Дар Монолита 6 page

Во втором отделе рюкзака нашлись компактный фильтр-дистиллятор, стоивший мне последних заработанных в Зоне денег, мягкие фляги к нему и набор расходников. Штука дорогущая, но продавать я ее ни за что не стану — без чистой воды здесь хана, а то, что течет в местных ручейках и речках, обычной таблеткой пантоцида не всегда обезвредишь, кипячение тоже не каждый раз помогает. Единственный выход — хороший дистиллятор и к нему солевые таблетки — химически чистая вода для организма тоже мало полезна. Зато можно будет сбыть, например в Шанхае или Ангарыче, запасную научную аптечку. Это товар нужный и достаточно дорогой, чтоб на первое время закупить консервов. А дальше Зона как-нибудь накормит, пусть даже плевым хабаром, но голодным и сирым точно не останусь.

Последняя, достаточно увесистая, похоже, металлическая вещица размером чуть меньше ладони и толщиной с сигаретную пачку была завернута в микрофибровую салфетку и дополнительно перемотана несколькими витками бинта. Я распутал узелки, попутно припоминая, что бы это могло быть, и…

Ну конечно же… «подарок»…

Пластина, или скорее призма, с неровными, словно обколотыми краями, обладала удивительной, ледяной прозрачностью и холодным, алмазным блеском двух плоских, идеально гладких граней. «Сколы», при детальном рассмотрении, тоже оказались небольшими гранями самых разных форм, и тусклый, серый свет из окон уж никак не мог быть причиной того, что на них вспыхивали яркие спектральные переливы крошечных радуг и почти снежные искры. Я повертел пластину в руках, наблюдая за причудливой игрой света, явно отраженного, но при этом ненормально яркого, словно исходящего из какого-то невидимого источника. Похоже, артефакт. Подарок, если верить Координатору, от самого Монолита. Интересно, сколько может стоить подобная штуковина… вполне возможно, что и миллионы. Уверен, что никто не находил ничего подобного. Может, найти подходящего покупателя?

Призма в моих руках немедленно потемнела, потеряв блеск, мало того, саданула электрическим разрядом так, что отдалось в локте. Вот это номер…

Нет, были, конечно, в Зоне очень странные артефакты. «Мраморный шар», например… лежит себе молочно-белая, в синеватых разводах штуковина, натурально шар, размером с два сложенных вместе кулака. Пользы сталкеру от него нет, и никакими он особенными «способностями» не обладает, кроме одного пустяка. Ежели, на этот самый шар глядя, начинаешь себе представлять что-нибудь зеленое или желтое, то артефакт соответственно в оные цвета окрашиваться начинает. Причем одному человеку стоит только мельком о весенней листве подумать, как шарик моментально зеленью заливается, а другой будет часами пыжиться и медитировать, добившись только слабого побледнения. Один профессор, уникум, умудрялся даже картинки на поверхности артефакта взглядом рисовать. Телепатию доказали — ведь воспринимает же как-то шарик человеческие мысли? — а вот как он это делает и из какого, собственно, поля эти самые мысли сотканы, по прежнему ни один «ботаник» даже примерно не знает. А тут не просто цветовая реакция, но даже и наказание — словно филиал «электры» в призме открылся.

Да, говорил Прохоров, что ни в коем случае нельзя ни терять, ни продавать эту штуковину. Ладно, не будем… к подобным советам лучше прислушиваться, когда меченые Зоной их дают. А то, что Координатор, как и Доктор, определенно отмеченный, сомнений никаких не было. Это чувствуется. Так что сберегу.

— Не продам. Будешь ты у меня называться «алмаз». — Я повертел артефакт в руках, почти не удивившись тому, что яркий блеск и прозрачность постепенно начали возвращаться, после чего упаковал его обратно в микрофибру и спрятал во внутренний кармашек рюкзака.

