Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Дар Монолита 4 page





— Почему бы вам… не пожелать, чтоб Зона исчезла? — тихо спросила Хип.

— Да. Можно было. Зона исчезла бы, конечно… но взамен нее тут же появилась другая, раз в десять больше нынешней, и это в лучшем случае. Любое вмешательство в законы Вселенной повлечет за собой непредсказуемые последствия. В общем, наши эксперименты привели к тому, что произошла авария на ЧАЭС, так как начали возникать и распространяться аномалии, в том числе и на станции, снабжавшей нашу лабораторию энергией. Мне пришлось принять меры… и я ликвидировал своих бывших коллег. Нет, они оставались живыми — к тому времени операторы могли существовать в капсулах довольно долгое время, системы жизнеобеспечения работали почти безотказно, а на случай поломок я оставил часть технического персонала. Я оставил им навыки, знания, жизнь… но я вычистил их личности, превратив в роботов, зомби, не имеющих собственных желаний. У меня не оставалось выбора. Быть уверенным в том, что все они, мои бывшие коллеги, друзья, никогда не обратятся к Монолиту с какой-нибудь катастрофической просьбой, пусть даже и из самых лучших побуждений, я себе позволить не мог. Немного позже, в две тысячи шестом году, один из них, Арбатов, на несколько секунд вышел из-под контроля, и сразу случился первый Выброс. Представьте себе — оператор лишь на долю секунды пришел в сознание — и какие последствия… что было бы, если б из-под моего контроля вышли все операторы «О-сознания», уже не имеющие личности, но способные действовать самостоятельно? В схватке с Арбатовым я… скажем так, серьезно пострадал. После чего мне пришлось, уже в ином качестве, создать группировку «Монолит», чтобы не допустить проникновения сталкеров к объекту. Но… увы, кристалл сам нашел путь к сталкерам — Монолит был голоден, ему нужны были знания, нужна энергия, нужны контакты с новыми людьми. Я не знаю как, но он попросту переместился в Саркофаг через год после первого Выброса — вы ведь помните ту самую, Третью катастрофу две тысячи седьмого года, верно? На остатках ядерного топлива и в прямой досягаемости любого отчаянного бродяги кристалл обрел некоторую независимость от моего управления. После Третьей, лишившись большей части былых возможностей, почти потеряв рычаги управления Монолитом, я смог только поддерживать группировку в рабочем состоянии — находить из миллионов людей тех, кто легко подчиняется пси-воздействию и из кого смогли бы получиться хорошие бойцы. Сохранять каналы поставок, контролировать или уничтожать людей за Периметром, способных повредить группировке, — за пределами Зоны мои возможности все еще достаточно сильны. Но, боюсь, это ненадолго… физически, в знакомой вам реальности, я мертв уже много лет. Пристрастия человека, человеческий дом, увлечения рыбалкой, чтением и даже вредная привычка, — Координатор щелчком отправил полупустую пачку папирос на пол, — уже не помогают оставаться человеком, профессором Прохоровым. Получить управление Монолитом я теперь смогу только как Координатор, и то не факт, увы. Дом… да, этот дом, пожалуй, я оставлю вам. Хип, ты ведь загадала то место, где не будет лишних людей? Их скоро и в самом деле не будет. Кстати, учитывая особенности этой, скажем так, не совсем материальной грани, многие милые мелочи можно получить как следует пожелав — со временем научитесь.

— Не совсем материальной? — переспросил я, не понимая, к чему клонит ученый.

— А вы думаете, я построил этот дом лично и хожу за папиросами в магазин? Или, может быть, простреленный комбинезон зарастает сам, без ремонта, а на теле не остается даже шрамов? Грани реальности бывают разные, Лунь.

— Не понимаю…

— Вы погибли в перестрелке с отрядом Долга. — Без тени улыбки сообщил Координатор. — Возле того самого заброшенного хутора, где ты решил спасти Пенку. В той реальности вас больше нет. В этой вы существуете благодаря желанию Доктора, и вам крупно повезло, что проводником был не человек. Пенка способна провести правильного человека по разным граням реальности… даже если он уже мертв. А она и мертвого поднимет, не сомневайтесь.

