Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Грядки в клетку





 

 

Сегодня будет чудный день, – сказала Лика Казимировна. Агния Львовна и Варвара Симеоновна после завтрака собирались ехать в город за лекарствами, а Лика Казимировна и Титаник оставались хозяйничать на даче. – Я бы без вас поработала в саду, только не знаю, что надо делать, – добавила она неуверенно.

– Косу мою только не трогай! – сказала Варвара. – А так делай что хочешь.

– Ты можешь начать полоть грядки, Ликуня! – заметила Агния. – По‑моему, уже пора.

Проводив подруг до половины деревни, Лика Казимировна с Титаником вернулись домой. Титаник начал носиться по саду, выслеживая и преследуя добычу – мух и бабочек, жуков и лягушек – кто попадется. Лика нашла в сарае садовые перчатки, скамеечку, чтобы работать сидя, а не внаклонку, корзинку для сорняков и отправилась на прополку. Подойдя к грядкам, она в испуге остановилась: все три длинные гряды были покрыты неровным ковром молодой зелени разных оттенков и формы, и где тут росли овощи, а где сорняки, было решительно не понятно. Как же она не догадалась спросить у Агуни, что там у нее посеяно на каждой грядке? Ну, теперь уже не догонишь и не спросишь… Она наклонилась, потрогала одну травинку, другую… Ага, вот эти, будто присыпанные крахмалом листочки – лебеда, ее она знает. Вот с лебеды и начнем! И она принялась вырывать сизые, искрящиеся на солнце стебельки. Пройдя всю грядку до конца, она оглянулась: результаты ее трудов были не заметны, грядка как была заросшей, так и осталась, хотя корзина наполнилась до половины. Что ей еще знакомо? Ну, крапива, конечно! Крапивы было немного, и ее она быстро повыдергала. А дальше дело встало. Она задумалась. Потом отнесла сорняки на компостную кучу, вернулась и принялась выдергивать подряд все растения с одного края гряды. Уложив их аккуратно в корзину, она отправилась с ними через дорогу – к соседке Марье Васильевне, Марусе. Та оказалась дома: сидела на крылечке в теплой зимней кофте и вязала носок. Лицо у нее было какое‑то сероватое.

– Маруся, ты не заболела? Чего это ты сидишь, как древняя старушка, да еще и зимней работой занимаешься – носки вяжешь?

– А что мне еще делать? По телевизору сейчас ничего путного, сериал только через два часа начнется. А болеть я пока не болею, но скоро начну.

– С чего бы это вдруг?

– С тоски. Ты видишь, что у нас на участке творится?

– А что?

Лика огляделась. Порядок перед новым каменным домом, трехэтажным, с двумя верандами, террасой и мезонином, был отменный. На месте бывших картофельных и овощных грядок простирался ровный зеленый газон; по четырем его углам росли розовые кусты, под ними стояли новенькие скамейки на львиных лапах – под старину. В центре газона находился небольшой круглый бетонный бассейн со статуей голенького мальчика с гусем. Фонтан появился еще в прошлом году: если его включить, то из раскрытого гусиного клюва бьет струя воды. Но фонтан включали только при гостях – Марье Васильевне он был ни к чему: «Гоняет воду туда‑обратно без толку!»

– Не пойму, что тебе не нравится, Маруся?

– А все! – сварливо ответила соседка. – Не участок, а срам! Ну, пойдем, что ли, чай пить?

– Некогда мне, Марусенька, чаи распивать, меня работа ждет – грядки полоть надо.

– Грядки? Вот это дело! Так Наталья все посадила?

– Почему Наталья? Агуня сажала.

– Да? Странно… Я думала, Наталья.

– Да нет, ты что‑то путаешь!

– Ничего я не путаю, сама ей семена давала. Я из ума пока не выжила. Хотя скоро выживу, наверное, с такими детьми…

– Да неужели тебя твои дети обижают, Маруся? Они у тебя всегда были такие любящие, заботливые!

– Вот‑вот, от их заботы я, стало быть, и помру! Так что там у тебя с прополкой?

– Понимаешь, Маруся, – сказала Лика, садясь рядом с нею на крылечко, – начала я грядки полоть, а они так заросли, что я не разберу, где там овощи, а где сорняки. Вот, принесла тебе показать.

– Ну‑ка, ну‑ка… Да у тебя тут все вперемежку – трава, цветы и овощи!

