Дар Монолита 11 page

— Забей, сказал же. У нас стационарный дистиллятор стоит, европейская штуковина. Вода, считай, вволю, — повторно отмахнулся Кацо. — Тем более ты вчера, считай, сотню зелени на общий праздник спустил, так что лучше прибереги. Или, вон, за ночлег Румыну отдай. Да, и если на Чернобыль-7 намылился — поторопись. Вездеход с «ботаниками» на холме у села, они, вроде, из твоей компании, может, возьмут на борт.

— Почем знаешь, что я с «ботаниками», Кацо?

Кацо подбросил на ладони ПМК.

— Старший научный сотрудник вне штата. Еще вчера новость прошла по сети. — Бармен пожал плечами. — Сейчас вместо одного сервака, что с НИИ работал, целых три — ботанический, наш и у «долганов». «Ботаники» в момент сориентировались и на все три сети раззвонили, что, мол, не кто-нибудь, а сам Лунь с ними. Делайте, мол, выводы.

— Ай да Зотов, — я усмехнулся. — Догадываюсь, к чему это он новость продвинул.

— Пиар. — Кацо важно поднял палец и рассмеялся.

— Пи… чего?

— А, проехали. Ты, короче, заходи, ежели мимо Кордона будешь гулять. Тут у нас, может, скоро полноценная база будет, подземка перспективная очень. И… еще раз, с возвращением тебя, друг. Смотри, не пропадай больше.

— Спасибо. Бывай.

И я, по пути заглянув к Румыну и отдав ему последнюю двадцатку за ночлег, побежал к вездеходу ученых настолько быстро, насколько позволял не выветрившийся еще хмель. Всю дорогу до Чернобыля-7 я элементарно проспал, вырубившись сразу после малосодержательного разговора с парой пожилых «ботаников» и солдата охраны, долго и придирчиво изучавшего мой пропуск. Да уж… не есть гут так напиваться, Лунь. В Зону после такого загула заново можно выйти только дня через три, не раньше, в таком состоянии не рискну. А что денег совсем нет, так на ПМК видеозапись имеется, причем не дешевая — это точно. Ну, или небольшой гонорар потребуем у профессуры — за рекламу НИИ в среде «неучтенных лиц». В общем, не пропадем… но три дня никакой Зоны. Это уже точно.

Разбудили меня уже на территории научного городка. Пожилой ученый вежливо, кончиками пальцев постучал в плечо и, сказав: «Все, все, уважаемый, прибыли на место», вышел из вездехода. Как ни странно, за время неторопливой, плавной поездки по тщательно провешенному маршруту я успел неплохо выспаться. Поэтому, уже достаточно отойдя от последствий «праздника», я выбрался из вездехода и, потянувшись, осмотрелся.

Чернобыль-7 изменился за время моего отсутствия не так уж и сильно. Разве что стройка нового корпуса Института, видимо, была заморожена, да еще было закрыто на замок здание Бара, потускневшее, какое-то сиротливое, с широким, светлым пятном на месте сорванного со стены щита с надписью. А так все, как и раньше — военные патрули на улочках, стайки лаборантов, ларек на углу, громадина Института, стена Периметра в отдалении, серое небо Зоны, накрывающее заодно и этот краешек чистой земли. И естественно, любопытство патрулирующего офицера, не просто проверившего документы, но даже и отправившего запрос в администрацию в то время, как его бойцы сноровисто меня разоружили. Я не сопротивлялся — документы были «железные», самые что ни на есть реальные карточки-пропуска не кого-нибудь, а старшего полевого научного сотрудника, поэтому через несколько минут и «сайгу» и «глок» мне вернули, не забыв, правда, отчитать за то, что на территории НИИ шатаюсь с незачехленными стволами. Замечание тоже было знакомым, и я так же знакомо с ним согласился, пообещав всенепременно зачехлять еще за километр до городка. На самом деле полевые сотрудники давно и невозбранно ходили с оружием по городку — после одного момента, когда из вольеров вырвались два кровососа и разорвали на улице нескольких солдат, сталкеры, выскочившие из Бара, в течение десяти минут выцепили и сказнили обоих мутантов. С тех пор на нарушение некоторых инструкций комендатура Чернобыля-7 посматривала сквозь пальцы — благо, опытный, грамотный бродяга с оружием обращаться умел, и стрельбы между сталкерами ни в Баре, ни на территории никогда еще не случалось. Да и близость Зоны хоть и не приводила к появлению аномалий прямо на улицах, но все же была очень рискованной — те же зомби могли выкопаться даже на «чистых» кладбищах.

