Лекция IV. Генезис и онтогенез знаковых систем 123

ний и движений; эмблемы клубов, партий, олимпийских игр, фе­стивалей, спартакиад; ордена и медали; фирменные значки и знаки принадлежности (например, особые галстуки у выпускников не­которых привилегированных британских школ); дорожные знаки; печати, клейма, торговые марки, товарные знаки и многое дру­гое.

В культуре есть множество знаковых систем, сочетающих в себе свойства естественных и искусственных семиотик, так что отне­сение таких систем к тому или иному классу определяется пре­обладанием в них черт естественного или искусственного про­исхождения.

Такого рода амбивалентность характерна, например, для чело­веческого языка. С одной стороны, никто не сомневается в есте­ственном происхождении этнических языков. Однако, с другой стороны, в естественных языках, в самом их существовании' в конкретных социумах есть феномены искусственного происхож­дения или феномены, содержащие в себе черты искусственности («рукотворности», «кабинетности»). Таковы, во-первых, системы письма, а также сознательно проводимые графико-орфографи-ческие реформы письма; во-вторых, научно-технические терми­нологии, где всегда высок удельный вес единиц кабинетно-лабо-раторного происхождения и время от времени проводится созна­тельное упорядочение терминологий и номенклатур; в-третьих, больший или меньший элемент искусственности присутствует в процессах формирования литературного языка и кодификации его нормативно-стилистической системы; в-четвертых, сознательное языковое планирование всегда присутствует в феномене языко­вой политики — и в условиях одноязычия, и, в особенности, в многоязычном социуме; в-пятых, существуют так называемые «пла­новые», или «рукотворные», языки — эсперанто, идо, волапюк, окци­денталь и другие «кабинетные» аналоги естественных языков. На­званные пять групп искусственных феноменов в лингвистической области подробно представлены в книгах (см.: Мечковская 2000; Мечковская 2001).

С другой стороны, многие искусственные семиотики обнару­живают черты естественности и той стихийности, которая свой­ственна истории культуры. Это легко увидеть при обращении к генезису и истории почти любых семиотических феноменов.

Например, есть все основания рассматривать письмо в качестве одной из искусственных лингвистических семиотик (что и было сделано абзацем выше): недаром так часто говорят о «изобретении» или «изобретателях» письма. Однако историческое знание открыва­ет в письме мощное стихийное и эволюционное начало.

В сложении самобытных (не заимствованных) систем буквенно-зву-кового письма стихийно-естественное начало связано с тем, что такие

124 Часть вторая. КЛАССЫ ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ

системы вырастали из идеографического (обобщенно-рисуночного) пись­ма, поэтому новые буквы оказывались зависимы (и при этом в разной степени) от прежних уходящих пиктограмм или иероглифов. Например, алеф, первая буква еврейского алфавита, передавала звук, которым на­чиналось древнееврейское слово со значением 'бык'. Поэтому буква алеф обозначала быка, но связано это не только с мнемотехникой, но и с тем, что бык, по древнейшим мифологическим представлениям ското­водческих народов, — это верховное божество. Древнее начертание бук­вы алеф, к которому восходят первые буквы греческого, латинского и кириллического алфавита, — соответственно А {альфа), А (а) и А (аз), по-видимому, представляло собой перевернутое (в некоторых древнесе-митских алфавитах — повернутое на 90°) схематичное изображение ро­гатой морды: V.

Однако и заимствования алфавитов часто оказывались далекими от простоты или прямолинейности «одномоментных» искусственных уста­новлений. Например, славянская кириллица — это результат стихийной аккумуляции ряда событий, процессов и тенденций в истории славян­ского письма, таких как 1) практика записи славянской речи буквами греческого алфавита «без устроения» (т.е. специальных букв для тех сла­вянских звуков, которым не было аналогов в греческом языке); 2) со­здание в 863 г. св. Кириллом глаголицы на основе объединения в ней разных графических традиций и изобретение ряда новых букв, в том числе букв-идеограмм, включающих три сакральных символа христиан­ства (крест, круг, треугольник)¹; 3) насильственное прекращение мо­равской миссии и изгнание учеников Кирилла и Мефодия из Моравии; 4) приспособление греческого алфавита для записи славянской речи с использованием аналогов букв глаголицы.

В той мере, в какой нам становится-известной история тех или иных искусственных семиотик, их генезис предстает как есте­ственный, т.е. в обычном драматизме стихийных процессов, составляющих историю культуры.