– Цветы‑то откуда на грядках взялись? Что‑то ты опять путаешь, Маруся!

– Может, и путаю. Второй год не полю, тут все позабыть можно. Руки от безделья скрючивать стало. Во, ты глянь! – И она сунула Лике под нос свои сработавшиеся за годы руки: мизинцы и безымянные пальцы на обеих руках и вправду были как‑то неестественно пригнуты к ладоням. – Пошли к вам, на месте поглядим, что там у вас выросло!

– Вот спасибо тебе, Марусечка. Пришли на место.

– Ух и заросло! Да, в самый раз полоть начинать! – Маруся склонилась над грядкой. – Что тут тебе непонятно? Морковка тут у тебя!

– Я тоже так подумала, Марусь, но вот ты посмотри на эту морковку, почему это у нее ботва другого оттенка?

– Да потому, что это не морковка, а космея! А вот тут ноготки, а это васильки пробились… А это вроде редиска… Тут вот настурция темная, а это настурция светлая.

– Овощи Агуня сажала, а вот цветы откуда взялись?

– Я ж тебе говорила про Наташку, а ты – «Путаешь, путаешь!» Я ей цветочных семян дала – она их и посадила. А потом вы приехали и по цветочным семенам овощи посеяли. Интересно, а куда же она георгины посадила? Я ей с десяток дала, сортовых, разных…

– И что же теперь делать, Марусечка? – перебила ее Лика. – Я ведь девочкам обещала грядки прополоть…

– Перво‑наперво их и надо прополоть, а потом проредить и уже после решать, что от чего пересаживать – цветы от овощей или овощи от цветов.

– Ну, это уж пускай Агуня решает, мне бы только с прополкой справиться.

– Справишься! Я тебе помогу, все равно делать нечего.

– Ой, спасибо, Марусечка! Я сейчас принесу тебе скамеечку и перчатки.

– Неси! Раньше‑то я голыми руками полола, а нынче от безделья руки стали мягкие, как подушки, белые. Даже под ногтями бело – не руки, а позорище! И скамеечку тащи – я внаклонку с отвычки полоть боюсь, еще голова закружится.

Соседки сели на скамеечки друг против дружки и принялись за работу. Они дергали, дергали и дергали сорняки, складывая их в кучи, потом относили в компост. Ну и разговаривали за работой, конечно.

– Сто лет была деревня как деревня, а теперь ей конец приходит, – сказала Марья Васильевна.

– Не сто лет – гораздо больше! – возразила ей Лика Казимировна. – Оринка старше Петербурга на несколько столетий.

– Да я помню, вы еще в детстве про древность Оринки всем нам уши прожужжали… А теперь – все, нет больше Оринки!

– Как это «нет»? Куда это она вдруг подевалась?

– А куда подевались коровы?

– Какие коровы?

– Наши деревенские коровы! Ты помнишь, какое было ориновское стадо, когда мы были девчонками? Бывало, гонят стадо, а нам с тобой надо друг к дружке дорогу перебежать – так стоишь, стоишь, ждешь, пока все стадо пройдет… А теперь где они все – коровы, овечки, козочки?

– У Капитолины Николаевны есть корова, у Зайцевых – две козы. И у фермеров пять коров и стадо овечек.

– Вот фермерам Капа свою корову и продала – чтобы навещать можно было. А фермеры – они не наши, они азербайджанцы. Еще неизвестно, останутся ли они тут жить. Они не деревенские!

– Зато у них можно брать молоко и творог.

– Я не о них, я о деревне беспокоюсь. А какие у нас раньше огороды были, помнишь?

– Ну да – картошка под самые окна.

– Зато хватало картошки всем на всю зиму.

– Марусь, ну вы же не сидите зимой без картошки?

– Не сидим. Потому что деньги есть.

– Вот видишь! А раньше картошка была нужна, потому что денег у людей было меньше, не все могли на рынке или в магазине картошку покупать. Вот и сажали кто сколько может. У нас между рядами яблонь везде грядки были, да еще и за забором участочек. А каково было ее сажать‑копать‑окучивать? Мне, знаешь, нравится, что вместо картошки люди стали сажать овощи и цветы.

– Вот вы и насадили вперемежку – цветы и овощи.

Лика не стала спорить с очевидностью, зеленевшей перед нею на грядке. Некоторое время пололи молча.

– С деньгами тоже все стало вовсе непонятно! – начала новую тему Маруся. – Вот рассуди сама. Сватья моя и тезка Мария Павловна, ну мать моей невестки Марины, была директором Стройбанка. Когда мой Степан с Мариной поженились, мы еще клин под картошку за забором раскопали, чтобы и на них хватало до весны. А зарплата у сватьи была почти две тысячи рублей, хорошие деньги по‑тогдашнему. Но без своей картошки прожить было бы трудно. После реформы стало двести. Это уж вроде как меньше, чем две тыщи старыми, для того реформа и проводилась. И жили они в двухкомнатной квартире. Дальше слушай! Мариночка наша финансово‑экономический закончила, где и Мария Павловна училась когда‑то, и мать ее в Стройбанк, конечно, устроила. Постепенно она по службе продвигалась, с помощью матери, само собой, и вот к началу перестройки стала она начальником отдела Стройбанка. И получать она стала полтораста, только не рублей, а долларов, а через десять лет зарплата ее вдесятеро выросла – полторы тысячи долларов! Это ж с ума сойти и вовек не потратить! Машина, трехкомнатная квартира и все такое. Коровушку мою заставили меня продать, только козочку разрешили оставить – это чтобы с сеном мне не помогать, не возиться. И картофельный участок за забором бросили, да и на усадьбе стали под нее только половину земли распахивать, а остальное под грядки и парники пустили… Ты слушай дальше! Сына своего, моего внука Александра, тоже отдали учиться в финансово‑экономический. Закончил он его и стал просто рядовым сотрудником все того же Стройбанка, вроде как бухгалтером. Ты знаешь, Лика, сколько он теперь получает? Три тысячи долларов! Дом решили ставить каменный, а картошка моя им, видите ли, строить мешала.

Затоптали, изгваздали землю машинами, а потом распахали и газон засеяли. Английский, понимаешь! Вот и объясни мне, подружка моя Лика, как же это получается, что простой бухгалтер теперь имеет больше, чем имела его мать – начальник отдела, а та больше, чем раньше директор банка? Что это за жизнь такая пошла, вся перевернутая с ног на голову?

– Наверное, этому есть какое‑то объяснение. Ты бы у детей спросила.

– Они все объяснят! Им‑то все это по вкусу, и такая жизнь им нравится. А картошка, выходит, никому теперь не нужна! И я, получается, тоже не очень нужна… Вот тебе и все объяснение нынешней жизни – лишние мы в ней.

– Марусь, ну ты же не из‑за картошки им раньше нужна была? Они тебя просто любили и любят!

– Может, ты и права, Лика. А только с картошкой – оно как‑то надежней было…

– Глупости! Не нужна им твоя картошка, ты им нужна!

– Ты думаешь?

– Уверена!

– А мне вот нужна и картошка, и огурцы, и все вообще овощи…

– Для еды?

– И для еды тоже. Свой огуречик разве не слаще покупного?

– Да это ведь баловство, Маруся!

– Ну и что? Разве дети не должны баловать родителей, когда те состарятся?

– Должны. Вот ты им и объясни это.

– Им объяснишь…

– А ты пробовала?

Маруся замолчала. Не пробовала она ничего детям объяснять, она только спорила, доказывая, что раньше лучше было… Она и сейчас ни с того ни с сего вдруг сказала:

– Трудно стало жить нам, пенсионерам! Лика Казимировна так и села на грядку.

– Маруська, побойся Бога! С чего это тебе‑то трудно стало жить? Тебе все помогают – и дети, и внуки, и племянник с племянницей. трехэтажный каменный отгрохали, а кто в нем живет?

– Все живут, это их дом…

– Это по выходным – живут? А зимой кто тут на свежем воздухе блаженствует, в сельском доме с отоплением и горячей водой – не ты ли?

– Надо же, чтобы кто‑то в доме был, а то ограбят.

– А, так ты у них за сторожа? Будто у тебя в городе своей комнаты нет!

– Да ну его, город этот! Я уж как после пенсии в Оринку перебралась, так тут и останусь, пока не подойдет время под горку переезжать. – Под ориновской грядой было местное кладбище.

– Не хорони себя прежде времени, Марусечка! Примета плохая.

– А говорят – хорошая… Помолчали.

– А вот все равно – пенсионерам трудно, – решила продолжить тему Маруся.

– Хорошо. Скажи мне, какая у тебя пенсия?

– А я знаю? – удивилась Маруся. – Глупости спрашиваешь – пенсия‑то на сберкнижку идет, ну я оттуда и беру сколько мне надо. Телевизор вон новый купила, с плоским экраном. А за пенсией разве уследишь? Она же несколько раз в году меняется!

– Марусь, а я вот все изменения прослеживаю, и пенсию свою до копеечки помню. Потому что ни детей, ни внуков у меня нет, и надо на себя рассчитывать. Но и я не живу на одну пенсию – я стихами подрабатываю.

– Это хорошо тому, кто стишки сочинять умеет: «С днем рожденья поздравляем, много счастья вам желаем!» Тебе, вот давно хочу спросить, сколько за стишок платят?

– Полтинник за строчку.

– Это всего два рубля за куплет получается?

– Да нет, Маруся, полтинник – это пятьдесят рублей.

– А‑а… Ну это еще куда ни шло. А вот что бы ты делала, если бы стишки не умела сочинять?

– Я бы с детками сидела.

– То есть в няньки бы пошла?

– Нет, няней я бы уже не смогла работать, годы не те. А вот посидеть с ребенком три‑четыре часа, пока родители ходят в кино или в гости, – с этим я бы справилась.

– А за это сколько платят?

– Сто пятьдесят рублей за час, я слыхала.

– Получается, что за день одинокая старушка может почти тысячу рублей заработать?

– Получается, так. Посидишь в выходные с детьми – и вот тебе приработок к пенсии.

– Да нет, Лика! А как же старушки, которые в метро с протянутой рукой стоят?

– Не знаю, Маруся. Я думаю, это такой бизнес.

– У старух – бизнес?

– Думаю, не их бизнес. Это бизнес тех, кто их в метро расставляет и просить заставляет.

– А… Ну вот видишь – все‑таки получается, что трудно стало нам жить, пенсионерам! Особенно одиноким, которых могут какие‑то бандюги заставить с протянутой рукой стоять.

– Я одинокая пенсионерка. Конечно, не считая подруг и собаки. Но я же не стою с протянутой рукой! Я даже и бэбиситером не работаю и собак не выгуливаю – тоже, кстати, работа.

– А за это сколько платят?

– Я платила шестьсот рублей в месяц, но это с меня по знакомству так мало брали. – Лика улыбнулась, вспомнив своего «собачьего няня» Иннокентия, чья тяжелая судьба вдруг так счастливо остановилась в своем скольжении в пропасть, развернулась и покатилась обратно на горку – и не без ее, между прочим, участия! Но, устыдившись этой последней мыслишки, Лика вслух ничего не сказала.

– Нет, собак прогуливать – это не работа! – отмахнулась Маруся. – Но я бы и с детьми сидеть уже не смогла… Следить за ними, стирать, кормить… И тяжело, и ответственность какая!

– А разве твоих внуков в этом году тебе не привезут на каникулы?

– Привезут, конечно. Так ведь это свои!

– Маруся, бабушка в семье все те же обязанности няни выполняет – охотно и за бесплатно! И зато она не считает свою мизерную пенсию и не думает, как ей концы с концами свести. Так вот все в семье, как в природе, взаимосвязано.

– А почему ж не все старики в семьях живут?

– А потому, что либо у них нет ее, семьи, либо они в семье не уживаются. Отвыкли, пока жили налегке, для себя. Либо беда, либо вина.

– А тут вот ты права! Сестрица моя Ирина все аборты делала, чтобы дети им с мужем не мешали жить в свое удовольствие. А как муж умер, да осталась она одна жить на свою пенсию, так и загоревала…

– Денег не хватает?

– Денег у нее как раз хватает. Она свою квартиру завещала одной будто бы благотворительной организации: они ей доплачивают как бы вторую пенсию, а после ее смерти квартира им отойдет.

– Так чего ж она боится?

– Два у нее страха Во‑первых, боится, чтобы не поторопили эти благодетели ее смерть.

– Такое бывает, говорят.

– Бывает… А второй ее страх – дети убитые по ночам к ней приходят.

– Ужас какой! Они что, проклинают ее?

– Хуже, Ликуня, в тысячу раз хуже! Они ее жалеют. Плачут и говорят: «Бедная ты наша мамочка! Вот если бы ты нас не убила, жила бы сейчас с нами, мы бы о тебе заботились…»

Маруся села на грядку и заплакала.

– Не надо, Марусенька, не плачь!

– Так ведь жалко же!

– Кого? Деток, убитых нерожденными, или сестру?

– Всех! Я уж ее, несчастную, успокаиваю как умею, говорю ей: «Дети тоже всякие бывают! И при живых детях старики нищенствуют!». А сама думаю: как воспитаешь – так и поживешь в старости, сколько отдашь – столько и получишь. Мы растим детей и внуков и не думаем про это, а потом глядь – жизнь‑то уже баланс подводит! Бедная моя Иришка!

– Полно, полно, Марусенька. Господь милостив: может, тем, кто при коммунистическом режиме родился, вырос и жил, по грехам какое‑то снисхождение будет… Это ж большевики делали все, чтобы уничтожить семью.

– Все на большевиков ведь не спишешь, подружка! Большевики долго семью разрушали, и все это не удавалось. – Маруся успокоилась и вытерла слезы фартуком. – Ты вспомни, Ликуня, как жили ленинградцы после войны! В коммуналках, без горячей воды, без ванн, по пять‑семь человек в комнате, а для тетушки или бабушки хоть уголок за шкафом, но находился. В старческих домах действительно только сирые старики жили. А сейчас при живых детях порой живут!

– Случается.

– А ты вот жалеешь теперь, что не вышла замуж, Лика?

– Как тебе сказать, Маруся… Раньше я хотела выйти замуж, да все как‑то не складывалось. За мной все поэты, художники да музыканты ухаживали, а они народ ненадежный. Ну и все казалось, что я еще молода и хороша собой, что настоящее мое счастье – впереди. А впереди‑то оказалась одна только старость. И если бы не подружки мои, то одинокая старость.

– А старичка какого‑нибудь подходящего не пробовала найти?

– Где ж его найдешь – подходящего.

– Так по объявлению! Ты же в Интернет выходишь, а там много всяких объявлений.

– Фу, стыд какой – жениха по объявлению искать на старости лет! Да меня подружки засмеют! Браки совершаются на небесах, а не в Интернете! А ты что, Марусь, тоже в Интернет заглядываешь?

– Да Господь с тобой! С меня телевизора и видика во как хватает: чуть голова не в порядке – кнопки путаются, и такая нервотрепка начинается! Это ты в Интернете как у себя дома.

– Это же мой хлеб, Маруся.

– Ну да, ты стишками зарабатываешь. А что бы тебе в перерыве между стишками женишка приискать по душе? Нашла бы себе друга, а там, глядишь, что‑нибудь бы и сложилось…

– Есть у меня друг в Интернете, Маруся. На сайте куртуазной поэзии.

– Это что – «куртуазная» поэзия?

– Утонченная, изысканная.

– Не для всех, значит?

– Вроде того. Мы стихами обмениваемся с моим другом виртуальным.

– Это фамилия у него – Виртуальный? Несерьезная какая‑то фамилия, ты смотри там, осторожней…

– Нет, Маруся, «виртуальный друг» – это такой не совсем настоящий друг, который существует только в Интернете, в виртуальном пространстве.

– Так его что, на самом деле и нет, что ли?

– Нет, он есть, конечно, но в жизни он наверняка совсем другой. Как и я.

– И какая же ты там, в пространстве этом верти?..

– Виртуальном. Ну, я‑то уж точно не такая, как на самом деле. Меня там зовут Орхидея Нежная, я там вся такая таинственная, загадочная, изысканная.

– А он какой?

– Тоже достаточно изысканный и в меру загадочный. Мы с ним пишем друг другу длинные письма, иногда в стихах. Стихи у него хорошие. Особенно те, которые он мне посвящает.

– О, у вас уже и до стихов дошло! А познакомиться в жизни слабо?

– Слабо, Марусенька. Жизнь – она, знаешь ли, обязывает. Да и разочароваться друг в друге не хочется.

– Это ты зря. Познакомились бы, а вдруг… Конечно, два старика – это еще не семья, но все‑таки…

– А с чего ты взяла, что он старик?

– А разве нет?

– Не знаю… Мы, правда, любим одни и те же стихи и книги.

– Видишь! Ну так и надо познакомиться, чего тянуть‑то?

– Ах, Марусенька, я столько разочарований перенесла в жизни, что еще одно на склоне лет… Давай не будем об этом!

– Как скажешь, кума, тебе жить. Только кажется мне, что в семье жить все‑таки лучше. Вот взять моих детей и внуков. Хоть они и не слушаются меня никто, но с ними как‑то веселее… Да и надежнее!

– Конечно, дети надежнее, чем государственная пенсия. Или приработок мой – стишки писать…

Они надолго замолчали, дергая сорняки. Потом Маруся вдруг вспомнила:

– Ох, сериал‑то свой я сегодня пропустила! Ну да шут с ним… Последние известия лишь бы не пропустить. Как это вы живете без телевизора?

– Ну, это только на даче… В городе у нас есть телевизоры, мы иногда что‑то смотрим.

– Иногда?

– Ну не каждый же день смотреть все подряд!

– Как это – не каждый день? А новости? Новости – они ж каждый день разные!

– Да уж будто бы?

– Ну да! Вчера показывали землетрясение в Мексике, а сегодня с утра – последствия тайфуна на Филиппинах и взрыв в испанском супермаркете.

– Безумно актуальные и важные для тебя новости! Ты что, Маша, собираешься помогать жертвам тайфуна на Филиппинах?

– Да нет, конечно…

– Ты такую тяжелую жизнь прожила, Маша, столько бед перенесла – зачем тебе еще смотреть на чужие беды?

– Ну… чтобы в курсе новостей быть!

– Взрывы и землетрясения – это не новости, а происшествия. Ими должны заниматься те, кого это касается по службе – спасатели и полицейские. Зачем тебе видеть горе людей, которым ты не можешь помочь? Грех это – любопытство к чужой беде.

– Верно, грех… Да ведь делать‑то мне все равно нечего! Только телевизор и остался!

– Смотри программу «Культура» или православный канал «Спас».

– Там думать надо, напрягаться. А тут сиди себе и сиди, чаек попивай, а тебе все покажут и расскажут, подскажут, что думать. И время пройдет незаметно!

– Оно не пройдет, Марусенька, а уйдет безвозвратно и даром.

– Ох, ты права, ты сто раз права, Ликуня! Ведь у меня как? Утром встану, халат накину, кой‑как умоюсь – и к телевизору. Ну точно как раньше к корове вставала – ватник накинешь да бежишь – как там моя буренушка? А уж потом чай себе сделаешь, бутерброд – и так и завтракаешь, не за столом, а перед ящиком этим.

– Помолиться‑то хоть успеваешь?

– Да какое там!

– Это нехорошо, Маруся!

– Да уж что тут хорошего… Но ведь как утренний сериал пропустить? Выкинуть бы ящик этот, а страшно – а ну как без него с тоски взвоешь? Вот что безработица с людьми‑то делает!

– Какая безработица, Маруся?

– Да моя безработица!

Лика согласилась, что безработица – страшная вещь.

Потом они перешли к обсуждению деревенских новостей: сколько еще новых домов строят ориновцы, и по какой причине сгорели два дома – на одном конце деревни и на другом, кто купил машину и гараж построил, а кто спился окончательно.

Закончили они прополку. И что же оказалось? Все три грядки были в зеленую клетку!

Маруся постояла, оглядела их и объявила:

– Все ясно! Вдоль посеяны цветы, а поперек – овощи! Что будем оставлять?

– Все оставим.

– Так проредить‑то все равно надо!

– А вот Агуня с Варежкой вернутся из города – тогда и проредим.

– Завтра?

– Если они не очень устанут и дождя не будет, то можно и завтра.

– Ладно. В таком случае мне надо бежать.

– Сериал свой смотреть?

– А, да ну его, сериал этот! У меня теперь дело поважнее сериала есть! Завтра расскажу и покажу тебе, что я задумала А ты как встанешь и позавтракаешь, загляни ко мне, ладно?

– Загляну. А ты не останешься со мной пообедать?

– Нет, уж прости! Некогда мне!

Маруся ушла, отказавшись даже и от чая, – случай небывалый, чай пить в Оринке любили все и делали это с чувством и подолгу: чаепитие в Оринке было не столько удовольствием, сколько средством общения.

«Все‑таки, наверное, к телевизору своему побежала, соскучилась!» – подумала Лика Казимировна, но была она не права в своих подозрениях, что выяснилось позже.

Покормив Титаника, она пообедала сама, потом они оба прилегли отдохнуть на диванчике на веранде, а после отправились гулять в поля. Вернулись и сразу улеглись спать. Но уснуть Лике Казимировне долго не удавалось: почти до полуночи неподалеку тарахтел не то трактор, не то культиватор – спать не давал…

Агния Львовна и Варвара Симеоновна возвратились рано утром одной из самых первых электричек.

– Я бы еще поспала, – сказала Агния Львовна, – но Варежка торопила: «Вставай, лежебока! Летний день в деревне бережет здоровье на зимнюю неделю в городе, нечего его пропускать!» Пришлось вставать и ехать.

– Вот и хорошо, что приехали.

– Скучала без нас?

– Нет, не успела: мы с Марусей наши грядки пололи. Получились какие‑то клетчатые грядки. Теперь их надо прореживать. Пойдемте, поглядите нашу работу!

Пошли смотреть работу.

– Вдоль – цветы, а поперек – овощи, – со знанием дела пояснила Лика.

– Что‑то непонятное, – сказала Агния.

– Чушь какая‑то выросла! – сказала Варвара. Она наклонилась поближе к зеленым клеткам. – Ой, Агуня, а ведь и вправду: вот так – цветы, а вот так – овощи! С ума сойти!

– Теперь, девочки, сами решайте, что оставим – цветы или овощи.

– Конечно, овощи! – сказала Агния Львовна.

– Разумеется, цветы! – возразила Варвара Симеоновна.

И обе они с ожиданием уставились на Лику Казимировну. Еще с детских лет у них установился непреложный закон: если мнения двух подруг расходились, то решающее слово принадлежало третьей, и, как правило, это была Лика, ни в каком споре не поспевавшая сказать первое или второе слово. К тому же она была самой уступчивой и умела найти примиряющее решение. Так вышло и на этот раз.

– Девочки, давайте не принимать поспешных решений, – сказала она миротворческим голосом. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас ведь надо что делать? – Она оглядела подруг и сама ответила: – Сейчас надо провести прореживание всходов! Так?

– Так! Верно говоришь, Лика! – раздался позади них решительный голос. Из‑за угла дома появилась Марья Васильевна. Она была в полной огородной экипировке: холщевый комбинезон, поверх фартук с большими карманами, на руке – корзина, а на голове – старая помятая соломенная шляпа. – А лишнюю рассаду я заберу. Я вам и прореживать грядки помогу.

– Здравствуй, Маруся! – сказала Варвара. – А зачем тебе рассада? У тебя же нет теперь огорода.

– У вас такой замечательный английский газон, – воскликнула Агния.

– Был у нас английский газон! Был, да весь вышел! – уперев в бок свободную руку, объявила Маруся. – Перепахала я его. И теперь мне нужно много рассады: я всю лишнюю у вас заберу, еще и не хватит, подкупать придется…

– Как так – перепахала? – удивилась Лика. – Вчера еще были газон и фонтан с мальчиком… и с гусем…

– Фонтан остался, гусь тоже, – успокоила ее Маруся. – Айда смотреть мой огород!

И все гуськом отправились через дорогу смотреть огород Маруси. Увидели и ахнули. От восхитительного английского газона осталась только небольшая круглая полянка вокруг фонтана, куда были снесены скамейки, стоявшие прежде в разных углах участка. От этого оазиса былого великолепия радиально расходились дорожки, слегка посыпанные песочком, а между ними располагались секторами… грядки или куртинки? – в общем, хорошо вспаханная и обработанная свежая земля.

– Маруся! Что же ты натворила? Где ваш изумительный газон? – воскликнула Лика.

– А ну его! Вот пусть что хотят со мной делают, а уж в это лето будет у меня огород как у людей и нормальная человеческая жизнь. А хотят газоны вместо моего огорода – пусть устраивают меня в старческий дом.

– Да ладно тебе, кто ж тебя отпустит в старческий дом? – засмеялась Лика. – Но ты мне скажи, когда ты все это успела вскопать?

– Это наш АбрамОвич мне все обработал своим культиватором.

– А почему у тебя грядки такой странной формы?

– Чтобы дети не сразу догадались, что тут такое.

– А что тут такое?

– Я же говорю – огород.

– И что же ты тут сажать собираешься, Маша? – спросила Варвара.

– А все подряд! Что там у вас есть на прореживание, то и посажу!

– Овощи?

– И цветы. Для моих детей это будет цветник, а по правде – огород. Поближе к дорожкам и к фонтану я посажу одни цветы, а дальше – цветы вперемежку с овощами. Мои‑то уже позабыли, как выглядят молодые ростки, – ну, поначалу они и не разберут. «Хоть цветы‑то мне оставьте!» – скажу я им. А потом, когда овощи вырастут, они уже привыкнут, что они цветам не мешают.

– Ловко придумано! – засмеялась Варвара.

– Просто замечательно! – поддержала ее Агния.

– Маруся, ты гений! – обрадовалась Лика и повернулась к подругам: – Девочки, вот же оно, решение нашей проблемы!

– А какая у вас проблема? – заинтересовалась Маруся.

Ей рассказали, что никак не могут выбрать между овощами и цветами.

– Верно рассудила Лика! – сказала Маруся. – Вам надо делать то же, что я. Учитесь, девки!

 

* * *

 

К концу июня оба цветника пылали всеми оттенками радуги. Но, конечно, цветник Маруси был куда великолепнее трех скромных куртинок подруг. Приезжали к Марье Васильевне гости и хвалили роскошный цветник со скромным газончиком вокруг фонтана. Слушая их восторги, дети и внуки Марьи Васильевны начали понемногу успокаиваться: «Ну что делать, если мама не может без своих сельхозработ? А цветник и вправду хорош! Пусть остается пока…»

В конце июля посаженные между цветами овощи стали обнаруживать себя плодами, и тогда молодыми было решено, что это гораздо оригинальнее, чем отдельный огород. К тому же урожай овощей, зреющих между цветами, почему‑то оказался гораздо обильнее, чем у соседей, сохранивших обычные огороды. Тля вовсе не заводилась на овощах, растущих между ноготками и бархатцами; помидоры на ореховых опорах, обвитых плетями настурций, не тронула зловещая фитофтора; огурцы, взявшие новую привычку карабкаться вверх по стволам подсолнухов, были крепкие, сладкие и совершенно без всякой горечи, а когда на ориновские картофельные делянки напал колорадский жук, он почему‑то совсем не тронул упрятанный между георгинами картофель Марьи Васильевны, видимо, не нашел. Правда, там рос еще декоративный красный и желтый тысячелистник, и Маруся подозревала, что жуков не пропустил к картошке именно он.

Но и десять картофельных кустов на грядках подруг дали невиданный урожай – с одного куста подкапывали картошку обедов на пять. Хватало и огурцов, и помидоров, а уж о зелени к столу нечего было и говорить: целые букеты ее ставились на обеденный стол на гостевой веранде. А ближе к осени в саду Пчелинцевых обнаружилось еще одно чудо: старая компостная куча вдруг превратилась в роскошную клумбу‑горку георгинов, и почти все цветы величиной были почти с тарелку! Внучка Агнии Львовны Наталья, заявившись как‑то на дачу с друзьями, нахально заявила бабушке:

– А здорово это у меня получилось – цивилизовать цветами ваш скучный огород! А не пойти ли мне учиться на садовода, как ты думаешь, Булочка?

– Думаю, что, чем бы ты ни занималась, ты сумеешь в любом деле устроить революцию!

 

* * *

 

А потом тихими неспешными шагами, роняя первые желтые березовые листочки, подошла осень. И вот уже сделаны запасы на зиму, собраны яблоки, отошли в лесу грибы, и подруги стали собираться домой, в город. Накануне отъезда по традиции устроили на веранде прощальный чай, пригласили соседей – Юлию и Бориса Николаевичей, Марью Васильевну, Олечку, болтушку Зою и лихую казачью пару. Варвара Симеоновна спела традиционный «Дачный вальс» – осенний его вариант.

 

Осень пришла и считает листы

Летней законченной повести:

Как же бесхитростны, как же просты

Радости наши и горести!

 

Вот и пришел наги задумчивый час–

До новой весны расставанье:

Мы ведь не ведаем, кто там из нас

Не приедет к тебе на свиданье.

 

Но ты не печалься, любимый наш сад,

Спи‑засыпай без сомнения:

Мы, если сможем, вернемся назад

В добрые сроки весенние…

 

 

Date: 2015-07-11; view: 318; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.008 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию