Захват власти и подчинение Германии полицейской государственной системе

Нацистская партия захватила контроль над германским государством в 1933 году. «Захват власти» является термином, которым пользуются подсудимые и свидетели защиты, причем термином столь подходящим, что он вошел как в историю, так и в повседневную речь.

Нацистская клика в первые дни своего существования жила в постоянном страхе переворота. Геринг в 1934 году указывал, что врагам нацизма имя – легион, и заявлял: «Поэтому были созданы концентрационные лагеря, в которые мы прежде всего заключили тысячи коммунистов и социал‑демократов» (ПС‑2344).

В 1933 году Геринг предвосхитил всю программу преднамеренных жестокостей и репрессий, публично заявив:

«Тот, кто в будущем попытается поднять руку на представителя национал‑социалистского движения или государства, должен знать, что очень скоро после этого он лишится жизни»

(ПС‑2494).

Для достижения этой цели были введены новые виды политических преступлений. Была объявлена изменой родине, наказуемой смертью, организация или поддержка какой‑либо другой политической партии, кроме нацистской (ПС‑2548). Преступлением объявлялось распространение ложных или преувеличенных слухов или слухов, которые вредили государству и даже партии (ПС‑1652). Были введены столь двусмысленные законы, что они могли быть использованы для наказания почти всякого, даже невинного, поступка. Так, преступлением признавалось провоцирование любого акта, противоречащего общественному благополучию (ПС‑1390). Доктрина наказания по аналогии была задействована для того, чтобы можно было осуждать за действия, не запрещаемые законом (ПС‑1962).

Министр юстиции Гертнер разъяснил, что национал‑социализм рассматривает всякое противодействие целям, которые поставила перед собой община, преступным per se (по самой своей сути) и что такой акт может быть наказуем даже в том случае, если он не противоречит существующим «официальным» законам.

Гестапо и СД являлись инструментами системы шпионажа, которая пронизывала всю общественную и частную жизнь (ПС‑1680). Геринг лично курировал отдел, занимавшийся прослушиванием частных телефонных переговоров (ПС‑1390). Неприкосновенность переписки была уничтожена. На каждые 50 домовладений были назначены партийные блоклейтеры которые постоянно шпионили за теми, кто жил в их квартале (ПС‑1893). На основании их доносов людей бросали в места «превентивного заключения» и в концентрационные лагеря без какой‑либо судебной процедуры (ПС‑1956) и без предъявления каких бы то ни было обвинений (ПС‑2533). Политическая полиция, действовавшая по указанию партии, была освобождена от всякой ответственности перед законом за свои действия (ПС‑2347).

После того как контроль над всеми государственными учреждениями перешел в руки нацистов и рейхстаг был лишен каких бы то ни было полномочий, последним препятствием на пути к господству террора оставалась система юстиции (ПС‑2469), но ее независимость скоро была уничтожена и она была реорганизована для того, чтобы творить продажное правосудие (ПС‑784). Судьи смещались по политическим или расовым соображениям, за ними постоянно шпионили и на них оказывали давление с тем, чтобы заставить их вступить в нацистскую партию (ПС‑2967).

После того как верховный суд оправдал трех из четырех подсудимых, которых нацисты обвиняли в поджоге рейхстага, юрисдикция по делам об измене родине была передана вновь организованному «народному суду», который состоял из двух судей и пяти партийных чиновников (ПС‑2967). В германском фильме о деятельности данного суда, который мы демонстрировали в этом зале, показано, как председательствующий, проявляя пристрастие, изливает поток оскорблений по адресу бессловесных подсудимых (ПС‑3054). Были созданы специальные суды для того, чтобы судить за политические преступления, Только члены партии назначались на должности судей (ПС‑2065), «письма к судьям» инструктировали марионеток‑судей, какой «генеральной линии» им следовало придерживаться (Д‑229).

Результатом этого явилось устранение всех мирных способов противодействия или смены правительства, нацисты захлопнули эту дверь перед всеми другими, кто мог пожелать войти в нее. Поскольку законом считалось то, что нацисты называли «законом», оппозиция в любой форме искоренялась, и каждому, кто пытался высказывать недовольство, затыкали рот. Германия очутилась в тисках полицейского государства, которое использовало угрозу заключения в концлагеря как средство подавления сопротивления. Партия стала государством, государство – партией, террор днем и умерщвления ночью являли собой политику, принятую и партией, и государством.