Введение. Первым вопросом классических теорий познания был вопрос о том, «как возможно познание?» Рассмотрение этого вопроса привело к выделению проблем

Первым вопросом классических теорий познания был вопрос о том, «как возможно познание?» Рассмотрение этого вопроса привело к выделению проблем, касающихся природы и предварительных условий логико-мате­матического познания, экспериментального познания в физических нау­ках и т.п. Общий постулат традиционных эпистемологии сводился к тому, что познание есть состояние, а не процесс и что различные формы знания хотя и остаются всегда неполными, различные науки – несовершенны­ми, тем не менее, нечто, уже установленное наукой, является установлен­ным и может, следовательно, рассматриваться статически. Отсюда и по­пытки поставить вопрос, «что есть познание?» или «как возможны раз­личные типы познания?» в статической форме.

Причины подобного подхода, задающего рассмотрению вопроса sub specie aeternitatis[40], нужно искать отчасти в учениях тех великих философов, которые заложили основы теории познания: в трансцендентном реа­лизме ( realisme transcendant ) Платона или в аристотелевской вере в су­ществование имманентных и постоянных форм, в идеях Декарта или в предустановленной гармонии Лейбница, в априорных формах Канта или даже в постулате Гегеля, который, показав становление и историчность социальных продуктов, полагал все же возможным выводить их из общей диалектики понятий. Однако и в рамках самого научного мышления дли­тельное время считалось, что наука владеет некоторым набором оконча­тельных, хотя и неполных истин. Это и позволяет поставить вопрос «что есть познание?» статически. Математики, хотя и расходились во мнении относительно природы математических «сущностей», до последнего вре­мени отвергали любую ревизию и рефлексивную реорганизацию матема­тического знания. Логики рассматривали свою науку как завершенную, и понадобились теоремы Гёделя, чтобы заставить их пересмотреть границы ее возможностей. Физики со времен ньютоновских побед и до нашего столетия верили в абсолютный характер значительного числа своих науч­ных принципов, даже такие молодые науки, как социология и психология, которые не могли похвастаться солидностью знаний, до недавнего време­ни приписывали человеческим существам, т.е. изучаемым ими мыслящим субъектам, некоторую неизменную «естественную логику» (например,

Конт, который, несмотря на свой закон трех стадий, настаивал на общ­ности и постоянстве применяемых людьми способов рассуждений) или использование неизменных инструментов познания.

Однако сегодня под влиянием целого ряда факторов мы постепенно начинаем рассматривать познание не как состояние, но как процесс. В определенной степени это связано с эпистемологическими исследова­ниями философов науки: уже сравнительные исследования различных ти­пов понятий Курно, а также творчество Л.Брунсвика предвещали подоб­ный пересмотр. Что касается неокантианцев, то, в частности, у П.Наторпа можно обнаружить высказывания такого рода: если действовать «как Кант, то необходимо исходить из существования научного факта и искать его основание. Но что есть этот факт, если, как мы знаем, наука непре­рывно эволюционирует? Становление, метод являются всем... Поэтому научный факт может быть понят только как fieri. Только fieri составляет факт. Всякой сущности (или объекту), которые наука пытается зафикси­ровать, предстоит вновь раствориться в потоке становления. В конечном счете, только о становлении и о нем одном можно сказать: «оно есть (факт)». Следовательно, единственное, что мы имеем право и можем ис­кать – это закон данного процесса». Здесь же назовем и получившую широкую известность книгу Т.Куна «Структура научных революций» [1963].

Что привело эпистемологов к столь ясным выводам? Несомненно, само развитие современных наук, причем как наук дедуктивных, так и эк­спериментальных. Если мы сравним, например, систему доказательств современных логиков с доказательствами, которыми удовлетворялись те, кого мы сегодня называем «великими предками» – Уайтхед и Рассел, – то обнаружим значительно возросшую строгость рассуждений. Работы современных математиков, которые с помощью «рефлексивной абстрак­ции» извлекают новые операции из уже известных или новые структуры из предшествующих структур, привели к обогащению фундаментальных понятий, не противореча им, но реорганизуя их самым неожиданным об­разом. Известно, что в физике не осталось ни одного принципа, который бы не изменил свою форму и содержание. Законы, казалось бы, наиболее твердо установленные, стали в определенной степени относительными, заняв новое место в системе в целом. В биологии, где точность еще не до­стигла такой степени и где важнейшие проблемы все еще не решены, происшедшие перемены также впечатляющи.

Следует, однако, отметить, что подобного рода изменения, приобрета­ющие в некоторых случаях характер кризисов, определяют необходи­мость постоянной рефлексивной реорганизации понятий, при этом эпи­стемология научного мышления все в большей мере становится делом са­мих ученых: проблемы «оснований» постепенно включаются в систему каждой из рассматриваемых наук – физики, математики, логики.