Последние цветы

Лика Казимировна Ленартович, как тут уже где‑то говорилось, подрабатывала к пенсии писанием стихов и была официально зарегистрирована на сайте «Поэзия на все случаи жизни» в качестве автора. Но не подумайте, что она просто посылала туда свои произведения, о нет! Она писала стихи по индивидуальным заказам. Это была серьезная работа и совсем не легкая. На сайт приходил заказ на стихи «к случаю»: поздравление к свадьбе и юбилею, с днем рожденья и с новорожденным, и с новосельем – всего не перечислишь; в заказе назывались имена и какие‑то личные особенности тех, кому эти поздравления предназначались, а поэт, которому отсылался заказ, должен был сочинить стихи таким образом, чтобы герой легко узнавался и ему было приятно. Ну вот, к примеру.

Мы помним День Бородина.

Его встречает вся родня.

Ведь он у нас такой один –

Иван Петрович Бородин!

Заказчик указывал число строк или четверостиший, потому что оплата производилась построчно: одна четверть оплаты шла владельцам сайта, а три четверти получал поэт. В том числе Лика Казимировна. Эти гонорары были серьезным подспорьем к ее небольшой пенсии, именно благодаря им Лика могла содержать Интернет и Титаника. Ну, а раз уж она через Интернет зарабатывала, то она позволяла себе роскошь посещать и настоящий поэтический форум, куда посылала стихи, написанные уже не на заказ, а от души. Сайт носил изысканное название «Кастальский ключ», и понятно, что только литературно образованный человек мог соблазниться таким названием.

На форуме «тусовались» поэты различных направлений, и в том числе группа «куртуазных поэтов», к которым принадлежала Лика Казимировна. Впрочем, публиковалась она под псевдонимом (по‑интернетски – «ником») Орхидея Нежная, а в качестве аватара (это такая картинка, которая помещается рядом с ником) вместо портрета у нее была помещена фотография розовой орхидеи. Стихи она писала изысканные, соответственно направлению. Например, такие:

Вдали растаяла Альгамбра,

От слез кружится голова,

Но мне уже до канделябра

Твои прощальные слова!

Или вот еще такие:

Наш бедный сад совсем заглох,

Зарос бурьяном, снытью, пижмой.

На днях я зацепилась фижмой

За пурпурный чертополох.

Я уронила свой парик

В фонтан, но он сухим остался,

Поскольку бег струи прервался –

Иссяк питающий родник.

Подружки, Агния с Варварой, над куртуазными стихами Лики потешались вовсю, но ее это не особенно волновало: на форуме «Кастальский ключ» они пользовались неизменным успехом. Более того, Орхидею Нежную форумчане любили, к ее мнению прислушивались, с нею делились бедами и радостями. Впрочем, когда к ней обращались за советом по житейским делам, она бежала к Агнии Львовне и спрашивала у нее, запоминала ответ и затем выкладывала его на форуме.

Однажды на форуме появился новый поэт, выступивший под псевдонимом Парсифаль. Он писал рыцарские стихи.

Плащ мой вьется за спиною,

Панцирь блещет на груди.

Просишь ты: «Побудь со мною!»

Плачешь ты: «Не уходи!»

«О прекрасная маркиза, –

Мой ответ ей был суров,

Ради твоего каприза

Долг забыть я не готов».

Позвала меня идея,

Я умчался на коне.

Но росою орхидея

Тихо плачет обо мне.

Прочтя эти вирши, Лика Казимировна, она же Орхидея Нежная, тихо вскрикнула и схватилась за сердце. Потом выпила корвалолчику, успокоилась, села за клавиатуру и в очередные стихи о разлуке с вечно куда‑то отъезжающим возлюбленным вставила следующие строфы:

От печали я вся холодею

И схожу потихоньку с ума:

На прощание орхидею

Я ему подарила сама!

Видно, годы еще мне терзаться,

Вспоминая свой глупый каприз:

Что бы. стоило мне догадаться

Подарить ему кипарис?

Проезжая долиной нездешней

Он, конечно, забыл про меня,

Уронив мой цветок почерневший

Под копыта родного коня.

С замиранием сердца трепещущая Орхидея выложила сии вирши на сайте. И ответ пришел незамедлительно.

В летучем войске Бодуэна

Я был и рыцарь, и пиит.

И замирала Ойкумена

От звуков песен и копыт.

Но пораженья и успехи

Чередовались у меня:

Утратил я свои доспехи,

И даже потерял коня!

Но твой подарок – орхидея

Мне одному принадлежит.

И никакого прохиндея

Рука сей дар не осквернит.

Не сохранить ни шарф, ни вымпел,

Но дар твой вечен под луной:

Я высушил цветок и выпил,

Его настой всегда со мной.

Пусть я лечу, палимый жаждой,

К очередному миражу,

Но я молекулою каждой

Тебе одной принадлежу!

Орхидея что‑то там пролепетала в ответ – и Парсифаль опять ей ответил точно в тон. И так они перекидывались изысканными стихами, словно играли в порхающий волан, и, похоже, оба этой игрой безмерно наслаждались. Но вот однажды Парсифаль намекнул – о, только намекнул! – что не худо бы им встретиться «в реале», то есть не в Интернете, а в жизни. Они могли бы, писал он, встретиться где‑нибудь в городе: сходить в кафе, поговорить, почитать друг другу стихи. К этому времени уже выяснилось, что оба они живут в Петербурге: он – на набережной Невы, а она – возле Музея Арктики. Лика Казимировна заволновалась, перепуталась и кинулась за советом к подружкам.

– Ой, девочки, что же мне теперь делать?

– А что тут особенного? Назначь свиданье, сходи на него и познакомься, – сказала Агния.

– А если это совсем молодой человек? Увидит меня и станет хохотать. Мне потом будет и на форум не выйти!

– Не глупи, Лика! – засмеялась Агния. – Ну, какой современный молодой человек знает, что такое Ойкумена и кто такой король Бодуэн? Скорее всего, он твой ровесник или чуть младше.

– И может, это твоя судьба! – не без ехидцы ввернула Варвара.

– Ты, Варежка, всегда так говоришь, стоит только у меня появиться поклоннику! – обиделась Лика.

– Не говорю, а говорила. Ты вспомни, голубка моя, когда тебе последний раз назначали свиданье?

– Лет пятнадцать назад, наверное… – с лирическим вздохом сказала Лика. Варвара хмыкнула, а Лика вспыхнула: – Ах, да не помню я когда! Что ты мне все время напоминаешь о моем возрасте, Варежка? Это не великодушно! Я всего на год старше тебя!

– Да нет, ты гораздо, гораздо младше меня! Какие‑то романтические игры затеваешь, поклонников заводишь, а потом пугаешься и бежишь к нам за советом. Признавайся, ты уже согласилась на свиданье?

– Согласилась… – убитым голосом сказала Лика и виновато опустила белую пушистую головку.

– Ну, так я и знала! Вот дурища… Ты что, отказать не могла?

– Мне не хотелось обижать хорошего человека…

– Она и в молодости всегда так делала: назначит свиданье, а потом струсит, – с улыбкой сказала Агния Львовна. – Ты вспомни, Варенька, сколько раз нам с тобой приходилось за нее на эти свиданья ходить и разбираться с ее ухажерами!

– И все без толку – так нам и не удалось спихнуть ее замуж. Ей всегда хватало одной романтики. А расхлебывали, между прочим, мы с тобой!

– Ой, девочки! Правильно! Это выход! Спасибо тебе, Агуня, ты настоящая подруга!

– Ты чего это «взыграла радостьми», Ангелина? – подозрительно спросила Агния Львовна.

– А ты что, не понимаешь? – усмехнулась Варвара Симеоновна. – Она хочет по старой памяти отправить на свое свиданье одну из нас – посмотреть на ее поклонника и дать ему мягкий, но решительный от ворот поворот.

– Да, Варежка, да! – прижимая руки к груди, сказала трепетная Орхидея. – Это же выход, правда, девочки?

– Ну нет! – сказала, покачав головой, Агния Львовна. – Это вы, пожалуйста, без меня! У меня уже правнук родился, а я стану на свиданья бегать, посмешище из себя строить? Да ни за что на свете.

