, видя его состояние, она не требовала быстрых ответов. Стала сама рассказывать, как ей было страшно, в каком напряжении она пребывала тут все это время. От этого можно было сойти с ума. Да и огонь почти догорел – девушка указала на едва тлеющую обмотку на факеле. Потом сказала, что лестница отсюда уводит вниз, к подножию контрфорса [39]донжона, она пробовала было спуститься и выглянуть наружу… При этих словах Артур резко встрепенулся, но девушка поспешила его заверить, что так и не осмелилась выйти. Ибо там такой шум, крики, снуют какие‑то незнакомые люди. Да и в читальне, когда она прислушивалась, ощущалось присутствие чужих, кто‑то божился, сквернословил, хохотал. Однако почему он все время молчит? Неужели не понимает, что она уже не в состоянии оставаться в неведении?

Милдрэд даже заплакала, ударила его, но не противилась, когда он резко прижал ее к себе и удерживал, опасаясь лишь одного: она увидит его лицо и все поймет.

– Кошечка, дела неважные, – заговорил Артур, по‑прежнему прижимая ее головку к плечу и стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

И поведал все, что счел нужным сказать: замок захвачен принцем Юстасом и его приспешником Хорсой. Многие защитники Гронвуда погибли или попали в плен. Гай убит выстрелом из арбалета. Торкель… Он ранен. Ранен и Рис, но за ним ухаживает мистрис Клер.

В какой‑то миг он ощутил, как Милдрэд ласково погладила его по голове.

– Артур, мне искренне жаль сэра Гая. Я понимаю, как тебе горько потерять его. Да пребудет с ним милость Господня.

Артур стиснул зубы. О, она даже не представляет, как ему горько!

– А что с моими родителями? – наконец задала она вопрос, которого юноша так страшился.

Она все же высвободилась и посмотрела на него. Артур не решился сказать ей правду.

– Юстас захватил их в плен. Он считает, что Эдгар Гронвудский задумал перейти на сторону Плантагенета.

Кажется, Милдрэд перевела дыхание. О, она убеждена, что все это только недоразумение. Чтобы Эдгар изменил Стефану? Вздор! Вскоре король обо всем узнает и велит Юстасу убираться. И лучшее, что они могут сейчас сделать, это постараться выйти из укрытия, покинуть Гронвуд и поспешить за подмогой. Есть немало людей, которых возмутит своеволие принца: граф Арундел, епископ Илийский, Гуго Бигод, наконец. Есть еще и тамплиеры.

При упоминании рыцарей ордена Храма Артур встрепенулся. Да, конечно же, храмовники всегда поддерживали Эдгара. И Милдрэд права, им надо выбраться и постараться попасть в комтурию Колчестера. Там девушка сможет чувствовать себя в безопасности. Он же отправится ко всем упомянутым Милдрэд лордам, расскажет о случившемся и потребует поспешить в Гронвуд.

И все же ему еще требовалась некоторая передышка. Он сидел, опустив голову, и размышлял, как им лучше поступить – идти прямо сейчас или выждать какое‑то время? Как долго продлится это ожидание? Есть ли у них надежда, что их не обнаружат тут?

Факел зачадил и погас. Горела только захваченная Артуром свеча, и они, взяв ее, стали спускаться по узким пыльным ступеням. Милдрэд говорила, что этот ход мало кому известен, и Артур понял, что это так, когда они осторожно открыли замаскированную камнем дверь внизу.

Где‑то сбоку что‑то пылало, но там, где они вышли под прикрытием контрфорса, было темно, лишь впереди метались какие‑то тени, слышалось пьяное пение. Что ж, все как всегда: после победы распаленные собственной вседозволенностью люди пускаются в грабеж и пируют. Наверняка они нашли винные склады барона и не отказали себе в удовольствии смочить горло. Конечно, не все упились, и им с Милдрэд надо быть предельно осторожными. Особенно учитывая, что небо уже стало сереть, скоро начнет светать и им надо постараться проскользнуть, пока совсем не развиднелось.

Им следовало пробраться во внешний двор, где находились конюшни, и сделать все возможное или невозможное, чтобы покинуть замок. Какой‑то миг Артур размышлял, не оставить ли Милдрэд в ее укрытии? Вокруг было слишком много чужаков, их дерзкий план мог и не получиться. Но, памятуя, как Юстас наказывал разыскать саксонку, Артур не решился на это. Да и Милдрэд твердо заявила:

– Я пойду с тобой! Не бросай меня!

Артур набросил ей на голову капюшон темного вельветового халата, пряча под ним светлые волосы девушки, и они, держась за руки, побежали туда, где под стеной крепости виднелись складские постройки, присели в их тени. Совсем рядом раздавались громкие довольные голоса, говорившие, что тут столько богатств, что им с лихвой хватит за проделанную работу. И хохот – торжествующий и злорадный. Милдрэд непроизвольно зажала уши. Отвратительно было все это слышать. Отвратительно знать, что в ее родном доме, всю жизнь служившем ей убежищем, теперь хозяйничают чужаки.

Артур сквозь сереющий сумрак смотрел туда, где возле ворот с опущенным мостом стояли какие‑то вооруженные люди. Еще несколько плескались в фонтане перед входом и пьяно шумели. Однако все же кто‑то отдавал приказы, и Артур расслышал, как было велено отправить охрану на стены и поднять в захваченном замке мосты. Проклятие! Если мосты поднимут, они с Милдрэд окажутся отрезанными, и тогда им не скрыться.

Прижимаясь к постройкам, таясь в тени навесов, молодые люди осторожно приближались к башне первых ворот. Артур шепнул:

– Я пойду и, если понадобится, вступлю в схватку. Но ты не жди меня, беги к конюшне. Взбирайся на любую лошадь и, если первый мост не поднят, скачи во весь опор.

– А ты?

– Я постараюсь успеть за тобой. Главное, чтобы ты вырвалась отсюда. Сам‑то я справлюсь.

Он хотел уже идти, но она слабо ахнула, притянула его к себе и горячо поцеловала.