Глава 26. Апрельским вечером, решив отвлечься от строительных забот, я забрал свою почту в отделении Кроссроадс

ТОМАС

Апрель

Апрельским вечером, решив отвлечься от строительных забот, я забрал свою почту в отделении Кроссроадс. Пролистывая каталоги и прочую рекламную дрянь, я вдруг наткнулся на письмо от незнакомца. Какого‑то доктора из Флориды.

Уважаемый мистер Меттенич!

Я пишу вам по совету вашего брата, Джона, который занимается моими инвестициями. Насколько я понял, у вас есть способ познакомить меня с Кэтрин Дин…

Каким местом Джон думал? С чего он взял, что может рассказывать своим клиентам о Кэти? Но удивление и злость прошли, когда я продолжил читать. Дочитав до конца, я понял, почему Джон попросил незнакомца связаться со мной. И я знал, что нужно делать.

Оставалось только надеяться, что Кэти тоже это поймет.

КЭТИ

Я мрачно сидела на кухне кафе. Дельта, время от времени пробегая мимо с подносом, похлопывала меня по руке. В субботу, особенно в обед, времени на задушевные разговоры не оставалось. Я приехала посмотреть, как Дельта делает бисквиты. Они у меня по‑прежнему не получались. Но Дельта была слишком занята, чтобы меня веселить.

– Мисс Дин? – я осторожно выглянула из‑под полей фетровой шляпы, надетой поверх шелкового платка, который я намотала вместо защитной маски. В дверях стоял высокий седеющий мужчина, одетый в ветровку и вельветовые брюки. – Томас Меттенич сказал, что я найду вас здесь. Я несколько раз говорил с ним по телефону, а вчера познакомился лично. Он проверил все мои рекомендательные письма, и, если вы сейчас ему позвоните, он подтвердит мою личность. Все, что мне нужно, – это пара минут вашего времени.

Я быстро встала. Томас не посылал ко мне незнакомцев, особенно без предупреждения. Этот человек наверняка пришел с миниатюрной камерой в кармане. Я попятилась к выходу из кухни.

– Позвольте мне только проверить кое‑что во дворе, и я сразу вернусь к вам…

– Мисс Дин, пожалуйста, не паникуйте.

– Я не паникую. Мне нужно проверить доставку… томатов. Видите ли, я сегодня дежурная… по томатам.

Он протянул мне левую руку. Она была жутко изувечена, и на ней не хватало двух пальцев.

– Я выжил при пожаре. Как вы.

Я долго смотрела на него, а потом жестом пригласила за собой. Мы вышли во двор под холодное солнце. Он благодарно кивнул.

– Я доктор Ричард Бартоломью. Из Джексонвилля во Флориде. – Он кивнул на свою пострадавшую руку. – Инцидент с грилем во время барбекю. Пять лет назад. До этого я был хирургом.

– Но больше не можете проводить операции?

Он кивнул.

– Но я могу преподавать, консультирую, и я член форума директоров SEBSA.

– SEBSA?

– Юго‑восточной Ассоциации пострадавших от огня. У нас около двух тысяч членов со всего региона.

– Я даже не думала, что может быть… клуб для таких, как мы.

– Вот именно. Мы помогаем советами, поддержкой, дружбой. Объединяем жертв огня и их семьи в местные группы поддержки. Выпускаем бюллетень с информацией о новых способах лечения, и так далее. И… Мы проводим ежегодную конференцию. В этом году она пройдет в Эшвилле. Осенью. – Он смотрел на меня мягко, но уверенно. – Вы не могли бы выступить на ней?

Я резко втянула воздух. Томас собирался вытолкнуть меня из зоны комфорта куда дальше, чем ему удавалось раньше.

– Я просто не смогу, я… только не перед аудиторией, не на людях. Простите, если Томас создал впечатление, будто я способна на подобное.

– О, он был крайне честен, описывая ваши страхи, он четко дал понять, что вы боитесь появиться на людях. – Доктор Бартоломью помолчал. – И очень четко определил, что мои мотивы должны быть искренними.

– То есть он вас не отпугнул.

– Нет. Прошу вас, подумайте о выступлении на нашей конференции. У вас есть время. – Он протянул мне визитку. – Для нас ценно любое слово, которым вы решите поделиться. Пострадавшим от огня, как никому другому, нужны мотивация и вдохновение. Вы могли бы привлечь внимание к потребностям пострадавших, заставить людей задуматься о проблемах безопасности, мотивировать выживших, заставить их поверить в себя. Снова поверить.

Я мрачно хохотнула. Я? Я буду говорить об уверенности в себе?

– Я буду плохим примером. Поверьте. Но с радостью пожертвую деньги вашей организации.

– Я не прошу у вас денег, мисс Дин. Я прошу куда более важного. Вас.

– Не думаю, что смогу поделиться теми позитивными вещами, о которых вы говорили.

– Пожалуйста, просто подумайте о конференции.

Он кивнул на прощание и ушел. У меня сжалось сердце, новая волна колючей паники нарастала изнутри.

Говорить? На людях?

Ни за что. Никогда.

* * *

– Ты можешь перед ними выступить. Ты сможешь, – тихо сказал мне Томас. – Скажи Бартоломью, что попытаешься. У тебя есть несколько месяцев на подготовку. Слушай, прости, что раньше ничего тебе не сказал, но ты просто не стала бы с ним говорить, если бы знала, в чем дело.

Мы сидели на веранде и смотрели на закат над Хог‑Бэк. Я злилась на Томаса. Мы отправили Иви и Кору в кафе, поиграть с внуками Дельты, так что могли говорить, не беспокоясь о слушателях.

Я покачала головой:

– Это было чертовски нечестно.

– А ты бы встретилась с ним по своей воле?

– Нет. Зачем это мне? Я не знаю, что говорить аудитории пострадавших.

– Ты, наверное, шутишь. Чем они от тебя отличаются?

– Журнал «Вэнити Фэйр» не называл их «самой сексуальной звездой экрана» до того, как они получили шрамы. Вот чем.

– И что?

– То, что они смирились со своими шрамами. А я нет. Что я им скажу? «Смиритесь»? Как я сама? Обгоревшим людям часто приходится смиряться, так? Просто не обращать внимания. Так вот, процитирую любимое словечко Иви: «фигня»!

– Альберта давно предупреждала, что мне придется тебя подталкивать. Я не поверил ей тогда, но теперь верю. Ты должна выйти к людям. И это выступление станет отличным началом. Поверь, ты просто должна это сделать.

Я уставилась на него.

– Ты говорил обо мне с Альбертой? Ты говоришь мне, что делать? Приказываешь мне? Никто мною командовать не будет. Я тебе не девчонка с окраины, которой ты можешь помыкать. Я… – Я осеклась. Господи. Внезапно до меня дошло, как высокомерно все это звучит. Я же говорю с Томасом. С Томасом!

Он сжал зубы.

– Ладно, понял. Ты Кэтрнн Дин. Ты особенная. Весь мир может идти сосать дверную ручку, пока ты будешь делать только то, что тебе нравится. Пока ты будешь продолжать строить себе хижину отшельницы на Хребте Дикарки. Даже если от этого больно и плохо всем, кто тебя любит. В том числе и мне.

Он встал и ушел в дом, так хлопнув дверью на прощание, что витражи моей бабушки зазвенели. Я спрятала лицо в ладонях.

Я не смогу выступать перед аудиторией, даже если он никогда не простит меня.

ТОМАС

Я слишком давил на Кэти. И понимал это. Мы помирились, мы занялись любовью, мы оба сказали, что просто неверно подобрали слова в разговоре. К концу апреля мы смогли притворяться, что вообще не ссорились по поводу приглашения SEBSA, но я нашел визитку доктора Бартоломью в мусорной корзине возле своего чертежного стола. Кэти сознательно ее туда бросила. Хотела, чтобы я совершенно четко понял: тема закрыта. Что ж, я решил подыграть. Прикусить язык и молчать – вредная привычка еще со времен жизни с Шерил. Напряжение осталось висеть в воздухе и только нарастало.

Хог‑Бэк и Десять Сестер сияли десятками оттенков зеленого. На огородах, которые Дельта устроила возле кафе, зеленели грядки с первыми побегами. Весенние кустарники и цветы окутались первыми соцветиями. Первые пчелы уже крутились вокруг лепестков и полных пыльцы тычинок. С наступлением тепла в кафе прибавилось посетителей, по субботам Альберта, Мэси и другие местные музыканты устраивали на крыльце джем‑сейшены. Туристы, приезжавшие с палатками, и местные соседи приносили стулья и спальники, наслаждаясь концертом. Поздним вечером в субботу, когда посетители разошлись, мы с девочками и Кэти присоединились к сидящим на дворе Дельте, Пайку, Долорес и судье. Кэти выбралась на крыльцо, взяла у Мэси электроскрипку и сыграла быструю переделку кантри «Синяя луна над Кентукки».