– Варежка, ну ты‑то меня выручишь? – заканючила струсившая Орхидея. – Ты только объясни человеку, что я уже старушка, что мне кроме стихов ничего не надо, что я просто увлеклась, ну, заигралась…

– Да уж нашла бы что сказать, если бы пошла. Только я ведь не пойду ни за какие коврижки.

– Ну Ва‑а‑аренька!

– Не пойду.

– Варенька, солнышко, сходи, а?

– Я сказала – нет, и точка! Ты только представь себе, а если это какой‑нибудь молодой красавец‑романтик – как я буду перед ним выглядеть? Явилась бабка на свиданку!

– Ну Варюшечка‑ватрушечка!

– Я могу только сходить на место встречи, взглянуть издали на твоего поклонника, а потом рассказать тебе, как он выглядит.

– Варенька, ты ангел! – Орхидея, ликуя, кинулась обнимать подругу. – А уж в зависимости от того, что это за человек, я сумею потом объяснить ему, почему нам не надо встречаться «в реале»!

– Старая ты дурочка! – покачала головой Варвара. – Зачем же ты тогда затевала всю эту романтическую волынку?

– А она без этого не может стихи писать, – сказала Агния. – Лика, конечно же, романтик, но романтик она бумажный: у нее все чувства еще в юности ушли в рифму. Потому‑то нам и не Удалось ее замуж выдать. Послушай, Варя, а вдруг это и впрямь судьба? А что, если это окажется приличный одинокий человек нашего возраста? Вот бы нам нашу дурочку замуж устроить, хоть на старости лет, а?

– Ой, девочки! Я замуж не хочу!

– «Красавицы Кадикса замуж не хотят!» – пропела Варвара. – Успокойся, тебя пока никто и не сватает.

– Знаешь, Варенька, а ты сходи‑ка, в самом деле, на это свиданье, взгляни хоть, что за человек, – попросила ее Агния.

– Ладно, уговорили! – согласилась Варвара Симеоновна, сдаваясь. – Только близко я к нему не подойду, так и знайте!

На том и порешили. И место свидания подобрали романтичное и для наблюдения удобное: мостик через Лебяжью канавку возле Летнего сада.

* * *

В это же самое время в освещенной солнцем, просторной и очень светлой (окно выходило на Неву), довольно чистой и только самую чуточку захламленной комнате между молодым человеком. и представительным стариком с белоснежными головой и усами происходил следующий диалог.

– Дед, а дед! Ну сходи ты на это свиданье, ну что тебе стоит? Ты только взгляни на нее и, если она тебе понравится, пригласи в кафе. А не понравится – можешь и не подходить к ней. Сходи, погляди хоть издали, а?

– И не подумаю. Вот еще, глупости какие! И ты тоже хорош: это же надо додуматься – внук деда сватает! Ты не учел, что это может быть совсем молодая девушка?

– Да не молодая она, я все вычислил – она примерно твоя ровесница.

– Ну, значит, дура старая, которая ищет приключений на свою седую голову.

– Да не ищет она никаких приключений, я ее почти месяц уламывал и уговаривал!

– Или она вдова с кучей взрослых детей и внуков, – неумолимо продолжал дед.

– Она совершенно одинока!

– Она тебе это сказала?

– И говорить не надо – это из ее стихов ясней ясного.

– Ну, тогда она злющая старая дева, на которой никто в молодости не хотел жениться, а теперь ты своего собственного деда в ее беззубую пасть толкаешь!

– У тебя у самого протезы!

– Беззубая пасть, юноша бледный со взором горящим, – это фигура речи! Я хотел сказать, что если твоя Орхидея в свое время замуж не вышла, так это наверняка не от хорошего характера.

– Да нет, дед, она очень добрая! К ней все форумчане за советами обращаются, ведь она всем сочувствует и советы дает такие разумные, просто мудрые советы!

– Сочувствовать и советовать – это мы все горазды. Да толку‑то от ее советов, если она свою собственную жизнь устроить не сумела!

– Лед!

– Ну что «дед»?

– Дед, ну ты только один раз сходи уж на свиданье, а там посмотрим.

– Да зачем нам вся эта кутерьма, Пашка? Разве нам вдвоем плохо?

– Мне‑то хорошо. А вот тебе…

– И мне хорошо. Мы с тобой живем душа в душу, друг друга понимаем, а появится в доме женщина – и все наше хозяйство перевернет‑переиначит по‑своему. Ты вспомни, как нам обоим доставалось, когда твоя мать с нами жила! Хорошо, что ее только на полгода и хватило…

– Она, между прочим, не только моя мать, но и твоя дочь.

– Вот тут ты прав: это я ее неправильно воспитал. Что ж теперь поделаешь…

– И потом, скажи, когда бабушка была жива, разве нам жилось хуже, чем сейчас?

– Нам жилось тогда замечательно. Но твоя бабушка вообще была не женщина.

– А кто ж она была? – опешил внук.

– Ангел небесный и эталон земной красоты, вот кто!

– В Орхидее тоже есть что‑то неземное.

– Ох, ну тебя, Пашка! И зачем это все тебе?..

– Затем, что если я помру раньше тебя, то я буду спокоен, что ты не один останешься.

– Павел! – осердясь, воскликнул дед. – С чего ты это взял, что можешь раньше меня помереть? Ты мне эти штучки оставь! Сколько тебе лет и сколько мне?

– А здоровьем ты крепче.

– А годы? Конечно, если бы твоя бабушка была жива, я бы тоже о тебе не беспокоился, я бы спокойно думал о смерти…

– А вдруг она точно такая, как была моя бабушка?

– Таких, девочек, давным‑давно всех разобрали.

– А вдовы?

– А вдов – тем более.

– Но одна‑то могла случайно остаться?

– Ну, разве что одна…

В комнату вошел грандиозный черно‑белый сибирский кот. Он тяжело и мягко запрыгнул на кровать, на которой лежал Павел, аккуратно обошел его неподвижное тело и подсунулся под руку – руками Павел мог двигать, и он стал поглаживать Василия, а тот громко замурлыкал.

– Умру я, а вы с Василием одни останетесь…

– Ой, да не трави ты мне душу, сделай милость! Ладно, схожу я…

– Спасибо, дед! А теперь посади меня, я хочу в Интернет выйти.

– Ну, давай посажу. Только до того давай с памперсами разберемся, пора уже, наверное?

– Да вроде пора.

* * *

В большом сомнении и неуверенности вышла на свидание Варвара Симеоновна. Да что это за глупости – в семьдесят с лишком по свиданиям бегать? Она до последней минуты пыталась отвертеться от этого задания, но Лика, со свойственным ей нежным напором, все‑таки выставила ее из дома.

«В кино, что ли, сходить вместо того, чтобы глупости творить? – подумала она, выходя из подъезда. – Или просто на лавочке во дворе посидеть?»

Но лавочка была занята: ее занимали клиенты Иннокентия и Гербалайфа – ждали, когда откроется после обеденного перерыва фотоателье «Лицо собаки». С ними были, конечно, и собаки: одни, воспитанные и послушные, сидели смирно и терпеливо рядом с хозяевами, а другие носились по двору и знакомились, а то и ссорились друг с другом. Посреди двора стояла Клавдия, бывшая жена Гербалайфа, ассистента знаменитого собачьего портретиста, и по‑черному пиарила предприятие Иннокентия и своего бывшего супруга:

– Двор превратили в незаконный паркинг и в собачью площадку! Житья не стало! – будто бы ни к кому не обращаясь, но так, чтобы все слышали, вещала она. – И хоть бы настоящий фотограф был Кешка, а то ведь бывший бомж, как и мой бывший муженек Гербалайф!

Клиенты внимали ей молча и делали вид, что не слушают: они ей не очень‑то и верили, так велик был престиж «Лица собаки» среди собаковладельцев. Иннокентия Петровича они глубоко уважали, а кто такой упоминаемый Клавдией Гербалайф, они и вовсе не ведали, ибо хорошо знали, что ассистента знаменитого фотографа зовут Андрей Семенович. В очередь к ним записывались заранее, за месяц, а то и за два. Если бы недалекая и скандальная Клавдия могла читать мысли клиентов, она бы тут же, в досаде и ярости, плюнула и ушла со двора. По большей части клиенты были люди деловые, хорошо знавшие законы большого бизнеса, и они расценивали ее демарш по этим законам: «Ишь, конкуренты Иннокентия Петровича как стараются! И где они только такую бабу выискали? Артистка, наверное, и высокого класса артистка! Больших тысяч такая игра стоит!» Клиенты знали, почем нынче черный пиар.

