Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Слезы тех, кто его любил





 

Мила сидела в удобном, обитом красным бархатом кресле маленькой башни Львиного зева, в которой обитала Альбина. Она механически, без интереса рассматривала обстановку. Посреди комнаты – большой письменный стол. Перед ним – чудовищных размеров глобус. Часть его была совсем темной, как будто там была ночь; на полюсах лежал снег, и над поверхностью глобуса возвышались льдины; а в некоторых местах глобус был похож на лужи, по которым бесконечно хлещут тысячи дождевых капель. Как и в кабинете антропософии, здесь было много картин с разными видами природы всех четырех сезонов и большой портрет Велемира, на котором он сидел за столом, обложенный книгами и свитками. Мила решила, что в Троллинбурге портреты присматривают не только за студентами. Судя по всему, это был рабочий кабинет Альбины. Здесь была еще красивая винтовая лестница, ведущая куда‑то наверх, наверное, в спальню.

Мила изучала детали комнаты очень старательно, так, как будто заучивала очередную главу в учебнике, хотя на самом деле, это просто помогало ей не думать о том, что случилось. Мила плохо помнила, что было после того, как она освободилась от цепей. Наверное, она просто ждала, когда ее друзья проснутся. А когда пришедший в себя первым Ромка спросил у нее, что случилось, Мила обнаружила, что ее лицо и даже воротник школьной кофты насквозь мокрые от слез, хотя она и не могла вспомнить, как она плакала. Уже здесь, в паре шагов от каменного льва, их встретила Альбина, и Мила сказала ей только, что Многолик убил Горангеля и украл Эльфийскую Чашу. После чего Альбина, ничего не спрашивая, отвела Милу к себе в башню и попросила подождать, пока она вернется. Прошло уже минут двадцать, а она все не возвращалась. Но это Милу даже радовало: она боялась того, что ее сейчас начнут расспрашивать.

Мила посмотрела в окно, на усеянную желтыми одуванчиками лужайку. Одуванчики яркими пятнами глядели на нее с темной земли, а это означало, что приближалось утро – светало. Она заметила, как в окне мелькнули одна за другой четыре тени, потом послышался знакомый скрип двери, шаги, и в комнату вошло четверо человек. Самой первой вошла Альбина, за ней Владыка Велемир, потом Амальгама и Орион.

Мила медленно поднялась из кресла.

– Нет‑нет… Сиди. – Альбина положила ей руку на плечо и усадила обратно.

Велемир взял стул и сел рядом с Милой. Лицо у него было встревоженное, на нем выражалось столько разных чувств, но Мила почему‑то подумала, что сейчас предпочла бы ледяную бесстрастность Альбины.

– У нас с тобой не было прежде возможности поговорить, Мила, – начал Велемир; его глаза с морщинами‑лучиками вокруг смотрели на нее без всякой строгости, – хотя сейчас я склоняюсь к мысли, что это нужно было сделать. Как директор школы я отвечаю за каждого из своих учеников и должен каждому уделять столько внимания, сколько необходимо. Но, боюсь, что и теперь нам не удастся поговорить так, как мне бы этого хотелось. Да и тебе, я уверен, сейчас не очень хочется разговаривать. Но сегодня случилось кое‑что такое, что просто необходимо выяснить. Сегодня ночью исчезли из своих комнат четверо учеников, а вернулись только трое. Профессор Ледович передала мне те слова, которые ты произнесла по возвращении. Твой друг Роман уже рассказал все, что мог. К сожалению, Беляна Векша не смогла ничего добавить, поскольку ее память частично пострадала. И теперь нам нужно узнать, что случилось после того, как всех вас усыпили с помощью похищенной свирели. В этом нам можешь помочь только ты. И я очень прошу тебя сделать это. Ты сможешь?

Мила отвела взгляд от Велемира и посмотрела на остальных, кто был в комнате. Амальгама смотрела с открытой враждебностью. Орион с нетерпением. Было видно, что он очень волнуется – он хмурился, на лбу выступили глубокие продольные морщины. Горангель был его учеником, а Мила помнила, с какой нежностью он говорил о «своих белорогих». Как она могла ему сказать? Но Альбина чуть кивнула головой и на секунду прикрыла глаза, и Мила поняла – нужно рассказать. Она сделала глубокий вздох и, повернувшись к Велемиру, начала рассказывать.

До конца своего рассказа она не отводила взгляда от лица Владыки. Так говорить почему‑то было легче, как будто, кроме них, в комнате никого не было. Когда она закончила, Велемир опустил глаза на свои руки, лежащие на коленях, а Орион тяжелой походкой подошел к стулу возле окна и медленно на него опустился, потом поднял морщинистую руку и прикрыл ею лицо.

– Владыка! – прозвучал в наступившей тишине пронзительный и едкий голос Амальгамы. – Да разве можно верить этой девчонке? То, что она рассказала, это абсолютное вранье и ничего более! Никогда еще я не слышала настолько невероятной истории!

Мила от неожиданности тупо уставилась на Амальгаму. Она даже подумать не могла, что ей не поверят.

– Мне кажется, – острый нос Амальгамы белел на ее лице, окутанном тенью, и от этого казался еще более некрасивым, – эти студенты, самовольно отправившиеся в лес, больше похожи на искателей приключений. Скорее всего, один из них просто утонул на болотах, и теперь эта девочка, чтобы оправдаться, рассказывает нам небылицы о какой‑то несуществующей Чаше, Черном пегасе и, что хуже всего, ей приходит в голову выдумать убийство.

Амальгама пронзила Милу взглядом темных, глубоко посаженных глаз, и Мила почувствовала, как стальные тиски сдавили ее горло. Мелькнула жуткая мысль: неужели никто ей не поверил? Растерянно Мила посмотрела на остальных: Орион по‑прежнему прикрывал глаза, по лицу Альбины, как всегда, невозможно было что‑то понять, а Велемир отвернулся от Милы и смотрел на Амальгаму, чей высокомерный вид выражал крайнюю степень недоверия.

Ну ладно, они не верят ей. Но неужели все теперь будут думать, что Горангель попросту утонул на болотах?! Амальгама просто мстит ей, она ничего не понимает. Как можно? Горангель сражался как настоящий герой. Он не мог погибнуть по глупости, утонув в болоте, – он умер от удара в спину! Она не может позволить, чтобы все думали о нем, как о глупом мальчишке.

– Это неправда, – сказала Мила, с ненавистью глядя на Амальгаму, – он не утонул. Он не такой как все, он не мог бы просто утонуть. Он сражался! Вы ничего не понимаете! Вы ничего не видели! Если бы вы видели, то вы не говорили бы такую чепуху! Я не вру!!! Все было так, как я сказала – ЕГО УБИЛИ!!! Его убил профессор Многолик!!!

Мила даже не заметила, как сорвалась на крик, но Амальгама ничуть не смутилась.

– Трудно поверить в то, что это не ложь, – желчным тоном сказала она. – Тот, кто способен на кражу, лично у меня не вызывает доверия.

– Кражу? – Мила непонимающе смотрела на Амальгаму.

– Именно кражу, – повторила та. – Если мне не изменяет память, именно ты и твои друзья сегодня ночью украли ключ у моей дочери, проникли обманом в мой ангар и, самое главное, похитили летающий челн «Навигатор».

– Мы не похищали, – с горячностью воскликнула Мила, – мы просто… Я просто хотела…

Мила запнулась, не договорив, и все слова, которые она собиралась сказать, вылетели из головы. Она поняла, чего она хотела. Она хотела, чтобы Горангель не относился к ней как к одной из своих подшефных, чтобы он выделил ее из всех. Потому что… Просто потому, что он ей очень нравился, и она хотела сделать для него что‑то важное, что‑то такое, чего не мог сделать никто другой. Поэтому и о монете тогда никому постороннему не хотела рассказывать – потому что знала, что эльфийская монета может иметь для него какое‑то значение. Поэтому и Лидия ей никогда не нравилась…

И из‑за этого он погиб? Только лишь потому, что ей очень хотелось обратить на себя его внимание?

– Так чего же вы хотели? – требовательно спросила Амальгама, возвращая Милу к действительности.

Мила опустила голову и что мочи сжала зубы. Ничего она больше не скажет. Какой смысл, если ей все равно не верят?

– Как я и говорила, Владыка, – самодовольным тоном произнесла Амальгама, – ни одно слово из всей этой абсурдной истории не является правдой.

Велемир был задумчив. Он встал со стула, и Миле на секунду показалось, что он хочет что‑то сказать. Но сделать он этого не успел, потому что послышались тяжелые шаги, и в комнату, запыхавшись, вбежала госпожа Мамми.

– Владыка… – задыхаясь, выговорила она. – Владыка… У меня две новости… Ой, секундочку отдышаться…

– Присаживайтесь, госпожа Мамми, на вас лица нет, – сказал Велемир, усаживая знахарку на свой стул.

Госпожа Мамми тяжело бухнулась на стул, и он сильно заскрипел под ее весом. Обмахиваясь платком, она заговорила:

– Во‑первых, по вашей просьбе я побывала в «Перевернутой ступе». В комнате профессора Многолика пусто. Хозяин говорит, что не видел, как профессор выходил из комнаты, но точно знает, что после полуночи он не возвращался.

На лице Велемира при этом заявлении ничего не отразилось.

– Во‑вторых, по пути сюда в меня буквально врезалась Почтовая Торба, – госпожа Мамми, продолжая обмахиваться одной рукой, всплеснула другой, которая была свободна. – Вы сказали поспешить к вам, но эта Торба была ужасно назойлива и буквально избила меня своими крыльями, пока все волосы на голове не привела в беспорядок, – темные волосы знахарки, обычно собранные сзади в тугой узел, и правда были ужасно взлохмачены. – Пришлось принять послание, в котором меня срочно просили явиться в Дом Знахарей. Это было по пути, поэтому я позволила себе…

Госпожа Мамми замолчала и устремила виноватый взгляд на Велемира, но он поспешно произнес:

– Ничего‑ничего, госпожа Мамми. Прошу вас, рассказывайте.

– Уже на месте я узнала, – продолжала знахарка, – что в себя пришел профессор Чёрк. Он, конечно, еще очень плох и не всегда говорит связно. Все время повторяет что‑то об эльфийском сокровище. Но на один вопрос он ответил вполне ясно, Владыка.

– Что он сказал, госпожа Мамми? – Велемир смотрел на нее очень сосредоточенным взглядом.

– Он сказал, – с дрожащей ноткой в голосе ответила знахарка, – что заклинания, которые его парализовали, наложил господин Многолик.

– Профессор Лукой Многолик? – переспросил Велемир.

– Именно так. Он повторил это несколько раз, Владыка.

Велемир кивнул, а Мила перевела взгляд на Амальгаму. Та, скривившись, одарила ее неприязненным взглядом и отвела глаза. В этот момент Мила ее ненавидела, потому что поняла: Амальгама была недовольна, что не смогла сделать из Милы мелкую лгунью в глазах остальных, и это единственное, что ее волновало; а на то, что умер Горангель, – ей было наплевать.

 

* * *

 

Следующие несколько дней прошли как будто мимо Милы. Белку определили в Дом Знахарей и сказали, что проведать ее можно будет уже в ближайшую субботу. На следующий же день после смерти Горангеля куда‑то уехали Альбина и Владыка Велемир. Мила была уверена, что они отправились на поиски Многолика. Вместо себя в Львином зеве Альбина оставила госпожу Мамми. Мила видела, как ребята‑старшекурсники занесли в дом ее невероятно большую ступу и определили в чулан возле башни декана. Но на все, что происходило вокруг нее, Мила откликалась с неохотой. Если вообще откликалась.

Поначалу Ромка пытался с ней разговаривать, но из этого мало что получалось. Выглядело примерно так: пытаясь ее отвлечь, Ромка обсуждает уроки или жизнь в Львином зеве; где‑то на середине речи Мила рассеянно спрашивает: «Ты что‑то сказал?», Ромка глубоко вздыхает и отвечает: «Да нет, ничего. Ничего особенного».

В субботу все завтракали как обычно. Перед госпожой Мамми стояла ее деревянная чашка, по размеру мало уступающая ступе – настоящее ведро. Ромка в очередной раз пытался вовлечь Милу в разговор, но Мила почти не слышала его и бессознательно ковыряла вилкой еду в своей тарелке. Через дымоход влетела Почтовая Торба с красным крестом на сморщенной бело‑серой коже и черными, как у ворона, крыльями. Она выплюнула на госпожу Мамми не меньше десятка свитков, и та, собрав их в охапку, вышла из столовой, чтобы прочесть. Вернувшись, к всеобщему восторгу, обнаружила в своей чашке Пипу Суринамскую. Та забралась в посудину головой вниз, наружу торчали только задние лапы. Со словами: «Болото в другой стороне, а вы, уважаемая, ошиблись адресом», госпожа Мамми вытащила Пипу за лапы из своей чашки. После чего забрала у Алюмины прямо из‑под носа тарелку, где внушительной горой возвышалась разнообразная еда, и положила на ее место Пипу. Меченосцы в столовой покатились со смеху, а Ромка толкнул Милу локтем и сказал:

– Видала? Интересно, Пипа пыталась напиться или утопиться?

Мила, не глядя на Ромку, положила на стол вилку. Ей не хотелось смеяться вместе со всеми. Даже за компанию с Ромкой. Ей казалось странным, что люди вокруг вообще могли смеяться.

– Пойду, проведаю Белку, – сказала она, отодвигая стул и выходя из‑за стола.

– Я с тобой, – отозвался Ромка и тоже встал.

Дом Знахарей был похож на пузатую и круглую, как бочка, каменную башню с круглыми окнами и конусообразной крышей, одновременно служащей навесом на верхней террасе. Во дворе Дома Знахарей прогуливались выздоравливающие пациенты. Навещающие их родственники почти все имели при себе средства передвижения. Седовласый старичок, пришедший проведать внука, вел на поводке деревянную ступу, плывущую невысоко над землей. Молодая колдунья, навещающая своего отца, держала под мышкой помело. Многие прогуливались, закинув свои метлы себе на плечи, а один молодой гном, разговаривая с полной женщиной в больничной пижаме, с трудом удерживал рвущуюся в небо швабру.

Палата Белки была такой же круглой, как и сама башня. Белка была очень рада друзьям, но оказалось, что они пришли к ней не первые. Первым проявил заботу профессор Лирохвост. Он побывал у своей любимой ученицы даже раньше Фреди, оставившего сестре целую корзину яблок и орехов. Мила с Ромкой ничуть не удивились, когда Белка в упоении им сообщила, что профессор принес ей свой портрет, чтобы тот благотворно влиял на ее самочувствие. Портрет стоял возле корзины с яблоками и профессор Лирохвост на нем играл на скрипке. Правда, вместо смычка почему‑то водил по струнам клюшкой. Мила подумала: не потому ли Лирохвост так решил опекать Белку, что это его свирель частично лишила ее памяти, и он из‑за этого чувствовал себя в какой‑то мере виноватым?

К слову, Белка удивлялась, почему на улице такая хорошая погода – она считала, что сейчас февраль. Последние два месяца стерлись у нее из памяти, но знахари обещали восстановить все до последней секунды.

Первые пять минут разговор дальше трелей о Лирохвосте не заходил, и Миле даже на мгновение показалось, что все как раньше и ничего не изменилось. Но потом вдруг Белка повернулась к Миле и спросила:

– А что там с эльфийской монетой? Что сказал Горангель? Он знает разгадку?..

Белка не знала, что Горангель умер. Мила мысленно отругала себя за свою недогадливость: конечно, она должна была подумать, что Белке об этом еще не говорили. Знахари, наверное, сочли, что это может плохо повлиять на выздоровление. Белка продолжала смотреть на нее, ждала ответа… Мила не ответила.

Сказав Ромке, что собиралась еще сходить к Ригель и даже в доказательство продемонстрировав пакет с овсяным печеньем, Мила стрелой вылетела из палаты и как можно быстрее покинула Дом Знахарей. Затем, уже не спеша, она направилась к усадьбе «Конская голова». Обогнув Большие Ангары, Мила вышла на Главную площадь Троллинбурга.

Возле мраморной шляпы Древиша суетились две колдуньи в ступах. Их головы были перехвачены синими косынками, а простая рабочая одежда усеяна многочисленными пятнами от грязи и чистящих средств. К краям их ступ были прикреплены швабры, совки и ведра. Колдуньи старательно терли громадную шляпу великана мокрыми тряпками, а на соседней голове тролля без всякой посторонней помощи орудовали щетки, создавая целые облака мыльной пены.

Мила равнодушно посмотрела на Трех Чародеев. Сегодня она почему‑то не замечала их величия, и все легенды, которыми были овеяны их имена, не вызывали у нее прежнего трепета.

Прибавив шаг, Мила за десять минут дошла до Думгротского холма. Она обошла вокруг него и вышла на луг, где однажды прогуливалась с Горангелем. Именно в тот день он рассказал ей об Эльфийской Чаше.

Мысли, которые Мила последние несколько дней забрасывала на задворки своего сознания, вдруг ожили. Это были мысли о том, что если бы не она…

Ведь это она привела Горангеля к Эльфийскому Асфоделу. Значит, она во всем и виновата. Лучше бы она ничего не слышала и не видела, пусть бы кто‑нибудь другой оказался на ее месте. Правда, Мила тут же себя спросила: разве было бы легче узнать о его гибели от других? Ведь это не меняет того, что его больше нет. И сама себе ответила: да, было бы намного легче. Потому что она не думала бы каждую минуту о том, что не приведи она его туда – он был бы жив.

Приближаясь к усадьбе, Мила увидела трех девушек, расположившихся прямо на траве. Это были студентки Белого рога. Среди них она узнала Лидию – девушку Горангеля. Ее подруги показывали ей что‑то в большой книге. Мила видела, что она как‑то неуверенно им улыбалась, но лицо было бледное, отсутствующее. Мила уже отвернулась, чтобы идти дальше, как вдруг услышала нечто такое, что ее остановило. Она обернулась назад, потому что в этот момент Лидия заплакала. Она по‑настоящему плакала: уронив голову на колени и содрогаясь всем телом. Ее подруги беспомощно переглянулись, и Мила поняла, что Лидия не первый раз так плачет – улыбается, а потом плачет. Мила поспешно развернулась и почти бегом устремилась к псарням, стараясь не думать о Лидии. И в этом она тоже была виновата.

Янтарно‑карие глаза Ригель встретили Милу, как друга, который давно не приходил: обиженно, но с радостью. Если бы Ригель была человеком, Мила сказала бы, что она выбрала ее себе в друзья, потому что по какой‑то непонятной причине Мила ей сразу понравилась. Впрочем, наверное, так оно и было. Ведь у Горангеля и Беллатрикс было то же самое. Видимо, волшебные животные и впрямь сами выбирают себе друзей.

Мила высыпала из пакета печенье, и Ригель тут же принялась за трапезу. Мила вдруг вспомнила, что когда она была здесь в последний раз, то встретила Горангеля. Ее охватило какое‑то странное чувство, и Мила быстро выскочила из псарни. Солнце на миг ослепило ее, и она ощутила сильное разочарование. Наверное, на какой‑то короткий миг она подумала, что увидит здесь Горангеля и ожидающую его Беллатрикс. Так было в прошлый раз… Но в этот раз возле псарни не было ни души… Хотя…

Миле показалось, что она слышит разговор. Прислушавшись получше, она поняла, что голоса доносятся со стороны конюшен. Мила медленно обошла псарню и увидела двоих: сначала мужчину, потом женщину. Женщина стояла лицом к Миле и гладила по холке Беллатрикс. Мила сразу ее узнала: те же светлые волосы, изумрудные глаза, прозрачная и сияющая на солнце кожа. Это была мать Горангеля.

Невольно Мила услышала, о чем они говорят, и внутри у нее все обледенело.

– Он ушел… Но он не исчез совсем, – сказала мать Горангеля. – Он будет жить дальше, просто иначе, и… нас не будет рядом.

– Лия, он был еще так молод. Он еще так мало успел в своей жизни.

Мила догадалась, что это был отец Горангеля: высокий, темные с проседью волосы, меж бровей залегла глубокая складка.

– Он сделал больше… – Голос матери Горангеля дрогнул, но тут же зазвучал еще более уверенно, чем прежде: – Он сделал больше, чем многие успевают сделать, прожив долгую жизнь, – он нашел Эльфийскую Надежду…

– Я никогда не верил в это, ты же знаешь, но теперь… Чаша в плохих руках, Лия… Если все действительно так, как сказал Владыка… Может оказаться, что… Может оказаться, что его смерть была бессмысленной.

– Не надо! Пожалуйста, я прошу тебя. Мы должны думать иначе. Я должна думать иначе, потому что… Потому что есть кое‑что такое, о чем даже мысли допустить нельзя. Я не могу просто взять и сказать себе, что наш сын умер бессмысленно. Это слишком тяжело…

Мила почувствовала толчок и, опустив глаза, увидела Ригель. Псина виляла драконьим хвостом и тыкалась мордой в пакет с овсяным печеньем.

Не став слушать дальше, Мила вернулась в псарню, высыпала на пол остатки печенья и, не оглядываясь на Ригель, ушла. Она возвращалась в Львиный зев, чувствуя себя так, как будто сегодня она во второй раз пережила тот день, когда умер Горангель. Внутри было темно и тяжело, и ни о чем не хотелось думать. Но не думать не получалось.

Вернувшись в Львиный зев, Мила надеялась, что ей удастся найти тихое, укромное место, где ее никто не заметит. И это оказалось проще, чем она предполагала. В Львином зеве было безлюдно. Были выходные, погода солнечная и теплая – меченосцы разбрелись по городу. Мила зашла в гостиную, где, кроме Бермана, тоже никого не было.

Яшка, сидя у окна гостиной в кресле‑качалке, таком же, как у профессора Мнемозины, читал какую‑то книгу в кожаном бордовом переплете с красными, похожими на кляксы, пятнами. Мила бросила мимолетный взгляд на название: «Проклятые замки. Из глубины веков». Это напомнило ей, как однажды на том же месте сидел Ромка, читая «Тайны шаманов Севера», и с восторгом сообщил ей, что у Славянина было «Северное око». Она тогда очень обрадовалась, что у нее тоже есть такой талант.

Мила опустилась в кресло у противоположной стены.

Заметив ее, Яшка быстро поднял на нее глаза и возбужденно поделился:

– Представляешь, Мила, оказывается, в Таврике тоже есть проклятые замки. По крайней мере один – точно. Ты себе не представляешь, как это увлекательно.

Мила действительно не представляла и не хотела представлять. Какое ей дело до замков? Матери Горангеля, чьи слезы Мила только что видела, затаившись возле псарни, наверное, тоже было все равно, сколько в Таврике существует проклятых замков.

– Дорога к этому замку заколдована, и если кто‑то захочет ее найти, то может плутать вокруг да около целую вечность. А нашедший найдет себе на беду, потому что замок полон жутких тайн и смертоносных капканов…

Мила почти не слушала Яшку. Если Многолик овладеет силой Чаши Лунного Света, если ему это удастся, то кого тогда будет волновать дорога к какому‑то мифическому замку, которого, может, даже не существует? Она вспомнила слова Горангеля:

«Великое добро принесет великое зло»…

Что могут означать эти слова?

А ведь Горангель, рассказывая Миле эти легенды, не верил в то, что Чаша Лунного Света и Черный пегас существуют. И вот теперь Черный пегас нашел своего хозяина, а Великая Чаша эльфов в руках того, кто хочет воспользоваться ею во зло.

– Это невероятно, – голос Яшки прорвался сквозь сумрачные мысли Милы. – Этот замок стоит посреди озера, и к нему нет дороги по земле. Добраться можно только по воде. Так удивительно…

Мила не находила в этом ничего удивительного. Замок на воде, после того что она видела на поляне у камня Асфодела, – это просто детская картинка, что‑то вроде ее видений – неосязаемое и ненастоящее. Там, на поляне, все было по‑настоящему…

Мила широко распахнула глаза, глядя в пространство перед собой. В голове будто полыхнуло огнем. Она стремительно вскинулась в кресле и с требовательным взглядом повернулась к Яшке.

– Как ты сказал!?

– Что? – Яшка удивленно округлил глаза.

– Что ты сказал про замок на озере? – Мила подскочила с кресла и бросилась к Яшке.

С жадным нетерпением она выхватила у него из рук книгу и уставилась на раскрытые страницы. С левой стороны была нарисована картинка – замок из желтого кирпича с четырьмя башнями и пустыми черными окнами стоял прямо посреди озера.

Точно такой замок она видела над прудом, в парке Думгрота, семь месяцев назад, после потопа, устроенного Яшкой.

Мила прижала книгу к себе и посмотрела на Яшку.

– Яшка, можно я возьму ее почитать? – и зачем‑то добавила: – Мне очень нужно.

Яшка, глядя на нее с недоумением, коротко кивнул. Судя по его лицу, он решил, что Мила не в себе и с ней лучше не спорить.

– Конечно. Бери.

– Спасибо.

Мила стремглав бросилась из гостиной искать Ромку.

Она нашла его на заднем дворе Львиного зева. Сидя на траве с раскрытой доской «Поймай зеленого человечка», он наблюдал, как Злюк катается по клеткам, закрученный в свой длинный хвост.

– Не хочешь сыграть? – спросил он осторожно, заметив подошедшую Милу.

Мила отрицательно покачала головой и, сев напротив него, раскрыла книгу на нужной странице.

Ромка с недоумением заглянул в книгу, разглядывая содержимое страниц. Потом недоумение на его лице сменилось оживлением. Он поднял глаза на Милу.

– Это случайно не тот замок, о котором ты рассказывала? – спросил он. – Из твоего видения?

Мила кивнула.

– Смотри, – сказала она, ткнув пальцем в другую картинку. На ней был изображен паук, из пасти которого торчал его сородич. – Это я тоже видела. В кабинете Амальгамы, помнишь?

Теперь кивнул Ромка, разворачивая к себе книгу.

– Здесь написано, что этот замок когда‑то принадлежал знатному и древнему роду Ворантов. А паук, пожирающий паука, – это их гербовый знак. Еще сказано, что на замке лежит проклятие. Это проклятие было наложено много веков назад одним из старых владельцев, князем Ворантом, для того чтобы никто из людей, не принадлежащих к этому роду, не смог найти дорогу к замку. Таким образом, для самого князя и для его наследников родовое гнездо становилось самым надежным убежищем.

Ромка громко фыркнул и возмущенно добавил:

– Не понимаю, зачем нужно такое проклятие. Разве что… – Он на секунду задумался. – Разве что этот князь занимался какими‑то темными делами и не хотел, чтобы его нашли?

– Может быть, – неопределенно качнула головой Мила. Она ничего не понимала и чувствовала, что совершенно запуталась. – Но какое это имеет отношение ко мне? Почему я видела этот замок и этого паука? Не понимаю…

Хотя у нее было какое‑то смутное ощущение, что имя Ворант ей откуда‑то знакомо. Как будто где‑то она уже слышала его. Или видела…

– Да, действительно странно, – откликнулся Ромка и, вместо того чтобы по обычаю дунуть на челку, наоборот, поднял руку и прижал волосы ладонью ко лбу.

Он постучал палочкой по книге, потом по доске, чуть не угодив при этом освобождающемуся Злюку по голове.

– А что, если… – неуверенно начал Ромка.

– Что – «если»? – нетерпеливо переспросила Мила.

Ромка, задумчиво прищурившись, посмотрел на нее и отнял руку ото лба.

– Я тут о другом подумал. Это, конечно, только догадка, но что, если тот, кого мы знаем как Лукоя Многолика, на самом деле им не является?

– Не является? – Мила чувствовала, что это пока не укладывается в ее голове. Как‑то невероятно.

– Если это не его настоящее имя? – повторил Ромка и, судя по выражению его лица, эта мысль казалась ему очень подходящей.

Ворант, Ворант, Ворант… Мила не знала, прав ли Ромка, но в ней с каждой секундой все сильнее крепла уверенность, что это имя она слышит не в первый раз. Кто‑то уже его произносил. Однажды. Но кто? Где? Может быть, это как‑то связано с Гильдией? Многолик говорил, что он чуть не погиб от рук Гильдии, но им не удалось убить его – он спасся.

Скорее интуитивно, чем осмысленно, Мила опустила руку во внутренний карман своей накидки, где все еще должен был лежать свернутый трубочкой лист пергамента со списком имен, в числе которых было имя ее прабабушки.

Мила посмотрела на Ромку и осторожно, как будто боялась, что лист выпрыгнет из ее рук, развернула его. Ромка склонился над списком вместе с ней.

 

«Ликург Мендель, Осип Ежик, Сусанна Нежина, Ульян Кроха, Игнатий Ворант…»

 

– Вот так‑так! – удивленно воскликнул Ромка. – Какой‑то Ворант был жертвой Гильдии.

Мила отпустила лист пергамента, позволив ему резво свернуться трубочкой.

– Не какой‑то, – тихо сказала она. – Лукой Многолик и есть Игнатий Ворант.

– Ты уверена? – усомнился Ромка. – Ведь он в списке жертв.

Мила подняла глаза на Ромку.

– Он мне сам сказал, что спасся от Гильдии. А если он в списке жертв…

– То все считают его мертвым, – догадавшись, закончил вместо нее Ромка. – И все это время он жил под другим именем.

Мила задумчиво посмотрела на замок из желтого кирпича. Четыре башни напоминали стражей – грозных и неприступных. Но Мила не смотрела на них. Она смотрела на черные, безликие окна и ей казалось, что там, за этими стеклами, кто‑то есть.

– Здесь он прячет Чашу, – сказала Мила, наугад ткнув пальцем в одно из нарисованных на бумаге окон. – Нужно попасть в этот замок.

– Но ведь его нельзя найти! – воскликнул Ромка, на‑хмурив лоб. – На нем ведь проклятие.

– Но его нужно найти! – упрямо сказала Мила. – Нельзя позволить Многолику воспользоваться Чашей. И времени совсем мало. Я не знаю сколько, но уверена, что нельзя медлить.

Ромка, теряя терпение, взмахнул руками, ударяя себя по коленкам.

– Но как ты собираешься отыскать этот замок, если дорога к озеру заколдована, и ни один человек не может его найти! – втолковывал он ей, как несообразительному младенцу.

Мила решительно захлопнула книгу. Кажется, она уже знала, что нужно делать.

– Человек – да, – сказала она, – но не призрак.

 

* * *

 

Мысль попросить о помощи Рогатого Буля пришла как‑то сама собой. Ведь не было ни одного существа, который лучше бы знал местные озера, чем этот полулось‑полупризрак. И главное – Мила знала, где его искать. Однако как только она об этом подумала, тут же поняла, что есть и другая проблема. До леса нужно было как‑то добраться. Использовать снова «Навигатор» не было никакой возможности. На ангаре Амальгамы наверняка в данный момент было столько защитных чар, что решиться приблизиться к нему было бы равноценно самоубийству. Но здесь неожиданно выход нашел Ромка. Впрочем, если припомнить, что Зеркальный Мудрец отозвался о нем чуть ли не как о гении, то ничего удивительного в этом не было.

– Я тут подумал, что всякое может случиться, – сказал Ромка, – и присмотрел средство передвижения. Так, на всякий случай.

– Какое средство передвижения? – совершенно не представляя, что можно было придумать в этой ситуации, спросила Мила.

– Пойдем, покажу, – улыбнулся Ромка.

Когда Ромка привел Милу к чулану, в который несколько дней назад заносили ступу госпожи Мамми, Мила моментально поняла, что имел в виду ее друг. Ступа стояла практически без присмотра и была такой большой – как раз по габаритам хозяйки, – что Мила и Ромка спокойно могли поместиться в нее вдвоем.

– Подойдет, – тихо прошептала Мила и добавила: – Мы придем сюда рано утром, пока все еще будут спать. Главное, чтобы госпожа Мамми сама не надумала воспользоваться своей ступой сегодня ночью.

Мила боялась, что так и может случиться – она уже успела заметить, что знахарку очень часто куда‑нибудь вызывают. Но все сложилось, как нельзя лучше. Вечером Полиглот так объелся оладьями с повидлом, что через пару часов после ужина принялся жаловаться на мигрень, плохое настроение и приближающийся конец света. Пока Ромка вслух размышлял, где у Полиглота могли застрять эти оладьи, если, кроме головы, у него больше ничего не имеется, Мила, дрожа от ликования, наблюдала, как знахарка напоила Полиглота каким‑то снотворным зельем. Когда Полиглот проглотил содержимое кубка и кисло скривился, госпожа Мамми заботливо пообещала, что конец света придется отложить, поскольку сначала предстоит крепкий и безоблачный сон. В итоге окно в столовой снова стало для Милы и Ромки лучшей возможностью выбраться из Львиного зева. Но, что еще лучше, госпожа Мамми так устала от бесконечных жалоб Полиглота, что, обмахиваясь платком, упала на ближайший стул и сама тоже опрокинула стаканчик собственноручно приготовленного зелья.

 

* * *

 

Этот полет нельзя было сравнить с самым первым полетом Милы. Ступа госпожи Мамми была не такой быстрой и не такой подвижной, как ступа Акулины. К тому же дверца опасно подрагивала от вихревых движений ветра. Но Ромка ничего не замечал. Несколько раз он от удовольствия что‑то вскрикивал, однако, несмотря на то что голос его звенел прямо у Милы над ухом, она ни слова не разобрала.

Мила впервые летела в ступе без Акулины и ее поразило, что ступой, в отличие от «Навигатора», совсем не нужно управлять. Она повиновалась малейшим движениям руки или наклону тела, и это было очень странное, хотя и увлекательное, ощущение.

Когда внизу показалась деревня, все еще погруженная в сонную тишину, Мила поняла, что они уже почти на месте. Опушка леса, где Мила в прошлый раз рассталась с лосем‑призраком, была уже почти под ними. Мила немного подалась вперед, и ступа пошла на снижение.

– Здорово! – воскликнул Ромка, перепрыгивая через бортик ступы, когда они приземлились. – Это было даже круче, чем на «Навигаторе».

Мила открыла дверцу и ступила на землю. Она неторопливо огляделась, удивляясь, что вообще смогла найти дорогу к этому месту. Она просто пыталась лететь той же дорогой, по которой в прошлый раз они с Альбиной и Орионом добирались на карете. Но Мила и понятия не имела, что ей так хорошо удалось запомнить весь путь. Впрочем, дорогу к ложбине Асфодела она тоже нашла очень легко. Почему‑то она была уверена, что не может заблудиться.

– Я ждал тебя, Мила Рудик.

Мила встрепенулась от неожиданности и обернулась на голос.

Перед ними стоял Рогатый Буль.

– Вот это да! – с блаженной улыбкой пробормотал Ромка, уставившись на Рогатого Буля, как на самую большую диковину, виденную им когда‑либо в жизни. – Просто потрясающе. Глазам своим не верю…

Сейчас, на рассвете, тело призрака‑лося было шоколадно‑коричневым, а рога выглядели раза в два больше, чем показалось Миле в прошлый раз, хотя теперь они вместе с призрачным телом и головой совсем не имели голубоватого оттенка, а были молочно‑белыми.

– И я рад, что ты пришла не одна, – добавил он, оценивающе оглядывая Ромку. – Одной тебе не справиться.

– Справиться с чем? – спросила Мила. – И откуда вы знали, что я приду?

– Не спрашивай, откуда мне это известно, – сказал Буль, устремляя на нее свой взгляд. – Сейчас это неважно. А что касается первого вопроса, то ты и сама знаешь ответ.

Лосиный корпус Рогатого Буля развернулся в сторону, и призрак‑лось не спеша обошел вокруг большое дерево, за которым разрастался лес. При этом он не сводил с Милы пристального взгляда. Несмотря на его прозрачность, Мила хорошо видела, что брови Рогатого Буля приподнялись то ли озадаченно, то ли встревоженно.

– То, что ты ищешь, находится ближе, чем ты думаешь, – сказал он. – Но и тот, кого ты боишься встретить, – тоже. Однако сегодня ты найдешь и то и другое. Я помогу тебе. Я покажу дорогу. Идите за мной.

Они шли сквозь лес по тропе, на которую вывел их Рогатый Буль. Солнце вставало справа над ними, но только оно поднялось достаточно высоко, как неведомо откуда стянулись серые, окаймленные свинцовой тяжестью тучи, заслоняя солнечные лучи. Лес то сжимался вокруг них высокими угрожающими стенами, то расходился в стороны, образуя небольшие прогалины. Пока они шли, Мила думала над словами Рогатого Буля, и один вопрос буквально вертелся у нее на языке. В конце концов, набравшись смелости, она произнесла:

– Вы сказали, что знали о моем появлении.

– Да, – лаконично подтвердил Рогатый Буль.

– Но как это можно было знать? – не унималась Мила. – Вы ведь могли быть где угодно.

– Я знаю обо всем, что происходит в этом лесу. И даже больше…

Мила на мгновение потеряла дар речи, потому что слова Рогатого Буля означали, что…

– Но… Значит, и в ту ночь, когда… – Мила не смогла себя заставить закончить фразу словами «когда умер Горангель», она предпочла проглотить эти слова, – …вы тоже знали?

– Знал, – утвердительно кивнул эфирными рогами Буль.

– Но почему вы не помогли!? – воскликнула Мила. – Почему ничего не сделали!?

– Я не могу вмешиваться в судьбу живущих волшебников, – ответил Рогатый Буль. – Даже если хочу – не могу Я призрак. Призрак не имеет власти менять что‑то в настоящей жизни. Такой властью в мире людей обладают только живые. Но, я вижу, ты не можешь смириться со случившимся.

Мила нахмурилась и посмотрела в сторону.

– Это несправедливо, что он умер, – скрепя сердце сказала она.

Ей не хотелось об этом говорить. Она надеялась, что Рогатый Буль это поймет и больше ничего не скажет, но в ответ услышала:

– Ему было суждено найти Чашу, даже я знал об этом. А тебе было суждено подсказать ему этот путь. У каждого свое предназначение. Твоей вины не может быть в том, что произошло, потому что произошедшее от тебя не зависело. Но не все в этой истории предрешено окончательно. Как и вообще в жизни. Может быть, судьбу решит тот, кто никогда и не думал, что может вершить судьбы. Кто знает?

– Предназначение? – недоверчиво переспросила Мила, по‑прежнему хмурясь. – Он что, выходит, должен был умереть? Звучит не очень убедительно. Особенно если учесть, что, если бы не я – он не пришел бы на поляну Асфодела.

– Не вини себя, – спокойно сказал Рогатый Буль. – Но если сможешь совершить поступок, который все исправит, – соверши, не задумываясь. Только так гибель твоего друга не будет бессмысленной. А угрызения совести мало чем могут помочь. Кстати, мы пришли.

Мила с Ромкой подняли глаза и, задержав дыхание, посмотрели прямо перед собой.

– Вот он – Проклятый замок.

 

Date: 2015-07-25; view: 242; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию