Глава девятая. За какой-то миг до того, как открыть глаза, я осознал, что лежу на спине, ощутил странную тяжесть у себя на животе и ещё понял

… ползущий по склону …

Меня разбудила песня.

За какой-то миг до того, как открыть глаза, я осознал, что лежу на спине, ощутил странную тяжесть у себя на животе и ещё понял, что моя правая рука расположена так, что предплечьем закрывает глаза. Последнее было весьма кстати. Потому что рука создавала тень и, когда я открыл глаза, свет утра не ослепил меня.

Я, всё ещё не снимая с глаз руки, осторожно посмотрел вправо. Рядом со мной никого не было. Дон Хуан и дон Хенаро, видимо, уже успели проснуться и ушли. Я огорчился, что они меня не разбудили.

Солнце едва поднялось над горизонтом, но уже раскаляло пустыню.

Я неуклюже сел. С моего живота скатился весьма увесистый булыжник и, прокатившись по промежности, упал в высохшую траву. Я придержал булыжник пяткой левой ноги, не дав ему скатиться дальше вниз по склону холма.

Под рубашкой, в районе живота, я обнаружил горсть листьев и сообразил, что дон Хуан и дон Хенаро, должно быть, ушли ещё ночью. Обычно, если я начинал мёрзнуть во время наших ночных походов, дон Хуан давал мне подержать за пазухой горсть листьев. Вероятно и на этот раз он, перед уходом, положил мне на живот листья. Меня тронула его забота. Только булыжник оставался непонятным для меня явлением.

Дон Хуан и дон Хенаро забрали с собой все вещи. Не взяли они только сапоги, которые лежали у меня под головой.

Снова послышалась песня. Звуки доносились явно с той стороны, где была хижина дона Хуана. Я принялся всматриваться туда, прикрывая ладонью глаза от света солнца, которое всходило левее хижины и било прямо в глаза.

Мне показалось, что на веранде хижины я различаю какие-то силуэты. Однако я не мог сказать этого наверняка. Возможно всё дело было в причудливой игре света и тени.

Песня звучала странно. С такой громкостью и отчётливостью её явно не было бы слышно, если бы она пелась у хижины дона Хуана. Казалось, что певец должен был располагаться в каких-нибудь ста ярдах от холма. И, одновременно, у меня была полная уверенность, что звуки доносятся именно из хижины дона Хуана.

Меня мучила жажда. И я решил сходить к источнику у холма, в надежде, что найду там пригодную для питья воду. Но, едва поднявшись на ноги, я тотчас упал. Видимо во время сна я отлежал ноги, и теперь, на покатом склоне холма, они мне плохо повиновались.

Вообще, я чувствовал себя не отдохнувшим, а каким-то разбитым. Возможно причина была в том, что я успел перегреться на солнце.

В каком-то полусогнутом положении, почти на четвереньках, я начал огибать холм. Преодолев таким способом десятка полтора ярдов, я вдруг передумал и решил возвращаться к хижине.

Тут я вспомнил, что оставил сапоги на том месте, где спал. Мне пришлось вернуться за ними. После чего, волоча за собой сапоги, я сполз с холма и побрёл в сторону хижины. Песни больше не было слышно…

На пороге хижины сидел дон Хенаро. Он театральным жестом снял и надел свою шляпу, приветствуя меня. Я вяло махнул ему рукой, бросил сапоги у веранды и направился к колодцу.

Вода привела меня в чувство. Правда, выпить пришлось едва ли не полведра. Оставшуюся воду я вылил себе на голову.

Вернулся на веранду я уже совершенно бодрый. Дон Хенаро велел мне сесть под рамадой и сообщил, что сейчас принесёт мне завтрак. Он скрылся в хижине.

- А где дон Хуан? – крикнул я ему вслед.

- Твоя сиська потерялась? – преувеличенно обеспокоенным тоном спросил дон Хенаро, выглянув из дверного проёма. Но не сдержался и рассмеялся:

- Хуан ушёл. А если честно, так он просто сбежал!

Я хотел узнать, от чего именно сбежал дон Хуан, но дон Хенаро уже исчез. Кричать я не стал.

Дон Хенаро принёс чай на травах и горячие тортильи с сыром и помидорами. Это было удивительно, - словно он знал, что я скоро приду, и заранее всё приготовил так, чтобы ничего не успело остыть.

Дон Хенаро видимо почувствовал моё удивление.

- Я специально начал петь, чтобы ты поскорее проснулся! – сказал он и подмигнул мне.

- Так это ты пел! – изумился я, вспомнив про разбудившую меня песню.

- Кто же ещё? – словно бы слегка обиженно ответил он. – Хуан ведь удрал!

Я закашлялся. И рассмеялся над своей реакцией. Мне захотелось сразу спросить, от кого удрал дон Хуан, и каким образом дону Хенаро удавалось петь так, что его пение разбудило меня на холме. Кроме того, одновременно с этим у меня, при виде завтрака, начала обильно выделяться слюна. В итоге, вместо вопросов, у меня получился кашель сквозь смех.

Дон Хенаро похлопал меня по спине и помог снова принять вертикальное положение.

- Давай-ка, поедим, - предложил он.

- Погоди, дон Хенаро! - попросил я хрипло. – Скажи только, что это значит, что дон Хуан, - удрал?

- Это значит, что сегодня я буду твоим наставником! – важно выпрямился дон Хенаро.

Я забеспокоился. Наставничество дона Хенаро не несло с собой ничего утешительного для меня. И хотя сейчас был день, а наиболее пугающим для меня дон Хенаро становился в сумерках или ночью, но я ведь не знал, вернётся ли дон Хуан до наступления темноты.

Я испуганно посмотрел на дона Хенаро. Он глядел на меня с самым невинным выражением лица. И это меня ещё больше испугало.

Наконец дон Хенаро не выдержал и рассмеялся:

- Может тебе уже начать снимать штаны?

Потом он успокоился и объяснил, что дон Хуан ушёл, предвидя те вопросы, которые посыплются из меня после всего пережитого, как зёрна из пересохшего стручка бобов.

- Кстати, именно поэтому я и начал тебя будить песней, - чтобы ты не слишком пересох на солнце! – улыбаясь, закончил он.

- Дон Хуан не хотел отвечать на мои вопросы? – огорчённо спросил я.

- Этот старый чёрт придумал ещё хуже! – почему-то вполголоса доверительно сообщил мне дон Хенаро. – Он оставил меня. Чтобы на твои вопросы ответил я! Ты можешь себе такое представить?

Я довольно откровенно заявил, что такого я себе представить не могу. А потом спохватился, что мог ведь обидеть дона Хенаро своим непризнанием его мастерства по части объяснения чего-либо.

Но он улыбался.

- Давай, в конце концов, завтракать! – словно спохватился дон Хенаро. – А то придется снова всё разогревать…

Мы поели в полном молчании. После того, как мы позавтракали, дон Хенаро собрал посуду и унёс её в хижину. Вернувшись, он уселся напротив меня и, потирая ладони, словно его охватило нетерпение, предложил:

- Ну, начинай же уже свои вопросы!

Я улыбнулся. Дон Хенаро походил на ученика, которому преподаватель, в своё отсутствие, поручил провести занятия в классе. Но вопросов у меня как будто и не было. Или просто ещё не успел включиться некий мой механизм, который побуждал меня задавать вопросы. Поэтому, чтобы просто не расстраивать дона Хенаро, я задал вопрос, на который даже не надеялся получить ответ.

- Что такое реальность, дон Хенаро? – спросил я.

- Н-даа… - протянул он. – Хуан, конечно, предупредил меня, что ты станешь задавать совершенно дурацкие вопросы. Но не настолько же!

Он, склонив голову влево, взглянул на меня, словно обескураженная птица. Потом улыбнулся.

- Но поскольку я взялся на них отвечать, то я тебе так скажу. Никто и никогда не объяснит тебе, что такое реальность. Ты мог бы уже и сам догадаться! Ведь если необъясним нагуаль, который, вне всякого сомнения, является реальным, то, что можно сказать о самое реальности? Ничего! Но ты ведь даже не сумел вчера увидеть это самое ничего. Так чего ж ты ждёшь от моих объяснений? Ещё большего тумана?