Но и Варвара Симеоновна мыслей клиентов по их непроницаемых лицам прочесть не могла, а потому расстроилась. «Вот ведь отравительница жизни!» – подумала она про Клавдию и поскорее поспешила выйти со двора, пробираясь между густо стоявшими иномарками.

Растягивая время, она дошла пешком до Невского, чтобы там сесть на троллейбус и доехать до Марсова поля: оттуда к месту встречи она решила тоже прогуляться пешочком. Но честно опоздать и вернуться ни с чем ей не удалось: нужный троллейбус подошел сразу же, как заказанный, и неожиданных пробок на дороге тоже не случилось. На место свидания Варвара Симеоновна прибыла за полчаса. Но она не задержалась на мостике через Лебяжью канавку, а прошла дальше, вошла в заснеженный Летний сад, села неподалеку от заколоченных в ящик Амура и Психеи (все статуи Летнего сада на зиму прячут в специальные ящики, ибо мрамор не морозоустойчив) и стала оттуда наблюдать за мостиком.

Орхидеин кавалер явился на свидание ровно за пятнадцать минут до назначенного времени. Явился и стал нервно расхаживать по горбатому мостику – от одного края до другого: в одной руке он держал какую‑то, как издали показалось Варваре Симеоновне, стеклянную коробку, а другой четко размахивал при ходьбе. «Явно военная выправка! – одобрительно отметила про себя Варвара. Она достала из сумочки театральный бинокль, приблизила его к глазам, подкрутила колесико и стала рассматривать лицо кавалера вблизи. – Определенно бывший военный, какой‑нибудь генерал или полковник в отставке!» – решила она, разглядев аккуратные белые усы и загорелое лицо под высокой каракулевой шапкой. А вот что там у него было в руке, в длинной, бликующей на солнце коробке, – она разглядеть не смогла, для этого бинокль был слабоват, но что‑то розовое… «Неужели шарфик в подарок принес? Это на первое‑то свиданье? Лика была бы возмущена…» Кавалер поглядывал на часы примерно каждые пять минут. А еще через полчаса, так и не дождавшись своей дамы, он решительным шагом направился прочь, в сторону Марсова поля. Но перед тем как уйти, положил свое таинственное приношение на широкий парапет мостика.

Варвара Симеоновна убрала бинокль, встала со скамейки и быстро пошла к выходу из сада: ей захотелось посмотреть, что же он там такое принес на несостоявшееся свидание? Моветонный шарфик или все‑таки что‑то пристойное? Народу в это время на набережной Невы было немного, и никто, к счастью, таинственной коробкой не заинтересовался и не упер ее. Варвара Симеоновна подошла и увидела, что коробка вовсе не стеклянная, а из тонкого прозрачного пластика и в ней лежит большая ветка орхидеи с крупными розовыми цветами в мелкую крапинку. Варвара Симеоновна решила отнести коробку с орхидеей по назначению, то есть Лике Казимировне: не оставлять же ни в чем не повинный цветок замерзать на морозе!

А в это время кавалер в отставке уже успел сесть на Марсовом поле в нужный ему автобус и теперь обратным путем ехал в нем по набережной. Автобус переезжал мостик через Лебяжью канавку в тот самый момент, когда Варвара с улыбкой взяла в руки коробку с орхидеей. «Да она красавица! – подумал Егор Александрович, так звали кавалера. То ли мостик был крут, то ли он заволновался – но сердце его так и ухнуло вниз. – А какая коса! И холода не боится: шаль почти съехала с головы, а она ее даже не поправляет… И щеки румяные! Жаль, что она опоздала на свидание. Может, выйти на остановке да вернуться?». Но почему‑то пошел не к дверям, а на заднюю площадку, чтобы еще раз издали взглянуть на седую красавицу.

Остановка была возле самых ворот Летнего сада, и тут многие пассажиры выходили из автобуса, а другие собирались на него сесть: и вот пока одни выходили, а другие входили, и все друг другу мешали и друг дружку задерживали в дверях, Егор Александрович еще раз вблизи увидел седую красавицу, шедшую по тротуару скорым широким шагом, но все с той же задумчивой и милой улыбкой на румяном лице. А в руках она несла, бережно прижимая к груди, его орхидею.

* * *

– Какой ужас! – закричала вечером Лика, вбегая к Варваре Симеоновне. – Он тебя видел! Он подумал, что ты – это я! Он огорчен, что я, то есть ты, конечно, опоздала на свиданье и умоляет назначить новую встречу. Варенька, тебе придется идти!

– Положим, идти придется не мне, а тебе, и в добрый путь, дорогая! Это твой кавалер.

– Но он‑то видел тебя! Значит, тебя он и ждет на новое свиданье.

– Ох, девочки, вы меня уморите! Придет на свиданье Лика – он удивится и скажет: «Это не она!» Придет Варя, а он вдруг попросит ее прочесть последние стихи – что читать будем, Варенька? Придется тебе выучить все стихи Лики из последнего цикла, чтобы не ударить в грязь лицом и не разочаровать вашего кавалера! – смеясь, сказала Агния Львовна.

– Ну уж нет, на такую жертву я точно не пойду! – засмеялась Варвара Симеоновна.

– Так и так – выхода нет! Придется мне просто покинуть «Кастальский ключ», ничего никому не объясняя, – замогильным голосом произнесла Лика.

– Варенька, мы не можем требовать от Ликуни такой жертвы. Придется тебе еще раз встретиться с вашим галантным кавалером и все ему объяснить.

– Это невозможно! Тогда мне все равно придется уходить с форума! – воскликнула Лика. – Он же мне не простит, когда узнает, что это не я приходила на свиданье и не я взяла оставленную им орхидею!

– Да, пропавшая с места свиданья орхидея – это ужасно! Ох, девочки, горе мне с вами, – сказала Агния Львовна. – Неужели вы обе не видите, как выйти из положения?

– А как? – эхом и дуэтом спросили подруги.

– Вы просто должны пойти на новую встречу вдвоем, вот и все.

– Тогда уж втроем! – тут же подхватила Лика. – Это будет не любовное свиданье, а дружеская встреча.

– В этом что‑то есть… – сказала Варвара. – Агуня, пойдешь с нами?

– Ладно, нерешительные вы мои, быть по сему – пойду! – подвела итоги совещания Агния Львовна. – Пойду главным образом для того, чтобы приглядеть за вами. А то вы еще рассоритесь из‑за своего проблематичного ухажера.

* * *

Дружеский визит состоялся через несколько дней. Отправились на него все три старушки, не считая собаки. Квартира кавалера располагалась в бельэтаже, прямо над высоким цоколем старинного здания, и вход в нее был прямо с набережной – отдельный вход: у дверей висела табличка с номером квартиры и звонком над короткой надписью «Зубовы». На звонок дверь коротко прогудела и отворилась. Они вошли в парадную и увидели широкую лестницу в один пролет, ступени которой были наполовину закрыты деревянным настилом. На площадке их поджидал улыбающийся Егор Александрович. При входе подруг в квартиру Егора Александровича и Павла Зубовых сразу же разразился скандал, погасивший в зародыше возможную неловкость первых минут знакомства. Кот Василий, вышедший встречать гостей в прихожую, при виде Титаника превратился в огромный черно‑белый пушистый футбольный мяч и грозно зашипел; Титаник звонко и весело залаял и рванулся к коту – знакомиться. С детства воспитанный ориновскими кошками в уважении к их племени, он хотел всего лишь продемонстрировать дружеские чувства, но кот Василий его не понял и рванул по пальто и курткам на шляпную полку высокой старинной вешалки. Вниз полетела барашковая папаха Егора Александровича. Титаник решил, что кот подарил ему ее для игры, подхватил папаху на лету и помчался по коридору прямо к раскрытой двери гостиной.

– Стой, стой, мерзавец! – закричала Варвара Симеоновна. – Сейчас же отдай шапку!

– Танечка, верни чужой головной убор! – крикнула Лика Казимировна, и они обе кинулись за песиком.

Агния Львовна осталась в прихожей, слегка смущаясь и кусая губы от смеха.

– Позвольте представиться – Егор Александрович Зубов, полковник авиации в отставке, – сказал хозяин.

– Агния Львовна Пчелинцева, – сказала Агния Львовна и подала руку.

– Разрешите, я за вами поухаживаю, пока они там отнимают добычу у вашего охотника, – поцеловав ей руку, сказал Егор Александрович.

– Извольте!

Скинув ему на руки шубку, Агния Львовна сняла песцовую шапочку, хозяин повесил шубу на вешалку, а шапочку положил на полку рядом с котом. Но Василий, зашипев, тут же брезгливо поддел ее лапой и скинул.

– Василий, что за манеры? Вот я тебя сейчас самого оттуда сброшу ко всем собакам!

– Ах, оставьте! – сказала, смеясь, Агния Львовна. – Да суньте вы ее в рукав, ничего ей не сделается! И помогите мне, пока они там воюют, разгрузить нашу сумку: там горячие пирожки. То есть они по идее должны быть еще горячими – мы их укутали. Я сама их раскутаю и уложу на блюдо, только покажите мне, где у вас кухня и где там что.

– Пирожки?! – радостно изумился Егор Александрович. – Неужто, в самом деле, настоящие домашние пирожки? А с чем, позвольте полюбопытствовать?

– С капустой, с рисом и грибами и с малиновым вареньем. Из лесной малины – мы ее сами собирали.

– Ушам не верю и уже вырабатываю желудочный сок! Идемте, я вам покажу наше с Павлом кухонное хозяйство. – Играючи подхватив тяжелую сумку на колесиках, он понес ее по коридору на кухню.

Кухонное хозяйство оказалось небогатым, но тем проще было Агнии Львовне сразу за него приняться, надев предложенный хозяином огромный фартук защитного цвета. Включив электрочайник, Егор Александрович извинился и пошел в комнаты – знакомиться с двумя другими гостьями и наводить порядок.

В гостиной уже был относительный порядок. Полулежа в инвалидном кресле, Павел успокаивающе гладил прибежавшего к нему в поисках спасения Василия и, сияя, рассказывал гостьям, какой это фантастически умный котяра: все понимает и только что не говорит.

– А вот и мой дедушка Егор Александрович! – сказал он, заговорщически улыбаясь. – Знакомься, дед: это Лика Казимировна, а это Варвара Симеоновна. А куда ты дел Агнию Львовну?

– Уже отвел на кухню и приставил к нашему холостяцкому хозяйству. – И добавил громким шепотом: – Пашка! Нам там горячие домашние пирожки к чаю привезли!

– Ой, быть не может! Бабушкины пирожки!

– Тс‑с! Какие бабушки? Ты что?

– Да я имел в виду мою бабушку. С тех пор как ее не стало, я домашние пирожки только во сне вижу! – смутившись, сказал Павел и тут же перевел разговор на другое. – Дед, а тебе задача на весь вечер: ты должен угадать, кто из наших гостий Орхидея. Угадаешь – последний пирожок твой, не угадаешь – я сам его съем!

Все засмеялись, правда, все еще несколько натянуто и смущенно.

Вошла Агния Львовна с первым блюдом не остывших за дорогу пирожков, их даже не пришлось подогревать. Она сразу же отметила и чинный, явно недавно наведенный порядок все‑таки холостяцкого жилья, и висевший в переднем углу большой образ святого Георгия Победоносца – с горящей лампадой! У нее сразу стало спокойно на душе – здесь жили свои люди.

И было чудесное чаепитие, и пирожки имели грандиозный успех, и никто не чувствовал себя не в своей тарелке. Даже кот Василий. Для Титаника Лика Казимировна захватила корм и мисочку под него, но Василий, уже пришедший в себя и переставший опасаться Титаника, показал ему, кто в этом доме хозяин: вскоре он сидел возле его миски и нахально грыз собачьи хрустики. Титаник же сидел напротив и дружелюбно на него смотрел, наклоняя голову то на одну сторону, то на другую: хрустиков он не жалел, а вот кот ему явно нравился.

После чая Павел попросил:

– Дед, сыграй нам что‑нибудь! – и сразу же объявил гостьям: – Вы только не удивляйтесь, мой дедушка все свои концерты начинает с одной своей полковой песенки, а заканчивает – другой!

– Ну, сегодня можно сделать исключение… – с некоторым смущением проговорил Егор Александрович, садясь к пианино и открывая крышку.

– Никаких исключений! – возразил Павел. – Традиция есть традиция.

– Да, традиции нарушать не следует, – сказала Варвара Симеоновна и слегка похлопала в ладоши. – Просим!

– Ну, как прикажете! – пожал плечами Егор Александрович. Он ударил по клавишам и запел приятным мягким баритоном:

Мы, друзья, перелетные птицы,

Только быт наш одним нехорош:

На земле не успели жениться,

А на небе жены не найдешь!

К полнейшему восторгу Павла, все три гостьи дружно подхватили припев песни:

Потому, потому что мы пилоты,

Небо наш, небо наш родимый дом.

Первым делом, первым делом– самолеты.

– Ну а девушки?

– А девушки – потом.

Закончив песню и дождавшись конца аплодисментов, Егор Александрович снова заиграл – на этот раз нежный «Славянский танец» Дворжика. – Пока он играл, Павел вполголоса тихо рассказывал сидевшей с ним рядом Агнии Львовне:

– А знаете, вы не смотрите, что дед мой такой молодой: он ведь и повоевать успел, он в Отечественную летчиком был!

– Сколько же ему лет?

– Он двадцать седьмого года рождения. Его отец, мой прадед, тоже летчиком был и воевал, конечно. Погиб в сорок втором. Дед с матерью в это время в эвакуации были. Как все мальчишки, он рвался на фронт, а когда пришла похоронка на геройски погибшего отца, он сбежал из дому, подделал документы и поступил в летную школу. Стал летчиком в шестнадцать лет и отправился на фронт. Если бы не его подвиг, то все так бы и обошлось и был бы он сейчас по документам на два года старше.

– А что за подвиг совершил ваш дедушка?

– Повторил подвиг Гастелло – тараном пошел на «мессер». Фашист не выдержал и свернул в последнюю секунду, но все равно оба сорвались в пике. Только дед из пике вышел, а немец в землю воткнулся ну и… Деда представили к Герою Советского Союза. Но в те годы, прежде чем представить героя к такой высокой награде, его тщательно проверяло НКВД. Ну вот тут проделка деда с документами и обнаружилась. Наказывать его не стали, но вместо Героя дали только орден Красной Звезды. Да он не унывал: орден Красной Звезды ведь давали только за личные подвиги. Так он и довоевал до самого конца войны, потом поступил в Академию авиации, окончил ее уже чин по чину и почти до конца служил в военной авиации. А за десять лет до пенсии пошел преподавать в ту же Академию. Геройский был у меня дед, правда?

– Он и сейчас хоть куда! А кто была ваша бабушка?

– Бабушка моя была врачом. Сначала просто терапевтом, а потом, когда я вот такой родился – то есть родился‑то я еще хуже, у меня и руки тогда не двигались, – так вот бабушка ради меня стала педиатром‑невропатологом. Это она меня подлечила, заставила мои руки двигаться.

– А… – начала было Агния Львовна, но вдруг осеклась.

– Вы хотите спросить, где мои родители? Про отца я почти ничего не знаю. А мать жива, но с нами не живет. У нее давно другой муж и другие дети, удачные. Сначала меня взяли домой из родильного дома, мать со мной возилась, но отец не вынес горя и сбежал, бросил нас. А потом и мать не выдержала и сдала меня в детский дом для детей‑хроников. Там бы я и оставался до сих пор… если бы жив остался. Но дед про это дело узнал, приехал и забрал меня к себе. Так они с бабушкой меня и воспитывали, до самой ее смерти: она уже семь лет как умерла. А теперь вот мы с дедом одни остались и воспитываем друг друга.

Агния Львовна ничего на это не сказала, только погладила Павла по руке. Он в ответ пожал ее руку.

Пока они разговаривали, Егор Александрович кончил играть Дворжака.

– А теперь, если позволите, я спою вам романс. – И запел: – Гори, гори, моя звезда… – И опять все три гостьи подпевали ему.

– Какие вы все, оказывается, певуньи! – восхищенно сказал Егор Александрович, когда романс был допет.

– Ну что вы! – пробормотала смущенно Лика Казимировна. – Настоящая певица у нас только Варенька, а мы что… Мы просто за столько‑то лет дружбы научились ей подпевать. Мы ведь с самого детства дружим.

– Боже мой, какая прелесть! – сказал Егор Александрович растроганно. – Подумать только – с самого детства!

– Да. Мы и живем, считайте, все вместе с детских лет – в одном доме, на одной площадке.

– А на каком этаже? – быстро спросил Павел.

– На втором, – ответила Варвара Симеоновна.

– С лифтом?

– Без лифта, к сожалению.

– Как жаль… Значит, вы не сможете пригласить меня в гости. Ну, хоть деда пригласите!

– Ах, ну конечно, пригласим! И вас тоже, Паша! – сказала Агния Львовна. – У нас замечательные соседи: они вас поднимут наверх на руках.

– Запросто поднимут, нет проблем! – подтвердила Варвара Симеоновна.

А Лика Казимировна сказала:

– Вы придете к нам в гости и услышите, как Варенька поет под гитару песни собственного сочинения!

Павел и Егор Александрович переглянулись и незаметно для подруг кивнули друг другу.

– А когда? – быстро спросил Павел, не устававший ковать свое железо.

– Да хоть в это воскресенье! После службы, конечно. Ну, скажем, часам к трем. Вы ведь тоже в храм пойдете? – сказала Агния Львовна.

– Я‑то пойду, а вот Павла дома оставлю, два выхода в один день – это ему не по силам.

– Да ладно тебе, дед! Я на службе не устаю, ты же знаешь.

– Хорошо, подумаем.

– А как вы будете добираться? – спросила Варвара Симеоновна. – Прямого сообщения между нами нет…

– Мы на своих колесах, – сказал Павел. – С этим проблем никаких!

Через гостиную с лаем промчался Титаник, преследуемый котом Василием. Лаял он звонко и весело – звери уже не ссорились, а просто играли в пятнашки.

– Если вы будете на машине, – сказала Лика Казимировна, – то уж и кота с собой не забудьте прихватить: вон они как подружились. Танечке живется одиноко, а клиентов нашего собачьего фотоателье он опасается.

– Что за «собачье фотоателье»? – спросил Павел.

– Агуня, расскажи, пожалуйста, Егору Александровичу и Павлуше «Сагу о бомжах нашего двора».

Сага о бывших бомжах, а также о разоблаченном и наказанном экстрасенсе Магилиани была выслушана с восторженным интересом.

– Вот всех бы этих оккультистов так разоблачали умные люди! Не приставала бы ко мне мать сними.

– Павлушина мамаша, а моя, извините, дочь, верит во всю эту оккультную хренотень и даже пыталась навязать нам парочку своих знакомых целителей, – пояснил Егор Александрович. – Но мы с Павлом твердо стоим в вере. Так, Павел?

– По крайней мере, стараемся оба, – дипломатично ответил внук. – А что, действительно хорошие портреты собак получаются у вашего Иннокентия?

– Изумительные! – сказала Лика. – Я очень жалею, что Иннокентий не снимал, когда были живы мои прежние Титаники.

Они еще поговорили о том о сем, но без пирожков разговор стал заметно скучнее. Егор Александрович спел еще романс «Белой акации гроздья душистые», очень проникновенно спел, после чего Лика Казимировна сказала:

– Девочки, а не пора ли нам собираться? Уже поздно.

– Да, пора, – подтвердила Варвара.

– И Павлик уже устал от гостей, – заметила Агния Львовна. – Смотрите, какой у него утомленный вид.

– Я ничуть не утомился! У нас давно не было в доме так весело, – возразил Павел.

– Павлик, уж вы со мной‑то не спорьте, я эти вещи радикулитом чувствую, – сказала Агния Львовна. – Вон как вы плечами по спинке кресла елозите – спина‑то ведь устала?

– Есть немного, – виновато улыбнулся Павел. – Ну да ведь и пирожки все съели… Ой, а мы забыли, что последний пирожок должен был дед получить, если угадает, кто из вас Орхидея, – а я забыл про это, увлекся и сам его съел под разговоры!

Все засмеялись.

– Ничего, зато следующий последний пирожок будет мой. По справедливости. Даже если я не угадаю Орхидею.

– Не‑е… Не угадаешь – снова мне уступишь Последний пирожок – он самый вкусный, ты ж знаешь, дед!

– Вот так он всегда, – пожаловался дед. – Веревки из меня вьет и куличики лепит. Ладно, договорились.

– А ты, дед, давай свою летную прощальную спой.

– Спою, а как же без этого? – И Егор Александрович бодро ударил по клавишам и запел:

Дождливым вечером, вечером, вечером,

Когда пилотам, прямо скажем, делать нечего,

Мы приземлимся за столом,

Поговорим о том, о сем

И нашу песенку любимую споем!

И все три подружки, естественно, подхватили, песня‑то была с детства знакомая:

Пора в путь‑дорогу!

Дорогу дальнюю, дальнюю

Дальнюю идем!

Павел тоже пел с ними вместе – у него, кстати, был неплохой, хотя и несильный тенорок.

Окончив песню, Егор Александрович закрыл крышку пианино и встал.

– Давай‑ка, Павел, я тебя отвезу в твою комнату и на постель переложу. А потом я отвезу домой наших замечательных гостей.

– Нет‑нет, – возразила Агния Львовна. – Отвозить нас не надо, мы своим ходом до дома доберемся: погода стоит чудесная, мы с удовольствием прогуляемся по снежку. А вот до останов‑ можете нас проводить.

– Как скажете!

– Василия с собой возьми, дед!

– Обязательно возьму.

– Вы что, кота выводите на прогулки? – удивилась Лика Казимировна.

– А как же! Он ведь сибиряк – ему обязательно надо зимой по снежку каждый день гулять, а то шубка не будет пушистой.

Уложив внука, Егор Александрович помог одеться дамам и отправился их провожать. А кота он с собой не прихватил, потому что тот куда‑то исчез.

– Ну ладно, я потом с ним схожу погулять, – махнул он рукой. – Наверное, набегался с Титаником и теперь спит где‑нибудь в углу.

По дороге они еще раз договорились об ответном визите Зубовых в следующее воскресенье.

– А что вам приготовить на обед? – спросила Агния Львовна.

– Да что угодно! Лишь бы к чаю были пирожки. Если это не слишком хлопотно.

– Ну что вы, какие хлопоты? Нас же трое! Заказывайте обед, не стесняйтесь.

– А тогда… Тогда можно борщ? Мы с Пашкой сто лет не ели настоящего домашнего борща.

– Будет вам борщ!

Подходя к остановке возле Летнего сада, Егор Александрович вспомнил о несостоявшемся свидании.

– Знаете, а я теперь очень доволен, что свиданье на Лебяжьей канавке не состоялось. Я бы чувствовал себя не в своей тарелке, был бы неловок. Вы замечательно придумали, что решили встретиться со мной втроем! У нас есть друзья, есть добрые знакомые, но такого чудного, уютного вечера мы с Пашкой не припомним. Не говоря уже о пирожках…

– Да полно вам все о пирожках! – засмеялась Агния Львовна. – Поведетесь с нами – привыкнете к пирожкам, как к обычной повседневной еде.

– Какая восхитительная повседневность! – заметил Егор Александрович.

Подошел их автобус, приглашающе распахнул двери. Лика Казимировна вошла первой и помогла залезть Титанику, за ними поднялась Агния Львовна, последней на ступеньки взошла Варвара Симеоновна, и Егор Александрович подал ей сумку, которую всю дорогу вез за собой. Дверцы автобуса закрылись, и тут из сумки раздался истошный вой и высунулась взъерошенная морда Василия – кот был в панике!

Лика Казимировна застучала обоими кулачками в заиндевевшее окно и закричала: «Егор Александрович, постойте! Заберите кота!»; Агния Львовна бросилась по свободному проходу почти пустого автобуса к водительской кабине с криком: «Будьте добры, остановите ваш автобус!»; и только одна Варвара Симеоновна ничего не кричала и не двигалась с места – она спокойно стояла, нажимая специальную кнопку для связи с водителем возле входных дверей. Автобус остановился, и подруги вместе с Титаником и сумкой с орущим Василием через несколько секунд снова стояли перед удивленным Егором Александровичем.

– Василий решил не дожидаться воскресенья и отправиться с нами! – сказала Варвара Симеоновна. – Забирайте вашего беглеца!

– Они так подружились с Титаником, что решили не расставаться, – объяснила поведение Василия Лика Казимировна.

– А вы поводок для него случайно не захватили? – спросила Агния Львовна. – А то мы вам сумку для него оставим.

– Поводок я не брал. Да он никуда не убежит, я его приучил у ноги ходить, – успокоил ее Егор Александрович, поглаживая Василия, который, успокоившись и сидя на надежной хозяйской руке, теперь поглядывал сверху на Титаника и делал вид, что пытается оттуда достать его лапой. А Титаник сидел на снегу и молча глядел на него, не вступая в игру и грустно предчувствуя окончательную разлуку.

– По‑моему, они насчет сумки сговорились с Титаником заранее, – с подозрением глядя на них, сказала Лика Казимировна.

– Да нет, просто Василию понравился запах внутри сумки – мы же с ней на рынок ходим, – предположила Агния Львовна.

– Все кошки любят забираться во всякие ящики и сумки: норки выискивают, – подвела итоги Варвара Симеоновна.

Егор Александрович с улыбкой их слушал.

– Интересно, так все‑таки кто же из вас Орхидея? – спросил он.

– А вот этого мы вам ни за что не скажем! – лукаво воскликнула Лика Казимировна.

– Может же у нас остаться хоть один секрет на троих? Мы вам сегодня, кажется, все про себя рассказали, – сказала Агния Львовна.

– Свой последний пирожок каждый должен заработать сам! Напряженным интеллектуальным трудом! – заявила Варвара.

Им повезло (или, скорее, не повезло, потому что расставаться теперь уже снова не хотелось): следующий автобус подошел очень скоро, и они простились все еще раз, в том числе и Василий с Титаником: Егор Александрович наклонился, и котик слегка съездил‑таки лапкой по лохматой голове приятеля. В ответ Титаник радостно взвизгнул и отбежал, приглашая приятеля махнуть на все лапой, спрыгнуть с хозяина и побегать‑поиграть на снежку. Не получилось. Пришлось ехать домой.

В автобусе подруги молчали, только изредка переглядывались, улыбаясь каждая своим мыслям. Уставший Титаник упросил хозяйку взять его на колени, свернулся там и безмятежно уснул.

– Утром приходите ко мне пить кофе, – сказала Варвара Симеоновна, когда они остановились на площадке каждая у своей двери, – обменяемся впечатлениями!

* * *

А вот Егор Александрович с Павлом на завтра откладывать ничего не стали.

– Ну что, внучек, проведем «разбор полетов»? – предложил Егор Александрович, входя в комнату внука. Довольный Василий уже успел наскоро перекусить и теперь крепко спал в ногах у Павла.

– А как же! Я уж тебя поджидаю. Чего вы так долго гуляли с Василием?

– Да так:.. Хотелось поскрипеть снежком, подумать. А ты уже отдохнул, я смотрю, лицо порозовело.

– Это с пирожков.

– Спина‑то как?

– В порядке спина, не отвлекайся. Ну говори, которая тебе понравилась больше всех?

– Все три понравились. Одна лучше другой! – И он пропел дурашливым козлетоном:

Если б я был султан,

Я б имел трех жен

И тройной

Красотой

Был бы окружен!

– Ну, дед, ты, смотрю, разошелся! А пел ты сегодня замечательно, в ударе был и в голосе.

– Мне и самому так показалось. А не зря я все‑таки спел под конец «Белую акацию»?

– Что ты говоришь, это же твой коронный романс!

– А как ты думаешь, наши дамы не приняли его за намек на их возраст?

– Да что ты! Вот если бы ты спел «Отцвели уж давно орхидеи в саду»…

– А тебе‑то, Пашка, кто больше всех понравился?

– Не кто, а что: пирожки, ясное дело.

– Чревоугодник ты, Павел!

– Да нет, у меня к пирожкам было чисто лирическое отношение – я ел и свою бабушку вспоминал.

– Ты бы еще сказал «платоническое отношение»!

– Я именно это и имел в виду!

– А что ж ты тогда мне последний пирожок не оставил, жадюга?

– Не хотел, чтобы у прекрасных дам сложилось о тебе превратное мнение: пусть они думают, что ты в них влюблен бескорыстно.

– Ну, уж и влюблен. Торопишься, Павлуша, торопишься, как всегда!

– Надо ковать железо, пока горячо.

– Ладно, неуемный ты кузнец моего счастья, сейчас тебе отдыхать пора, а не ковать.

– Вообще‑то я уже и так почти сплю. А какой‑то… счастливый был вечер, да, дед?

– Верно ты говоришь, Павел, – именно счастливый. И только одно его омрачает!

– Что его омрачает? – чуточку встревожился Павел.

– Да мне‑то еще посуду мыть!

– Ой, дед, да ты, я смотрю, совсем разучился понимать женщин, холостяк ты мой замшелый! Я уверен, что Агния Львовна успела незаметно все перемыть, пока вы с Варежкой распевали дуэтом, а мы с Ликуней на вас любовались.

– По‑моему, Павлуша, тебе не стоит называть их Варежкой, Ликуней и Агуней, а то привыкнешь, ляпнешь, и получится неудобно.

– Ладно, поправка принимается. Тут ты прав.

– Еще бы! Ну все, спать пора. Господь с тобой, Павлуша.

– И тебя храни Господь, дед!

Егор Александрович перекрестил внука, поцеловал его в лоб и вышел из комнаты, притушив верхний свет.

Через минуту он вернулся.

– Пашка, ты еще не спишь?

– Не‑а. Я вспоминаю.

– Ас посудой‑то ты прав оказался.

– А то!

* * *

Подруги «разбор полетов» начали утром, после первой чашки кофе. Варвара Симеоновна взяла гитару и стала тихонько наигрывать «Белой акации гроздья душистые».

– Ну, девчата кудрявые, колитесь, делитесь впечатлениями! – предложила Агния Львовна.

– Впечатления благоприятные, – сказала Лика Казимировна. – Милые интеллигентные люди, что дед, что внук, и совершенно замечательный кот Василий.

– М‑м, – согласно кивнула Варвара Симеоновна, напевая без слов, но очень задушевно.

– Интересно, кто из вас ему больше понравился? – задумчиво спросила Агния Львовна.

– А как тебе кажется? – спросила Варвара.

– Петь ему с тобой очень понравилось. Но за один вечер навряд ли он и сам понял, кто ему нравится больше.

– Ну, мы же не вчера познакомились, – пожала плечиками Лика Казимировна.

– А когда же? – опешила Агния Львовна.

– Ты забыла, Агуня, что у нас с Егором Александровичем все началось уже давно – с нашего обмена стихами. Я – Орхидея, Егор Александрович – Парсифаль. По‑моему, ясно, кто ему близок духовно.

– Вот те здрасьте! – Варвара Симеоновна опустила гитару. – Ликуня, да он же не знает, кто из нас Орхидея!

– Узнает, в следующий раз мы ему обязательно скажем. Нельзя без конца держать его в неведении, – ответила Ликуня. – Но я думаю, сердце ему и сейчас уже подсказывает, кто есть кто.

– Но это вряд ли теперь повлияет на его выбор, – пожала плечами Варвара.

– То есть как это – не повлияет? – возмутилась Ликуня. – Не считаешь ли ты, что твое пение затмило мои стихи?

