Выступление Г. ФЛЕКСНЕРА, защитника подсудимого Альберта Шпеера

[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 23 июля 1946 г.]

Господин председатель, господа судьи!

Обвинение инкриминировало подсудимому Шпееру преступления по всем четырем разделам Обвинительного заключения, которые в основном соответствуют положениям пунктов «а», «Ь» и «с» статьи 6.

французское обвинение, детализировавшее отдельные обвинения, выдвинутые против подсудимого Шпеера, отказывается от инкриминирования подсудимому Шпееру преступления, предусмотренного пунктом «а» статьи 6 Устава, и требует применения против Шпеера только пунктов «Ь» и «с» этой статьи. Однако так как во время судебных заседаний юридическое понятие заговора неоднократно упоминалось именно в связи с подсудимым Шпеером и было выдвинуто утверждение, что подсудимый Шпеер также виновен в преступлениях, предусмотренных пунктом «а» статьи 6 Устава, необходимо детально рассмотреть этот вопрос.

Подсудимому инкриминируется далее планирование, подготовка, развязывание и ведение агрессивной войны или войны, нарушавшей международные договоры, хотя империя в это время уже находилась в состоянии войны со всеми государствами, сам подсудимый занимал пост руководителя министерства вооружения, которое лишь через полтора года после начала войны было реорганизовано в министерство вооружения и боеприпасов. Следовательно, в то время, когда подсудимый занял свой пост в правительстве, обстоятельства, упомянутые в пункте «а» статьи 6, уже имелись налицо, и деятельность подсудимого Шпеера не внесла ни малейшего изменения в фактически существовавшее положение. Подсудимый ничем не способствовал созданию такого положения.

Его деятельность до этого представляла собой деятельность архитектора, который занимался исключительно мирным строительством и ничем не способствовал ни подготовке, ни развязыванию войны, нарушавшей международные договоры. Я ссылаюсь на документ ПС‑1435...

Обвинение утверждало, что, войдя в состав правительства, подсудимый тем самым одобрил или выразил свое согласие с совершенными до этого преступлениями против мира. Такое понятие, заимствованное из гражданского права, не может быть применено в уголовном. Уголовное право охватывает только те преступления, которые состоят из действий, направленных на достижение результата, признаваемого преступным. В это не вносит никакого изменения введение юридического понятия заговора. Я сошлюсь на высказанные другими защитниками, и в частности доктором Штамером, соображения о заговоре. Чтобы избежать повторения, я не буду подробно останавливаться на этом. По‑моему, надо считать установленным, что подсудимому Шпееру не может быть инкриминировано так называемое преступление против мира... Шпеер в связи со своей специальностью архитектора выполнял в партийном аппарате только архитектурно‑художественные функции. Шпеер был уполномоченным по строительству в штабе Гесса; речь шла при этом о чисто технической задаче, которая не имела ни малейшего отношения к какой‑либо подготовке к войне...

Обвинение инкриминирует подсудимому Шпееру участие в военных преступлениях, которые были совершены в период, когда он находился на посту министра, и выразились в том, что рабочие оккупированных областей против их воли направлялись в Германию и использовались в целях ведения войны или изготовления военных материалов...

В ходе процесса обвинение неоднократно утверждало, что ввезенные рабочие были предназначены для того, чтобы высвободить солдат для фронта. Несомненно, это было одним из тех соображений, которые послужили поводом к вербовке иностранной рабочей силы. Однако это не было единственным и даже не самым решающим из поводов... Нарушения экономической жизни, вызванные войной, требовали большого количества рабочих.

Поскольку отправка иностранных рабочих в империю была таким мероприятием, которое объективно нарушало нормы международного права, необходимо рассмотреть, в какой степени участие в нем можно инкриминировать подсудимому Шпееру. Подсудимый Шпеер во время своего допроса перед началом процесса 18 октября 1945 г. признал, что ему было известно, что, по крайней мере, с сентября 1942 года иностранные рабочие не направлялись более в империю добровольно. Он был согласен с этим, потому что не было никакой возможности удовлетворить потребности в рабочей силе иным путем. Из данного заявления можно сделать вывод, что подсудимый был убежден в необходимости этого мероприятия в связи с бедственным положением. Таким образом, субъективно в качестве довода в его защиту можно сказать, что он верил в наличие такого бедственного положения, исключавшего незаконность указанных действий. При этом надо учитывать и то, что подсудимый Шпейер выполнял чисто техническую задачу.

В отличие от других ведомств, проводивших политику отправки иностранных рабочих на территорию Германии, подсудимый Шпеер стремился использовать рабочих каждой страны для ее собственных нужд. Вследствие этого он старался препятствовать депортации рабочих с родины.

В доказательство своего утверждения о том, что Шпеер интенсивно помогал проведению депортации иностранных рабочих с целью их применения на принудительных работах в Германии, обвинение сослалось на документ ПС‑556, представляющий собой заметку Заукеля об одном телефонном разговоре со Шпеером 5 января 1943 г. Однако в противовес этому документу был представлен другой документ – копия протокола заседания у Гитлера с 3 по 5 января 1943 г., в котором затрагивается та же самая тема, которой касался и указанный телефонный разговор. Хотя в этом протоколе и приводятся резкие замечания Гитлера, все же из него видно, что запись в заметках Заукеля не соответствует действительности. Подсудимый Шпеер уже тогда был не в ладах с Заукелем. Содержащееся в протоколе заседания у Гитлера поручение фюрера, данное Шпееру об организации управления французской военной промышленностью, содержало указания Шпееру по поводу того, как следует создавать предприятия закрытого типа. Практически этим было достигнуто прекращение вывоза рабочей силы из Франции, то есть как раз обратное тому, что желало бы доказать обвинение. Нужно еще указать и на документ РФ‑22, который констатирует, что по соглашению, заключенному Шпеером с Бишелоном, вывоз в Германию рабочих с октября месяца 1943 года сократился до 1/10...

Подсудимому Шпееру нельзя вменять в обязанность проверять с точки зрения международного права мероприятия, которые проводились Заукелем, по следующей причине.

Переброска иностранных рабочих на территорию империи практиковалась еще задолго до того, как Шпеер в 1942 году был назначен на свой пост. Он полагался на то, что законность этих мероприятий была проверена еще до их введения. Обязанность самостоятельной проверки законности указанных мероприятий не была возложена на него, и он мог положиться на то, что инстанции, занимающиеся вопросами распределения рабочей силы, имеют все законные основания к проведению своих мероприятий. За время его деятельности генеральный уполномоченный по распределению рабочей силы несколько раз говорил ему о том, что переброска рабочей силы в Германию производится в рамках законности. Он мог полагаться на то, что уполномоченные правительством инстанции, занимавшиеся вопросами распределения рабочей силы, вполне удостоверились в том,‑ что такие мероприятия допускаются законом...

Обвинение особо подчеркивает то обстоятельство, что подсудимый Заукель был назначен германским уполномоченным по распределению рабочей силы по настоянию Шпеера и что поэтому Заукель в большей или меньшей степени был орудием в руках подсудимого Шпеера и по этой причине находился в большой зависимости от него. Но этот взгляд не соответствует тому, что было в действительности. Заняв пост министра вооружения, Шпеер в скором времени установил, что существовавшая до тех пор система распределения министерством труда рабочей силы по предприятиям не отвечала требованиям, которые к ней предъявлялись. Поэтому Шпеер добился учреждения должности генерального уполномоченного по распределению рабочей силы, предложенная им кандидатура была отклонена, и на эту должность был назначен Заукель.

Тот факт, что подсудимый в качестве члена управления по Центральному планированию принимал участие в тех заседаниях управления, на которых рассматривалась проблема распределения рабочей силы, не может подкрепить утверждения обвинения.

Обвинение хочет использовать материалы заседания управления по центральному планированию в доказательство того, что Шпеер был ведущим участником мероприятий по получению рабочей силы из‑за границы. В противовес этому нужно заметить, что обвинение предъявило лишь протоколы заседаний управления, отражающие ход заседания, но не решения, принятые на этих заседаниях, в то время как значение имеют именно решения управления.

Следует признать, что деятельность подсудимого Шпеера в управлении по центральному планированию не дает оснований считать его ответственным за переброску рабочей силы из оккупированных областей в Германию.

Весьма сомнительно с правовой точки зрения предъявляемое Шпееру обвинение в том, что он использовал рабочую силу на подведомственных ему предприятиях, заведомо зная о том, что Заукель доставлял этих рабочих из оккупированных областей в Германию в большинстве случаев помимо их воли.

Если бы отправка рабочей силы в Германию была преступлением с точки зрения международного права, то состав этого преступления был бы законченным с того момента, как эта рабочая сила была бы доставлена в Германию. Тот факт, что доставленные в Германию люди посылались на работу, представляет собою новый состав преступления, для обозначения которого обвинение применяет понятие «рабский труд». При этом нужно иметь в виду, что специальным имперским законом и последующими распоряжениями была введена общая повинность, в силу которой каждый немец был обязан работать на военные нужды...

Иностранные рабочие, направленные в Германию, также подчинялись этому порядку. Не подлежит сомнению, конечно, что распространение трудовой повинности, относящейся непосредственно к немцам, на жителей оккупированных областей не соответствует тексту Гаагских правил ведения сухопутной войны.

Гаагские правила ведения сухопутной войны составлялись на основе другого понимания войны и не могли предвосхитить условий, создаваемых экономической войной. На вопрос о том, предусматривают ли Гаагские правила всю сумму полномочий оккупационных властей, надо ответить отрицательно...

Главный обвинитель от США судья Джексон при перекрестном допросе подсудимого Шпеера предъявил ряд документов, свидетельствующих о плохом обращении с иностранными рабочими, работавшими в фирме Круппа в Эссене, заявив при этом, что он не пытается возложить вину за каждый отдельный случай на подсудимого Шпеера.

Среди этих документов находятся аффидевит доктора Егера, о котором уже говорил доктор Серватиус; далее идет письмо паровозостроительного отдела фирмы Круппа, датированное февралем 1942 года, то есть тем временем, когда подсудимый Шпеер только что вступил на должность министра... Далее предъявленный документ Д‑321 описывает обстоятельства, при которых в 1941 году русские рабочие были отправлены в Эссен, то есть говорит также о том периоде, когда Шпеер еще не был министром...

На основании проверки положения рабочих одной фирмы нельзя делать выводы о том, что вся система была такова. Необходимо был о бы доказать существование такой системы.

Хотя эти факты не имеют принципиального значения для оценки деятельности подсудимого Шпеера с точки зрения уголовного права, но они имели бы решающее значение при определении степени его участия в системе использования иностранных рабочих на военных предприятиях.

Когда подсудимый приступил к исполнению своих обязанностей, он застал уже существующую практику использования иностранной рабочей силы и военнопленных. Другими словами, он не может рассматриваться как основоположник этой практики, что также должно быть принято во внимание при вынесении приговора, так как отойти от уже усвоенной практики было невозможно. Еще до назначения подсудимого Шпеера министром иностранные рабочие в большом количестве привозились в Германию как с Запада, так и с Востока...

Весной 1943 года вооружение военно‑морского флота было передано министерству Шпеера, и с этого времени заявки на рабочую силу проходили через отдел по использованию рабочей силы.

Осенью 1943 года к этому присоединилось и все остальное производство, причем промышленность вооружений военно‑воздушного флота продолжала самостоятельно подавать заявки на рабочих генеральному уполномоченному по распределению рабочей силы до августа 1944 года...

Распределение рабочих находилось исключительно в распоряжении подчиненных подсудимому Заукелю органов труда, так что ни отдельные заводы, ни учреждение подсудимого Шпеера, ни он сам не имели влияния на распределение. Предоставлять ли по заявкам отечественных рабочих, иностранцев или военнопленных, зависело исключительно от органов труда.

Учреждениям Шпеера оставалось лишь руководство находившимися в хозяйственных отраслях рабочими, которые ранее уже были направлены на заводы генеральным уполномоченным по распределению рабочей силы.

Полномочия органов министерства вооружения в отношении рабочей силы были сведены к так называемым «перемещениям», то есть к переброске рабочих с одного военного завода на другой. Было бы ошибочно делать отсюда вывод об ограничении полномочий генерального уполномоченного по использованию рабочей силы и о значительном расширении полномочий Шпеера.

Подводя итоги по этому пункту обвинения, следует сказать следующее.

Шпеер не ответствен за методы вербовки иностранной рабочей силы так же, как и за отправку ее в Германию. На него может быть возложена лишь ответственность за использование части этой рабочей силы в Германии.

В следующем пункте Обвинительного заключения подсудимому вменяется в вину то, что он использовал труд военнопленных в руководимом им секторе экономики, чем нарушил статью 32 Женевской конвенции о правилах обращения с военнопленными 1929 года. Подсудимый не отрицал, что на подчиненных ему предприятиях работали военнопленные, но это само по себе не является нарушением статей 31 и 32 названной Конвенции.

Выражение «военная экономика» или «военный завод» не тождественно понятию «промышленность» или «завод», задачей которых является производство оружия или другой продукции, предназначенной для военных нужд... Есть все основания считать, что из предприятий, подчиненных инспекции по вооружению, лишь 20 или 30 процентов изготовляли такие предметы вооружения, которые предусмотрены Женевской конвенцией. Об этом необходимо было сказать для того, чтобы можно было судить, в какой степени была нарушена статья 31 Женевской конвенции в связи с использованием труда военнопленных. Под номером ПС‑2520 обвинение предъявило аффидевит американского статистика по экономике Деусса, чтобы доказать, какое большое количество военнопленных и иностранных рабочих работало в промышленности вооружения. Эти данные, которые в основном опираются на цифры, взятые из документов, бывших в распоряжении подсудимого Шпеера, не дают представления о том, в каких отраслях промышленности вооружения работали отдельные военнопленные. Крупное предприятие, принадлежавшее к одной из упомянутых категорий и поэтому в целом рассматривавшееся как военное предприятие, могло производить лишь детали или вообще не производить оружия или иных предметов, непосредственно связанных с военными действиями...

Использование военнопленных в промышленности страны, захватившей их в плен, как нам представляется, не запрещено Женевским соглашением о военнопленных. Запрещается лишь использование военнопленных на работе, которая связана непосредственно с боевыми действиями, например, на земляных работах, выполняемых для действующих войск. Такое использование не может ставиться в вину подсудимому Шпееру. Производство и транспортировка оружия всех видов, а также транспортировка военных материалов для действующих войск также запрещается...

В отношении военной экономики, находившейся под контролем подсудимого Шпеера, как нарушение упомянутых постановлений могло бы рассматриваться только производство оружия и боеприпасов всех видов...

То, что в отдельных случаях Женевская конвенция могла нарушаться, нельзя о спаривать. Если, например, как показывают представленные американским обвинением фотографии, военнопленные действительно использовались для разгрузки поездов с боеприпасами вблизи линии фронта, то это, без сомнения, представляет собой нарушение статьи 31 Женевского соглашения.

Однако, такие случаи не могут инкриминироваться подсудимому Шпееру, так как они не относятся к его компетенции. На основании того факта, что производилось использование военнопленных в военной промышленности, нельзя делать обобщающего заключения о нарушении постановлений Женевской конвенции о военнопленных.

Германское правительство считало, что в отношении советских военнопленных должны применяться другие правовые принципы, нежели в отношении граждан западных государств, которые подписали Женевскую конвенцию о военнопленных 1929 года, в то время как Советский Союз не присоединился к ней[32].

Советское обвинение представило в качестве доказательства документы СССР‑338, СССР‑356 – доклад начальника разведки и контрразведки при ОКВ относительно незаконности предписаний, изданных по вопросу об обращении с советскими военнопленными, и подвергло их резкой критике. Следует рассмотреть вопрос о том, являются ли положения статей 31 и 32 Женевского соглашения о военнопленных выражением общих норм международного права, которые должны были бы выполняться даже в том случае, если бы не было особого договора, то есть этого Женевского соглашения о военнопленных. Упомянутые положения договоров не могут рассматриваться как выражение общеправовой идеи.

Исходя из этой мысли, по изложенным мною причинам нельзя возражать против использования советских военнопленных на работах, которые запрещаются статьей 31 Соглашения о военнопленных. Бывшие военнослужащие‑итальянцы, которые после выхода Италии из войны были интернированы в Германию, также не подпадают под положение Женевского соглашения о военнопленных ввиду того, что Германия и Италия не находились в состоянии войны между собой... В связи с тем, что 25 августа 1931 г. СССР присоединился к Женевской конвенции 1929 года «Об улучшении участи больных и раненых в действующих армиях» и в законодательном порядке установил уголовную ответственность за нарушение положений этой Конвенции, ограждающей права больных и раненых военнопленных. 27 апреля 1942 г. в циркулярной ноте НКИД было заявлено о том, что немецкие фашисты совершают чудовищные преступления и игнорируют все законы и обычаи войны в отношении советских военнопленных. «Несмотря на все это, Советское Правительство, – говорилось далее в ноте, – верное принципам гуманности и уважения к своим международным обязательствам, не намерено даже в данных обстоятельствах применять ответные репрессивные мероприятия в отношении германских военнопленных по Гаагской конвенции 1907 года, подписанной также, но столь вероломно нарушенной во всех ее пунктах Германией».

французское правительство[33]было согласно с использованием французских рабочих как на строительстве под руководством организации Тодта, так и на военных предприятиях в Германии и оккупированных областях, всякое предположение о противозаконности их привлечения к работе исключается...

Дальнейшее обвинение против подсудимого Шпеера заключается в том, что в контролируемом им секторе экономики были заняты на работах заключенные концентрационных лагерей. Подсудимый признает это.

Однако ответственность за условия в концентрационных лагерях не может возлагаться ни на руководителей предприятий, ни на учреждения подсудимого Шпеера, даже если там имели место злоупотребления. Как видно из письма начальника управления Шибера от 7 мая 1944 г., направленного подсудимому Шпееру, заключенные сами предпочитали работу на подобных предприятиях той работе, которая предоставлялась администрацией лагерей, и Шибер совершенно определенно говорит в указанном письме, что по этим соображениям было бы желательно использовать заключенных концлагерей на таких предприятиях в более широком масштабе, ибо это облегчало бы их судьбу...

Предположение обвинения, будто бы использование таких заключенных в промышленности вооружения привело к повышению требований на такого рода рабочие руки и что это требование было удовлетворено тем, что в концентрационные лагеря направлялись лица, которые при нормальных условиях никогда бы туда не попали, было неправильным.

Не было представлено доказательств, что Шпеер предпринимал попытки заключения людей в концлагеря.

Во время своего допроса подсудимый согласился с тем, что в Германии повсеместно существовала боязнь быть заключенным в концентрационный лагерь. Этот страх населения был вполне обоснованным, потому что заключение в концлагерь полностью зависело от усмотрения руководимых Гиммлером полицейских властей, потому что не имелось никакой судебной инстанции, которая проверила бы те обвинения, результатом которых явилось заключение в концлагерь, и, наконец, что было самым главным, потому, что срок заключения в концлагере всецело зависел от усмотрения администрации лагеря.

Обвинение, далее, заявило, что Шпеер продолжал использовать заключенных концлагерей в промышленности после того, как он посетил лагерь Маутхаузен и ознакомился с существовавшим там положением. То, что это было так, показало заявление подсудимого по этому пункту. Речь здесь идет об очень кратком посещении, целью которого было лишь дать указание администрации лагеря о прекращении начатых ею, вопреки запрещению, работ, служивших чисто мирным целям, и предоставить рабочую силу в распоряжение промышленности вооружения.

Поэтому подсудимый Шпеер мог получить только поверхностное впечатление об условиях жизни в концлагере. Свидетели обвинения подробно останавливались на том, что во время такого рода посещений концентрационных лагерей высокопоставленными лицами лагеря показывались им только с самой лучшей стороны и любые признаки жестокостей и т.п. тщательно скрывались с тем, чтобы у посетителей не могло сложиться неблагоприятного впечатления о лагере...

В целях подтверждения своей точки зрения о том, что подсудимый Шпеер содействовал заключению людей в концлагеря, обвинение приводит его выступление на одном из заседаний управления центрального планирования от 30 октября 1942 г. по вопросу о борьбе с саботажниками. Однако за этим заявлением ничего не последовало, и только в ноябре 1943 года Заукель издал приказ против саботажников[34]... На основании этого распоряжения мог Произойти перевод в исправительные лагеря для рабочих на срок в 56 дней. Только в особо тяжелых случаях нарушения рабочими своих трудовых обязанностей это распоряжение генерального уполномоченного по использованию рабочей силы предусматривало перевод в концентрационный лагерь.

Господа судьи, статья 6 Устава в числе других наказуемых действий предусматривает ведение агрессивной войны. Я не должен здесь говорить о том, что такое агрессивная война и как она определяется. Здесь надо лишь уточнить, что такое ведение агрессивной войны. Я в данном случае придерживаюсь мнения, что агрессивную войну может вести только тот, кто облечен властью верховного командования. Все остальные участники подчиняются его руководству независимо от того, велико их участие в войне или нет. Поэтому подсудимого Шпеера нельзя обвинять в «ведении агрессивной войны». В его действиях нет такого состава преступления.

С июня 1944 года подсудимый Шпеер исчерпывающе информировал Гитлера о положении в его промышленности и неоднократно настойчиво указывал ему на то, что при дальнейшем упадке производства война будет проиграна. Это подтверждают представленные Трибуналу докладные записки Шпеера Гитлеру. Суду были предъявлены чрезвычайно красноречивые приказы Гитлера и Бормана о разрушениях и об эвакуации войск, которые были изданы ими на следующий день после совещания со Шпеером 18 марта 1945 г....

Шпеер уже с середины марта 1944 года принял решение делать все, чтобы ввиду неизбежного проигрыша войны сохранить для немецкого народа необходимые жизненные условия, что подтвердил свидетель Роланд...

Господа судьи! Подсудимый вступил на пост министра в возрасте 36 лет, он слишком поздно понял, что Гитлер думает не о своем народе, а только о себе самом.