 

* * *

 

Что-то было не так…

После того как Координатор прочитал лекцию за тем самым утренним чаем, с нами произошло нечто нехорошее, чему я пока не находил объяснения, ну, или уже не хотел находить.

Прошло больше недели, как я не видел Хип. Нет, мы встречались утром и вечером, кивали, словно люди, которые познакомились во время дальней поездке в купе, и, не пытаясь заговорить, просто расходились, даже не глядя друг на друга. В душе появилась странная пустота, полная апатия — я уже не раз ловил себя на том, что часами мог лежать где-нибудь на опушке леса, закрыв глаза и просто потеряв все мысли, чувства, желания, отчего терялось даже чувство времени. Ощущение близкого покоя, которое представлялось мне почему-то совершенной пустотой, небытием, полным отсутствием меня самого, совсем не пугало. Я относился к этому пониманию спокойно, без радости или сожаления. Иногда во время бесцельных блужданий по лесу мне встречалась Хип — она обычно сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, или лежала в траве, глядя в небо странно тусклыми, неподвижными глазами.

Я был мертв. И, что бы ни говорил Прохоров о том, что мыслить — значит существовать, и что мы благодаря Монолиту, заданию Доктора, Пенке живем, пусть и на соседней «страничке» бытия, я все равно не верил ему. Возможно, и потому, что взгляд бывшего ученого был совершенно пустым, тусклым, словно бездарно нарисованным. Как, в общем, и у меня.

Мир, в котором мы оказались, тоже не был похож на живой, настоящий. В нем все казалось слишком спокойным, тихим, даже печальным. Лес, медленно, плавно текущая река с удивительно чистой, прозрачной водой, роса на траве, широкий зеленый луг, и над всем этим — бездонная лазурь неба, на котором я никогда не видел солнца и облаков. К вечеру синева темнела почти до черноты, причем в небе всякий раз загоралась всего одна крошечная звездочка, утром на востоке, если это был, конечно, именно восток, разгоралась серебристая заря. В эти утренние часы на небосводе начинали играть сполохи белого света, широкие занавеси северного сияния, тянувшиеся в зенит, в темно-синюю бездну неба, но потом быстро светало, и я опять уходил на берег реки.

В этом мире мы были не одни… точнее, не всегда одни. Несколько раз я видел, как у опушки соседнего леса появлялись люди. Когда поодиночке, когда группами, они спокойно брели к речному берегу или исчезали в лесу. Люди были очень похожи на сталкеров — защитные комбинезоны, зачастую окровавленные, обожженные, кожаные куртки характерного бежевого цвета, помятые, в пятнах рюкзаки. Похожи на бродяг Зоны, да… только ходили они совсем не так, как сталкерам положено, а спокойно, неторопливо, не глядя под ноги, не оборачиваясь на окрик. А я непостижимым образом чувствовал, что это Монолит, что именно он вмешался, он не позволяет просто уснуть, а зовет куда-то. Мне казалось, что весь этот полумертвый, спокойный мир не существует сам по себе — всюду мне мерещился дрожащий, переливчатый блеск Камня, его лазоревый отсвет.

Еще одно утро… просто подняться с лежанки, так и не поняв, спал ли ты эту ночь, или просто пролежал с закрытыми глазами, не замечая времени. В этом мире, этой «грани» совсем не было сновидений — я просто проваливался в темноту каждый вечер и каждое утро выныривал из нее, как-то разом, без полутонов переходя к бодрствованию. Хип, обычно просыпавшаяся раньше, уже ушла — пару раз я видел, как она пробуждалась, некоторое время лежала с открытыми глазами, после чего неслышно надевала «Кольчугу» и очень тихо уходила. Мы уже давно не прикасались друг к другу, почти не разговаривали, поэтому я не задерживал ее. Похоже, что наша смерть и в самом деле разлучала нас, как об этом говорилось в каких-то полузабытых, далеких не то сказках, не то клятвах… нам просто не хотелось ни о чем говорить.

Я еще помнил Зону. Помнил наши совместные ходки. Координатор настойчиво повторял, что нужно не только помнить, но и обязательно восстановить все привычки, личные обычаи, увлечения. Он звал с собой на рыбалку, подсовывал книги, для Хип откуда-то добыл несколько платьев, но… мне все это казалось обычной постановкой, эрзацем жизни, а Хип даже не прикоснулась к оставленным на кушетке нарядам, хотя, я точно это помню, всегда была неравнодушна к красивым вещам. Мое требование — узнать, как именно все произошло тогда у заброшенного хутора, — Координатор упорно не желал выполнить. Стажер… теперь уже бывший стажер тоже спрашивала об этом, но Прохоров или отмалчивался, или отводил взгляд.

Как ни странно, в том, что искусственные воспоминания были нам наведены сразу после смерти, я даже не усомнился. Слишком уж невероятно было выжить двум сталкерам в схватке с боевой четверкой «Долга», ведомой опытным командиром. Шансы рядовых бродяг, не боевиков даже, а искателей-одиночек, против такой группы были мизерны. О чем я думал тогда, пытаясь прикрыть отход Хип и Пенки? Рассчитывал на удачу? Глупо… одна «сайга» против четырех автоматов считай что пшик, тем более «долганы» воевать умеют, факт, через одного в прошлом опытные вояки, в каких только точках не побывавшие. Да и «Монолит» со «Свободой» недалеко, не дадут растерять опыт — бои местного значения почти не утихают, редко на Армейских без канонады обходится, отчего одиночки — редкие гости в тех местах. Ну, и на что ты рассчитывал, Лунь? Что один задержишь четырех «долговцев»? Что, героически погибнув в первые же пять минут боя, позволишь уйти Хип и Пенке? Что покойный ныне долговец Бер отпустил бы девчонку из «Свободы» и мутанта? Как говорит Лихо — «щща, и ззз, пока не надоест». Да и неужели ты всерьез думал, что Хип, услышав выстрелы, действительно уйдет?

Я мог поручиться, что начало перестрелки было настоящим… да, факт, помню и желваки на скулах Бера, и короткий приказ «вали его», грохот автоматов… помню. И как полетела клубами штукатурка, вынесло пулями гнилые рамы и с подоконников полетела щепа — тоже… как стрелял сам, не высовываясь, наугад, как что-то горячо клюнуло руку — да, было, точно было…

Крик Хип — «За Че! Свободу не остановить!» — звонко и яростно… почти весело. И выстрелы — ее «сайга», и опять автоматы… опять… частой, трескучей скороговоркой уже по ней, Хип, и я, больше не скрываясь, поднимаюсь в оконный проем, почти в упор расстреливаю одного из «долговцев»… а дальше… дальше…

Дальше воспоминания другие. Странные. Не мои. Между образами того, что, казалось бы, я помнил сам, того, что было на самом деле, медленно и неохотно вылезают обрывки совсем других образов… багровых, страшных. Как в грудь, живот, плечи туго ударили раскаленные шипы, вытолкнув из легких весь воздух, и вдохнуть больше не получалось, потому что кошмарно больно в груди и боку, все горит, а свет уходит в глубокий черный тоннель. И не просто больно, но и еще очень по-звериному страшно оттого, что в горле клокочет густая соленая жидкость, от которой невозможно дышать… истошный крик Хип… да, я вспомнил, как она кричала. Помню последние гулкие выстрелы «сайги», треск автомата, тихий стон… и глаза уже не видят, но чувствую, что Хип рядом, вот она зачем-то падает на меня, прижимает к полу, вздрагивая от выстрелов, ее громкий крик «Лунь» становится длинным стоном и шепотом. И голос Пенки: «Бояться теперь не надо. Иди. Я веду. Должны дойти. Идем». «Лунь ушел первым. Хип ранена. Ушла сама, за ним. Не нужно было. Теперь трудно вести двух. Трудно. Надо забывать. Ты забывай».