Место языка в континууме природных и куль-■ турных семиотик. Язык человека оказывается тем центром и вместе с тем основным водоразделом, который объе­диняет и разделяет мир природных и мир культурных семиотик. В самом же языке природное и культурное находятся в сложном и неравновесном единстве: культурное начало в языке преобладает и имеет тенденцию возрастать.

Р.О.Якобсон в дискуссии на французском телевидении (1968) о том, какое место разные семиотики занимают в культуре, гово­рил о срединном положение языка между природой и культу-

_____________ Лекция IV. ГЕНЕЗИС И ОНТОГЕНЕЗ ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ 125

рой и о его связующей и программирующей роли. По отно­шению ко всем другим культурным семиотикам язык — это «ору­дие, модель и метаязык. Что дает нам возможность контролиро­вать все прочие системы (коммуникации. — Н. М.)» (Цит. по: Якоб­сон 1996, 218). Все знаковые системы культуры создавались и со­здаются с помощью языка, по образцу языка (в том числе и от­талкиваясь от языка) и усваиваются, объясняются и верифициру­ются на основе естественного языка. Переход от биологической коммуникации к культурной связан с тем, что «язык привносит новый момент — момент креативный. Только при наличии речи можно говорить о вещах, отдаленных во времени и пространстве, или даже сочинять, говорить о вещах несуществующих, и только в этот момент возникают термины, имеющие обобщенное значе­ние, только в этот момент возникает возможность научного и поэтического творчества» (там же, 217).

Вместе с тем, отмечая уникальную роль языка как главного организатора семиотического континуума культуры, Якобсон особо подчеркивал его биологические корни (о чем современная гума-нитаристика склонна забывать): «Язык, который в основе своей является биологическим феноменом, тесно связан со всеми дру­гими феноменами (биологии. — Н.М.), с проблемами молекуляр­ной коммуникации, с взаимодействием между молекулами, с феноменами коммуникации между животными и даже между ра­стениями» (там же, 217). Важное свидетельство биологической природы языковой способности Якобсон видел в раннем и быст­ром онтогенезе языка: «Мы усваиваем все законы фонетической и грамматической структуры в возрасте до двух-трех лет» (там же, 213). Биологичность языка отличает его от всех других культурных феноменов: «В этом-то (в биологичности языковой способности. — Н. М.) состоит та особенность, которая отличает язык от всех куль­турных феноменов и которая, кстати, является предпосылкой культуры» (там же, 213).

Онтогенез усвоения важнейших семиотик особью ■ (или индивидом). В континууме разных путей и спо­собов получения или усвоения некоторого знания или умения раз­личают три основные возможности: а) знание (умение) наследу­ется генетически и, таким образом, является общевидовым и ин­стинктивным, хотя может проявиться не сразу (например, уме­ние ходить у человека или летать у птицы) и в разной мере (ср. индивидуальные различия в скорости, силе и т.п. тех или иных действий или реакций); б) естественное научение в ходе социа­лизации молодняка, что происходит во время взросления и не­формального (имплицитного) воспитания; в) искусственное (школьное, формальное) научение.

128 Часть вторая. КЛАССЫ ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ _______________________

разбираются в погонах, государственных флагах и гербах и т.п.; 2) в наше время дети все чаще выучиваются читать до школы, при этом с минимальной помощью взрослых — в силу насыщен­ности современного быта надписями и текстами; известен случай (в США), когда двухлетний мальчик научился писать прежде, чем стал говорить: целыми днями он один играл в манеже перед вклю­ченным телевизором (родители в это время были на работе) и стал записывать часто повторявшиеся на экране надписи — на­звания телепрограмм, компаний, рекламные тексты (Иванов 1978, 50 — 51); впрочем, это не просто нетипичный случай, но патоло­гия — предшизофренический детский аутизм; 3) в театральных школах есть классы мимики, сценического движения, интона­ции.

Говоря о путях усвоения семиотик искусств, по-видимому, целесообразно различать разные степени семиотической компе­тентности разных людей: с одной стороны, авторы-профессиона­лы, с другой, — неискушенные потребители произведений ис­кусства, так сказать, воскресные посетители Третьяковской гале­реи или любители музыки, не знающие нот. В современной куль­туре большинство авторов в той или иной мере проходят искусст­венное (формальное) обучение своему ремеслу, при том что боль­шинство зрителей, читателей, слушателей «умеют» смотреть кино, получать удовольствие от балетного спектакля, скульптуры или музыки без специального изучения языка соответствующего ис­кусства. Практика показывает, что даже минимальное знакомство подростка с языком искусства повышает его интерес к искусству и удовольствие от его восприятия.