ГЛАВА 31. Шурочка опять поехала — сначала к родителям

Шурочка опять поехала — сначала к родителям. Чтобы потом уже не выходить из своего дома и не слезать со сво­ей кровати.

«Проститься, — думала Шурочка. — Я еду проститься».

Матери дома не было, а отчим долго ругался в прихо­жей. Ему пришлось вылезти из ванны, чтобы открыть Шу­рочке. Дверь он только приоткрыл и приглашать Шурочку внутрь — не собирался.

— А ты разве не работаешь? — спросил он её.

— Работаю. Но мама обещала дать мне денег, за один месяц. Мне надо купить кое-что из вещей. А то я хожу... в обносках.

— Ладно, — громко сказал отчим, но Шурочка слыша­ла, как он тихо проговорил, закрывая дверь: «Забодала».

Через некоторое время дверь снова приоткрылась, и мо­края, волосатая рука отчима высунулась из щели.

— Спасибо, — сказала Шурочка, беря деньги.

— Да ладно! — ответил отчим.

И Шурочка отправилась к себе. «Вот и простилась, — подумала она. — Но так — даже лучше. Ни на какие во­просы не надо отвечать. Видно, с матерью мне даже про­щаться не надо. Была без радости любовь, разлука будет без печали».

Она купила себе еды в магазинчике около дома. Поста­вив пакет с едой на грязный бетон подъезда, она, с непри­вычки долго, открывала почтовый ящик. Письмо было.

Шурочка приступила к чтению не сразу. Что там, в этом конверте?

«Здравствуй, Шурочка, моя дорогая! Спасибо тебе за то, что не забываешь меня. Спасибо те­бе, что ты мне написала. Ведь я всё понял. Я понял, где ты. Прости меня, если сможешь. Только теперь до меня дохо­дит, как я виноват перед тобой. Ведь это я посадил тебя на иглу. Я! И нет мне прощения.

Про свою жизнь здесь я тебе писать не буду. Здесь то­же всякое есть, и народ всякий. Можно достать всё, что за­хочешь. Я сам себе удивляюсь, но я пока держусь.

Шурочка, милая, я тебя прошу. Хватайся за соломинку. Мать писала, что есть какой-то центр. Иди туда, иди с ма­терью моей. Я очень хочу, чтобы ты дождалась меня. Дож­дись, пожалуйста, дождись! Прости меня. Прости меня. Пиши. Юра».

Слёзы текли по лицу Шурочки, стекали со щеки на по­душку, но Шурочка не вытирала их. Она перечитывала письмо снова и снова.

«Полтора года... Чуть меньше уже. Я не протяну такого срока. Я всё равно не доживу, Юрка. Не доживу».

Так думала Шурочка, лёжа на своей кровати и глядя в потолок. От слёз в глазах потолок менял очертания, разъ­езжался и переливался.

А потом она так и заснула, с письмом в руке, и проспа­ла до вечера.