Когда стемнело уже настолько, что в густой, бархатной тьме дома я едва различал темно-серые прямоугольники окон, где-то в щелях пола завел свою песню сверчок. Звонкие трели показались в глубокой тишине неожиданно громкими, отчетливыми, и моя память тут же выдала короткую, но при этом удивительно яркую, сильную картинку, обрывок прошлой жизни. Тепло, удивительно тепло летней ночью, два золотистых конуса света от уличных фонарей, в которых мерцают мотыльки, безветрие, тишина, черные облака кустов по сторонам садовой дорожки, старая серая лавка, и рядом какая-то бывшая знакомая. Я не помню, как ее звали, не помню, где все это было, я даже, черт возьми, не могу сказать, какой именно отрезок моей жизни сохранила навсегда искалеченная Выбросом память. Но я замечательно ярко вижу те несколько минут ночи, запах свежих листьев, тепло, уют и точно так же звонко, по-летнему, мурлыкал сверчок в глубине темного ночного сада. Немного, едва ощутимо кольнуло в сердце. Не то чтобы я скучаю по тебе, Хип, нет, но мне, правда, жаль, что все так получилось. Что ты теперь часть прошлого. Такого же теплого и уютного, как та тихая, летняя ночь. Интересно, дошла ли ты до первых застав «Свободы» на Армейских складах или же заночевала в каком-нибудь схроне? Досадно, что прошитый на невозможность идентификации ПМК заодно потерял способность передавать сообщения.

В Темной долине редкая ночь выдавалась по-настоящему тихой. Шорохи, странное, булькающее квохтанье где-то за развалинами дальнего дома, короткий, отрывистый шелест потревоженного бурьяна. Сверчок тоже не думал униматься, и вскоре ему ответил трелями еще один, где-то далеко, за холмами долго и тоскливо завыли несколько гнусавых голосов. Но в дом никто не лез, по-настоящему подозрительных звуков под окнами слышно не было, и я не то чтоб заснул, а погрузился в легкую, чуткую полудрему — это умение, насколько я знал, появлялось почти у всех одиночек, уходивших в дальние рейды. Надежных укрытий на ночь, в смысле по-настоящему надежных, в Зоне немного, ночевать приходится и на чердаках, и в подвалах со сгнившими дверями, иногда и просто в вымытой дождями ямине под корнями местной покореженной сосны. Спать нельзя ни в коем случае — верная смерть. Костер, по понятным причинам, разводить нельзя тоже, если один идешь — тех же снорков или зомби огонь привлекает, может и кровосос заявиться. Лично как-то раз видел, как пяток молодых в Зоне у огонька сидели. Издалека видать — зелень, тупорезы… пламя развели, словно масленичное чучело жгут, ветки трещат, угли стреляют — слышно на полкилометра. И все впятером — мордами к костру, на огонь смотрят, ржут, стеклотара позвякивает. И это все не днем, ночью, пусть и на Кордоне, однако же Кордон место хоть и спокойное, но для пикников и пьянок совсем неподходящее. Зона… да еще и ночь. И если учесть, что при постоянной облачности, от которой ни луны, ни звезд, а также от отсутствия населения и соответственно света окон и фонарей тьма здесь порой непроглядная, руки возле носа не видно. А эти — в костер пялятся… случись что, какая-нибудь дрянь из темноты припрется, они ее ведь просто не увидят. Конечно, после огня, да во тьму смотреть… если и костер, то небольшой. И спиной к нему надо — тогда и света от огня хватит, чтобы хоть чуть ночь разогнать, и глаза привыкнут, да и вообще, костер — это в большом, защищенном лагере хорошо. Я вот, например, после одного случая с «пещерниками» вообще перестал по ночам костры палить. Или схрон надежный, или сидеть тихонько всю ночь, где-нибудь в уголок забившись, если ума или времени не хватило до темноты нормальное убежище найти. А таких случаев, когда или того, или другого не хватает, любой вольный бродяга приведет с избытком. Вот и учишься со временем не спать, как все нормальные люди, а тихонько проплывать долгие ночные часы вот в такой дреме с открытыми глазами, готовый полностью проснуться в доли секунды при любом подозрительном шорохе или движении. Долго, правда, в таком режиме не пробудешь, выспаться потом нужно будет обязательно. Но переждать ночь — очень даже можно… и, балансируя на грани сна, я дождался времени, когда почти в полной темноте обозначились серые прямоугольники окон, стряхнул сонливость, и, сняв «сигналки», побрел к «Ростку».

* * *

Не доходя до первых постов «Долга», я свернул с провешенной тропы, направляясь к нескольким крупным валунам известняка. Заявляться на «Росток» с прошитым «безымянным» ПМК, во многих случаях заменявшим сталкеру документы, и «подарком» Монолита, естественно, не стоило. Точно так же ни к чему мне на «долговской» базе дистиллятор, дорогой пистолет и отличный «ботанический» детектор, тоже стоивший немалых денег. Не в том смысле, что не доверял я «долганам» — эти ребята честные, идейные, никогда у них не бывало такого, чтоб одиночку «обуть» на ценные вещи. Просто не вписывались все эти штуки в приготовленную легенду, ибо, если ты собрался убедительно врать, позаботься о мелочах — в смысле, как можно меньше подробностей в рассказе и как можно больше соответствий во внешнем виде и рюкзаке. Обыск у «долгов» скорее всего состоится, так что ну его… жаль, что нет в запаснике старого, латаного комбеза, в идеале — трофейного, «монолитовского», ну да ладно, что-нибудь придумаем. В принципе, Седой в курсе, что сталкер Лунь к снаряге относится бережно, так что почти новый вид «Кольчуги-2М» не будет удивителен. Уф… страшновато, конечно, к «долгам» заявляться, да выбора нет. Навлечь на себя повышенное внимание Седого самим фактом моего наличия в Зоне я бы не хотел. Тем более навлечь подозрения… и это будет совсем скверно. От подозреваемого до врага и «мутанта» один шаг, и для одиночки это почти верная смерть — враги «долгов» живут намного меньше прочих сталкеров, факт проверенный. Тем более новость о возвращении Хип тоже разнесется быстро, и, хоть и будет она под защитой «Свободы», я бы предпочел сделать так, чтоб «Долг» ей не заинтересовался. И похоже, по большей части этот последний мотив и гнал меня в сторону зеленых ворот из сетки-рабицы и пятерых бойцов в черных, с красными полосками комбинезонах. Заглушив последние вопли внутреннего голоса: «Идио-от! Ты че твори-ишь?» — я, подняв ладони в знак мирных намерений, подходил все ближе.

На первом, предварительном посту было все спокойно до тех пор, пока я не подошел настолько близко, что один из «долговцев», видимо, меня узнал. Отреагировал он моментально — уже через секунду черное пятнышко автоматного дула смотрело мне прямо в лоб.

— СТАЯТЬНА! — Рявкнул он хриплым голосом, и остальные бойцы, подхватившись, тоже защелкали затворами укороченных автоматов.

— ОРУЖИЕНАЗЕМЛЮНА! — В одно слово, громкой такой, злой скороговоркой. М-да, мне здесь определенно рады. Вот тебе и Лунь, «почетный долговец»…

В таких случаях лучше подчиняться молча и быстро, но без суеты. Аккуратно сняв с плеча ремень «сайги», я положил оружие на дорожку, приоткрыл пустую кобуру, вытащил из ножен и бросил на землю свой «Обсидиан».

— ПЯТЬШАГОВНАЗАДНА! — Голос молодого «долговца» сорвался на короткий рык, то ли от стараний запугать, то ли от того, что сам он боялся, факт, боялся настолько, что это видно было и по глазам, и по побледневшему лицу. Как бы не пальнул со страху… я поднял руки и послушно отошел.

— Еще один… — Негромко проговорил один из вахтенных. — Зона, сука… это ж надо…

— Может, прямо здесь и положим? — Не то спросил, не то предложил еще один боец. — Однозначно из этих, к гадалке не ходи…

— Отставить! — приказал молодой. — Вроде не похож. Как звать? Имя?

— Лунь. Вольный сталкер, — ответил я, уже совсем ничего не понимая. На мушку взяли, явно про меня знают, имя спрашивают…

— Говорит, значит, не из этих. Хотя, черт его знает. — «Долговец» и не подумал опустить оружие. — Ты, стой там, не дергайся, иначе завалю, понял? Корсаков, сообщи генералу, пусть начальство разбирается.