Мы изумленно слушали.

– Ну, девочка, ты виртуоз! – хмыкнул Пайк, когда Кэти закончила играть. Альберта была в шоке. Мэси улыбалась и аплодировала. Остальные тоже. Кэти картинно поклонилась и вернулась на свой стул.

– В детстве меня учили играть на струнных инструментах, – сказала она, мрачно глядя на меня. – Видишь? Я с радостью выступаю перед аудиторией, пока я с людьми, которых знаю и которым могу доверять.

Я только кивнул, стараясь ничего не ляпнуть.

А потом снова нырнул в строительные проблемы, разбирался с домом и его растущей коллекцией хозяйственных пристроек. Я рисовал эскизы для отапливаемого и кондиционируемого курятника в старом ремесленном стиле, для нового сарая, где мог бы с комфортом разместиться Бэнгер и его будущий гарем. Иногда мы с Кэти занимались там любовью, иногда просто трахались. Просто поразительно, как два человека, настолько любящие друг друга, настолько подходящие друг другу, могут за такое короткое время построить между собой непробиваемую стену.

Ощущая внутри живую рану, я не мог не заботиться о Кэти, не контролировать ситуации, не возводить защитных стен вокруг тех, кого люблю. У нас с Кэти были свои проблемы, но разве не пришло время подумать о будущем Иви и Коры? Девочки совершенно определенно хотели остаться с нами, но Иви при этом все больше замыкалась в себе, а Кора продолжала убеждать воображаемых друзей, что мы их не бросим.

Да, у них все еще были проблемы с доверием, но мы с Кэти вряд ли могли бы с этим справиться так же, как справились с вопросом о выступлении на конференции, то есть игнорируя проблему. Я был готов принять формальную, с подписями и печатями, ответственность за Кэти и девочек. Чтобы доказать, что я никогда не позволю террористам подобраться к ним, никогда не позволю небоскребу обрушиться под их ногами, что я гарантирую им полную и совершенную безопасность. А как я мог дать такие гарантии, не попросив Кэти выйти за меня?

День казался мне идеально подходящим для предложения.

КЭТИ

Предложение

Я могла бы и догадаться, что Томас собирается предложить мне руку и сердце. Дельта в тот день выглядела чересчур уж невинно, приглашая Иви и Кору на обед в фастфуде «Dairy Queen», а потом на просмотр двухчасового фильма от Диснея в кинотеатре Тартлвилля, с ней и ее внуками. Но я тогда подумала, что Дельта просто хочет дать нам с Томасом возможность «окрестить» первую официально законченную пристройку к дому. Маленькая кухня бабушки Нэтти с россыпью созвездий на полу и самодельной плиткой на стенах теперь была парадным входом в новую кухню с пристроенной столовой. Пол с выложенными созвездиями перетекал к более крупным плиткам из полированного гранита, светлые медные перемычки, держащие ромбовидные стекла в окнах (классический стиль «Craftsman»), по ночам отражали теплый свет. Большая металлическая раковина, которая осталась мне от бабушки, занимала почетное место рядом с современной, под новой стеной и широким окном, на подоконнике которого мы расставили комнатные растения.

Мне нравилась старая бабушкина раковина. Если духи живут в дереве, камне и металле дома, то дух бабушки плавал именно в ней. Я дорожила ею, как сокровищем. Мы уже протянули проводку. Поставили нагреватель для воды. Томас и мы с девочками торжественно воспользовались раковиной, празднуя ее установку, открыли воду и по очереди вымыли руки теплой водой.

А вот большую страшную плиту я заточила в каменный угол, по соседству с огромным холодильником и морозильной камерой, которые окружила застекленными шкафами из вишневого дерева. Холод побеждает огонь, думала я. Рядом стоял антикварно‑примитивный стол из дубовых досок, каждая доска была почти в два фута шириной. Вокруг длинного стола мы поставили красивые стулья из вишневого дерева. Сиденья были набивными, а сами стулья мы решили не покрывать лаком. Кухня была роскошной, архитектурным пиром, комфортным и элегантным эквивалентом бисквита под толстым слоем жидкого меда.

Я ждала, когда Томас приедет впервые пообедать со мной наедине. Я открыла дверцу духовки, вытащила последний противень с бисквитами и уставилась на почерневший верх. Черт.

Эта премудрость все еще мне не дается. Кухня знает, что я недостойна. Знает, что я боюсь плиты, боюсь будущего, боюсь внешнего мира. Томас тоже знает.

Я мрачно выбросила бисквиты, отпила вина из бокала, помешала картофельный суп‑пюре и взбила салат в миске. Поправила серебряные приборы на новых салфетках поверх старого стола и выглянула в панорамное окно, выходящее на Хог‑Бэк. Даже Томас признавал, что дом стал лучше, когда появился этот чудесный вид и через окна начало проникать солнце.

Я услышала грохот его грузовика. Щенки завиляли хвостами и помчались к двери. Я быстро пригладила волосы и охлопала все остальное – грудь, живот, задницу, – затянутое в облегающий белый свитер с длинными рукавами и кружевную длинную деревенскую юбку. Пульс участился, в животе потеплело, мое тело предвкушало его появление. Несмотря на все наши проблемы, я не представляла себе жизни без него.

Я услышала стук входной двери, потом его шаги в коридоре, топот щенят, которые крутились у него под ногами. Я успела принять картинную позу у стола, словно только что перестала расставлять тарелки.

– Я приготовила тебе поесть, – пропела я.

– Я чую аромат твоих бисквитов, – отозвался он.

– Только потому, что я забыла включить новую вытяжку и побрызгать освежителем воздуха, чтобы скрыть аромат угольков.

Он завернул за угол и остановился на пороге кухни. В руках он держал огромный букет весенних цветов и бабушкину бутыль для молока. На нем были линялые джинсы, широкий ремень, белая рубашка с расстегнутым воротом. Томас оглядел меня с ног до головы и не сводил с меня глаз, подходя ближе. Он поставил цветы в бутыль, налил в нее воды и поставил в центре стола, завершая сервировку. И все это время он смотрел на меня. А я смотрела на него, прижав руки к бокам и вздернув подбородок, не забывая правильно поворачиваться. И сердце у меня трепетало.

Он подошел ко мне, остановился совсем рядом, в шаге, но не прикасаясь, оставив почти незаметное и очень теплое пространство между нами. Я подняла лицо, отворачивая щеку со шрамами, пытаясь забыть о них, как всегда. Взяла его за руку.

– Мы займемся любовью в настоящей спальне. В настоящей постели.

Его пальцы жадно сжали мои.

– И это, – сказал он, притягивая меня ближе, – будет грешно.

* * *

После хорошего секса жизнь всегда кажется проще. Этим он и опасен. Мы лежали рядом, обнаженные, на сбитой постели. Томас был из тех редких мужчин, которые любят поговорить после секса. Я очень любила эту его черту, но только не в последнее время. Слишком рискованно. Лучше отвлечься. Я опустила руку под кровать, выудила вибратор и провела им по животу Томаса.

– Я хочу показать тебе, – сказала я, щелкнув кнопкой, – чудеса современного электричества.

Он накрыл ладонью мою руку, останавливая меня.

– Давай оденемся и сходим к Руби‑Крик. Я сам хотел бы кое‑что тебе показать.

– Этому «чему‑то» лучше бы возбуждать, как это. – Я помахала вибратором и подмигнула Томасу. В животе ледяным комком свернулся страх.

– Даже лучше, – мрачно ответил он.

* * *

Мы стояли на коленях у ручья, в мягких сумерках весеннего вечера, и держали маленькие старательские сита, которые купил Томас.

– Опускай сито вот тут, в песчаный участок, – говорил он. – Зачерпывай песок и немного воды, а потом двигай по кругу, чтобы вода стекала с одной стороны сита. Аккуратно, и песок тоже смоет, оставив только хорошие вещи.

– Ты уверен, что мы тут найдем рубины или сапфиры? Почему?

– Потому что условия идеальны. Я просчитал изгиб русла, течения, объем воды, интенсивность нанесения песка, вот эти вкрапления под поверхностью, гидравлику вытеснения метража породы…

– Я могу определить фигню, даже если она вся состоит из технических терминов.

– Просто поверь мне и зачерпни, ладно?

Я зачерпнула песок, повернула сито, промыла песок, выбросила из сита пару серых камешков, зачерпнула снова. Что‑то явно тяжелое потянуло сито вниз.

– Эй! Похоже, я нашла самородок. – Я промыла. Песок и вода стекли вниз, оставив в сите маленькую черную коробочку. Коробочку для кольца. Я уставилась на нее.

– Томас, что ты…

– Открывай, – хрипло сказал он.

У меня дрожали руки. Я положила сито, поставила коробочку на ладонь – на здоровую левую, конечно же, – и открыла крышечку. Внутри сияло золотом и платиной кольцо с изумительным рисунком переплетающихся прямоугольников, с несколькими крошечными рубинами вокруг огромного бриллианта. Кольцо было прекрасно, уникально, и Томас, без сомнения, сделал его сам.

И стоило мне поднять глаза, как Томас понял, что я не приму кольцо. Он медленно выдохнул. От его взгляда сердце рвалось на части.

– Я буду ждать, сколько потребуется, – сказал он. – Просто скажи мне, что, черт побери, с нами происходит.

Я ссутулилась.

– А что случится, когда ты закончишь меня «реставрировать»? А потом поймешь, – я показала на свое лицо, – что, как бы ты ни старался, это никогда не будет выглядеть как раньше?

Я отвернулась, пытаясь взять себя в руки.

Он нагнулся ко мне.

– Ты правда думаешь, что я сижу и мечтаю увидеть твое лицо без шрамов? Ты правда думаешь, что от этих шрамов зависит то, как я тебя вижу? Как я вижу наше будущее?

Я повернулась, глаза заволокло слезами.

– Дело не только в лице. Дело во мне. В том, что внутри. Ты хочешь, чтобы я была сильной, уверенной женщиной, которая может стоять перед комнатой, полной народу, и не дрожать. Я не могу, Томас. Возможно, я не смогу отказаться от отшельничества. Превращусь в сумасшедшую одиночку на Хребте Дикарки.

– Не превратишься. Я не сдамся…

– Ты не сдашься. Вот именно. А если я сдамся? Что случится, если я не смогу измениться, если ты не сможешь меня изменить, если однажды ты почувствуешь, что разочаровался во мне, и решишь, что мои фобии ограничивают твою жизнь, твой выбор, твои мечты? Томас, я не хочу стать разочарованием для тебя, Иви и Коры.

– Я люблю тебя. Ты из простых проблем делаешь нечто неподъемное.

– Мне непросто выйти к людям. Я люблю быть с тобой, с девочками, с животными, мне нравится здесь, в горах. Разве этого мало?

– Ты не «любишь» отшельничества. Ты его приняла. В том‑то и разница. А я все время помогал тебе сделать такую жизнь проще. Больше не буду. Я не хочу больше жить в сарае. На следующей неделе я возвращаюсь в свою хижину.

Я застонала.

– Ну как ты можешь так со мной поступать? Представь, как расстроятся Иви и Кора!

– А как ты думаешь, что они чувствуют сейчас? Они все время боятся, что мы с тобой расстанемся, Кэти. Я живу в сарае. Они знают, что это плохо. Я ненавижу такое напряжение. Либо мы вместе, мы семья и мы поженимся, либо мы прекратим притворяться. Никаких полумер, ясно? Жить с кем‑то означает рано или поздно сделать выбор. Мои уроки дались мне совсем непросто. Тебе тоже придется научиться.

– Я согласна с тобой. Я знаю, что мне нужно стать сильнее, храбрее, лучше. Но это не твой выбор. Этот выбор только мой.

– Просто пообещай, что ты выступишь осенью. Попытайся. Большего я не прошу.

– Я не могу. Не могу. Прости. – Я поднялась на ноги, Томас тоже вскочил. Я плакала, меня трясло. И у него в глазах стояли слезы. Я вцепилась в его рукав.

– Не говори девочкам, что уезжаешь. Они не поймут почему. Не говори им пока. Дай мне подумать несколько дней. О том, как им сказать.

Он кивнул.

– Несколько дней.

Жалко сгорбившись, мы вернулись к дому. Бок о бок, но не касаясь друг друга.

Date: 2015-07-25; view: 260; Нарушение авторских прав