Ткнув разряженный «глок» в кобуру и закинув на плечо «сайгу» с вынутым магазином, я отправился прямо к Институту — затягивать со сдачей видеосъемки не следовало, да и пузырек с остатками полтергейста вполне мог окончательно испортиться. И еще мне хотелось заняться хоть чем-нибудь — проклятая тоска так никуда и не делась, разгрызая душу пуще прежнего. Знать бы, отчего оно так со мной… ведь не скучаю я по Хип, не жалею, что разбежались, точно не жалею, но… здесь вот мы после посиделок в Баре прогуливались вечером по аллее из молодых, относительно недавно посаженных деревьев. А вон там, за гаражными сводчатыми ангарами — местная свалка в старом карьере, где я учил ее стрелять. И… а, ч-черт. Понимаю я четко, что все, ни мне, ни ей не нужна больше единая команда, не о чем даже разговаривать с Хип, но давит горло, и снова тянет выпить. Нет уж, шиш — проходили недавно, не помогает выпивка, только башка от нее болит. И спиваться мне совсем неохота, ну его. Пьяница в Зоне далеко не уйдет. И курить бросил, как назло, а заново начинать глупо будет. Ладно. Уйдем в работу, в ходки, нагружу себя как надо — вся эта дурь из головы и выйдет. Наверно, просто еще от приключений не очухался, вот и гнобит, давит душу непонятной тоской. Поговорить бы с кем, просто так, отвлечься, но… в принципе сейчас и поговорим. «Ботаники» народ словоохотливый в большинстве своем, внимательный, да и кино у меня для них интересное есть. Обсудим.

Карточка доступа легко нырнула в приемник, выскочила обратно, и дверь НИИ гостеприимно раскрылась.

— Куда? — сонно спросил охранник за столом у входа.

— В биологический, с материалами.

— Добро. Сейчас у них перерыв, обожди чуток здесь. И как только — так сразу. Внештатникам, извиняй, без сопровождения не положено.

Ждать, впрочем, и в самом деле пришлось недолго. Минут через пять я уже демонстрировал ролик про полтергейста молодому ученому, после чего тот унесся, как ошпаренный. Затем засуетился весь корпус — профессора, старшие научные и даже лаборанты сбежались в конференц-зал, ПМК у меня буквально вырвали из рук, и с полсотни ученой братии пересматривали мое «кино» раз десять. Я отметил, что съемка и впрямь удалась — и электрическое «облако», и безногая, цилиндрическая туша уродца, и взгляд слепых, бельмастых глаз были замечательно хороши. Как и выстрел и съемки стремительного разложения убитого полтергейста, и сбор его слизистых останков в пузырек от лекарств. Один из ученых, по-моему, кто-то из команды Зотова, позвал меня в кабинет, где я и передал ему из рук в руки «биоматериал», а в зале, где на большом экране через проектор снова и снова питался полтергейст, разгорелся шум голосов и споры.

— Спасибо вам, коллега. — Он пожал мне руку. — Огромное вам спасибо.

— Коллега? — Я немного удивился. — Разве внештатник стал ученым?

— Вы… да, я понимаю. — Ученый немного смутился. — И тем не менее вы для меня… для всех нас теперь коллега, уважаемый…

— Лунь, — подсказал я.

— Уважаемый Лунь. Вы такой же ученый, как и мы, причем не только по документам, как раньше. Профессор Зотов уже сообщил нам о вашем согласии работать с Институтом. Мы… мы очень признательны.

— Давайте, для начала, познакомимся.

— Мирошенко Дмитрий, биолог. — Ученый снова пожал мне руку, и я вдруг понял, отчего я принял его за сотрудника Зотова. Мирошенко… знакомые черты лица.

— Случайно, не брат ли вы Аналитику?

— Да-да, конечно. Аналитик — действительно, он так себя иногда называл, говорил, что это его имя для Зоны. Вы знали его?

— Я был проводником группы с его участием. Давно…

— Да, он рассказывал. Где же вы раньше были, Лунь… как он сетовал, что приходится рассчитывать не на профессионалов, а на дилетантов, которых прислали официальные власти. Какая, в сущности, глупость — доверить жизни экспедиции ряженым шутам с автоматами, никогда не видевшим настоящую Зону. Где же вы были раньше, Лунь…

«Раньше я был мертв».

— Был далеко… и сам не могу объяснить, где и как. Может, временная аномалия или влияние пси-излучения. Вернулся живой — все, что мне пока известно.

— Приятно, что хоть кто-то, — буркнул Мирошенко. — НИИ будет за вас держаться, Лунь. Вы сейчас фактически единственный настоящий сталкер, согласившийся на сотрудничество, и мы это ценим. Кроме нашей устной признательности я похлопочу и о достойном материальном вознаграждении, коллега.

— Спасибо. Кстати, вопрос — за мной квартирка числилась в четвертом корпусе, как за лаборантом.

— Хоть сегодня вселяйтесь. Ключи получите в хозблоке, но, боюсь, за время вашего отсутствия квартиру немного подрастащили… вы же знаете, кого прислали на смену, и там, извините, теперь гадюшник с окурками на полу и консервными банками по углам. Мебель, правда, цела, но… в общем, сами увидите. Ваш компьютер мы не успели забрать, пропали и все вещи…

— Ну, думаю, наверняка не все. Персоналку, хоть плохонькую, вы уж мне обеспечьте, хотя бы для связи.

— В лучшем виде сделаем, Лунь. Когда планируете начинать выходы в Зону?

— Через три дня. Нужен отдых.

— Отлично. Подождите здесь, я переговорю о вашем вознаграждении.

Ждать пришлось недолго. Мало того, мне даже принесли чашку кофе и пачку сигарет, хотя я и не курил. Отношение определенно поменялось, и в приятную сторону. Это касалось и «гонорара» — две сотни тысяч рублей в толстом конверте были, пожалуй, самой крупной разовой суммой, полученной от «ботаников» за все то время, что я провел в Зоне. Кроме того, за «образец» была обещана еще одна премия, сразу после того, как им займется биологическая лаборатория. Как я понял, до моих «съемок» не было ни одного документального свидетельства существования полтергейстов. Коме того, новые данные о Зоне, ролик и образец, которого не было, да и пока быть не могло у конкурирующей европейской станции, серьезно повышали шансы НИИАЗ на новые гранты и субсидии. Важная я теперь птица, похоже. Ну, что ж, и денежно буду не обижен, и совесть спокойна, что хорошим делом занят, и домик у моря пусть на один шажок, но ближе стал. А в работе, в загрузах этих постоянных, глядишь, и дурь из головы вылетит, тоска пройдет. Говорил как-то Сионист, что работа, какое-то постоянное занятие — универсальное лекарство от любой дурости. Что ж, опробуем этот рецепт, глядишь, оно и поможет.

* * *

Четвертый, «сталкерский» корпус в жилом районе Чернобыля-7 пустовал. Я медленно поднялся на третий этаж, удивляясь гулкой тишине на площадках. Давно еще прошлое, грамотное начальство НИИ, прекрасно осознав пользу от «неучтенных лиц», построило пару трехэтажных жилых домов якобы для «лаборантов» и «внештатных сотрудников». Дома построили без вопросов — затраты по сравнению с тем финансовым потоком, что шел в НИИ, выглядели пустяковыми, за строительство подписалась вся без исключения ученая братия Института, и потому в рекордные сроки появились четвертый и шестой корпуса, каждый по тридцать шесть небольших, скромных «двушек». Даже в лучшие времена половина «фатер» пустовала, но те из сталкеров, которые все ж таки решились на обустройство своих главных схронов здесь, в пределах научного городка, меньше чем за год полностью окупили все затраты НИИ на строительство. Ученые в открытую говорили, что «внештатники» — а по сути, нелегалы, «уголовный элемент» — приносили пользы Институту в десятки раз больше, чем все специально обученные лаборанты и профессионалы-контрактники, которых присылали с Большой земли именно для выходов в Зону. Ну, были, конечно, и среди военных отличные спецы с настоящим талантом к Зоне — сами себя они называли «военсталы», но, учитывая, что их было немного, даже очень немного, погоды они, конечно, не делали. Да и не особенно любили «военсталов» свои же, армейцы — как-то так получилось, что «военные сталкеры» выделились в отдельную, элитную касту, что, конечно, не добавило им популярности среди прочих «специалистов», через одного являвшихся натуральными паразитами. Насмотрелся я на праздношатающихся, красномордых от пьянки и разжиревших от хороших зарплат «спецов», никогда не приближавшихся к Зоне даже на пушечный выстрел. Однако НИИ был вынужден держать дармоедов: по всем отчетам, именно они ходили в Зону за «материалом» и сопровождали экспедиции. Не последнюю роль сыграло и то, что подавляющее большинство таких «спецов» являлось сыновьями, племянниками, зятьями и прочими «своими» как верхушке администрации НИИ, так и командованию местных военных частей, и даже инспекторам, периодически устраивающим проверки. По этой же причине Институт держал и множество лаборантов с зарплатами поскромнее, чем у «спецов», но тоже неплохими — выходы в Зону и работа с артефактами непосредственно на местности считались очень опасными. Нужно ли говорить, что на местность они никогда не ходили… но НИИ это вполне устраивало. Лаборант — существо учтенное, живое, с документами и родней. Ежели он в Зоне сгинет, то неприятности могут нарисоваться в целом ассортименте: и вопросы ненужные, и суды, и разбирательства, и плохая статистика, и нездоровое внимание общественности. Если смерть отдельных ученых и лаборантов можно было списать на несчастные случаи и повышенную опасность от «объектов невыясненной природы», то в Зоне те же лаборанты и «спецы» гибли бы десятками и сотнями. То ли дело — вольный бродяга… и плевать на то, что из целой толпы людей, незаконно припершихся в Зону за рублем, а в случае отсутствия мозга — и за приключениями, к концу первого года останется три-четыре не человека уже, а сталкера. Потому что от того наивного парня или даже девки, что проплатили сговорчивому сержанту проход через Периметр, через год мало что останется — Зона меняет людей быстро и страшно. А если не меняет, то жрет сотнями и тысячами только потому, что цивилизации очень, позарез нужен тот самый «хабар», без которого уже ни наука, ни медицина, ни промышленность просто не может, что те страны, которые с Зоны получают «светляки», «узлы», «пустышки» будут первыми, а те, кто этой «благодати» лишен, обречены плестись в хвосте. Потому и не трогают офицера на пропускнике, четко знает служивый, что за «содействие в проникновении на территорию особо охраняемого объекта» срока, полагающегося по официальному закону, он никогда не получит — не один год генералы в курсе негласного приказа — не препятствовать. И не препятствуют. Потому, наверно, НИИ так поднялся, подмял под себя в свое время и хиленькую, по понятным причинам, западноевропейскую станцию, и ассимилировал Киевский научно-исследовательский отдел, и заставил европейскую науку на себя работать громадными грантами и отличным оборудованием. Немцы с французами голову ломали, отчего это бедный НИИАЗ настолько эффективно работает, в то время как их оборудованные по последнему слову науки и техники станции месяцами сидят без материала. Просто все оказалось: европейцы со сталкерами принципиально не сотрудничали, потому что незаконно, так как по документам сталкера в Зоне нет, а есть только нелегальные бандиты. Своего же немецкого «ботаника» отправлять на смерть никак не можно, просто не пустят, если есть серьезный риск, Ну, а так как несерьезных рисков в Зоне не бывает по определению, европейцы начали заключать контракты с НИИАЗ, которые сделали Институт очень и очень богатым. Интересно, догадывались ли те самые немцы с французами, на каких холмах костей стоит нынешний Институт… да если и догадывались, то для них-то разницы особой не было. Да, впрочем, грех сталкеру жаловаться — знаешь, на что идешь, знаешь, что Зона не парк аттракционов, знаешь, что помрешь не своей смертью, старость и сталкер вещи несовместимые. Жаль только тех пацанов и девок, что в Зону валом перли при понятном попустительстве вояк, Периметр охраняющих, и они-то уж точно не в курсе были, куда и на что идут, зелень, смертники, расходный материал. Да уж… умеют у нас ценить человеческую жизнь, ничего не скажешь. Надо ли говорить, что всех этих нелегалов, «неучтенных лиц» никто, по понятным причинам, учитывать и не собирался. Ни в одном отчете, ни в одном репортаже из Зоны никто и никогда не упоминал о сталкерах — их просто не было. Не существовало. Воздух, фикция. Потому и не опасно местного бродягу на задание отправлять. Вернется — хорошо, еще одна диссертация или научное открытие в копилку человечества. Ну, а если помер Клим, то, как говорится, и фиг бы с ним — его и так в природе не существовало, отчеты делать не нужно, статистику портить тоже. И это устраивало всех — ученые получали материал и грамотное, хорошее сопровождение для выходов в Зону, НИИ стал самым успешным и богатым на открытия институтом мира, цивилизация за счет этого уверенно двигалась к медицинским, научным, энергетическим и промышленным революциям. В обмен на громадные гранты и премии, на которые, фактически, существовал, НИИ делился с европейцами научными открытиями, организовывал им экспедиции с разными Лунями, Фреонами и прочими бродягами, которые с большой вероятностью сберегут заграничных гостей от сюрпризов Зоны. И сталкерам тоже неплохо жилось — ненадежные, хитрые, до предела жадные барыги уступили место посредникам Института, платившим пусть и меньше, но зато честно, стабильно, без гнилых «отходных», «штрафов» и «счетчиков». Вместо давно просроченных консервов, сухарей и паленой водки торговцы Института предлагали продуктовые наборы отличного качества, дорогие медикаменты, солдатские сухпайки НАТО. Особенно ценным, доверенным сталкерам НИИ мог и подарить «списанные» приборы и оружие. Другие же просто получали доступ к недешевому, но отменному оборудованию, научным защитным комбинезонам вроде той же «Кольчуги», а с помощью военных — и к щедротам от армейских арсеналов. Командование местных военных частей регулярно выделяло Институту вооружение и боеприпасы для сталкеров, хоть это и не афишировалось. Неглупые и человечные командиры прекрасно понимали, что вовремя списанное оружие и хорошие отношения, например, с «Долгом» означали то, что на Большую землю уйдет намного меньше цинковых гробов и в то же время станет значительно больше внеочередных званий и наград. С тех пор как армейцы перестали стрелять в сталкеров, сталкеры перестали стрелять в армейцев, мало того, одиночки не забывали предупредить «внутренние блок-посты» о надвигающемся Выбросе и замеченных мутантах. «Долг» так и вообще взял шефство над отрядами военных, вынужденных находиться в Зоне, — на самых опасных «опорных точках» люди в черных комбезах не раз спасали солдат от смерти. «Свободе», правда, от всей этой благодати мало что доставалось, скорее наоборот: несколько лет «фримены» едва держались под постоянными атаками заматеревшего, набравшего силу «Долга», с одной стороны, и страшными, всегда неожиданными нападениями фанатиков «Монолита» — с другой. Не знаю уж, чем именно профессору Прохорову досадили «свободовцы», что он так упрямо пытался уничтожить их группировку, но, сдается мне, разницы между сталкерами основатель «Монолита» не замечал, просто истребляя всех потенциальных носителей желаний. Дальше Красного леса проходили только опытные, матерые одиночки, но никак не отряды — да и, в свете последних знаний, думается мне, что некоторым из нас просто позволено было пройти…