Он вдруг вскочил на ноги, изобразил звук гонга и, выскочив на площадку перед верандой, принялся изображать тренировку боксёра. Он, какое-то время, весьма мастерски колотил невидимую боксёрскую грушу, потом попрыгал на невидимой скакалке, а затем принялся бежать на месте, потряхивая опущенными вниз кистями рук, словно расслабляя их. После чего он издал ещё один звук гонга и крикнул мне:

- Итак, - второй вопрос!

Я улыбнулся. Пантомима дона Хенаро, как обычно, была выше всяких похвал. Во всём этом было что-то чрезвычайно серьёзное, изящное и, одновременно, очень комичное.

- Ладно, дон Хенаро, - сказал я. – Раз уж ты сегодня взялся отвечать на вопросы, то может быть объяснишь мне, как это могло случиться, что вчера на холме я каким-то образом раздвоился? И кто был этот другой я?

- Иди сюда! – велел дон Хенаро, который всё это время не прекращал своей «разминки». В данный момент он снова колотил боксёрскую грушу.

Я поднялся на ноги и спустился с веранды.

- Ближе! – приказал дон Хенаро.

Я обратил внимание, что он на самом деле полностью выкладывался в этой своей тренировке. Голос его звучал тяжело, а на лбу выступил пот.

Я подошёл ближе, и вдруг стал опасаться, что дон Хенаро примется, вместо боксёрской груши, лупить меня. Но он только крепко ухватил меня за плечи и, надавливая их вниз, вынудил меня прогнуться в пояснице. Сам он принял такую же позу.

Мы стояли, точно два борца, готовые к схватке. Наши головы почти соприкасались. Дон Хенаро прочертил на земле носком ноги линию, проходящую между нами.

- Теперь хорошенько упирайся в землю! – приказал он. – Расставь ноги и закрепись так, чтобы я не мог сдвинуть тебя ни вправо, ни влево.

Я старательно выполнил то, что он сказал. Дон Хенаро попробовал сдвинуть меня в одну, потом в другую сторону и, убедившись, что я всё понял и выполнил правильно, похвалил:

- Вот, какой ты крепкий! Вот, какой упёртый! Ты ощущаешь, как сама земля держит тебя за ноги?

Я не успел ничего ответить, как дон Хенаро, вдруг, резко толкнул меня назад, а потом ещё резче рванул вперёд и, одновременно, вверх и в сторону. Мне показалось, что на какой-то миг я взлетел в воздух и тут же снова опустился на землю, словно ничего не произошло. Но на самом деле произошла какая-то странная перестановка, - мы с доном Хенаро поменялись местами!

От неожиданности я выпрямился и огляделся. Я действительно стоял теперь на месте дона Хенаро, - лицом к веранде. А он был спиной к ней, на том месте, где до этого находился я.

Дон Хенаро, тяжело дыша, смотрел на меня и улыбался. Я не знал, что сказать. У меня было только одно логическое объяснение: когда он рванул меня вверх и в сторону, то, одновременно, подпрыгнул сам и, разворачивая меня на сто восемьдесят градусов, он точно так же, в прыжке, развернулся и сам. Но у меня не укладывалось в голове, как ему удалось проделать всё это настолько быстро и ловко, что я ничего не успел осознать, а просто оказался поставленным перед свершившимся фактом.

- Как ты это сделал, дон Хенаро? – восхищённо спросил я.

- Это что, - уже третий вопрос? – лукаво покосился он на меня.

- В каком смысле? – не понял я.

- Твой второй вопрос был о том, как произошло то, что вчера ночью ты раздвоился. Я ответил на него?

- Это и был ответ? – удивился я.

- А что же это, по-твоему, было? – казалось, обиделся дон Хенаро. – Брачный танец погонщиков мулов?

- Но что твой ответ объясняет?

- Он объясняет, как случилось то, что ты вчера раздвоился, - терпеливо ответил дон Хенаро.

- Но я ровным счётом ничего не понял! – возразил я.

- Я тоже! – пожал плечами дон Хенаро. – Но между тем, такое случается.

Он направился на веранду. Я пошёл следом.

Мы устроились на прежнем месте под рамадой. Я ожидал, что дон Хенаро вскоре продолжит свои объяснения, подобно тому, как это делал дон Хуан, который тоже иногда продолжал говорить после довольно продолжительной паузы.

Но дон Хенаро, казалось, вовсе не собирался продолжать разговор. Он фальшиво насвистывал, не обращая на меня никакого внимания, а потом разулся и, подобрав небольшую щепку, принялся вычищать ею грязь из-под ногтей пальцев ноги. Увидев это, я не выдержал:

- О, боже! Дон Хенаро, ты ответишь на мой вопрос?!

- О, боже! Карлитос, я ведь только что на него ответил! – подражая моему тону, воскликнул дон Хенаро.

- Но я совершенно не понял твоего ответа! – заявил я.

- Тогда мы в похожей ситуации. Я точно так же не понимаю твоих вопросов.

Дон Хенаро отшвырнул щепку, обулся и уставился на меня с совершенно невинным выражением лица. Я понял, что попал. Дон Хенаро не обладал даже сотой долей способности дона Хуана всё объяснять. И я не мог представить, зачем вообще дон Хуан оставил его отвечать на мои вопросы.

- Я не представляю, зачем Хуану понадобилось оставить меня в качестве твоего наставника, - словно прочитав мои мысли, сказал дон Хенаро. – Пожалуй, лучше было бы, если бы ты теперь отправился в свой университет и поговорил обо всём этом со своими профессорами.

- О чём? – изумился я.

- Ну, о реальности, например.

- Но ты ведь сам сказал, что её нельзя объяснить! – возмутился я.

- Ну… - дон Хенаро сделал какое-то виноватое движение плечами. – Я всего лишь простой индеец. К тому же, ты сам видишь, какой из меня объясняльщик. Но я не могу поверить, что твои учёные до сих пор ничего не поняли про реальность. Неужели совсем нет никаких идей?

Выражение его лица и тон, которым дон Хенаро говорил всё это, были совершенно искренними. И я вдруг почувствовал, что мы с ним, образно говоря, - в одной лодке. В том смысле, что дон Хуан знал больше не только меня, но и больше дона Хенаро. Следовательно, сам дон Хенаро, хотя может быть и в гораздо меньшей мере, чем я, но тоже нуждается в объяснениях дона Хуана. Но его сейчас не было с нами. И мы сидели, словно два школьника, которые без преподавателя, оказались неспособными решить задачу.

Дон Хенаро, казалось, знает, о чём я размышляю. Он вздохнул, виновато пожал плечами и, с надеждой глядя мне в глаза, неуверенно повторил:

- Неужели у твоих учёных совсем нет никаких идей относительно реальности?

Я ответил, что идей, разумеется, хватает. Но что они могли объяснить в моей ситуации? Ведь одно дело, находясь в привычном мире, который непрерывен, последователен и подчинён закону причины и следствия, выводить идеи и теории о природе реальности. И совсем другое дело, - на собственном опыте убедиться, что реальность не собирается втискиваться ни в какие рамки, которые мы предлагаем ей. И что все наши идеи и теории описывают не реальность, а только отражение нас самих.

Я выпалил всё это на одном дыхании и готов был продолжать говорить дальше, но вдруг наткнулся на насмешливый взгляд дона Хенаро. И тут до меня дошёл весь абсурд этой ситуации. На самом деле, я ведь и сам прекрасно всё осознавал. Я осознавал неописуемость и необъяснимость реальности, и ограниченность наших идей и мнений о ней. Но словно какой-то бес сидел внутри меня и побуждал задавать бессмысленные вопросы и искать объяснений, которые ничего не могли объяснить в принципе. Я понял, что дон Хенаро просто провоцировал меня, чтобы я наконец-то осознал то, что где-то глубоко внутри знал без тени сомнения.

- С добрым утром! – улыбнулся дон Хенаро.

Я улыбнулся ему в ответ. Теперь мне был отчётливо виден весь идиотизм моих недавних рассуждений о том, что мы с ним, - в одной лодке.

- Но разве тебе самому, дон Хенаро, никогда не хотелось найти какие-то объяснения происходящему? – спросил я, уверенный, что мне не нужно объяснять, к каким выводам я только что пришёл, поскольку он и так всё знал.

- Мне самому? – переспросил он. – Нет. Мне самому не хотелось. Честно говоря, мне просто было не до того. Однако если предоставлялся случай послушать чьи-то объяснения, то я никогда не отказывался.

Он улыбнулся, а потом добавил:

- Но тебе не стоит брать меня в пример. Мы с тобой слишком разные.

Я понимал, о чём он говорит. Между нами была огромная и практически непроходимая разница. Мы с ним были словно совершенно отдельными мирами или даже вселенными. И я вдруг впервые осознал, что, фактически, ничего не знаю о нём. Всё, что у меня было, это некий образ, который я сам себе создал за годы нашего с ним знакомства.

Мне было известно, что его зовут Хенаро Флорес, и что он индеец из племени масатек. Кроме того, я знал, что он является соратником дона Хуана и моим бенефактором. Ещё он обладал феноменальными артистическими способностями и способностью выталкивать меня в совершенно пугающие состояния. А ещё, - смешил меня порой до колик в животе… Всё. На этом мои познания о доне Хенаро заканчивались. Однако же, если бы кто-нибудь спросил меня, знаком ли я с доном Хенаро Флоресом, я бы, без тени сомнения, ответил: Разумеется! Я очень хорошо его знаю!

Я посмотрел на дона Хенаро. Он сидел напротив и, по-птичьи склонив голову, меня разглядывал. На лице его не отражалось никаких эмоций. Он просто сидел и смотрел, как если бы разглядывал не меня, а камень или дерево. Его взгляд был ни приветливым, ни хмурым, ни пронизывающим, - никаким. Он не беспокоил меня, и я мог спокойно разглядывать дона Хенаро, точно смотрел на его фотографию.

Это было как-то непривычно. Необычные ощущения стали накатывать на меня. Я пытался пробиться за тот образ дона Хенаро, который создал себе, но у меня ничего не получалось. Я вспомнил, как когда-то дон Хенаро рассказывал мне о своём путешествии в Икстлан. Но и это воспоминание не помогло, - оно только добавило красок в уже сложившийся образ. Но не более того. Я по-прежнему не знал дона Хенаро. Передо мной сидело некое существо. И это всё, что я реально знал.

Это было необычно и восхитительно. И, одновременно, пугающе. Пугающе, потому что я вдруг ощутил ту пропасть, что лежит между мной и другими людьми. Пропасть, которую все мы, люди, научились игнорировать, создавая себе образы друг друга и затем старательно помогая друг другу соответствовать этим образам. Мы научились прикладывать все силы, всю энергию на то, чтобы отождествляться с этими образами, соответствовать тому, чего от нас ожидают окружающие.

Я вдруг подумал о том, что ровно такая же пропасть, если даже не бОльшая, лежит и между нами и миром, реальностью. Разумеется, я уже не один раз слышал об этом от дона Хуана, размышлял об этом сам, беседовал на эту тему со своими студентами, но, пожалуй, впервые, я осознал это так мощно и, одновременно, спокойно, без интеллектуального возбуждения.

Дон Хенаро продолжал рассматривать меня. Я был уверен, что наверняка знает, что я сейчас ощущаю. Мне захотелось сказать ему что-нибудь.

- Знаешь, - сказал я. – Мне иногда представляется, что моя жизнь, это сплошное ползание по склону какого-то заколдованного холма. И я уже сообразил, научился, что мне нужно всё время удерживать какое-то равновесие, чтобы не скатиться вниз. Меня этому научили. Научили окружающие люди, их школы, их знания… Но они же научили меня тому, что не нужно, ни в коем случае нельзя взбираться на самую вершину холма. Потому что там, - опасно. Там непредсказуемо и совсем непохоже на то, что здесь, - на склоне… Но иногда, благодаря тебе или дону Хуану, я, даже как будто помимо своей воли, оказываюсь на вершине. То, что там, - ослепляет меня, шокирует. Слишком много ветра, света, свободы. Там нет спасительной тени и сырости, нет затишья, там не за что ухватиться… Но зато там я, вдруг, словно бы вижу всё. Это восхищает меня и в то же время пугает до умопомрачения. Потому что я не умею, не знаю, как мне там, - быть… И я снова сползаю ниже. На спасительный холм. И снова начинаю искать объяснений, задавать привычные вопросы… Когда это кончится, дон Хенаро?

Он улыбнулся. В его глазах, вдруг, появилось какое-то тепло и, как мне показалось, что-то похожее на сочувствие.

- Я не знаю, - покачал он головой. – Я, правда, не знаю этого, Карлитос. Но я знаю, что это непременно кончится. Только никто не может предсказать наверняка, - как именно кончится. Варианта здесь два. Либо ты, наконец, отпустишь свои якоря и подставишься безумному ветру беспредельности, либо ты окончательно утвердишься на своём склоне и начнёшь проклинать Хуана за то насилие, которое он над тобой совершил.

- О каком насилии ты говоришь, дон Хенаро? – спросил я тревожно. Его слова испугали меня.

- А вот это тебе когда-нибудь должен будет объяснить сам Хуан, - ответил дон Хенаро таким тоном, что я понял, что больше не должен спрашивать об этом.

Какое-то время мы сидели молча, уже не глядя друг на друга. Потом дон Хенаро, вдруг, вскочил на ноги и зашёл в хижину. Он вернулся, неся что-то между сложенными ладонями.

- Чуть не забыл! – сказал он, протягивая ко мне ладони. – Хуан велел показать тебе это, перед тем, как ты уедешь.

Я не знал, как мне быть. Тогда дон Хенаро, словно фокусник, раскрыл ладони. Там был сложенный вдвое лист из моего блокнота. Я неуверенно взял его и развернул. Это был мой рисунок лошади.

Машинально я полез в карман. Рисунок лежал там! Я разглядывал оба рисунка и ничего не понимал. Потом меня пронзила одна догадка. Я сложил рисунки и посмотрел на них на просвет. Но листы моего блокнота были слишком плотные, а свет на веранде слишком яркий. Тогда я вскочил на ноги и направился в хижину дона Хуана. Остановившись так, чтобы оставаться в тени входа, я снова поднял к солнцу листы. Но рисунки не совпадали! Моя идея о том, что дон Хуан зачем-то перевёл рисунок на другой лист, не сработала. Несмотря на то, что на обоих листах была изображена та же лошадь, в том же ракурсе и с одинаковой подписью, это были разные рисунки. Хотя и, вне всякого сомнения, нарисованные моей рукой.

- Как это понимать? – растерянно спросил я я подошедшего ко мне дона Хенаро.

- Даже не представляю! – признался он.

Но по лукавым искоркам в его глазах, я заподозрил, что он прекрасно всё понимает. Мне вдруг захотелось уехать. И единственное, что меня сдерживало, было отсутствие дона Хуана. Я ведь никогда ещё не уезжал, не попрощавшись с ним.

- Думаю, сейчас тебе лучше будет уехать, - произнёс дон Хенаро. Он снова словно бы прочёл мои мысли.

- А как же дон Хуан? – спросил я. – Когда он вернётся?

- Об этом не беспокойся! – улыбнулся дон Хенаро. – Я его встречу, приготовлю яичницу к его возвращению, и даже передам твой прощальный поцелуй!

Он смешно изобразил очень чувственный воздушный поцелуй. Я улыбнулся.

- Я могу это оставить себе? – спросил я, указывая на рисунок, что принёс дон Хенаро.

- Не думаю, - покачал он головой. – Во всяком случае, у меня нет инструкций на этот счёт. Так что будет лучше, если мы оставим всё, как есть. А кроме того, у тебя ведь уже есть один!

Он лукаво посмотрел на меня. Я вернул ему рисунок и вошёл в хижину, - собрать свои вещи. Впервые в жизни я уезжал, не попрощавшись с доном Хуаном. Это было очень странно. Очень…