Символы веры: избегать жесткости

Первые адвентисты не только считали изменчивой истину для настоящего времени, они еще и не жаловали так называе мые символы веры или точно сформулированные доктрины, которые якобы ни в коем случае нельзя менять. Их вера в воз­можность дальнейшего развития истины для настоящего вре­мени привела Джеймса Уайта и других ранних адвентистов, в общем-то, к отрицанию символов веры как таковых. В конце концов, не потому ли многие уверовавшие во Второе прише­ствие христиане были изгнаны в середине 1840-х годов из прежних своих церквей, что открыли для себя в Библии новые истины и отказались хранить молчание по поводу своих от­крытий? Основываясь на своем прежнем опыте, первые ад­вентисты седьмого дня считали, что их единственным симво­лом веры должна быть Библия.

В 1861 году, во время съезда, на котором субботствующие адвентисты организовали свою первую конференцию, Джон Лафборо четко обрисовал проблему, которую ранние адвен­тисты видели в символах веры. По словам Лафборо, «первый шаг к отступничеству — когда мы сформулируем символ веры, в котором говорится, во что мы должны верить. Вто­рой — когда мы сделаем этот символ веры критерием, чтобы определять, кто нам брат, а кто нет. Третий — когда мы нач­нем судить по этому символу веры членов Церкви. Четвер­тый — когда мы объявим еретиками тех, кто, не верит в этот символ. И пятый — когда начнем преследовать таковых» (Ре вью энд Геральд, 8 октября 1861 г., с. 148).

Затем взял слово Джеймс Уайт. Он отметил, что «сформу­лировать символ веры значит огородить себя столбами и пре­градить себе путь для всякого продвижения в будущем». Он высказался в пользу того, чтобы и впредь следовать за Святым Духом, открывающим новые истины, и посетовал, что некото­рые люди своими символами веры «как бы отметили для Все­могущего путь, по которому Он должен идти. Они как бы го­ворят, что Господь не должен выходить за рамки того, что уже было отмечено в символе веры...». «Библия, — заключа­ет он, — вот наш символ веры. Мы отвергаем все, что облече­но в форму человеческого символа веры». Он хотел, чтобы адвентисты оставались восприимчивыми ко всему, что «вре­мя от времени» может открывать им Господь (там же).

В результате последующей оживленной дискуссии делега­ты съезда единогласно проголосовали за то, чтобы вместо символа веры принять так называемый «церковный завет». В этом завете были такие слова: «Мы, нижеподписавшиеся, сим документом заявляем о своем объединении в одну Цер­ковь, принимаем имя адвентистов седьмого дня и обязуемся соблюдать заповеди Божьи и веру Иисуса Христа» (там же). Составители столь немногословного документа, отражающе­го основные убеждения верующих, намеренно избегали язы­ка, которым отличаются непоколебимые символы веры. В то же время они стремились показать, во что именно верует но­вообразованная Церковь, как ее членам, так и внешним.

На протяжении всей своей полуторавековой истории ад­вентисты противятся искушению сформулировать неизмен­ный символ веры, но с течением времени они все-таки выра­ботали свои «основные доктрины». С момента образования в 1861 году первой конференции и до конца двадцатого века Церковь адвентистов седьмого дня разработала всего-навсего три более или менее официальных декларативных документа, где было пункт за пунктом изложено церковное вероучение, причем только один из них был принят голосованием на съез­де Генеральной Конференции. Первым документом была дек­ларация о вере Урии Смита от 1872 года, вторым — изложе­ние церковного вероучения от 1931 года и третьим — изло­жение основных библейских доктрин, принятое на съезде Генеральной Конференции в 1980 году.

Некоторые лица, будучи в неведении о веских доводах, из­ложенных Джеймсом Уайтом, Дж. Н. Лафборо и другими ос­нователями Церкви, предпринимали на протяжении адвенти­стской истории немало энергичных попыток «залить» цер­ковные доктрины в «железобетон» символа веры, но Церковь по-прежнему успешно сопротивляется подобным усилиям. С начала 30-х по 80-й год прошлого века изложение церковного вероучения от 1931 года не однажды появлялось в разного рода официальных изданиях и руководствах Церк­ви, и это так или иначе придавало ему определенный офици­альный статус — несмотря на то, что создавалось оно по слу­чаю и никогда не проходило через процедуру голосования на съезде Генеральной Конференции. Впрочем в 1946 году съезд Генеральной Конференции все-таки проголосовал за то, что­бы «данное Изложение основных доктрин, представленное ныне в Руководстве, подвергалось пересмотру только на съез­де Генеральной Конференции» (Ревью энд Геральд, 14 января 1946, с. 197). Это голосование и подготовило почву для офи­циального рассмотрения Генеральной Конференцией новой доктринальной декларации в 1980 году. Решение от 1980 года придало основным церковным доктринам гораздо более офи­циальный статус, чем все декларации и заявления, что были у Церкви прежде.

Но что более всего удивляет и что важнее всего в изложе­нии основных доктрин от 1980 года — это преамбула. Эта преамбула начинается с фразы, отражающей адвентистское понимание библейских истин, каким оно было изначально: «Адвентисты седьмого дня принимают Библию как единст­венный символ веры и придерживаются определенных основ­ных доктрин, считая их учением Священного Писания», и тем самым оставляет место для их возможного пересмотра в будущем.

Преамбула завершается следующим предложением в духе тех представлений о динамичности истины для настоящего времени, которых придерживались ранние адвентисты: «Пе­ресмотр этих доктринальных положений может быть осуще­ствлен на съезде Генеральной Конференции, когда Святой Дух ведет Церковь к более полному пониманию библейской истины или когда Церковь находит более точную формулировку, ото­бражающую учения святого Божьего Слова» (см. Приложе­ние; курсив мой).

В этом замечательном утверждении изложена сама суть того, чему учили Джеймс Уайт и прочие пионеры-адвентисты. Они считали, что «твердокаменный» символ веры не только наносит вред, но и отрицает тот факт, что у Церкви есть жи­вой Господь, Который непрерывно научает ее всякой истине.

Впрочем, на съезде 1980 года были люди, которые высказы­вались против возможности всякого рода пересмотров — ви­димо, из опасения утратить содержание исторического адвен­тизма. Этот страх, однако, просто подчеркивает неверное по нимание сущности исторического адвентизма с его концепциями живого Бога и динамичной истины для настоя­щего времени. Причем эта динамика проявляется даже в по­следовательном провозглашении вести трех ангелов из Откр. 14:6—12 — центральном тексте адвентистской истории. Та­ким образом, концепция последовательных изменений пребы­вает в самом сердце адвентистского богословия.