– Почему бы и нет? М‑м‑м‑м, м‑м, м‑м‑м…

– Ах, да перестань ты мычать, Варежка! Можно подумать, что ты про МММ поешь!

– Не глуши мои таланты! – ответила Варвара Симеоновна. – Я готовлюсь в следующий раз спеть «Белую акацию» с Егором Александровичем дуэтом.

Лика Казимировна возмущенно ахнула.

– Стихи, конечно, сыграли свою роль, – попыталась ее успокоить Агния Львовна. – Но, Ликуня, теперь, когда знакомство состоялось, как вы там говорите, «в реале», действовать начинает уже личный фактор. Варенька вчера действительно пела замечательно.

– Подумаешь, сирена! – фыркнула Лика.

– Подумаешь, Сирано де Бержерак! – немедленно парировала Варвара.

– Сирано де Бержерак?! – возмутилась Лика – Ты надеешься, что я своими стихами выстелила тебе дорогу к сердцу Егора Александровича?

– Почему бы и нет? А наша Агуня вымостила ее пирожками.

– Варвара, ты… ты… Ты ведешь себя как девчонка – совершенно невыносимо!

– А ты тоже как девчонка, но в отличие от меня не просто «невыносимо», а «невыносимо глупо».

– Может быть, я не так умна, как ты, но зато именно мои стихи пленили Парсифаля.

– Но не ты сама! Увы, бедный Сирано!

– И не смей называть меня Сирано де Берже‑раком! Агуня, это она на мой будто бы длинный нос все время намекает!

– Да нет, Ликуня, она не про нос – она про твои стихи, которые Егор Александрович может приписать теперь любой из нас.

– М‑м‑м! – утвердительно промычала Варвара. – И немножечко про нос.

– Вот видишь, Агуня!

– Девочки, не ссорьтесь! – жалобно попросила Агния Львовна. – Этого нам только не хватало – в наши годы ссориться из‑за кавалеров.

– Скажи это нашей Орхидее Ревнивой!

– Увы, Варенька, к тебе это относится в равной степени. Я еще с трудом, но могу понять, как можно влюбиться на старости лет, но зачем же грубить друг другу?

– А Варька первая начала! – сказала Лика. – И скажи ей, чтоб не обзывалась, я никакой не Сирано де Бержерак!

– Варенька, не надо больше Ликуню дразнить.

– Ладно, не буду. Все равно на барже рак! – пропела вредная Варвара.

Лика взвизгнула.

– А вчера все было так славно, так чудесно, – вздохнула Агния Львовна, допивая свой кофе.

– Угу. Но это было вчера, – сказала Варвара Симеоновна, взяла аккорд и пропела:

Боже, какими мы были пушистыми,

Как же мы вежливы были вчера!

– Все, с меня хватит! Титаник, за мной! – скомандовала Лика Казимировна, поднимаясь и направляясь к дверям. Титаник встал и покорно, опустив голову, потрусил за хозяйкой.

Хлопнула входная дверь.

– Ну и что теперь, Варенька? – после недолгого молчания спросила Агния Львовна.

– Ты хочешь сказать, что я виновата?

– Обе. Но ты – больше. Сама знаешь почему…

– Она старше! – упрямо сказала Варвара.

– Уж будто бы?

– Вот так всегда! – вздохнула Варвара Симеоновна. – По‑твоему, я должна прямо сейчас идти к ней мириться?

– Ну, во всяком случае, сегодня!

– «Да не зайдет солнце в гневе вашем?»[9]

– Именно.

– Так еще не вечер!

– Я до вечера с ума сойду, если вы не помиритесь.

– Правду говоришь. С ума ты, конечно, не сойдешь, а голова у тебя точно разболится. Придется идти… – сказала Варвара, отставляя в сторону гитару.

– Вот и умница!

– Но ты за это уберешь посуду!

– Уберу, дорогая.

– Пошла я!

– С Богом!

Подруги, конечно, помирились, но некоторая прохладца и настороженность в их отношениях все‑таки сохранялись еще долгое время.

В воскресенье гости появились к назначенному часу. Кота Василия сразу унесли наверх, где его радостным лаем встретил Титаник. Потом Гербалайф, Иннокентий и Димон подняли Павла и его коляску наверх, ну и сами, разумеется, тоже остались на обед. Мужчины перезнакомились и явно понравились друг другу. Было очень весело, а пели на этот раз под гитару.

Чай пили позже, и за чаем, когда на блюде остался последний пирожок, Лика Казимировна спросила:

– Ну, так угадали вы, Егор Александрович, кто из нас Орхидея?

– Ну, где мне! – ответил тот. – Я в стихах мало что понимаю, когда они без музыки. По этим делам у нас специалист Павлуша. Ведь это он – Парсифаль!

Подруги ахнули и рассмеялись облегченно.

– Ну и как, Павлуша? – спросила Агния Львовна. – Вы‑то угадали Орхидею?

– Конечно! Это Лика Казимировна. Я именно такой ее и представлял, когда обменивался с нею стихами.

– Какой – «такой»? – поинтересовалась Агния Львовна.

– Романтичной, совершенно не от мира сего, ужасно милой и… потрясающе смешной! Ой, простите!

Все засмеялись, а Лика Казимировна подошла к Павлу и поцеловала его в щеку.

– Благодарю, мой верный Парсифаль! Вы совершенно правильно угадали мой характер! Вручить моему рыцарю последний пирожок!

Егор Александрович поднялся, взял блюдо с пирожком, важно прошествовал с ним к коляске внука, встал на одно колено и произнес с пафосом:

– Последний пирожок вручается победителю турнира рыцарю Парсифалю! Не только за разгадку тайны прекрасной Орхидеи, но главным образом за то, что он познакомил своего деда с такими замечательными дамами.

Гербалайф, Иннокентий и Лимон на губах сыграли туш, а дамы выразили свое одобрение аплодисментами. После этой сцены гости стали собираться домой. Но, спустившись вниз, они не сразу направились со двора, а зашли сначала в ателье «Лицо собаки» – они бы не простили себе, если бы не увидели, что оно из себя представляет. Правда, кот Василий заходить в ателье категорически отказался – там уж очень густо пахло псиной, так что пришлось ему гулять во дворе с Титаником все то время, пока его хозяева любовались действительно потрясающими собачьими портретами. Договорились заодно, что Иннокентий с Гербалайфом как‑нибудь выберут время и приедут к Зубовым поснимать кота Василия.

– А что? Может быть, мы с этого начнем новую страницу в истории нашего ателье – начнем снимать котов! – сказал предприимчивый Гербалайф. – Нам давно пора расширяться!

– Смогут ли кошки и собаки сниматься в одном помещении? – усомнился Павел.

– Уживаются же они как‑то в приемной ветеринара! – пожал плечами Гербалайф.

– Резонно, – согласился Егор Александрович. – Место только у вас не очень удачное.

– Место ничего, тихое, в центре, и с парковкой хорошо, – вздохнул Гербалайф. – С соседями только проблемы.

– С соседями?! – в один голос удивились дед и внук.

– Не грузи людей, брат Гербалайф, не надо! – грустно попросил Димон.

– Прости, брат, – виновато ответил Гербалайф. – Не буду. – И больше не стал «грузить» брата по несчастью.

* * *

Прошел месяц. За это время Зубовы дважды были в гостях у подруг, а два воскресенья подруги ездили в гости на набережную Невы. Но встречались они чаще. То вдруг Егор Александрович заезжал на часок чайку попить, то он приглашал их в театр или просто прогуляться по причине прекрасной погоды. А Лика Казимировна зачастила к Павлуше. Если он писал ей по электронной почте, что хочет почитать свои новые стихи, она тут же бросала все дела, подхватывала Титаника и отправлялась к другу‑поэту, и они зачитывали друг дружку стихами почти до одури. Причем не только своими: оба знали массу действительно хороших стихов и любили их вспоминать, читать вслух и обсуждать. Егор Александрович этим научился пользоваться, и, если ему нужно было отлучиться надолго из дома, он просто звонил милейшей Лике Казимировне и просил ее: «Лика Казимировна, солнце нашей поэзии, вы не придете попасти Пашку часика два?» – и отказа ему никогда не было.

Узнав о визитах Лики Казимировны, Варвара Симеоновна как‑то тоже заявилась к Павлу, прихватив с собой все атрибуты для «игры в карты» – большую карту Петербурга, фишки и справочник «Памятные места Петербурга»; Павел новой игрой немедленно увлекся. Правда, он при этом немного хитрил: если вдруг застревал в каком‑то квадрате, то просил Варвару Симеоновну принести ему что‑нибудь из кухни, а сам быстренько включал поисковик, задавал тему и почти всегда находил ответ в Интернете. В общем, теперь соперницы развлекали внука своего героя по очереди.

А Иннокентий с Гербалайфом тоже, между прочим, слово сдержали: приехали к Зубовым со своей аппаратурой – с фото‑ и кинокамерами, с лампами – и почти полдня снимали кота Василия. Снимки получились отличные, кино тоже ничего. И потом еще приезжали, уже без всяких камер: какие‑то дела у них образовались с Егором Александровичем и Павлом, какие‑то планы на будущее, пока секретные. Словом, прежде уединенная жизнь Зубовых, молодого и старого, изменилась к лучшему, можно даже сказать, что они стали вести своего рода светскую жизнь.

А через месяц Павел решил поговорить с дедом серьезно о его видах на будущее.

– Ну что, дед, ты наконец определился?

– В смысле? Не понимаю я тебя что‑то…

– Ой, да не хитри ты со мной! Ты уже понял, кто из трех твоих красавиц тебе нравится по‑настоящему?

– Ну, как тебе сказать, Павлуша…

– А хочешь, я тебе скажу?

– Ну‑ка, скажи! Это даже интересно, что ты там придумал?

– А мне и придумывать не надо – я наблюдательный и тебя знаю как облупленного. Тебе нравится не Лика Казимировна…

– Ну, это же твоя Прекрасная Дама! Как бы я посмел перейти дорогу собственному внуку?

– Не паясничай, дедуля! Это и не Варвара Симеоновна, хотя вы с нею так любите петь на два голоса. А вот не спелись, однако!

– Варвару Симеоновну я люблю как сестру…

– А вы с нею и похожи, между прочим: оба статные, голосистые, с юморком… Но – не судьба! А нравится тебе, дедуленька, милая наша Агния Львовна Пчелинцева. В нее ты и влюблен. Хотя из всех подруг она кажется старшей по возрасту и больше всего похожа на бабушку… И вот в этом, между прочим, все и дело!

– В чем, не понял?

– В том, что она похожа на мою бабушку, твою покойную жену.

– Слушай, Пашка, а ведь ты правду говоришь! Я никак не мог понять, что же это мне в ней так нравится? И как это ты первый углядел?

– Что ты именно в нее влюблен?

– Нет, что она похожа на твою покойную бабушку.

– Вот так и углядел. Легко мне с ней, понимаешь? С Ликой Казимировной нас связывает любовь к поэзии, с Варварой Симеоновной мне страшно интересно – она так много знает! А с Агнией Львовной мне просто хорошо и уютно. И надежно как‑то… Так ты собираешься ей делать предложение или нет?

– Ну, ты уж погоди, Пашка, не торопи меня!

– Смотри, дед, упустишь – жалеть будешь!

– Неужели ты думаешь, что у меня есть соперники? – Такая мысль Егору Александровичу явно в голову не приходила.

– Кто знает, кто знает… – многозначительно произнес Павел.

Егор Александрович над словами внука задумался. Уж не рассказывала ли ему его подруга Орхидея о каких‑нибудь кавалерах Агнии Львовны? Даже молодые Гербалайф, Димон и Иннокентий именно о ней отзываются с неизменным восторгом. Ну, Димон, конечно, не в счет – он намного моложе Агнии Львовны и женат. А вот Гербалайф и Иннокентий пусть и моложе лет на двадцать, но они битые жизнью потертые мужики, а вот Агния Львовна сумела себя сохранить. Свежесть в ней какая‑то наблюдается… Конечно, сейчас эти собачьи фотографы – нет, он это без всякого дурного смысла! – заняты проблемами расширения своего бизнеса, но кто знает, кто их знает… И Егор Александрович решил… стать немного решительнее. Для начала он участил свои визиты именно к Агнии Львовне.

– Я тут проезжал мимо, смотрю, свет в окне у вас горит, ну и решил заглянуть на огонек. Чаем не напоите?

– Напою, конечно, напою! Проходите, Егор Александрович! – отвечала радушная Агния Львовна, удивляясь, куда это «проезжал мимо» по их тихой улице Егор Александрович и как это он ухитрился на ходу заметить свет в ее окне, выходящем во двор?

Но для решительного разговора Егор Александрович пригласил Агнию Львовну в маленькое кафе‑кондитерскую на Колокольной улице. В кафе не было посетителей, официантка скучала за стойкой, грохотала и блямкала громкая музыка. Чтобы прибавить себе уверенности, Егор Александрович с музыки и начал; он помог Агнии Львовне раздеться, усадил ее за самый уютный столик у окна и подошел к официантке.

– Девушка, нам с дамой нужно поговорить, поэтому я попрошу вас сменить музыку на более подходящую для нашего возраста, без этого… грохота.

– Это радио, там вся музыка такая, – ответила девушка. – Но если хотите, могу и выключить совсем.

Егор Александрович подумал, что в маленьком помещении, если убрать музыку, невозможно станет вести разговор без того, чтобы его не слышала официантка.

– Да нет, зачем же совсем выключать? Вам станет скучно. Давайте мы просто сменим программу. Вы позволите? – И, не дожидаясь разрешения официантки, он прошел за стойку, где на полке за спиной девушки стоял двухкассетник с приемником, и быстро нашел волну классической музыки. Оркестр играл вальс из «Фауста». У девушки за стойкой моментально прокисло лицо.

– Потерпите полчасика? – участливо спросил Егор Александрович.

– Да ладно уж… Делайте заказ!

Он заказал два кофе со сливками и пирожные птифур.

Пока ели пирожные и пили кофе, разговор шел о привычных вещах: о погоде, о том, как хорошо чувствует себя в последнее время Павел, которому очень на пользу пошла дружба с Ликой Казимировной и Варварой Симеоновной. А когда с пирожными было покончено, Егор Александрович вдруг стал очень серьезным и сказал Агнии Львовне?:

– Дорогая Агния Львовна, у меня к вам большая‑большая просьба – давайте выпьем с вами по бокалу вина.

Агния Львовна очень удивилась и спросила:

– А в честь чего, Егор Александрович, мы вдруг станем с вами пить вино среди бела дня, разве сегодня какой‑то праздник?

– Может быть, да, а может быть, нет. Я этого еще не знаю, потому мне и хочется выпить вина для храбрости.

Агния Львовна поняла, что сейчас ей предстоит выслушивать признания Егора Александровича в неравнодушии к одной из ее подруг, давать какие‑нибудь советы, вздохнула и сказала:

– Ну, для храбрости вам пить совсем не надо, вы и без того достаточно храбрый человек, если собираетесь заказывать вино в таком случайном месте. Я вот трусиха и боюсь за свою печень, а потому пить с вами не стану, но не возражаю, чтобы вы пили один. А мне лучше закажите еще немножко птифур – вот они здесь поразительно свежие и вкусные. Не грех воспользоваться удачей!

– Тогда, Агния Львовна, если можно, я лучше выпью водочки…

– Да на здоровье, дорогой! Почему не выпить, если хочется?

Егор Александрович сходил к стойке и сделал заказ.

– Рюмочка мне все‑таки нужна для храбрости, – сказал он, садясь на место, – потому что я сейчас собираюсь говорить вам комплименты.

– В самом деле? Ну я уж постараюсь не захмелеть от ваших комплиментов. Поскольку догадываюсь, что главные из них предназначаются вовсе не мне, а моим пирожкам с капустой.

– Почему же только с капустой? – удивился Егор Александрович.

– Да ведь у Лики лучше получаются сладкие булочки, а Варенька у нас специалист по пирожкам с мясом.

– Нет, дорогая моя Агния Львовна, вкус пирожков тут даже и ни при чем: важно то, как вы их печете. Ваши подруги обе прекрасно готовят, это так, и тут не может быть двух м