Начальство долго разбираться не стало. Меньше чем через две минуты после коротких переговоров по рации из ворот вышли четверо «долговцев», вполне профессионально меня «принявших»: руки в мгновение ока были завернуты на спину, на запястьях скрипнули «браслеты», и меня повели на «Росток». Единственной фразой, которую я услышал от конвоиров, была «топай давай». Здание бывшей «Арены» на «долговской» базе уже давно было переоборудовано под местную тюрьму, точнее, следственный изолятор. Лишением свободы «долги» никого не наказывали — после разбирательств или отпускали на все четыре, или устраивали «аукцион», или тихонько стреляли где-нибудь в тупичке за бывшими цехами. Четыре камеры, точнее, обычные сварные клетки, были уже заняты, поэтому меня закрыли в загоне для зверья. Давно еще, когда устраивали на «Арене» показательные бои между отловленными бандитами и местными мутантами, служили эти загоны для содержания кровососов, слепых псов и даже псевдогигантов — швеллеры и переплетения арматурных прутьев местами были погнуты, покрыты частыми царапинами и местами клочьями присохшей шерсти. До сих пор в «тюрьме» ощущались солоновато-гнилостный запашок зверя и кислые миазмы от потемневшего по углам бетона. «Долговцы» сняли наручники, один из них притащил низкую лавку, просунул ее между прутьями клетки и перед уходом пожал плечами.

— Ты это, браток, не серчай, ежели что. Посиди тут, отдохни… ежели ты человек, отпустим, значит, ну, или как начальство решит. Не пугайся, это.

— Марченко! А ну отставить разговоры с задержанным! — негромко, но очень жестко приказал, видимо, старший в четверке. — Разгильдяй…

— Есть отставить. — Марченко вздохнул, улыбнулся одними глазами, мол, начальство строгость показывает не к месту, пожал плечами и удалился вслед за всеми.

Через несколько минут он же, на этот раз молча, притащил кружку с водой, кусок хлеба и немного тушенки. Такой же паек получили еще двое заключенных в камерах-клетках. К другим двум клеткам «долговец» даже не подошел.

— Че это вы нас так вкусно кормите, господа сохатые? Один черт, к стеночке поставите, — поинтересовался один из «сидельцев», невысокий, с выскобленным до синевы черепом и нагловатым, бегающим взглядом. — Дык припасы б сэкономили.

— Что ж мы, звери, что ли? — беззлобно ответил «долговец», передавая через решетку пластиковые кружки и тарелки с хлебом. — Хоть ты и бандитская морда, однако впроголодь тебя держать не след, нехорошо. Мы голодухой не наказываем, у нас другие методы.

— Ага. В лобешник маслиной на заднем дворике. Суки вы, сохатые. — Лысый откусил от хлебной краюхи, прожевал, запил водой. — Беспределите, уроды. Разве можно в живого человека стрелять?

— Это ты у себя спроси, Чика. — Марченко поднял коробку с пайками и пошел к следующей клетке.

— Дык я не стрелял! Ну так, чтоб насмерть. — Чика поднял брови, собрав в складки кожу на странно выпуклом, неровном лбу. — Я честный вор, ментяра ты зоновская, людей люблю, ценю даже, все всегда по чесноку — ежели у кого чего много, а у другого мало, то пускай поделится. Коммунизм, е! Вот вы падлы, а… на Большой земле от вас продыху не было, и в Зоне та же песня. Вы, сохатые, через одного менты ведь.

— Нет. Я вообще егерь бывший. — Спокойно ответил «долговец». — Тут меня так и зовут, кстати.

— Лесной человек, хе-хе… чучело, мля… один хрен ментяра, только с другого района. Все вы такие. — Чика вывалил серовато-розовый язык, показав заодно желтые, насквозь прокуренные зубы. — Э-э-э-э, чмырь. Слышь, Егерь, а если тебе прикажут меня стрелять, стрельнешь?

— Ну, я скорее всего завтра и буду тебя исполнять. На неделе я ответственный по этому загону, значит, тоже моя работа. Ты б это, помолился там, ежели верующий, о жизни своей подумал, то, се… а то ты как обезьяна кривляешься, морды строишь. Ведь не поручится за тебя никто, потому что бандит.

— Во падла… не бандит я, а вор. — Чика, изменившись в лице, отошел от решетки.

— Ну да, конечно. Еще скажи — честный. Коленки кто сталкерам простреливал, вор?

— Дык не убивал же. Не смертельно это… а ежели жлобу его тайнички важней, чем здоровье, так это его жлобские проблемы. Веришь, никого насмерть не забил.

— Ну, давай я тебе завтра ноги отстрелю и в Зону выпущу. Так оно справедливей получится. — Егерь перевернул ящик, сел. — Могу даже походатайствовать перед начальством, что, значит, мародер и бандит Чика желает по справедливости. По пуле в коленные чашечки, и топай, любезный, куда душа пожелает, хоть к своим недобиткам, хоть воякам сдаваться. Отсюда всего тридцать километров до нового Периметра, чего там мужику пройти-то…

Бандит промолчал, зато из дальней клетки кто-то негромко прохрипел:

— Короче, гнида… если тебя завтра отпустят на поруки, я в любом случае найду и на ленты ножом уработаю. Заживо.

— Ой, как страшно. Прям трясусь от вужаса. Фраер ты позорный, наемничек… уж тебя-то выпустят, ваще не вопрос. — Чика смачно харкнул в сторону дальней клетки. — Завтра оба на корм воронам пойдем, в одной канавке ляжем. Сука продажная, от тебя трупами на весь сарай воняет, со смерти жрешь и пьешь, а тут на мораль пробило. Хавало заткни, чмо.

— Слышь, «долг»… ты бы это, подсадил меня на минутку к этому пацанчику. Обещаю, что не убью, живого завтра выведешь. Барагозить не буду, слово даю, тем более с вашей базы фиг куда свалишь. Просто… побеседую с парнем. По-своему.

«Долговец» отрицательно покачал головой.

— Не положено. Сам бы уже поговорил, да нельзя.

— Э-хе-хе-хе, смотри, дерьмом не захлебнись, наемничья морда. Или клетку погрызи, мож, полегчает. — Бандит хлопнул по лбу сложенными «козой» пальцами.

— Жаль. — Просто ответил невидимый мне наемник, а «долговец», вздохнув, поднялся, со стуком задвинул под стол ящик. Вскоре снаружи в петлях загрохотал тяжелый засов, шаги «долга» начали удаляться.

— Завтра с утра «аукцион». В общем, вот так. Бывайте, значит. — Послышалось уже из-за двери, эхом по коридору.

— Ой… л-ля… жить охота, пацаны. Че-то как-то вот так, в душе свербит, у самой середке. — Бандит, сверкнув синей лысиной, с грохотом приложился спиной к решетке. — Занесла меня сюда нелегкая… и навару ноль, и одни чмыри кругом. Знал бы, что такая хрень тут, даже бы не рыпался, сидел у себя дома. Тоже мне… кландайка, млин… эй, сталкерина, а ты че молчишь? Радиации обожрался?

— И о чем мне с тобой разговаривать? — Я с грохотом подтащил к себе узкую лавку, предоставленную «долговцем», сел, откинувшись спиной к шершавой, воняющей сыростью стене.

— Ну, за жисть. — Чика просунул руки сквозь решетку, сам себе их пожал. — Это заместо здрасте. А терь хабар гони, чухан! Гы-ы-ы…

— Второй день несет от него, как из помойки, — поделился со мной наемник из дальней клетки. — Словесный понос со страху прорезался… треплет всякую чушь.

— Заторнись, мымра! Не с тобой базар, а с человеком. — Чика даже взвизгнул, злобно блеснув глазами. — Чмырдяй, падла… достал уже во как, до зарезу.

— Ну, ты еще поплачь, башкой об пол побейся, как с утра, — с издевкой посоветовал наемник. — Кстати, ты в курсе, что на Большой земле чиками девок зовут? Может, ты того, бандюган, немножко фиолетовый? Своим дружкам… хе-хе-хе… напряжение снимал, а?

— Мра-а-азь… па-рву-у-у су-ку-у-у… — Чика замысловато выматерился, долбанул кулаком по решетке. — Хоть бы тебя, урод, завтра первым вывели…

Бандит замолчал и улегся на пол клетки, зашуршал рваным одеялом.

— Эй, сталкер! Ну, представься, что ли… — негромко попросил наемник.

— Лунь.

— Ха! Наслышан… ну так, известный товарищ. Ты же, вроде, того, накрылся?

— Живой, как видишь.

— Ну что, поздравляю. Бывает. Меня Осот зовут… за вредность. — Я услышал тихий смешок. — Род занятий, думаю, уже ясен?

Наемник… ох, и странный народ. Вроде сталкеры, однако ни в лагерях, ни в Чернобыле-7, ни уж тем более на Ростоке этих товарищей не найдешь. Постоянной базы тоже нет, кто ими руководит, одна Зона знает. Вражда, наверно, только с военными да еще «долгами», но по-настоящему крупных стычек никогда не случалось. Со «Свободой» они нейтралитет держат, но, по слухам, случилась как-то некрасивая история между наймитами и «фрименами», очень некрасивая, с кровью. Говорят, наемники группировку подточили, когда она только начиналась, Темную долину осваивала. С тех пор не воюют они, по крайней мере в открытую, но затаенная неприязнь и готовность пальнуть в спину остались как с той, так и с другой стороны. Наслушался я о наемниках в Баре всякого, хотя за годы Зоны ни разу лично не встречался. Разное болтали, но думается мне, самое грамотное предположение Сионист выдал. По его словам, очень честные товарищи эти самые наемники. Никаких тебе идей, призывов и прочих агиток, стыдливо прикрывающих истинные причины нахождения в Зоне сталкера, которые в конечном итоге сводятся только к отношениям хабар-деньги-товар, ну, или в очень редких случаях хабар-хабар-хабар-большие деньги-счастливо оставаться. Немного таких везунчиков, чтоб в них Зона корнями не проросла, по пальцам пересчитать, вот они-то и умудряются со временем состояние сколотить и Зоне ручкой сделать. И, кто бы что ни говорил, может эта стерва облагодетельствовать. Редко, но может… Чекан, «свободовец» бывший, в одной из луж Янтарного озера шарик нашел из чистого иридия на триста с лишним килограммов. Уж как он его выволок, понятия не имею, но выволок-таки на каких-то салазках. Тогда еще Барин делами заправлял, он-то и не позволил Чекана надуть, хотя, в любом случае, вряд ли сталкер получил хотя бы треть от настоящей цены той штуковины. Тем не менее внушительную сумму отхватил, с Зоной быстренько завязал, через Барина куш в банк положил и поминай как звали. Так же и наемники — приходят, зарабатывают, уходят. Никаких тебе «адреналинов», «духа Зоны», «мужского ремесла». Пришел, получил задание, выполнил — молодец, на денежку. Все. Если мало — оставайся, частных заказов вроде убрать-достать-найти всегда море. И пока есть «клиент», который хорошо платит за некоторые услуги, не желая при этом хоть как-то «засветиться», наемники как клан не переведутся. Ни с кем не дружат и не общаются — мало ли, вчерашних друзей «клиент» закажет, — и стараются ни с кем не враждовать, по крайней мере даром. Тем не менее встретить в Зоне отряд наемников точно не к добру — не любят эти товарищи свидетелей, уберут одинокого сталкера не задумываясь. Нужно ли говорить, что не самой хорошей репутацией пользовались «ремесленники» среди всех кланов — «Долг» жестко запретил людям в серовато-синих комбинезонах даже близко подходить к базе. «Свобода» тоже, мягко говоря, наемников недолюбливала — заплатил кто-то в свое время этим спецам, и шерстили они «фрименов» беспощадно, исподтишка, по ночам. Темная долина до сих пор у «свободных» нехорошим, гнилым местом считается, потому базу свою они на Армейские склады перебросили.

— Понятен, — кивнул я после небольшой паузы. — Будем знакомы, Осот.

— Веришь, вот так запросто с вольным бродягой еще не общался, — отозвался наемник. — За это, наверно, «долгов» поблагодарить надо. Гостеприимный народ… угощение только что назавтра отложили. Тебя за что взяли?

— За убеждения, — я попытался улыбнуться. — Но если честно, то пока не в курсе.

— Ну… ясно. Я уж решил, что ты из этих, которые в остальных клетках. Нелюдь.

— С чего вдруг?

— Утро наступит, глянешь, — буркнул наемник. — Они-то поначалу тоже на людей похожи, только малость заторможенных, ну а потом… Зона, паскуда. В последнее время дела тут странные творятся. Совсем странные.

В помещении бывшей «Арены» стемнело уже достаточно, и потому я, сколько ни старался, не смог разобрать, кто же находился еще в двух «камерах». Осот, с аппетитом отужинав, улегся спать. Перспектива расстрела, похоже, ничуть его не волновала — я сильно сомневался, что «долги» выведут наемника на «аукцион», скорее тихо «уберут» в одном из многочисленных закутков и тупичков «Ростока». То же самое, кстати, могут сделать и со мной — тебе ли не знать, Лунь, что информация для общественности зачастую кардинально отличается от информации для внутреннего пользования? А вдруг Седой отлично знает, кто положил его бойцов в той перестрелке, но для «общественности» придумал красивую сказку о совместной героической гибели одиночки и славного «долговского» отряда? Ведь, как ни крути, новость о том, что Лунь пострелял «долгов» и смотался, вызвала бы далеко идущие последствия, испортила немало налаженных контактов, поставила пятно на репутации… уф. Дурак ты, Лунь. И не лечишься, кстати. Надо было сдаться долгам и оказаться в клетке, чтоб эта интересная мысль пришла в твою абсолютно седую, но при этом совсем пустую голову. Вот и объясняется поведение начальника первого поста, без размышлений тебя на мушку взявшего. Наверняка командирам отрядов, в том числе и постовым, даны приметы людей, которыми очень интересуется Седой. И если так, то завтра хлопнут меня так же тихо и мирно, как и наемника. Может, в одну яму ляжем, а на мой тайник в валунах набредет со временем какой-нибудь счастливчик. «Героем долга», кстати, скорее всего останусь — оно идеологически полезно и способствует укреплению дружбы между группировками. Вот черт, а… И Хип весточку никак не передашь, чтоб тщательно береглась от «долговцев», а лучше просто бросила Зону как можно быстрее, девка она умная, сообразит, с кем поговорить и как выйти. Хип… блин горелый. Почему же в душе, кроме остатков тепла, к тебе совсем ничего не осталось? Только сожаление да легкая грусть по тем временам, когда мы командой были, отличной командой. Что-то нехорошее случилось с нами тогда, в ненастоящем мире Координатора. Новое знание, полученное там? Нет, вряд ли… То, что я узнал о Монолите и «О-сознании», в моем нынешнем положении было сродни новостям о революции в каком-нибудь Гондурасе. Да, интересно, важно для мира, влияет на множество жителей этого самого Гондураса и пограничных государств, реакция ООН, ввод войск НАТО… но лично мне, сталкеру, озабоченному не судьбами человечества, а наличием тушенки и патронов в рюкзаке, плоско и параллельно на этот самый Гондурас. Тем более сейчас мои проблемы были куда ощутимее, чем обычные заботы о провианте и боеприпасах. Завтра меня очень даже могут поставить к стенке. Лунь, «долгами» дважды убиенный по собственной глупости… какая, однако, ирония.

* * *

Чику вывели под утро, так рано, что еще даже не рассвело, в серой, густой темноте. Бандит жалобно заверещал при звуке засова в железной двери — до этого он, как-то разом растеряв свою показную лихость, тихонько ныл несколько ночных часов и зачем-то дергал прутья решетки. Когда два «долговца» подошли к его клетке, Чика свалился на пол, начал биться, и его сбивчивые мольбы о пощаде сорвались на визг, в котором я различал только «дяденьки… дяденьки… не надо, дяденьки». «Долги» несколько раз пытались поставить бандита на подкашивающиеся ноги, но Чика не мог стоять, и тогда его просто поволокли мимо моего «загона» во двор, где уже стояли десятка полтора сталкеров, пришедших на «аукцион». Дверь с лязгом закрылась, но с улицы хорошо были слышны басовитый голос «долга», зачитывающего приговор, и громкие, отчаянные завывания Чики.

— Мародер, бандит и садист Чика из банды Горца…

— Я не буду больше, мужики-и… н-не н-на-адо…

— …виновный в нанесении телесных повреждений, в условиях Зоны несовместимых с жизнью, приговаривается…

— ….пасаны… не надо… вы че… я все сделаю, пасаны, возьмите…

— …к расстрелу. Нужен кому такой?

Наступила короткая тишина, затем захлебывающийся вопль, тут же забитый сухим щелчком пистолетного выстрела.

— Следующий.

Мимо меня провели Осота, и я впервые его рассмотрел в слабом свете, проникавшем через открытую дверь. Достаточно высокий, худощавый, судя по жестам и походке, бывший военный. Запястья ему сразу по выходу из камеры перехватили наручниками, поэтому он просто пожал плечами, проходя мимо.

— Ну… бывай, сталкер. — Осот нашел в себе силы улыбнуться. — Ежели не сгожусь никому и шлепнут, то лихом не поминай. Я ваших не трогал, если что.

— Бывай, Осот.

— Если жив будешь и наших встретишь, ты это, скажи им, как я помер. — Осот задержался у решетки. — Чтоб это… ну, не стыдно, в общем.

— Давай, иди… — один из «долговцев» беззлобно подтолкнул наемника в спину.

— Договорились. — Сказал я вслед уходящему Осоту, и тот кивнул.

Тот же басок зачитал обвинения: мол, подозрительно шатался вокруг «Ростока», возможно, причастен, так как наемник, опасный элемент, который, несмотря на и вопреки всему, нарушил правила…

Выстрела не последовало — значит, кто-то из вольных бродяг, а то и «долговцев» поручился за наемника, принял в команду на свой страх и риск, но на то он и «аукцион», такая вот «долговская» справедливость…

Запоздало подумал, ну, как всегда, что ежели дойдет когда Осот до Армейских и Хип встретит, передал бы пару слов. Да видно, уже не судьба. Сейчас, наверно, моя очередь — конечно, к народу не выведут, грохнут здесь. Не надо сталкерам видеть живого Луня. Пусть он героем останется.

Но дверь закрылась, снова прогрохотал засов, и через несколько секунд на высоких потолках с треньканьем загорелись две лампы дневного света. Знакомый мне уже Егерь притащил кружку воды, кусок хлеба и открытую банку «квасолi з м'ясом». Никакой враждебности от него я не ощутил, но, с другой стороны, может, и не все «долги» в курсе моих подвигов.

— Слушай, сталкер, ты особо не шугайся. Клетки крепкие, да и тварюги относительно смирные. Однако как их за ночь разукрасило… ладно хоть эти не воняют. В общем, не пугайся, сиди смирненько, и к обеду с тобой понятно все будет.

— Что понятно? — переспросил я.

— Все понятно. — «Долговец» взглянул на часы. — Да, аккуратно к обеду должны признаки проявиться. Ну, может, еще «ботаники» на тебя глянут, а то ты, болезный, по базам в двухсотых числишься вот уж скоро год как. Все, давай, некогда мне с тобой… когда точно человеком будешь, в Ангарыче посидим, поболтаем, Лунь вроде на хорошем счету. Профессура освободится и тебя посмотрит, а пока не скучай.

Вот как… держат меня здесь, значит, не как преступника, а как потенциальное порождение Зоны. Еще двоих, тех, что в клетках остались, тоже ведь к стенке не вывели. И, присмотревшись, я понял почему.

Date: 2015-07-22; view: 278; Нарушение авторских прав