Глава шестая 3 page

- Продолжай, - попросил я его, стараясь не упустить ту тонкую нить понимания, которая у меня появилась.

- Если бы абстрактные ядра можно было передавать посредством каких-нибудь схем, диаграмм или чего-то подобного, - продолжал дон Хуан, - то маги, как исключительно практичные существа, воспользовались бы именно этими способами передачи. И никто не стал бы морочить себе голову какими-то магическими историями. Или ты полагаешь, что магические истории являются просто способом напустить мистического тумана?

- То есть, ты хочешь сказать, что абстрактные ядра передаются ТОЛЬКО посредством магических историй? - медленно проговорил я.

Дон Хуан трагически закатил глаза:

- Не говори мне, что ты первый раз от меня это слышишь! Нет, Карлитос, тебя определённо перекормили в детстве каким-нибудь витамином, - твои шарики вращаются чрезвычайно медленно.

Дон Хуан постучал пальцами по моему лбу.

- Повторю тебе последний раз. Абстрактные ядра содержатся в магических историях. Или можно сказать так: магические истории несут в себе абстрактные ядра. И нет никакого другого способа их передачи. И быть не может! Не может быть потому, что ТОЛЬКО магические истории содержат в себе абстрактные ядра. Понимаешь? Поэтому все твои попытки составлять классификации, схемы или диаграммы абстрактных ядер будут просто очередным проявлением твоей неконтролируемой глупости. И не более того. Похоже, тот учёный, что так восхитил тебя на фиесте у дона Нагваля, в действительности, живёт в тебе самом. А как с ним обстоят дела в реальности?

Дон Хуан улыбался, глядя прямо мне в глаза.

Я был совершенно опустошён. Я осознавал всё, что хотел мне сказать дон Хуан. Пожалуй, впервые я настолько ясно видел всю тщетность и смехотворность моих потуг в классифицировании. Но какая-то упрямая часть во мне никак не хотела сдаваться. Ей казалось, что, отказавшись от схем и классификаций, я останусь ни с чем, окажусь в каком-то вакууме, в пугающей пустоте, в которой я просто не буду знать, чем заняться или в каком направлении двигаться.

Дон Хуан, казалось, понимал, какие сомнения терзают меня.

- Карлос, сказал он негромко, - Если для тебя так уж важны все эти схемы, то составляй их. Куда ж ты денешься?

Он вздохнул и продолжил:

- Но сделай себе одолжение, - не относись к ним серьёзно! Имей мужество и трезвость признать, что всё это - только попытки слабого существа обезопасить своё существование перед лицом той пустоты, той беспредельной бесцельности бытия, в которую оно погружено. Делай то, что ты хочешь, но не забывай, что всё это, - только попытки уйти от реальности, создать свой островок действительности, где ты сможешь пребывать в жидкой уверенности относительно ясности, понятности и определённости твоего мира. Делай это! И если тебе повезёт, если ты будешь достаточно трезв, честен и безупречен, то рано или поздно ты всё равно задашь себе вопрос: А зачем мне всё это?

Дон Хуан вдруг рассмеялся и дружески потрепал меня за плечо.

Мне было невесело. И отчаянно тоскливо. Вдруг возникло ощущение, что я брожу в каком-то заколдованном круге. Где-то глубоко внутри я отметил, что ведь уже не в первый раз сталкиваюсь с подобной проблемой, подхожу очень близко к какому-то смутному знанию о природе реальности. И в такие моменты мне кажется, что я начинаю понимать, знать то, к чему меня упорно подталкивает дон Хуан. Но проходит время, и ЭТО куда-то улетучивается, не оставляя даже воспоминаний. И я снова погружаюсь в колесо схем, описаний и классификаций. Пока меня, в очередной раз, не накроет…

- Но почему всё так? - тоскливо спросил я. - Почему я такой... болван?

