Часть седьмая

Будущее принадлежит тем, кто верит в красоту своей мечты.

Элеонор Рузвельт

Это просто чудо, когда просто милая женщина обретает индивидуальность и становится истинно прекрасной.

Миньон МакЛафлин

Куда важнее то, что находится в лице женщины, а не на нем.

Клодетт Кольбер

Глава 28

КЭТИ

Восстановление

Каждый в округе сделал свой вклад в новое кафе; всем хотелось возродить веру Дельты в бисквиты. Альберта и Мэси пришли первыми, привели свою бронебойную женскую команду.

– Мы будем работать, даже если тебе это не нравится, – проворчала Альберта, явно злившаяся на то, что я купила кафе. – Тебе не придется даже платить.

– Отлично. Обожаю выслушивать словесные оскорбления бесплатно.

– Ты ведь не собираешься им заниматься, когда мы вернем кафе? Это же просто шутка?

– Как мне нравится твоя безоблачная вера в мои способности…

– Нельзя же просто построить ресторан, придать ему внешний вид старого, сделать косметический ремонт и верить, что Дельта купится на твои фантазии.

– Увидим. Хорошая косметика способна изменить жизнь женщины.

Альберта яростно фыркнула.

– Ты можешь думать о чем‑то кроме этого своего косметического дерьма? Мир не исправишь новой прической и правильным оттенком теней. И внешность – это еще не все. Ты так ничему и не научилась после гриля в своем «Транс‑Ам»?

Я шагнула к ней так быстро, что Альберта моргнула и попятилась.

– Собственный образ – не пустяк, а макияж нам не враг, – прошипела я. – Некоторые женщины чувствуют себя сильными благодаря своим мозгам, некоторые – благодаря мускулам, но остальным поднимает самооценку их макияж. Тебе бы хорошую зеленую подводку и бежевую основу под макияж, и даже ты сможешь избавиться от красноты на лице. Имидж склочной лесбийской богини при этом не пострадает.

Альберта прошипела:

– Поцелуй мою накрашенную задницу.

– Не сомневаюсь, что ей тоже не помешала бы пара средств. А еще крем от целлюлита и восковая эпиляция.

Я думала, Альберта меня ударит. И сжала кулак, чтобы ответить ей тем же. А затем произошло чудо. Из ее рта вырвался смех, похожий на отрыжку. Она пыталась его побороть, но тщетно. Бу‑га‑га‑га.

– Неверно. Я склочная сучка‑богиня.

На лице наблюдавшей за нами Мэси проступило облегчение. Я протянула правую в шрамах руку Альберте.

– Извинения приняты.

Ее смех испарился.

– За что?

– Только не вынуждай меня оглашать весь список.

Она посмотрела на мою ладонь.

– Ты больше не протягиваешь левую руку, как слабая жеманная девчонка. Это рукопожатие настоящей женщины.

Мэси толкнула ее. Альберта вздохнула.

– Хорошо. Ты оказалась сильнее, чем я думала. Неплохо для королевы красоты и гетеросексуальной актрисы третьего плана. Но тебе далеко до Анжелины Джоли.

– Не заставляй меня гоняться за тобой с парой острых щипчиков для ногтей.

Мы пожали руки. Это больше напоминало армрестлинг, но для начала сойдет.

ТОМАС

Я знал, что могу отстроить кафе заново, сохранив весь его индивидуальный шарм. Меня волновало не это. Все люди знают, что они хотят видеть в зданиях и что у старых зданий своя атмосфера, которую не повторит никакое внимание к деталям.

– Хорошо, вот что мы сделаем, – объявил я толпе, в передних рядах которой стояли Кэти и девочки. Мы вооружились старыми ножами и вилками и собрались на стоянке кафе возле стопок новых, гладких досок и балок. Царапайте эти доски, тыкайте их ножами, делайте все, что вам вздумается. Когда мы закончим, эти доски должны выглядеть так, словно им сотня лет. Воздух наполнился звуками терзающих дерево столовых приборов. Кэти вогнала нож для мяса в доску и вопросительно взглянула на меня.

– А ты уверен, что так эти доски приобретут модный состаренный вид? Вдруг они просто станут странно выглядеть?

– После некоторой творческой покраски они будут мало отличаться от оригинальных досок кафе, обещаю. – Я водил по дереву облезлой и корявой салатной вилкой. – Проблема реставрации состоит в том, что новая копия старого здания оказывается слишком аккуратной, слишком чистой. Старые шрамы исчезают. Индивидуальность теряется. Без изъянов оно привлекательно только внешне.