И словно калейдоскоп… лесничество, полоса Красного леса… путь по аномальным полям… Припять… «монолитовцы»… Саркофаг… теперь эти воспоминания казались мне все эфемернее, обманчивей, словно память о когда-то просмотренном фильме и даже детской сказке, намертво засевшей в воображении. А на самом деле я погиб… и раненая Хип сама ушла за мной. И эта дикая боль не только в руке, но и боку, отчего невозможно было спать… странно бледная Хип с землистым лицом и, да, точно, глубоко ввалившимися глазами. И еще у нее были сухие, потрескавшиеся губы… и что-то не так с ее голосом… и кроме раны на плече, вспомни, Лунь, как панцирем застыла на груди «Кольчуга», пропитанная засохшей бурой коркой. И — «бояться теперь не надо… Иди…» Пенка. Да, она могла поднять мертвых, ты же помнишь, как с утробным хрипом бродили за ней мародеры с сожженным мозгом. Зомби… ходячие мертвецы Зоны, многие из которых даже не знают, что умерли. Почему я это вспоминаю только сейчас? Что же я натворил… дурак… ну хоть Пенка живой осталась и провела нас, уже мертвых, по каким-то «граням», будь они неладны. Видно, очень нужно было доставить сообщение Доктора этому синему кристаллу. Знал бы я, что все так обернется, никогда б не согласился на задание Болотника. Говорил ты, Док, что, мол, дойдете до Монолита, обязательно выживете. Дошли. Не выжили. Жизнью такое существование назвать было невозможно.

Смерть в перестрелке стала для меня теперь смертью в рассрочку. С каждым днем в этом безмятежном, тихом, но при этом неуловимо искусственном мире я терял Хип. Она все больше отдалялась от меня, и, что самое странное, даже обидное, я и сам чувствовал, как мой бывший стажер, девчонка, без которой я уже не мыслил себя, становится совсем чужой, даже малознакомой. Координатор, разговоры с которым становились все более редкими, пытался нас оживить… хм, я даже как-то нашел силы сыронизировать по этому поводу. Бывший ученый при этом почему-то выглядел виноватым, прятал взгляд. Помнится, он немного удивился тому, что мы так «спокойно» отреагировали на его исповедь. Хип, боготворившая Доктора, всерьез расстроилась и молчала весь вечер, когда узнала, что мы просто удачно подвернулись под руку, что только наша пара смогла бы выполнить задание — Монолит не смог бы исполнить чужое желание в том случае, если у человека имелось бы свое собственное. Что Лунь, по словам Координатора, был идеальной кандидатурой — навсегда выжженная память о жизни до Зоны, какие-то личностные особенности. И, что самое главное, Доктор понял, что этот седой в свои тридцать с небольшим, едва не забитый Зоной насмерть сталкер, в сущности, счастливый человек. А у счастливых по-настоящему людей обычно нет заветных желаний. Они им ни к чему. Счастливый… может быть, и был я таким. Сейчас уже не помню, что такое счастье… наверное, что-то теплое, ласковое в груди, на том месте, где сейчас безразличная пустота и слабый намек на боль, когда Хип, равнодушно скользнув взглядом, просто уходит на берег реки, чтобы вернуться только под вечер. Координатор почти прекратил с нами общение, когда понял, что его бесполезно искать — он теперь сутками сидел с закрытыми глазами, отдавая неслышным шепотом приказы, рекомендации, непостижимым образом управляя своей группировкой. Впрочем, когда он отвлекался, я часто видел в его мертвом взгляде вполне человеческое чувство — вину. Потом он качал головой и снова уходил в себя — Прохоров все чаще становился Координатором. И еще курить он стал намного больше — в доме постоянно висели пласты сизого вонючего дыма. Вскоре я перестал даже заходить в выделенные для нас комнаты, оставаясь на ночь в лесу — густая, темно-синяя ночь этого мира успокаивала, дарила мир, в тишине леса ни о чем не думалось, а утром провожал взглядом молчаливые фигуры, исчезающие в мерцающем тумане реки. Сталкеры, вроде даже «долговцы», видел и компанию, наверное, бандитов. Один раз мимо прошла большая группа ученых в оранжевых комбезах, сопровождаемых солдатами. Невысокая, пожилая женщина в научном комбинезоне с красным пятном на груди с улыбкой оглянулась на меня, кивнув, словно старому знакомому, остальные спокойно прошли к реке, даже не подняв глаз. «В Зоне давно уже никто просто так не умирает, Лунь, — сказал Координатор, когда я в первый раз сказал ему о странных людях. — И я не знаю, почему все они проходят через эту грань мира. Я ученый и в существование душ не верю… но то, что Монолит тянет к себе информацию, так это факт. Возможно, мы просто видим миражи… галлюцинации. Они нематериальны здесь, я проверял. Единственно, и я в этом почти не сомневаюсь, что мы имеем дело с фокусами Монолита. Ему зачем-то нужны все эти образы». И пока Прохоров говорил мне это, мертвый его взгляд снова ненадолго становился живым, хотя и бесконечно усталым, напуганным даже, горьким. Я буквально чувствовал, как жадно ищет общения с нами этот… человек. Когда Хип однажды спросила его, чего он хочет от нас, Координатор дал странный ответ — «жизни». Словно мы были в состоянии дать ему эту самую жизнь.