- Не знаю, утешит ли это тебя, - улыбнулся Дон Хуан, - Но могу тебя заверить, что ты не одинок в этом. Весь мир занимается построением схем, классификаций, составлением цепочек событий или раскладыванием магических пасьянсов. Всем этим играм тоналя придумываются звучные названия, и люди ценят всё это куда больше реальности. Это ведь так приятно, - копаться в каких-то формулах, закономерностях, проводить исследования какой-нибудь Матрицы Тоналя или распределять разнообразие видов личности по категориям психотипов. Всю свою жизнь можно посвятить этим увлекательным занятиям!

- Но почему?! - воскликнул я. - Почему мы это делаем, если всё это только иллюзии?

- Но это ведь так здорово! - воскликнул дон Хуан. - Вот представь, что тебе, например, удалось составить какую-нибудь красивую схему классификации абстрактных ядер. Ну, по типу астрологической мандалы твоего нового знакомого. И, - ура! Ты уже можешь открывать новую школу, целое направление в исследованиях. Сможешь назвать это направление Новый Абстрактный Ядризм. Представляешь, как всё замечательно сходится? Твоим последователям есть, чем заняться, - они бесконечно могут уточнять схемы расположения абстрактных ядер, исследовать их взаимосвязь и взаимовлияние. Могут заниматься поисками аналогий ядрам в Таро и мифах Древней Греции. Или исследовать параллели между абстрактными ядрами и Сефиротами. Самые образованные отыщут даже параллели в научных формулах… Представляешь, сколько людей, благодаря тебе, получит достойное применение своим силам? Сколько жизней прожитых не зря!

Дон Хуан радостно рассмеялся. Но я не разделял его веселья.

- Но почему мы это делаем? - упрямо и угрюмо повторил я.

- А ты представь себе обычного человека, - предложил дон Хуан. - На службе его задвигают, жена презирает и обзывает ничтожеством, мир он видит только в экране телевизора, знакомые общаются сквозь зубы, поскольку всем ведь известно, что по жизни он, - вечный неудачник… И одно у него утешение в этой жизни, о котором никто из этих грязных тварей не догадывается, - он исследователь тайных манускриптов розенкрейцеров. Или абстрактных ядер…

Дон Хуан усмехнулся.

- Не может быть всё так нелепо, дон Хуан, - возразил я. – Ведь есть и не настолько жалкие люди. Есть те, кто искренне хочет что-то понять…

- С этой искренностью ещё разобраться бы надо. Иной раз человек и сам не подозревает, чего же он на самом деле ищет, от чего бежит. Чаще всего люди искренне делают только одну вещь, – заблуждаются. Им кажется, что создавая группу, набирая себе учеников или сами поступая в ученики к кому-либо, они движутся в сторону какого-то, как у них принято говорить, духовного совершенства. Но в действительности, они просто участвуют ещё в одной игре, которая, с виду, вроде бы отличается от игр социума, но реально построена на тех же самых принципах. Просто участие в этой игре придаёт некий высший смысл существованию таких искателей. И стараясь удержать этот смысл, они подгоняют под правила своей игры реальность, вычленяя в ней какие-то уровни, вертикали и плоскости, духовное и недуховное. Но в действительности, им не нужно знания. Они, как от огня, бегут от малейших проявлений духа, полагая эти проявления за что-то не совсем здоровое, а то и вообще злонамеренно вредное. В самом деле, - зачем им дух? Ведь у них есть духовность! Этого более чем достаточно…

Я не знал, что возразить дону Хуану. Мне было тоскливо. Хотелось хотя бы какого-то просвета в этой печальной картине. Я был уверен, или, скорее, - хотел быть уверенным, что есть всё-таки искренне ищущие люди. После небольшой паузы я спросил:

- Но почему ты считаешь, что Важеха загнал себя в ловушку своего понимания мира? Разве это окончательно? Неужели у него нет никаких шансов? Ведь, в конце концов, он не говорил ни о какой духовности и, пусть и в своих описаниях, но он тоже стремится исследовать абстрактное.