Стройная, взаимовыгодная, официально абсолютно незаконная, но при этом единственно возможная и рабочая система, за которую было заплачено очень большой кровью, рухнула. Рухнула примерно в то самое время, как мы с Хип сделали шаг из одной смерти в другую, дойдя наконец, пусть уже в виде зомби, поднятых Пенкой, до Монолита. Видно, слишком важным было желание Болотного Доктора, чтобы такой пустяк, как наша гибель в перестрелке, могла нарушить его планы. Видимо, слишком многое зависело от того, донесу ли я конверт с Желанием до Камня, чтобы сам Координатор послал навстречу мертвецам отряды «Монолита», отбившие нас от «долговцев», а потом и буквально на руках донесшие мое уже начавшее гнить тело к Саркофагу. Зато я теперь знаю, что зомби тоже могут испытывать боль и умеют чувствовать — пожалуй, даже острее и сильнее, чем я сейчас, живой, здоровый человек. И Хип, убитая выстрелом в висок, потемневшая, с серо-пергаментным лицом и засохшей в волосах кровью, улыбалась мне тогда так, как и раньше, так же берегла от врагов и дежурила рядом со мной, чтобы потом, вернувшись к жизни, спокойно уйти, даже не оглянувшись. Что стало с нами, что стало с миром, с Монолитом и Координатором, был ли наш Поход к Саркофагу причиной того, что схема взаимоотношений властей и «уголовного элемента» рухнула, или, что скорее всего, к этому привели какие-то посторонние, не зависящие от нас причины — этого я не знаю, Но факт остается фактом — система накрылась.

ПМК, с тех пор как Зотов подключил его к общей платной сети, послушно воспроизвел всю хронологию событий. Та самая система, сталкеры — НИИ — военные, конечно же была абсолютно незаконной. Тем не менее ее покрывали все — ученые потому, что можно было работать и работы, благодаря сталкерам, было много. Администрация НИИ потому, что ученые работали, принося огромную прибыль Институту и в то же время повышая их собственный престиж в глазах первых лиц государства. Инспекции, посещавшие Периметр, как правило, направлялись не просто так, а с соответствующей идеологической и финансовой обработкой, посему глаза закрывались и на «сталкерские» корпуса, и на странные отчеты, и на многое-многое другое. Люди, ответственные за НИИ и Зону в целом, имели, как правило, большой денежный интерес в существующем порядке вещей, посему и делали все возможное, чтобы его сохранить. Самые первые лица предположительно были не в курсе творящихся в Зоне дел, но фактически незаконная система давала настолько хорошие результаты, что ничего, кроме похвальных отзывов, от глав правительств не поступало.

Говорят, все началось с большой глупости. Один из верховных чинов, ответственных за работу НИИ, с чего-то решил, что в Зону будет направлена крупная президентская комиссия. Струсив, он за ночь накатал рапорт «с повинной», мол, «это все они, а не я так придумал, а мне угрожали, и я был вынужден согласиться», и эта бумага очень скоро лежала на красно-бархатном столе. Проверка, которая, собственно, и не планировалась, по результатам той трусливой бумажки все же состоялась. В НИИ под видом ученых были направлены сотрудники соответствующих служб, которые за месяц узнали все нюансы истинной работы Института. Мало того, аналитики этих же служб выразили мнение, что, мол, неплохо было бы и сохранить существующий порядок вещей, единственно, вышибить лишних лаборантов, «специалистов», «якобы спасателей» и прочих дармоедов, фактически ничего не делающих и получающих при этом немалые деньги. Спецслужбы сработали на ура и даже дали грамотные рекомендации, но… правительство срочно потребовало «установить законность и порядок». И начали устанавливать…

Разумное начальство НИИ и командиры военных были немедленно смещены с занимаемых должностей и большей частью посажены в СИЗО, не отделавшись даже подписками о невыезде. Новое военное командование не нашло ничего умнее, как объявить «Долгу» достаточно наглый ультиматум с требованием сдаться в обмен на обещание ходатайствовать о снижении сроков за «незаконное приобретение и ношение оружия и боеприпасов» и «деятельность в составе незаконного вооруженного формирования». Седой, услышав такие требования, разорвал с военными сотрудничество, предупредив о вооруженном сопротивлении, буде армейцы сунутся на Росток. В этот же день все отряды «Долга» снялись с внутренних армейских блокпостов, а солдаты-контрактники дружно подали рапорты об увольнении — благо, сроки контрактов большинства из них подошли к концу, а самостоятельно выживать в Зоне без поддержки опытного и лояльного «Долга» желающих не нашлось. Прочим сталкерам, не «долговцам», даже ультиматума не объявили, а просто начали готовить облаву, постепенно стягивая полк вэвэшников к Чернобылю-7.

Большинство сталкеров, предупрежденных по своим каналам, заблаговременно утекло в Зону, всех остальных, кто не успел или не внял предупреждениям, повязали. В Чернобыле-7 больше суток грохотали выстрелы и рвались гранаты. Внутренние войска, брошенные в оцепленный научный городок, довольно быстро почувствовали на себе, что такое сталкер, зажатый в угол. Что опыт вялотекущей, но почти бесконечной войны с мародерами и бандитами наложится на страшные, смертоносные знания, вынесенные из Зоны, и что артефакт может быть не только ценным товаром, но иногда еще и оружием. На одного убитого сталкера приходилось по трое-четверо погибших солдат-срочников, бездумно брошенных в атаку, в ярко-синих, ослепительных вспышках горели бронетранспортеры, а на головы атакующих бойцов падали бутылки с «киселем» и самодельные гранаты, начиненные «жгучим пухом» и фрагментами «жорней». По результатам с большими потерями вольных бродяг перебили всех, а НИИ потерял в пожарах несколько зданий, одного научного сотрудника, задетого шальной пулей, и распрощался с доверием сталкеров. Оставшись без проводников и добытчиков артефактов, НИИ совершенно справедливо потребовал от своих поисковиков-специалистов и полевых лаборантов исполнения их прямых обязанностей, то есть фактически послал в Зону за «материалом». Специалисты и лаборанты, по замечанию одного из очевидцев, «свалили в ужасе», причем так быстро, что стопки увольнительных листов пришлось оформлять уже в отсутствие бывших сотрудников. НИИ остался ни с чем, и очень скоро это понял.

Армейцы, лишившись грамотных, правильных командиров, были вынуждены подчиняться новому командованию и вскоре понесли устрашающие потери на подступах к Ростоку — новый штабной генерал не нашел ничего лучше, как просто организовать массовую атаку на «бандитов». В результате «Долг» пополнился новыми бойцами, без раздумий перешедшими на его сторону, а генерала нашла снайперская пуля. Вылазок в Зону со стороны военных больше не было, а новый штабник, присланный взамен отстрелянного, приказал задействовать «полигон, максимально соответствующий условиям Зоны, и заняться обучением военных специалистов». Полигон создали еще год назад в северном районе Москвы нашлась подходящая заброшенная больница с участком прилегающей территории, где при помощи разных спецэффектов и голографии были созданы «аномалии» и «мутанты», а стрелковую подготовку будущие «военсталы» должны были пройти уже недалеко от Зоны, на полигонах под Киевом. Денег ушло на эту затею, по признаниям самих военных, просто невозможно как много при том, что сталкеры, тогда еще дружественные официальным властям, предупреждали о глупости самой этой затеи. «Военсталов», впрочем, все равно «подготовили» и прислали в распоряжение ученых. «Спецы», как и следовало ожидать, угробились, прихватив вслед за собой и несколько научных экспедиций. И стало понятно, что это все, конец, или, как говорят сталкеры, «хана со знаком качества». НИИ потерял почти все гранты на исследования из-за простоя, и перспектив получения новых денег не было никаких — ученые держались на последних запасах. Европейцы, потеряв к НИИ интерес, нашли общий язык со «Свободой» и всерьез подумывали оставить Институт на отечественных финансах, которых хватит разве что на пробирки. Установленные «законность и порядок» привели к тому, что ситуация в Зоне вообще перестала поддаваться хоть какому-нибудь контролю. И тогда правительство просто приказало «сделать как раньше, когда было все нормально». Ага. Уже сделали.

По крайней мере прошлых руководителей и командиров из СИЗО выпустили и даже извинились, посадив взамен на те же нары «новое» начальство. Понятно, что лишь часть из бывшего, по-настоящему грамотного руководства вернулась к работе, остальные просто не захотели по понятным причинам. Что за время «законности» толковые сталкеры давно нашли других заказчиков и уже не видели резона возвращаться к ученым. Что многие просто погибли в перестрелках, аномалиях, в когтях мутантов. Что система, так глупо и грубо сломанная, восстанавливаться не спешила, если ей вообще суждено было хоть как-то восстановиться. И может быть, я в этой ситуации — последний шанс НИИ, мизерный, слабый, но все-таки шанс вернуть доверие и доброе имя Институту. Забавно выходит: когда-то один из ученых НИИ послал меня на неминуемую смерть, в интересах своей диссертации отключив мой ПМК от предупреждений о Выбросе — если бы не встреча с Хип, то все, не было бы Луня. А я вот теперь Институт спасаю — вон какой материал отснял, точно знаю, что всем европейским «ботаникам» такие съемки и не снились даже. Есть у меня еще одна штуковина, на черный день припасенная — спрятал я кое-что в тайное место под половицами в спальне, коробочку одну, над которой все годы в Зоне работал. Не надеялся я, конечно, вернуться, но сталкерский инстинкт все же сработал — сделал я на всякий случай захоронку, тайничок, и, уверен, до сих пор лежит там небольшое, но сокровище.

Улыбнувшись, я хмыкнул и наконец поднялся на третий этаж. Дом. Милый дом. Уже и забывать начал, как ты выглядишь, и как в подъезде пахнет, даже треснутое стекло на лестничной площадке осталось таким же. Единственно, на втором этаже стены были в пулевых кратерах, а одна из дверей, явно выломанная, прислонена к дверному проему, и еще в углу площадки третьего этажа валялось несколько гильз. Я щелкнул ключом в замке и вошел в свою теперь уже «двушку».

То, что квартира некоторое время была не моей, я понял сразу: в прихожей на полу валялась банка, доверху набитая окурками, а у стены тускло блестели осколки разбитой бутылки. В комнатах стоял застарелый прогорклый табачный дух — с тех пор как я прекратил курить, запах жженого табака почему-то стал чувствоваться намного острее. Ох, свиньи… чем, интересно, помешала им репродукция «Тихой обители» Левитана, которую я собственноручно припер из мертвой школы, что недалеко от Залесского? Не сказать, чтоб я был большим ценителем картин, нет, какой там… но небо на этой старой, немного потемневшей от близости «жарки» репродукции так меня задело, что на обратном пути я прихватил немаленькую картину вместе с рамой. Да, тащить пришлось издалека, примотав раму к рюкзаку — в баул она не влезала. Потом пришлось еще видеть вытянувшиеся, удивленные лица солдат на пропускнике. Похохатывали и сталкеры в Баре, чуть не пальцем показывали: мол, совсем рехнулся Лунь после Выброса, решил в культурные податься, но вскоре с этим завязали — я просто не реагировал на подколки. А репродукция и впрямь была хороша — оттер я от черноты стекло, подновил лак на покоробившейся раме и повесил в зале. Определенно радовала, успокаивала меня эта вещь, и очень нравилась мне мысль, что не бросил я ее в Зоне, что дома она у меня теперь. Единственный человек, который, похоже, правильно меня понял с этой самой картиной — Хип. Тоже по такому небу тосковала девчонка, по живому, чистому лесу и речной тишине. Не случайно, наверно, Координатор ждал нас у похожей реки и такого же точно леса… Репродукция и теперь висела на стене, но уже без стекла — оно кусками валялось на полу вместе с несколькими погнутыми, с обколотыми ручками кухонными ножами. По всему видать, бросали ими в «Тихую обитель» — метины от попаданий густо покрывали репродукцию, в таких точно же язвочках была и рама. Вот же дурачье… интересно, о чем думали эти субъекты, когда ножами в красоту швырялись? Я вздохнул, снял обезображенную картину и приставил к стене так, чтоб не видеть «художеств» бывших жильцов. Посмотрим, где тут еще разгром учинили…

Date: 2015-07-22; view: 295; Нарушение авторских прав