Я продолжил скрести вилкой доску, Кэти промолчала. Ее молчание обеспокоило меня, и я оглянулся. Она смотрела на меня так, что у меня мгновенно началась эрекция.

– Я знаю, что уже задавала этот вопрос, – тихо сказала она, – но все‑таки. Ты женишься на мне?

Женщины. Никогда не понимал, как у них устроены мозги. Предложи им немного архитектурной философии, и они сразу распаляются.

Не то чтобы я жаловался.

– Конечно, – сказал я.

Как и большинство мужчин, я никогда не фантазировал по поводу свадьбы. Я понятия не имел, зачем нужны все эти ритуалы. Почему крошечная девочка с цветами должна выписывать зигзаги в проходе церкви, словно пушистый шарик для пинбола. Почему мальчик, несущий кольца, должен только‑только войти в возраст, позволяющий надеть на него крошечный смокинг поверх памперса и не заботиться о том, правильной ли стороной он несет подушечку. Или почему женщины тратят столько времени, в муках подбирая определенные цветы для букета или высчитывая точную расстановку столов. Я знал лишь одно: я хочу жениться на Кэти и сыграть с ней свадьбу, но чтобы это сделать, мне сначала нужно было отстроить кафе.

– Значит, договорились, – сказали мы вместе. – Мы хотим устроить свадьбу в кафе осенью, когда оно снова откроется.

Сентиментально. Это идеальное место, важное для всех нас, да.

Договорились. Черт. Ждать до самой осени.

Тем временем мы распределили наше время между реставрацией фермы и строительством в Ков. Девочки включились в общее дело, и мы пережили немало счастливых семейных дней. По субботам мы готовили обильные ужины на новой кухне, слушали старые записи Оле Опри на компьютере в гостиной. Мы гуляли в лесу и искали драгоценные камни в ручье. Мы посетили заводчика коз и купили Бэнгеру целый гарем прекрасных кашемировых козочек, а затем сходили на куриную ферму и приобрели Герману стайку долговязых красных родайлендских кур. Они возвышались над ним во дворе нового, красивого курятника, словно большие рыжие хаусфрау над одноглазым и неуклюжим Барни Файфом. Герман был в восторге. Мы наняли в Тартлвилле адвоката, чтобы начать процесс усыновления и однажды вечером собрались в гостиной вместе с Корой и Иви, чтобы все им разъяснить.

– Это навсегда, – сказала им Кэти. – Понятно? Мы станем семьей во всех смыслах этого слова. Вы будете постоянно жить с нами и сможете всем говорить, что вы наши дочки.

– Если хотите, можете также говорить, что мы ваши мама и папа, – добавил я. – И мы будем так крепко держаться за вас, что иногда вам будет казаться, что это слишком.

– Обещаешь, мама? – спросила Кора.

– Мама и папа. Это круто, – сказала Иви.

Вот так просто. Самые серьезные решения часто очень простые.

Той ночью, когда девочки уснули, Кэти пила хорошее красное вино, и я отпил из ее бокала. Ядовитый демон водки исчез. Мне больше нравился безобидный вкус старого вина.

– За наших дочек и за нашу винокурню, – сказала Кэти, подняв бокал.

– У нас будут не только дочери, но и винокурня? Ты решилась?

Она кивнула.

– Тебе нравится идея?

Я задумался. Виноград, вино, дегустации, сыр, крекеры, друзья, семья, плодородие. Стать виноделом. Смешивать купажи.

– Да, – восторженно признал я.

Она улыбнулась.

– У меня есть идея, насчет названия. Названия нашей марки. «Древо жизни». Что ты об этом думаешь? Привет твоему кумиру, Фрэнку Ллойду Райту. И мы можем опубликовать снимок твоего виноградника сверху в нашей ознакомительной брошюре. И использовать стилизованное изображение этого абстрактного дерева как логотип для печати на футболках и кофейных чашках. Подумай о мерчандайзинге!

Я погладил ее по щеке тыльной стороной пальцев.

– А почему бы нам вместо этого не назвать марку нашего вина «Хребет Дикарки»? Отлично звучит.

Она казалась довольной.

– Но какой у нас будет логотип?

– Как насчет сумасшедшей женщины с горящими волосами, которая преследует козла, поедающего мобильник?

Она пристально посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, переваривая этот слегка смягченный образ. На миг я испугался, что шутка с огнем оказалась чересчур рискованной. Затем ее лицо осветилось знаменитой и очень редкой в последнее время мегаваттной улыбкой.

– Хорошо. Мы над этим поработаем.

Несколькими днями позже Кэти купила мне предварительный свадебный подарок. Его доставили как раз тогда, когда мы только закончили работы над новой хозяйской спальней. Берт и Роланд по просьбе Кэти забрали его в Эшвилле и привезли сюда на дряхлом открытом пикапе Берта. Должно быть, пока они добрались до наших гор, вид нескольких громадных ящиков с надписью «КРОВАТЬ» успел позабавить большую часть жителей округа Джефферсон.

– Это Стикли, – сказала Кэти, жадно изучая мое лицо в поисках малейших признаков недовольства или радости. Ради восхищенного взгляда любимой женщины мужчина может далеко зайти.

– Это репродукция, потому что Густав Стикли на самом деле не делал кроватей королевского размера. Но она изготовлена его компанией, и они по‑прежнему славятся лучшей мебелью ручной работы. Это классический стиль и вишневое дерево.

– Я ее обожаю, – произнес я, рассматривая гигантские ящики, сваленные в пустующей до этого новой спальне.

– Но мы еще даже не распаковали и не собрали ее.

– Уверен, что она мне понравится. Потому что это Стикли, потому что ты специально выбрала ее для меня, и особенно потому, что я счастлив спать в любой кровати, где угодно, лишь бы ты делила ее со мной.

– Ох, ты такой мягкий.

Я обнял ее и слегка прижался к ее паху.

– Нет, я‑то как раз твердый.

Она улыбнулась.

Хороший секс уносит нас куда‑то. Туда, где тепло и просторно, в рай, наполненный страстью и счастьем. Секс – это (он может и должен быть таким, но на самом деле это редко случается) воссоединение с чем‑то большим, чем мы сами. Мужчины трахаются, женщины занимаются любовью. Но мы, мужчины, занимаемся любовью, когда трахаем женщину, которой восхищаемся, для нас это равноценные вещи. В этом мы искренни. Внутри меня есть пустота, которую способна заполнить своим телом только Кэти, и я своим телом делаю ее счастливой, о чем и мечтать не мог.

Той ночью мы лежали нагишом в новой кровати, глядя на летние звезды сквозь большие новые окна, которые уже начинали мне нравиться. Она погладила мои бедра кончиками пальцев.

– В этой кровати можно жить, – прошептала она.

– Согласен, – сказал я.

КЭТИ

В первые же дни восстановления кафе Джеб и Бубба вытащили из кучи мусора пузатую чугунную печку. Бабушка отдала ее Дельте много лет назад, и та украшала собой угол главного зала. Члены клуба садовников Тартлвилля с Туте Бейли во главе взяли на себя заботу о маленькой печке и заново ее отделали. Методисты пожертвовали шесть самодельных кресел‑качалок для новой веранды; баптисты, одержимые духом соперничества, в ответ отремонтировали обгоревшее пианино, стоявшее ранее в зале у боковой веранды.

Остальные приносили новые безделушки для стен, торжественно вручая их Пайку как заместителю Дельты. Доска объявлений взамен той, на которой всегда было полно рекламы бесплатных котят, гаражных распродаж и школьных постановок. Старые фотографии и старинная кухонная утварь, обломки корунда с цветными вкраплениями рубинов и сапфиров. Керосиновые лампы, жестяные тарелки и синие эмалированные кофейники. Книги для новой полки обмена и шторы из клетчатого набивного ситца для новых окон. И даже чучело рогатого зайца – вместо того, что жил на полке рядом с кассовым аппаратом.

Скоро у нас были все ингредиенты для замешивания новой порции души этого кафе. Не хватало только повара, который мог приготовить живую веру.

Но она сидела дома, замкнувшись в своем горе.

* * *

– Тут должна быть вешалка для квилта, – заметил Томас под жужжание пил и стук молотков. Мы стояли на новой боковой веранде кафе и рассматривали чертежи вместе с Клео, Бекой и Джебом.

– Господи, а ты прав, мы же чуть не забыли, – сказала Клео. – В комнате не будет правильного духа без свисающего с потолка незаконченного покрывала.

Джеб кивнул.

– Я сделаю новую вешалку.

Ко мне обратилась Бека.

– Кэти, ты должна помочь нам с орнаментом. Нужно что‑то особенное. Что‑то, что поможет нам вернуть Дельту.

– Насколько я понимаю, это значит, что мне придется научиться шить.

Работы над новым квилтом мы начали вечером во дворе. Все расселись в кружок на садовых стульях, разложив на коленях кучки маленьких квадратных лоскутков. Я очутилась между Туте и Иви, лицом к Клео, Беке, Долорес и нескольким другим женщинам. У больших фонарей порхали ночные мотыльки и летучие мыши. Счастливая Кора вместе с остальной малышней носились вокруг, хохоча и гоняясь друг за дружкой. Местные подростки расположились в тени, притворяясь, что им нет дела до происходящего. Томас устроил под дубами игру в покер. Десятки соседей принесли с собой еду. Тарелки расставили на длинных столах, холодное пиво и сладкий чай остывали в тазиках со льдом. Бэнгер разгуливал вокруг, любовно бодая деревья, сложенные доски и людей. Мы взяли его с собой проведать его бывший дом.

– Что это? – спросил у Коры один из малышей, показывая пальцем на горку кривых и почерневших кусков теста в ведерке, служившем Бэнгеру переносной кормушкой.

– Бисквиты Кэти, – ответила Кора. – Их, кроме Бэнгера, никто не ест.

– Дельта не придет сегодня на наши рукодельные посиделки? – спросила я у Пайка. – Ее не удалось уговорить даже просто посидеть во дворе и получить удовольствие от работы над новым покрывалом?

Он устало покачал головой.

– Она собрала чемодан и уехала сегодня утром в Чаттанугу. В гости к кому‑то из моих родичей. Сказала, что не может больше видеть, как все притворяются, будто здесь все по‑прежнему.

Тем летом Дельта много путешествовала. Она ни разу не приходила на стройку, а если была вынуждена проезжать мимо, всегда отворачивалась.

Они с Пайком даже возили внуков в круиз к Карибским островам, хотя Джеб сознался, что его мать так и не отпустили воспоминания об утонувших детях.

Вечером Альберта с Мейси устроили импровизированный концерт Лог Сплиттер Герлз.

– Нам нравиться думать, что мы похожи на «Дикси Чикс», – объявила в микрофон Альберта. – Только жестче и без всякой любовной попсы о мужчинах.

Я прикусила язык и благоразумно промолчала.

Бека объявила начало нашего швейного проекта.

– Мы могли бы пойти традиционным путем и сшить покрывало с популярным узором «Крэйзи Пэтч» или «Сэмплер». Но, думаю, в этот раз нам понадобится что‑то особенное. Поэтому слушайте все. Сшивайте лоскуты так, как вам нравится, а потом мы соединим их в одно огромное безумное покрывало. Каждый внесет что‑то свое, и наш квилт получится по‑настоящему уникальным.

Некоторое время я наблюдала, как Долорес раскладывает желтые и зеленые лоскуты.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я.

– Абстрактные желтые розы.

Туте выкладывала из квадратов ткани зеленые и розовые кляксы.

– А это что будет?

Она улыбнулась.

– Поле для гольфа. А именно пятнадцатая лунка в «Мастерз». Розовое – это азалии.

Иви немедленно рассортировала свои лоскуты по рисунку ткани и принялась изображать некое большое здание.

– Это Ватикан? – спросила я.

– Особняк Билтмор, – пояснила она.

Томас специально возил девочек в Эшвилль посмотреть на это легендарное здание. Все проведенное там время Иви с Томасом обсуждали архитектуру. Иви посмотрела на получившуюся у меня абстракцию.

– А что у тебя?

– Я называю это… церемонией вручения Оскара. Эти лоскуты с мелким рисунком в розочку изображают красную ковровую дорожку. А эти золотисто‑голубые, с королевской лилией – места для поклонников.

Я ткнула пальцем в кричаще‑фиолетовый квадрат.

– А это Джоан Риверз.

– Ты скучаешь по всему этому? – спросила она. – По красной ковровой дорожке и остальному?

Я могла соврать, но не стала этого делать.

– Да, – сказала я.

Позже, когда я, сгорбившись, работала над своим шедевром, ко мне подошел Томас и мягко положил руки на плечи, изучая мою работу.

– Красная ковровая дорожка и никаких фотографов?

– Ни‑за‑что.

Он начал массировать мои плечи, словно пытаясь стереть воспоминания о безжалостной камере, снимающей катастрофу.

Я вздрогнула. Фотографы. Камеры. Скоро мне снова придется с ними встретиться. Предстоящая речь в Эшвилле никак не шла у меня из головы.