- Давай начнём с того, что те абстракции, о которых говорит Важеха, вовсе не то абстрактное, о котором тебе твержу я, - вздохнул дон Хуан. – Мне казалось, что хотя бы эту разницу ты должен был уже понимать. Что же касается его шансов, то я не берусь ничего утверждать наверняка. Просто я знаю, как заманчиво провести всю свою жизнь, находясь с восьми до пяти в конторе, потом побыть с семьёй или в баре, а оставшееся время посвятить исследованию чего-нибудь таинственного и увлекательного. И из этой привычности не так-то просто выбираться. Разве что, на твоё счастье, случится какая-нибудь очередная мировая война, - улыбнулся дон Хуан, а потом продолжил:

- Говорить «исследователь абстрактного», в моём понимании всё равно, что сказать «абстрактный исследователь». Понимаешь? Реально такой человек не изменяется. Это некий абстрактный исследователь, ни за что не отвечающий и не несущий никакой ответственности за свои поступки. Он просто копается в чём-то, находя в этом приятное времяпрепровождение, а жизнь протекает в обычном режиме. Только и всего. Но любое знание бесполезно, если оно не изменяет, прежде всего, самого человека и его жизнь. Миру нет никакой нужды меняться. Он уже есть ВСЯКИЙ. Изменяемся только мы. Разумеется, если не занимаемся абстрактными исследованиями.

- Но… - начал было я, но дон Хуан меня перебил:

- Но это так заманчиво, - предположить какую-нибудь схему и потом поисследовать её вдоволь, да?

Он засмеялся, а я обречено кивнул головой, - именно это я и хотел сказать. А ещё хотел выразить сомнение, что, может быть, это сам дух подталкивает нас к подобным исследованиям, раз так тяжело бывает от них отказаться.

Но дон Хуан не хотел больше меня слушать.

- Пойдем-ка спать, - предложил он, поднимаясь со скамейки. – Вдруг завтра выпадет тяжёлый день?..

Утром Дон Хуан растолкал меня часов около восьми. Мы спустились на веранду кафе у гостиницы и позавтракали. После чего дон Хуан отправился по своим делам, а я удобно устроился в плетёном кресле и попросил официанта принести мне небольшую подушку.

Большую часть ночи я провёл за своими записями и теперь решил воспользоваться возможностью немного вздремнуть, прежде чем вернётся дон Хуан, и мы отправимся в обратный путь.

Перед закрытыми глазами плавали пятна красного, оранжевого и жёлтого цветов, иногда откуда-то сбоку вспыхивали зелёные полосы. Свет ощущался, как мягкое давление на веки. Проскочила нелепая мысль, что только с закрытыми глазами я могу безбоязненно смотреть в глаза Солнца…

После этого нахлынули блоки смыслов и ощущений, связанные с самим этим «понятием», - смотреть в глаза.

Я вспомнил, как когда-то смотрел в глаза своего кота Сигизмунда, и как из них выплывали кошачьи ответы на мои человечьи вопросы. Я вспоминал глаза дона Хенаро, глаза Марии…

Внезапно я ощутил давление на своём левом колене. Я, привыкая к свету, медленно открыл глаза. У моих ног присел на корточки мальчишка-оборванец лет семи-девяти. На моём левом колене он осторожно, но настойчиво примостил свою раскрытую ладонь. Мальчишка смотрел мне прямо в глаза, а я смотрел в глаза ему. Умом я догадался, что он просит денег, но в его глазах не читалось никакой просьбы. Он просто смотрел на меня, словно странный зверёк или какое-то нездешнее, не от мира сего существо.