Единственно, эта «грань» была, как это ни странно, в чем-то и полезной… она позволяла думать и вспоминать. Нет, то мое прошлое, которое навсегда уничтожил Выброс, ко мне так и не вернулось. Зато ушла боль и горечь… я легко и уже без сожаления вспоминал лица погибших друзей и врагов. Спокойно, без уколов совести, перебирал свои прошлые поступки, без радости и улыбки вспоминал то, что можно назвать светлым, хорошим. И от того, что я постепенно переставал радоваться, грустить, переживать, мысли стали двигаться спокойно, плавно, с такой же удивительной прозрачностью и чистотой, как вода в этой странной холодной реке, к которой я неизменно приходил каждое утро. Координатор пытался запретить мне эти выходы, зачем-то говорил про Хип, про то, что так нельзя, что рано или поздно Монолит, тянущий к себе призраки убитых сталкеров, позовет и меня. Впрочем, этого я, наверно, и ждал… уйти в речной туман, просто перестав быть. Мысль эта была почему-то приятной, туман представлялся мне уютной, мягкой постелью в безопасном сталкерском лагере, какой она может быть после тяжелой, изматывающей, многодневной ходки в Зону. Да, мне хотелось отдохнуть… И уже не раз я видел, как Хип, стоя на песчаном берегу, долго и печально смотрит на то, как с рассветом исчезают белесые, широкие полосы тумана, как они рвутся на отдельные клочья и растворяются в воздухе. Я знал, что она тоже ждет тишины и покоя. И что неправильно вот так быть здесь, уже не чувствуя жизни и равнодушно глядя на то, как мимо нас уходит время, в котором больше нет ни Хип, ни сталкера Луня…

Я уже собирался, проигнорировав приглашение к завтраку, снова уйти к реке, но Прохоров остановил меня у дверей. Что-то в его голосе было такое, что я решил подождать и выслушать — в конечном итоге, я уже давно никуда не спешил.

— Лунь, постой… я должен кое-что рассказать тебе. — Координатор вздохнул. — Я… я сделал не самый честный поступок, видишь ли. Хм… хотя я до сих пор не знаю, что такое Монолит, но я научился с ним взаимодействовать. Доктор говорил мне о вас и перед своим уходом просил… помочь в том случае, если вы доберетесь до Саркофага. Монолит исполнил волю Хип и отправил вас на одну из граней мира, именно вашу, настоящую… но я вмешался и перенес вас сюда. Я думал, что ни ты, ни девчонка не обнаружат подмены, но я ошибался — ты, наверно, давно уже понял, что этот мир, в котором я живу, ненастоящий. Что это всего лишь образы из моей памяти. Дом, лес, река из моего детства, небо, на котором не бывает солнца — хм… да, много ли мы за всю свою жизнь смотрим на солнце, не рискуя ослепнуть? Стоит ли удивляться, что в памяти остается только ослепительный диск, от которого режет глаза… Объект семьдесят четыре, видимо, решил, что в иллюзорном мире, созданном для меня, не место раздражающим, болезненным вещам. Моя смерть совсем не входила в его планы, и он решил сохранить меня в виде некоторого объема информации в информационном же, маленьком, комфортном мирке, который, честно говоря, сложно назвать и моей личной Зоной, и даже гранью мира. Единственное, что он не предусмотрел — мое дикое, кошмарное, бесконечное одиночество здесь, на берегу ненастоящей реки, в ненастоящем доме, собранном из моих воспоминаний. Поэтому я даже не раздумывал, грубо выдергивая вас из настоящего, вашего мира в свой крошечный, иллюзорный мирок… и никогда не думал, что это некрасиво, нехорошо.

По лицу Координатора пробежала странная рябь, от которой смазались черты лица. Прохоров до хруста сжал кулаки, выдохнул сквозь сжатые зубы, и рябь исчезла.

— Да… мне все труднее оставаться человеком. Я вмешивался в жизнь вашего мира, фактически управляя судьбами миллионов людей. Я без сожаления отправлял на смерть сотни своих бойцов и вербовал новых, зная, что их наверняка постигнет та же участь. Мало того, я уничтожал у этих людей волю, подчиняя их разум до такой степени, что они умирали с радостью, считая смерть за Монолит величайшим счастьем. Мы отобрали у общества высокие цели, идеалы, чтобы сохранить человечество, мы заразили его деградацией, отупением, чтобы взамен утраченных механизмов естественного отбора или, того хуже, тотальной войны за ресурсы возникла высокая смертность от вредных привычек, новых специфических болезней, преступности. Из двух зол мы выбрали меньшее… но это вовсе не значит, что меньшее зло является малым и безобидным. Поначалу мне было страшно оттого, что наша группа вынужденно взвалила на себя такую ответственность, но, с другой стороны, мы не имели права пускать все на самотек. Человечеству нужно выжить… любой ценой, и вскоре я перестал думать о том, сколько тысяч и миллионов человеческих жизней уносило то или иное наше решение, направленное на то, чтобы сохранить миллиарды. И я даже не раздумывал, считая, что еще две простых человеческих судьбы ничего не решат на чаше весов моей совести. В конце концов, я заслужил такую малость, как нормальное человеческое общение. Доктор говорил, что вы — особенные, настоящие, живые. А ведь именно жизни мне так не хватало здесь. Я вмешался в решение Монолита относительно желания Хип. Теперь мне стыдно за это.

Координатор положил на стол небольшую прозрачную пластинку из, как мне показалось, синеватого витринного стекла. Блеск его, впрочем, был совсем не стеклянным, а каким-то влажным, маслянистым, переходящим в радужные переливы на сколах. Присмотревшись, я увидел, что сколы по краям пластинки, скорее, напоминают грани кристалла.

— Это единственная настоящая вещь здесь, в искусственном мире, Лунь. Мы много лет потратили на то, чтобы взять хоть крошку того вещества, из которого состоит объект номер семьдесят четыре. А он взял и сам отщепил от себя вот этот осколок… после чего дал мне понять, что это его дар вам. Только вам. Для чего, зачем, что он должен сделать — этого я не знаю. Могу только сказать: сохрани его обязательно. Ты поймешь, когда он вам пригодится.

— Наверно, когда сбудется предсказание Дока? — Я пожал плечами. Разговор уже начал меня утомлять, мне хотелось уйти на песчаный берег и думать там свои тихие спокойные мысли, перебирать воспоминания.

— Тот самый конец света? Это всего лишь его предположение, Лунь. Конец нашей цивилизации, может быть, и случился, если бы вы не донесли просьбу Доктора. Теперь же это очень сомнительно. Скорее всего даже невероятно. Верная программа запущена, Доктор знал, что и как нужно пожелать.

Координатор закрыл глаза и едва заметно улыбнулся.

— Он уже на подходе… человек, больше всего на свете желающий вытащить вас отсюда обратно в жизнь, в Зону. И ведет его тот же проводник, что и вас, а это значит, что к Монолиту он дойдет даже мертвым. Всегда находились люди, способные преодолеть все ужасы Зоны и заставы моих бойцов. И даже мы, меняющие мир, не в силах были остановить таких людей… они прорывались к Монолиту, он выполнял их желание. Этот сталкер из их числа. Его желание сильно, и Камень исполнит его так, как надо. И последнее, Лунь. Когда вы вернетесь, дайте знать другим, чтоб не стреляли в моих бойцов. Они будут выходить к вам небольшими отрядами, и вряд ли кто из них сможет вспомнить свое прошлое. Пусть все знают, что не они убивали сталкеров на подходах к ЧАЭС, не они атаковали «Свободу» и «Долг», не пропуская их отряды в Припять, — все это делал я. Большинство из них — неплохие люди, поэтому… не стреляйте, когда они будут просить у вас помощи. Теперь бери подарок и уходи.

— Прощай, — я кивнул, поднимая неожиданно массивную пластинку, которая от моего прикосновения тут же налилась голубоватым сиянием. Ушел я, не оборачиваясь, — находиться в доме Прохорова было уже неприятно. Казалось, воздух в комнатах почернел и стал затхлым, а фигура бывшего ученого приобрела серый, пыльный оттенок и как-то разом иссохла, став похожей на вешалку для пальто.

Мир, привычно-спокойный, прохладный, тихий, едва заметно изменился. На небе уже не было той бездонной чистой синевы — тонкая серая пелена с отдельными пятнами размытых облаков становилась все более плотной, тяжелой. Сильный порыв ветра зашумел в кронах сосен, гладь реки подернулась рябью, на отдельных волнах появились барашки. Хип, сидевшая у входа на террасу, поднялась, посмотрела на меня равнодушным взглядом, зябко повела плечами и отвернулась.

— Что сегодня такое? — бесцветным, медленным голосом спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Может, будет дождь? Я давно хотела дождя… с грозой.

— Наверно, дождь будет. На небе видны облака, — сказал я, и Хип вздрогнула, услышав звук моего голоса.

«Тум-м-м-м» — медленный, мягкий удар начинающегося Выброса навалился со всех сторон, заставив мелко задребезжать стекла в оконных рамах. Словно разбуженный этим ударом, резко взвыл ветер, вихрями поднявший с луга мелкий травяной мусор, гулко хлопнула дверь дома, заскрипели шиферные листы на крыше. Откуда-то, видимо, с другой стороны дома, с жалобным звоном выпало окно.

— Выброс… — Я едва расслышал в шуме ветра голос Хип. — В доме есть подвал… Идем?

— Нет. Не нужно.

Вниз, к реке… Выброс? Не думаю, что у меня есть желание прятаться. Возможно, так и надо. Просто пора что-то менять. Во всяком случае, я был уверен в том, что нам Выброс в этом искусственном мире не грозил.

Хип раздумывала недолго. Посмотрев в окна дома, из которых буквально сочилась чернильная тьма, она сошла со ступенек и, задевая ладонью кусты дерена, посаженные вдоль дорожки, начала медленно идти к калитке. Я вдруг вспомнил, что в доме осталось наше оружие и рюкзаки, сталкерская натура пробилась даже сквозь пласты апатии и равнодушия, и мне ничего не оставалось, как броситься обратно в дом.

Внутри было совсем черно… в слабом, мутном свете, пробивавшемся сквозь потускневшие, разом загрязнившиеся окна, я вслепую пробрался в кладовку, ощупью нашарил лямки рюкзаков и две «сайги» — мою и Хип. В почти полной темноте дома, под скрип половиц и слабые вспышки молний начинающейся грозы, без которой редко обходился Выброс, я на несколько секунд успел рассмотреть раскачивающуюся, тощую фигуру посреди комнаты, с которой лохмотьями слезала не то одежда, не то истлевающая плоть. Дом сгнивал так же быстро, как и его бывший хозяин, — с потолка сыпались куски бумаги и крошащаяся на кубики древесина, с уханьем и треском обрушился в погреб пол, натужно трещали балки, одно за другим выпадали стекла из трухлявых рам. В лицо пахнуло крепкой вонью разложения и сырого картофельного подвала — я едва успел выскочить во двор, прежде чем крыша вначале просела, а потом и просто разом рухнула внутрь дома. Облако пыли, закрученное жгутом, стремительно унеслось в наливающееся свинцом небо. Оранжевая молния подожгла тучи темным, багровым пламенем, отчего тьма вокруг превратилась в сумрачный красный день.

Мир Координатора умирал на глазах. Желтела и водопадами сыпалась хвоя с сосен, почернели и свернулись в трубки листья дерена и смородины в саду, подсолнухи у калитки плавно опустили потемневшие головы к земле. Река помутнела и покрылась шапками грязной пены, то тут, то там начали всплывать рыбины, выделяясь на темной и мутной воде неожиданно яркими белыми пятнами. А небо из багрового плавно становилось красным, как во время самого мощного Выброса, и по нему непрерывно танцевали сети из желтых, оранжевых и даже зеленых молний.

Первая «жарка» полыхнула в лесу, на том берегу реки. В подлеске вздулся шар белого дыма, оглушительно лопнул от разом вскипевшего сока древесный ствол, и яркое, словно солнечное, пламя рванулось к кронам длинным ревущим языком, не успевшая опасть хвоя полыхнула разом на многих деревьях. В свете пожара, уже ближе к нам, новорожденная «карусель» вырвала несколько кустов вместе со слоем дерна, подняла вверх и с грохотом порвала в мелкую щепу и земляной прах в тусклом, радужном вихре. И началось… аномалии рождались вокруг нас буквально на глазах. Вот разом, мгновенно, легла трава на лугу, раздавленная невидимой силой, и тут же глубоко просел утрамбованный дерн — словно гигант вдавил в землю дно огромной невидимой банки — «плешь». Пыльный вихрь из разорванной в мелкий сор травы и остатков садовой скамейки, разлетевшейся по двору деревянной шрапнелью — «трамплин». В «воронку» затянуло яблоню и садовую тачку — металл и дерево с натужным хрустом сжало в плотный шар, после чего с оглушительным взрывом разметало по воздуху. Тяжело, глухо хрустнуло где-то в глубинах земли, ровные грядки пошли широкими трещинами, и из земляных провалов вверх полетели горячие, красные искры в потоках раскаленного воздуха.

Ни Выброс, ни аномалии нас не тронули. На том пятачке земли, на котором мы стояли, даже трава осталась живой — но зато ярко горел и переливался осколок Монолита в моей руке, и одновременно с этим я чувствовал, что наше время здесь заканчивается вместе с этим ненастоящим миром. А затем вокруг нас замерцали тысячи крошечных молний, образовавших прозрачную сферу, стремительно наливавшуюся ослепительным светом. Все звуки мира пропали в режущем уши громком писке… свет внезапно сменился глубокой тьмой, и перед тем, как полностью отключиться, я почувствовал, как проваливаюсь куда-то вниз, в бездну…

 

* * *

 

— Эй, ты живой? — кто-то осторожно перевернул меня на спину, настойчиво потряс за плечо. — Эй, Лунь, давай очухивайся… я не за тем в такую даль перся, чтоб ты тупо о кирпич башкой убился. Учти, на второй поход меня уже не хватит.

Я открыл глаза и увидел на фоне серого неба донельзя довольную физию Фреона. Да уж… чтоб этот вечно хмурый, замкнутый сталкер улыбнулся, я еще ни разу не видел… а сейчас он буквально светился от счастья, улыбаясь до ушей.

Date: 2015-07-22; view: 265; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию