Января 2011. Утром Алекс проснулся от яркого солнца, внезапно хлынувшего сквозь приоткрытые жалюзи

Утром Алекс проснулся от яркого солнца, внезапно хлынувшего сквозь приоткрытые жалюзи. И никакой будильник не нужен, подумал он. Зачем он здесь? Вчера ему доступно объяснили, что из‑за шекспировского вопроса. Кто бы мог подумать, что его открытие, вернее, пока еще исследование, может стать причиной всех этих событий. Вот уж точно, многия знания – многия печали. Но что сделано, то сделано. Теперь нужно идти до конца. Вопрос только, чей это будет конец. Александр поймал себя на том, что опять предался пустым размышлениям. Сейчас нужно сосредоточиться на главном, на том, ради чего он здесь оказался.

Он встал, быстро умылся, оделся, открыл дверь своей комнаты, собираясь выйти наружу. Ему в грудь уперся ствол автомата. Такой приятный холодок в эту не по‑утреннему тяжелую жару… Похоже, он пленник. На его приветственные слова не последовало никакого ответа, охранник вовсе не собирался отводить автомат в сторону. Алекс вернулся в комнату и попытался найти свой мобильный. Телефона нигде не было. Вот его сумка. Все вещи на месте. Вот компьютер. Интересно, работает ли Интернет. Хотя вряд ли ему оставят такую лазейку. Он внимательно осмотрел свою темницу, вернее светлицу, и заметил на стене телефон десяти‑, а то и двадцатилетней давности. Ни диска, ни кнопок для набора номера на нем почему‑то не было. Александр снял трубку и пощелкал по рычагу. Никакого результата. На противоположном конце провода была лишь гнетущая тишина.

– Так значит, я уже в тюрьме? – спросил он в трубку по‑русски.

Ответа не последовало, тогда Александр повторил свой вопрос по‑английски и по‑испански. Ему снова ничего не ответили, но он услышал, как трубку положили на стол. Прошла минута, а может, и две.

– Доброе утро, – вдруг услышал он голос в трубке. – Проснулись? Сейчас я за вами зайду. Простите за неудобства. – Все это было произнесено на чистом русском языке.

Александр едва успел повесить трубку, как в дверь слегка постучали, и она тут же распахнулась. На пороге появился длинный, худой, черноволосый человек лет сорока пяти.

– Где Эдуард? – вместо приветствия почему‑то спросил Александр.

– На что вам сдался этот зануда англичанин? – Вошедший протянул руку.

Александр по инерции пожал ее и тут же заявил:

– Вот я уже пожимаю руку своему тюремщику, а может быть, и палачу. Чудеса да и только.

– Меня зовут Олег. Фамилия Романов. Формально мы знакомы, поэтому я вам без церемоний руку и подал. Помните семинар по экологии на Иссык‑Куле?

Семинар Александр помнил, но вот Олега нет… Решительно нет.

– Я в очках темных был и в такой смешной белой кепочке от солнца. Да вот у меня есть фотография. – Олег положил на стол цветное фото. – Тогда после семинара все участники фотографировались, помните? Вот вы, а вот я.

Действительно, была такая фотография. Человека на фотографии Алекс узнал. И правда, они тогда знакомились. За пятнадцать лет он здорово изменился. Если это, конечно, был он…

– Вы давно здесь? – спросил Алекс.

– Прилично, – уклонился от ответа Олег.

– Эдуард дал мне гарантии, и только на этих условиях я согласился работать. Кто мне их подтвердит?

Олег поскучнел:

– Что он еще вам наобещал? Вы что, верите англичанам?

Александр чуть было не закричал, но сумел сдержать себя. Проявлять эмоции в этой ситуации было бессмысленно.

– Я понимаю, что верить на слово глупо, тем более англичанам. Однако я получил гарантии, что с моей семьей всё в порядке. Вы в курсе дела?

– В курсе‑то я в курсе, но давайте пойдем сначала позавтракаем. В пустом желудке, как и в ногах, правды нет.

– Что я должен отвечать, коллега из прошлой жизни? Слушаю и повинуюсь?

– Ну зачем так‑то? Я лично ничего плохого вам не сделал. Привез вас Эдуард, понятно было, что не силой приволок. – И, увидев, что Алекс полез в сумку, заметил: – Нет, вещи вам никакие не понадобятся, деньги тем более. Здесь в известном смысле коммунизм. Деньги ничего не решают. Помните, вы сказали в Оксфорде: «Для нас, русских, деньги не главное»?

Александр быстро взглянул на него, но без особого удивления.

– Так вот, здешние деньги вообще практически ничто.

Они вышли из комнаты, и сразу стало ясно, насколько здесь жарко. Александр мгновенно покрылся липким потом. Так вот ты какая, Африка! После нескольких поворотов по коридору они вошли в небольшой зал, в котором, по счастью, работал кондиционер.

– Здесь нас и покормят. Что вам заказать? Меню здесь нет, но это, пожалуй, единственное, чего нет.

– Мне двойной кофе с сахаром. Остальное на ваше усмотрение. Все что угодно, кроме овсянки. И не слишком усердствуйте.

– Я вообще не собираюсь усердствовать. Кашу я и сам не ем, хотя англичане говорят, что она очень полезная, поэтому возьму вам то же, что и себе.

– И на этом покончим с церемониями, с вашего позволения, и перейдем к делу.

Олег отошел к маленькому окошку в стене, вроде тех, сквозь какие в советских госучреждениях выдавали зарплату, что‑то сказал и сел снова за столик.

– Понимаю, вас интересует ваша семья. С ней все в порядке. Как только мы договоримся, вам всех ваших близких покажут.

– Как покажут?! Они что, здесь?! – На этот раз Александр не смог удержаться от крика.

– Не волнуйтесь так. Вам их покажут по скайпу. Но я полагаю, вам не важно, каким именно способом вы их увидите. Главное, что с ними всё в порядке.

– Важно, чтобы это было достоверно. Я хотел бы поговорить с женой.

– Этого не обещаю. Разве что вы лично понравитесь самому президенту. Кенадит Абдулла Мухаммед Омар Шариф. Трудно запомнить, правда? Но можно и коротко, господин Кенадит. А про себя мы его называем по‑русски просто – Кентуша. – Олег рассмеялся. – Но он уже года два в плохом расположении духа, и ему никто не нравится. С того самого момента, как кризис начался.

– Какой кризис? Финансовый?

– Ну не среднего же возраста. – Олег снова ухмыльнулся. – Хотя, может, и этот тоже… – Он немного помолчал. – Здесь и так жили на виртуальные деньги, на фантики. Покупательная способность местных бумажек, наверное, равняется их себестоимости. – Олег посмотрел на Александра, понял, что шутку тот не понял, и пояснил: – Ценятся они практически по весу. За килограмм фантиков можно купить сто граммов хлеба. Как керенки у нас после революции. Ну так вот, как только все американские мыльные пузыри полопались, тут вообще одна воронка осталась. Черная дыра… Но вам это малоинтересно.

– Бедная страна.

– Да, очень бедная. Беднее России. Но тут есть социальная справедливость. В бедности все равны, кроме горстки приближенных к диктатору… то есть президенту.

– А что будет со мой?

– Сделаете свою работу, и вперед! Вернее, назад в Россию…

– Я никак не могу понять, при чем здесь Шекспир? Если в Моганде и так нет денег, то зачем еще мне платить бешеные деньги? Из любви к литературе? Эдуард мне в Оксфорде полмиллиона предложил за полгода, если будет результат.

– Естественно, Кентуша никакой не альтруист, хотя по складу характера он практически русский. Он же Лумумбарий закончил еще в СССР. Представьте, что эта страна в вас инвестирует и ждет отдачи не позднее чем через полгода.

– Но раз мне столько собирались платить, значит, рассчитывали на то, что доход будет на порядок больше?

– Что ж, будем играть в открытую. Итак, в начале двадцатого века английский миллионер Эрнест Теодор Андерсен решил получить доказательства того, что под маской Шекспира… Ну, вы понимаете. Он так увлекся разоблачением сей величайшей мистификации в истории человечества, что посвятил этому остаток своей жизни, но стопроцентных доказательств так и не нашел. Тогда он основал фонд, который должен выплатить всю сумму, которая будет на его счетах, тому, кто докажет, что Шекспир – это псевдоним.

– Почему я об этом никогда не слышал?

– Фонд не слишком публичный. Точнее говоря, это скорее тайная организация, чья деятельность тщательно скрывается от посторонних глаз и ушей. Андерсен не ввел таких четких правил, как Альфред Нобель. В тысяча девятьсот тридцать пятом году фонд составлял двадцать миллионов фунтов. Вы представляете себе, какая это сумма сегодня?

– Не имею ни малейшего понятия. Вероятно, несколько больше.

– Вы правы, она немного выросла… – Олег сделал торжественную паузу. – В тридцать с лишним раз! На сегодняшний день фонд мог бы составить семьсот пятьдесят миллионов фунтов стерлингов. Почти полтора миллиарда долларов! И это при условии, что эти деньги не были вложены в ценные бумаги, недвижимость и по ним не выплачивались проценты и дивиденды. А это не так. Окончательная сумма составляет несколько сотен миллиардов долларов! Конечно же наследники не горели желанием расставаться с такими деньгами. Но теперь всё по‑другому… Деньги за открытие будут выплачены, не сомневайтесь. Иначе зачем бы мы с вами так долго возились?

– Но что будет считаться доказательством?

– То, что убедит экспертов.

– Это неформализуемое требование. Поэтому я ничего в такой ситуации не смогу гарантировать.

– В этом случае я ничего не смогу вам гарантировать.

– Простите, в каком случае?

– Если это будут весьма влиятельные особы. Если они заметят слежку, то следить уже будут за нами, а затем найдут и вас. Наши агенты не герои: умирать за ваши тайны они не станут.

– Ну хорошо, впишите этот пункт в договор.

– Да, в указанной ситуации всё дело прекращается, а задаток остается у нас. Мы просто сообщаем вам, что обстоятельства оказались сильнее нас. И всё – мы даже не знакомы… В этом случае экземпляры договора мы уничтожим на глазах друг друга. Идет? Ведь всем нужны гарантии взаимной безопасности, не правда ли?

– Ладно, вот держите аванс, пять шиллингов. Так ведь договаривались?

– Так‑то оно так, только в свете открывшихся обстоятельств… Риск возрастает… Сами понимаете, за пять шиллингов браться за такое дело не хотелось бы…

– Семь устроит? Больше не дам. Я рискую сильнее. Может получиться так, что ни дела, ни денег.

– Ладно, согласен.

Шакспер достал из кошелька еще два шиллинга и отдал их вместе с подписанным экземпляром договора человеку маленького роста, но широкому в плечах. Взамен он взял тот экземпляр, что подписал широкоплечий, аккуратно сложил его и убрал в свою тайную сумочку для важных документов.

Вернувшись из Стратфорда, Уильям окончательно потерял душевный покой. От радостного возбуждения первых месяцев после получения тысячи фунтов не осталось и следа. Уже несколько раз неизвестные ему люди, причем каждый раз разные, передавали ему рукописи, которые он незамедлительно должен был переправлять Ричарду Бербеджу, и желательно публично. Первый раз Уилл сделал это со словами «Держи, готово», но старый друг так посмотрел на него, что после этого Шакспер предпочитал разыгрывать эту мизансцену молча. Всякий раз на душе у него оставался тяжелый осадок.

И вот к лету 1598 года Уилл окончательно решил во всем разобраться. Достоин тот иметь, кто умеет мужественно искать. Невозможно даже за большие деньги всю жизнь играть роль то ли попугая, то ли почтового голубя. Голубем, между прочим, стать было бы почетнее, тот хоть пролетает какое‑то приличное расстояние, проделывает серьезную работу. А он так вообще непонятно зачем нужен. Раньше и без этих передач рукописей обходились. Пока он их не прижал. Вот и дали ему почетную работу почтальона. Нет, хватит, я этого так не оставлю. На органы меня разбираете? Купили мое лицо и сердце за 1000 фунтов? Скальп с меня сняли, и на кого наденете? Хотите съесть мою жизнь, умники. Но я тоже не зря латынь изучал, разберусь в вашей таинственной грамматике!

Date: 2015-07-27; view: 348; Нарушение авторских прав