Я пытался ощутить его чувства, но не мог найти им аналогии в своём жизненном опыте. Хотя, одновременно, я чувствовал то, что чувствует этот ребёнок. Это моё ощущение чем-то было похоже на то, как воспринимаются запахи. Точнее на то, что мы чувствуем или вспоминаем, воспринимая запахи. Это вдруг сковало меня и даже слегка испугало.

Чувства этого мальчишки были очень яркими, но совершенно чуждыми мне. Они не были похожи ни на что, что я когда-либо испытывал. И в то же время в них было что-то узнаваемое.

И вдруг я перенёсся в детство. Нахлынули те неясные и непонятные чувства и ощущения, что возникали в детстве. А следом за ними изменилось и моё восприятие. Я вдруг осознал, насколько иначе воспринимал тогда мир. Вспомнил свежесть, незамутнённость и открытость своего тогдашнего восприятия. Готовность приять бесконечность, перед которой я был совсем беззащитен, присутствовавшую во мне тогда. И ещё простоту, - не знаю, какое более точное слово тут подобрать.

Под взглядом этого оборванца меня вдруг стало просто распирать от накатившей непонятной энергии. Но энергия эта не требовала моментального выхода, она не являлась некой силой, стремящейся к проявлению. Это была какая-то, я бы сказал, плавная энергия, скрытая мощь…

Ушли на второй план, нет, не просто на второй план, - вообще исчезли моя жажда всё классифицировать и страсть к построению схем. Сейчас всё это было чуждым и несвойственным мне. Да и сам я, в этот момент, был несвойственным самому себе обычному. Так, где же, - я? Впрочем, даже этого вопроса не было.

Исчез тот страх пустоты, который возникал при мысли о ненужности объяснений и описаний. Я просто был здесь и сейчас и, одновременно, был везде. Я вдруг воспринял всю загадочность, фантастичность и таинственность этого мира. Но воспринял всё это не как некую мысль или абстрактную идею, а реально и плотно.

Всё это было прямо здесь: на керамических плитах веранды кафе, в пыльных цветах у входа, в обвалившейся штукатурке церкви напротив, в нелепой вывеске магазина… Таинственность мира не была где-то там, далеко, куда ещё предстояло когда-нибудь дойти. Она просто выплеснулась из глаз мальчишки и расплескалась здесь, - в этом зное и пыли улицы. И я понял, я знал, что она всегда была и есть, - здесь…

Я знал, что это состояние не навсегда, что оно, возможно, закончится, как только я отведу свой взгляд от глаз мальчишки. Но и это меня не беспокоило. Я знал, что ЭТО уже со мной. Я могу на время забыть о нём, отвлечься, погрузиться в текущие дела, покрыться пылью озабоченности, но ОНО уже всегда будет со мной. И я буду погружаться в него всякий раз, когда буду вспоминать эти глаза…

- Дай ему пару монет, - раздался рядом голос дона Хуана.

Всё ещё пребывая в своём состоянии, я автоматически залез в карман и протянул мальчишке банкноту. Он сжал её в кулак, поднялся на ноги и убежал по улице.

- Похоже, Карлос познакомился с ещё одним абстрактным ядром, - сказал дон Хуан, усаживаясь в кресло, справа от меня. – Оно называется взгляд духа. А в магической истории, содержащей его, рассказывается о человеке, который жил, словно в полумраке…

Я повернулся к нему. Дон Хуан сидел, глядя прямо перед собой. Я ощутил, что он почувствовал мой взгляд. Однако он не обернулся в мою сторону и продолжал, всё так же глядя куда-то вдаль:

- Человек этот уже почти выбрался из блеска и сияния саморефлексии, но так и не добрался до света духа. Он видел его манифестации и слышал его стук, переживал его нашествие и испытал надувательство.

Человек уже понимал, что дух, – реальность. Но это понимание ещё не стало знанием, не превратилось в убеждённость … И поэтому человек продолжал играть в привычные игры. Более того, и все проявления духа, встречающиеся на его пути, он стремился упорядочить и классифицировать, чтобы они стали такими же понятными, как прочие части его игры.

Этот человек всё ещё оставался Директором Производства и поэтому не мыслил своего существования без схем, графиков и планов. Всё в его жизни должно было быть по-взрослому, поэтому он тщательно вёл свой магический органайзер, куда заносил схемы всего происходящего с ним, чтобы лучше и удачнее всё объяснить, понять и использовать с максимальной выгодой. Ему казалось, что если он тщательно расставит все вехи и указатели поворотов на своём пути, то никак не сможет пройти мимо абстрактного.

Но странным образом то, что прекрасно работало в мире этого человека, никуда не годилось для мира магического. Пытаясь проводить свои исследования в мире магии, человек этот либо оказывался всякий раз у разбитого корыта, либо незаметно скатывался обратно в свой мир.

Оказываясь в магическом мире, человек испытывал растерянность и начинал беспокоиться, так как оставался без точки отчёта, которую в обычном мире ему давали его графики и описания. Пытаясь исправить положение, человек этот всё более усложнял и изощрял свои схемы, стремился сделать их более абстрактными. Но чем больше он старался, тем дальше отходил от того абстрактного, к которому стремился…

Однажды человек прогуливался по улице и вдруг увидел чьи-то глаза. Не имеет значения, чьи это были глаза: мужчины, женщины, ребёнка, а может быть, – птицы или ящерицы. Главное, что человек вдруг осознал, что дух постоянно, всегда смотрит в него. Каждый миг взгляд духа направлен на человека. И когда человек осознал это, он впервые понял то, что всё время пытался сказать ему дух. Он осознал, что всё происходящее всегда случается только между ним и духом. И нет никакого иного настоящего судьи или свидетеля поступков человека, кроме духа.

Этот человек понял, что если каждый миг ощущать на себе взгляд духа, то отпадёт необходимость любых схем, планов или классификаций, - он и без этого всего будет знать, что ему делать и как поступать. И ещё человек вдруг осознал, что он ведь уже давно понимал всё это, но поступки его почему-то всегда имели точкой отсчёта инерцию привычных Игр. И ни периодические манифестации духа, ни его стуки и нашествия не спасали положения, не давали энергии, необходимой, чтобы НЕ ЗАБЫВАТЬ, чтобы БЫТЬ…

А главное, человек осознал вдруг, что нет никаких двух миров. Мир, – один. И в мире этом единственная настоящая точка отсчёта, – взгляд духа …

Я был восхищён. Дон Хуан очень точно выразил то, что я ощущал. И хотя слова его, разумеется, были только своего рода скелетом, который облекался плотью моих чувств и ощущений, но это был очень верный скелет.

- Это седьмое ядро, да, дон Хуан? – благостно промямлил я.

Дон Хуан вытянул руку и постучал пальцами по моему лбу, мастерски изобразив губами звук пустого ведра.

- Алле, кто-нибудь есть дома? – поинтересовался он. – И как там тебе, в обычной тарелке? Приятно снова всё пересчитать, да? Какая, к чёрту, разница, какое по счёту ядро, если оно, - абстрактное?

Он улыбнулся. Улыбался и я. Но я улыбался потому, что дон Хуан был не прав на этот раз. Я не был в своей обычной тарелке. Да, возможно я уже успел утратить ту глубину переживания, которая была, когда я смотрел в глаза мальчишки. Но я не забыл ЭТОГО. Странным образом, оставаясь вроде бы во всём прежним собой, я изменился. Я был другой. И этот другой я, вдруг, поднялся на ноги, снял с кресла свою сумку и, похлопав по плечу дона Хуана, сказал:

- Давай-ка возвращаться!

Мы выезжали из города в молчании. На самой окраине дон Хуан поинтересовался, неужели я так и не остановлюсь у какого-нибудь магазина?

- Зачем? – спросил я.

- Мне кажется, ты обещал одному очень старому мальчику привезти из Дуранго жувачки, - улыбнулся дон Хуан.

......

Глава седьмая

… preocupacion idiota por su estado …

Мы подъехали к хижине дона Хуана около семи вечера.

Дон Хенаро сидел на полу веранды и был чем-то занят. Он не поднялся нам навстречу и лишь, приветствуя, помахал рукой в воздухе.

Когда мы подошли ближе, я обнаружил, что дон Хенаро устроил на полу веранды целую мастерскую. Справа от него, на циновке, были сложены клещи, ножницы, два ножа, стамеска, ручная примитивная дрель, нитки, катушки с леской и сваленные в кучу блёсны, которые я привёз для рыбалки.

Прямо перед доном Хенаро лежал лист толстой фанеры, который он использовал в качестве рабочего стола. Я с удивлением обнаружил, что он отрезал от одного из привезённых мною сапог кусок голенища и в данный момент, при помощи ножа с коротким лезвием и прямой дощечки, нарезал из этого куска резины узкие полоски. Чуть поодаль, слева от дона Хенаро, на простеленной на полу мешковине, лежало несколько небольших странных фигурок, сделанных из кальки и ещё каких-то материалов. Всего этого я толком разглядеть не успел, потому что дон Хуан подтолкнул меня в сторону хижины.

- Идём, идём! – сказал он. – Не будем мешать Хенаро.

Я подал дону Хенаро пакетик жевательной резинки.

- Жууууваачкаа… - протянул он по-детски, сунул жвачку в нагрудный карман рубахи, и снова погрузился в своё занятие.

Мы вошли в хижину и прошли на кухню. Дон Хуан поставил на стол две миски и горшок с бобами и мясом, который он снял с плиты. Пищу, по всей видимости, приготовил дон Хенаро, пока мы с доном Хуаном были в Дуранго.

Мы поели в полном молчании. Я всё ещё находился под влиянием охватившего меня в Дуранго состояния. Мне даже не хотелось спрашивать у дона Хуана, чем занят дон Хенаро. Хотя в любое другое время я уже просто умирал бы от любопытства. Но сейчас я был полностью погружён в какое-то особое настроение спокойствия, самодостаточности и полноты. Казалось, что взгляд духа всё ещё не отпускал меня. И не отпустит уже никогда. И под этим взглядом мелочным представлялось моё обычное любопытство.

Дон Хуан поднялся и, собрав наши миски и ложки, унёс их мыть к колодцу. Я остался сидеть, глядя на тлеющие в очаге угли.

Вошёл дон Хенаро. Он казался сосредоточенным и одновременно рассеянным.

- Карлос, где удочки, что ты привёз? – спросил он.

Я не помнил, куда мы их дели, когда разбирали привезённые мной вещи. Вдвоём с доном Хенаро мы прошли в большую комнату и начали искать спиннинги.

Вернулся дон Хуан. Узнав, чем мы заняты, он сообщил, что это он пристроил удочки на место и вышел из хижины. Мы с доном Хенаро последовали за ним.

Место спиннингов оказалось на балках рамады. Дон Хуан просунул их в щель у самой крыши. Я про себя отметил, что это, действительно, было весьма подходящее для них место. Вытащив удочки, дон Хуан протянул их дону Хенаро. Тот взял одну, а остальные отдал мне.

- Подержи-ка! – сказал он и, с выбранной удочкой в руках, вышел на площадку перед домом.

Мы с доном Хуаном молча смотрели, как он размахивал этой удочкой в разных направлениях, и, даже, упёршись её концом в землю, сгибал так, что спиннинг принимал форму лука для стрельбы и, как мне казалось, был готов сломаться.

То же самое дон Хенаро проделал по очереди со всеми удочками. Потом, оставив себе одну, он велел дону Хуану положить оставшиеся две на место.

- Эта вообще никуда не годится, - сказал дон Хенаро, обращаясь ко мне. – Я могу разломать её?

Я пожал плечами и ответил, что он может делать с нею всё, что сочтёт нужным.

Дон Хенаро кивком головы то ли поблагодарил меня, то ли выразил согласие с таким моим решением, положил удочку на пол веранды и куда-то ушёл.

Дон Хуан сел на ящик, неподалёку от импровизированной мастерской дона Хенаро. Я устроился рядом с ним на полу.

Дон Хенаро, по всей видимости, закончил свою работу. Лист фанеры уже куда-то исчез, инструменты и материалы были аккуратно собраны на циновке, а результат его работы, то есть все те загадочные фигурки, которые я мельком заметил, когда мы с доном Хуаном приехали, были накрыты мешковиной.

- Хенаро лучший рыбак из всех, кого я знаю! – сообщил мне дон Хуан. – К его наживкам не остаётся равнодушной ни одна рыба!

Дон Хуан кивнул в сторону накрытых мешковиной поделок дона Хенаро и пристально посмотрел на меня. Я не знал, что сказать. И, просто чтобы прервать паузу, спросил:

- Но разве не ты, дон Хуан? Я думал, что это ты затеял всю эту рыбалку…

- Нет, - покачал он головой. – Я всё же скорее охотник, чем рыболов…

Мы замолчали.

Я сидел и наслаждался вечером. Меня ничто не заботило и не волновало. И я словно совсем иначе видел всё, что видел уже бесчисленное количество раз: эту веранду, хижину, прутья рамады над головой и узорчатый силуэт кустарника вдалеке.

Вернулся дон Хенаро. В руках он нёс прутик около шести футов длины.

Не глядя на нас, дон Хенаро опустился на пол у циновки с инструментами, взял один из ножей и ловко зачистил прутик от коры. Потом, другим ножом, он сделал круговой надрез на удочке у самой пробковой рукоятки, и отломал рукоятку от удилища.

На принесённом прутике дон Хенаро закрепил четыре направляющих кольца для лески, которые он снял с разломанного спиннинга и ловко подогнал с помощью клещей под диаметр прутика. После этого, орудуя ножом, стамеской и дрелью, он подогнал отверстие в рукоятке и конец своего прутика так, чтобы можно было их соединить. Потом намазал конец прутика клеем, вставил его в рукоятку и обмотал место соединения проволокой, укладывая её витки, начиная с прутика и постепенно переходя к ручке.

Дон Хенаро бережно отложил сделанную им удочку в сторону и сообщил дону Хуану:

- Всё готово. Можем хоть сейчас отправляться.

- Пойдём завтра, - ответил дон Хуан. – А сегодня Карлос расскажет тебе о своём новом знакомом.

Заявление дона Хуана застало меня врасплох. В первый момент я даже не понял, о чём он говорит. Потом сообразил, что речь, наверняка, идёт о Важехе. И огорчился. Сейчас мне совсем не хотелось ничего рассказывать.

- Давай, давай! – подбодрил меня дон Хуан. – Я уверен, что Хенаро уже просто сгорает от любопытства!

- Это именно так! – воскликнул Хенаро. – Вот, потрогай мой лоб…

Дон Хенаро вытянул голову по направлению ко мне. Это был уже обычный дурашливый дон Хенаро. От его сосредоточенности и рассеянности не осталось и следа.

Я неловко улыбнулся и пробормотал, что не знаю даже с чего и как начать. В действительности, я совсем не был уверен, что дону Хенаро будет интересно всё это выслушивать.

- Думаю, для начала ты должен принести свой блокнот, - предложил дон Хуан. – Без тех рисунков Хенаро наверняка ничего не поймёт.

- Нет! – заупрямился дон Хенаро. – Для начала он должен потрогать мой лоб! Иначе он никогда не поверит, что я уже сгораю от любопытства!

Он снова вытянул свою голову в мою сторону. Я улыбнулся и покорно дотронулся тыльной стороной ладони до его лба. И тут же отдёрнул руку, - голова дона Хенаро была горячей, как печка. Не в силах в это поверить, я, автоматически, коснулся его лба ещё раз. Эффект был таким же. Я даже посмотрел на свою руку, ожидая увидеть, что она покраснела от ожога.

- Вот это другое дело! – удовлетворённо заключил дон Хенаро. – Теперь, когда ты полностью мне доверяешь, можешь идти за своим блокнотом.

Я направился к автомобилю. Достав блокнот, я некоторое время простоял возле машины, пытаясь собраться с мыслями. Точнее, не с мыслями, а с чувствами.

С одной стороны я должен был уважать просьбу дона Хуана. И в любом другом случае я бы только обрадовался такому повороту событий, так как это давало мне шанс узнать ещё и мнение дона Хенаро по интересующему меня вопросу.

Но с другой стороны, в данный момент у меня ведь не было вопроса! После того, как я ощутил взгляд духа, тема поиска объяснений абстрактных ядер меня больше не интересовала. Более того, я чувствовал, что предстоящий разговор грозит развеять моё настроение и вернуть меня в прошлое состояние.

Но выбора у меня не было. Мне даже в голову не пришло, что я могу просто отказаться говорить сейчас на эту тему. Вздохнув, я пошёл обратно на веранду.

Дон Хуан и дон Хенаро ждали меня. Они установили ящик, на котором до этого сидел дон Хуан, посередине веранды в качестве стола, а сами устроились возле ящика на полу.

- Ну-ка, уступи циновку Карлосу! – сказал дон Хуан дону Хенаро, когда я подошёл к ним. – Ты и на полу посидишь, а Карлос у нас сегодня, – персона нон грата!

- Какая персона? – переспросил дон Хенаро, пересаживаясь на пол и уступая мне место на циновке, с которой уже были убраны все инструменты.

- Чрезвычайно важная персона! – объяснил дон Хуан.

Я хотел было поправить его и объяснить настоящее значение этого выражения, но потом решил, что сейчас не время для расшифровки дипломатических терминов и, поблагодарив кивком головы дона Хенаро, сел на циновку.

Положив блокнот на ящик, я, не особо охотно, скучно и коротко рассказал дону Хенаро о том, как я встретил Важеху и чем Вальдемар занимается. После этого я раскрыл блокнот в нужном месте и принялся объяснять астрологическую мандалу.

Дон Хенаро слушал внимательно и казался очень заинтересованным. В какой-то момент он, знаком руки, прервал мои объяснения и потребовал, чтобы дон Хуан принёс лампу, потому что стало уже довольно темно.

Пока дон Хуан ходил за лампой, мы сидели молча. Дон Хенаро о чём-то задумался, глядя в мой блокнот. А я, воспользовавшись паузой, пытался сообразить, как мне закончить эту свою импровизированную лекцию. Ведь вопроса об объяснении абстрактных ядер у меня больше не было. А в таком случае, всё теряло смысл, и непонятно было, - зачем все эти схемы?

Вернулся дон Хуан с двумя зажжёнными керосиновыми лампами. Он укрепил их на балках рамады над ящиком и тихо сказал, что он пока что занесёт в дом все вещи с веранды.

- Ты же знаешь, какими коварными бывают ночью лисы, - обратился он к дону Хенаро. – А тем более, когда дело касается приманки для рыбы. Непременно утащат!

Дон Хенаро не обратил на его слова никакого внимания и кивнул мне, предлагая продолжить.

Я продолжал, понемногу входя во вкус. Моя скованность исчезала, и меня уже начинало радовать и возбуждать то внимание, с которым меня слушал дон Хенаро.

Дон Хуан, стараясь не мешать нам, тихо занёс в хижину все вещи с веранды, а потом принялся осторожно подметать обрезки коры, которые дон Хенаро снял с принесённого для удочки прутика.