Глава 6. Едва за окном стало светать, как Инна поднялась с постели и начала собираться в дорогу

Едва за окном стало светать, как Инна поднялась с постели и начала собираться в дорогу. После ночи, проведенной с призраками прошлого, она чувствовала себя разбитой.

За ночь невольно прокрутила в голове каждый день своей жизни в Симеизе – когда мать Конунга была жива, а сам он еще не ушел от мирской жизни. Елена Андреевна не допускала и тени сомнения в том, что сын женится на матери своего ребенка, и с нетерпением ждала появления внучки. Будущая бабушка, казалось, уже души не чаяла в Сашеньке – это она дала еще не рожденной девочке имя.

– Вот подрастет Александра, – мечтала Елена Андреевна, глядя на Инну ласково, – будете жить в этом доме все лето. Из моей комнаты сделаете детскую.

– А как же вы? – возражала Инна. – Не нужно! Саше и гостевой комнаты хватит.

– Не спорь, милая, меня уже скоро не станет.

И от этих слов, уверенных и спокойных, на Инну накатывал ужас: казалось, мать Конунга знает и видит все. Время от времени девушка ловила на себе такой пронизывающий взгляд ведуньи, что сердце сжималось от страха.

– Иннушка, – спрашивала Елена Андреевна шепотом, – тяжело на душе? Расскажи, я помогу.

– Спасибо, – девушка делала вид, что не понимает, – вы и так помогаете! Не знаю, что бы без вас делала.

Последние месяцы, когда уже был заметен живот, Инна старалась реже попадаться Елене Андреевне на глаза. Большую часть времени просиживала в своей комнате, рисовала карты: Забытый Мир помогал отвлечься от жгучего чувства стыда. Много раз она думала о том, чтобы признаться во всем Конунгу и его матери, но язык не поворачивался произнести подобное вслух. И даже не сам поступок, а отказ рассказать правду – теперь Инна уже поняла – привел к несчастьям.

Конунг во всем, что случилось, винил только себя. Он не мог простить себе смерти Маши; считал Инну жертвой собственной похоти. А когда неожиданно, в один день, слегла мать, решил, что причина ее болезни – тоже он.

Елене Андреевне становилось хуже с каждым часом. Парализовало ноги, потом болезнь поднялась выше и перестали двигаться руки. Врачи только разводили руками: необратимый процесс. В конце она едва могла говорить, издавая лишь угрюмые протяжные звуки. Один только Конунг понимал их смысл.

В тот год в Крыму рано расцветала весна: яркое солнце растопило снег, и говорливые ручьи наполнили поселок жизнью. Симеиз разрастался: заколоченные на зиму дома открывали, по улицам начали бегать дети. Под теплыми лучами весеннего солнца, под шум, гомон и смех проснувшегося от зимней спячки поселка Елена Андреевна умерла. А ровно через сорок дней на свет появилась Саша.

Инна оглядела дом – ничего не забыла? – и почувствовала, что не может так сразу уехать. Со смерти Елены Андреевны прошло почти шестнадцать лет, а она ни разу не приехала к ней на могилу. Не попросила прощения. Она оделась и без вещей, налегке, вышла из дома.

Дорога к кладбищу показалась быстрой и легкой, несмотря на то что нужно было взбираться вверх. Пятнадцать минут, и Инна добралась до черной ограды, за которой росли деревья и возвышались могильные плиты. За прошедшие годы кладбище Симеиза разрослось, и Инна застыла перед ним в растерянности – не понимала, в какую сторону ей идти. Пошла наугад, надеясь постепенно вспомнить дорогу к могиле: раньше она была у самой ограды. Но сколько Инна ни плутала по кладбищу, Елену Андреевну Стародубову найти не смогла.

Настроение испортилось хуже некуда. У Инны появилось странное чувство, что сама Елена Андреевна не захотела видеть ее одну, без Сашеньки, а потому запутала дорогу. Инна постаралась усилием воли отогнать эти странные мысли: на подобное колдовство способна Эльза из Забытого Мира, но не обычная женщина, которая давным‑давно умерла. И все же, чтобы успокоить занывшую совесть, Инна дала обещание вернуться сюда летом вместе с дочкой.

К дому она шла, понурив голову. После долгих блужданий заныл вдруг желудок. Вспомнив, что ничего не ела со вчерашнего дня, Инна решила пообедать, а потом уже отправляться в путь. На утренний поезд она все равно бы не успела, а к вечернему доберется в самый раз.

В доме нашлось все, что нужно: крупы, соль, сахар, чай. Инна приготовила кашу, заварила крепкого чая и села на свое прежнее место за стол. В голову снова прокрались воспоминания…

Одевшись и подхватив чемодан, Инна вышла на улицу. Окинула дом на прощание беглым взглядом. И как только ей в голову могло прийти, что она сможет прожить здесь, в этом склепе, полном теней прошлого, хотя бы несколько дней? Ее настоящее и будущее – это Сашенька. Лишь бы только с ней все было в порядке!

Заперев дверь на ключ, она пристроила его на место – в тайник. Пусть Павел не обижается: вернется в Москву и напишет ему. А до Рождества еще слишком много времени и провести его она хочет с Сашенькой: они так давно не были вместе. Можно сходить в театр, побывать в музеях, – в Коломенском, говорят, дворец забавный построили. Хорошо бы сводить дочку в Планетарий, потом поужинать вдвоем в ресторане. Бог с ними, с деньгами! Заработает она на жизнь, снова начнет писать на заказ: что‑то Мишка подкинет, что‑то Люба по старой памяти.

Но самое главное, как только закончатся зимние каникулы, нужно сразу же заняться поиском новой школы для Саши. Подобрать несколько вариантов и вместе съездить. Так важно, чтобы ребенок учился там, где ему нравится!

Инна медленно плелась вдоль пустынной улицы к автовокзалу, волоча тяжелый чемодан по заснеженной дороге. Останавливалась у каждой вывески в надежде найти телефон, чтобы позвонить Сашеньке, но, как назло, кафе и магазины были закрыты: зимой большая часть заведений в Симеизе, видимо, не работала. Инна заглядывала в окна – прилавки, столики, скатерти. Все как положено. Только ни официантов, ни продавцов в закрытых на засовы и замки помещениях не наблюдалось. Интересно, чем люди занимаются в этом курортном поселке большую часть года? Сезон, а с ним и работа, длился всего‑то четыре месяца. Сама она с ума бы сошла от безделья и скуки. А еще возомнила себя отшельницей, способной жить вдали от людей!

В конце улицы Инна набрела, наконец, на единственный открытый магазин и, с трудом втащив чемодан на высокое крыльцо, вошла. За прилавком скучала молодая симпатичная продавщица.

– Девушка, доброе утро! – поздоровалась Инна, поставив, наконец, надоевший чемодан на пол.

Казалось, за эти дни, что она таскает туда‑сюда свои пожитки, ноша заметно прибавила в весе. Выбегая из дома в Москве, она совершенно не чувствовала тяжести чемодана, зато сейчас было такое ощущение, словно в него кирпичей навалили.

– Здрасьте!

Маковецкая поймала на себе удивленный взгляд: посреди зимы, да еще с чемоданом в руках, она наверняка выглядела инопланетянкой. Кроме местных, которые почти все знали друг друга, зимой в этот поселок, видимо, никого было не загнать.

– Скажите, здесь есть телефон?

– Нет, – опешила продавщица.

– Мне нужно в Москву позвонить, – объяснила Инна.

– У нас только продукты, – девушка развела руками.

– Может быть, мобильный у вас найдется? – Инна почти умоляла. – Я заплачу! Сколько скажете.

Глаза девушки сверкнули.

– Не знаю, у меня на счету денег, наверно, не хватит.

– Пожалуйста! – за то, чтобы услышать сейчас голос Саши и убедиться в том, что с дочерью все в порядке, Инна готова была отдать что угодно. – Давайте попробуем!

– Деньги у вас точно есть? – опасливо озираясь, спросила девушка.

Волнуясь, Инна полезла во внутренний карман куртки и вытащила разрозненную пачку: гривны, рубли. Все, что было с собой. При виде пятитысячных купюр глаза девушки полезли на лоб.

Отсчитав несколько зеленых и красных украинских бумажек – на верхней банкноте красовался Иван Мазепа, Инна положила деньги перед продавщицей на стойку. Оставшиеся купюры снова спрятала в карман.

– Здесь хватит?

– Должно.

Девушка вытащила из кармана голубенького халата, надетого поверх толстого свитера, свой телефон. Розовая пластмассовая игрушка с потертыми кнопками выглядела такой хлипкой, что, казалось, вот‑вот распадется на две половинки. Инна в который раз отругала себя за то, что в приступе ярости «перерубила мосты». Телефон‑то можно было себе оставить!

Она по памяти набрала мобильный номер Саши. Звонок сорвался: то ли связь оказалась плохой, то ли телефон у дочки был уже отключен за неуплату. Инна решила, что надо звонить домой. Долго ждала, когда возьмут трубку, а когда длинные гудки прекратились, в ухе раздались только шипение и скрежет.

– Алло, Сашенька, – кричала она на весь магазин, – дочка! Да что же это такое?!

В ответ ей посыпались короткие гудки. Инна набрала еще раз, звонок снова сорвался.

– Не получается? – сочувственно спросила девица.

– Нет, – Инна положила на стойку дышащий на ладан аппарат, – деньги все равно берите. Соединение было.

– Из Симферополя точно дозвонитесь, – утешила девушка, стыдливо пряча купюры в карман, – там лучше связь. Вам, может, взять чего на дорожку, ехать‑то далеко!

Инна печально посмотрела на тяжелый чемодан. Какой смысл тащить отсюда еду? Можно будет купить что‑нибудь перед поездом на вокзале.

– Спасибо, не нужно.

– Нам шоколад вчера завезли, – просительно заглядывая клиентке в лицо, сообщила девушка.

– Ну, хорошо, давайте, – согласилась Инна из вежливости.

Видимо, каждый покупатель был здесь на вес золота, вот продащица и старалась изо всех сил. Окрыленная, она положила на стойку четыре плитки темного шоколада и торопливо, пока клиентка не передумала, назвала сумму в гривнах. Инна рассчиталась, сунула ненужную покупку в боковой карман куртки и, подхватив чемодан, собралась выйти из магазина.

– Вы знаете что, – крикнула ей вслед девица, – лучше на трассу идите!

– Думаете? – Инна засомневалась.

– Конечно! – продавщица убежденно кивнула. – Сейчас все по зимнему расписанию ходят, автобуса не дождешься. А там частника можно взять! Не мерзнуть же на станции, если деньги есть.

– Наверное, вы правы. Спасибо!

На улице тем временем поднялся сильный ветер, хотя с утра погода была чудесной. А теперь мело, колкие снежинки больно врезались в щеки и лоб. На такой погоде действительно невозможно долго стоять, дожидаясь автобуса. Инна надвинула на глаза капюшон – хорошо, что поехала в «аляске», а не в шубе: удобнее и теплей.

А вообще, конечно, не надо было сходить с ума и убегать, как ребенок, из дома. Повидаться с Конунгом и побывать на могиле Елены Андреевны они могли вместе с Сашенькой, в любое время – Павел действительно каждый год приглашал. Приехали бы в Симеиз летом, погостили пару недель. Но она, страшная эгоистка, боялась, что Сашенька полюбит отца: хоть в этом надо себе признаться! Вот и выдумывала отговорки, предлоги. Хотела, чтобы дочь любила только ее, принадлежала лишь ей. И что из этого вышло?!

Опустив голову и не глядя по сторонам, Инна брела к трассе: дорогу помнила наизусть, хотя уже столько лет прошло. Почти всю беременность она провела в Симеизе: самое тяжелое и, несмотря на это, счастливое время.

Сейчас поселок казался мертвым – ни машин, ни людей. Еще неизвестно, сможет ли она сегодня же уехать в Симферополь. Надо было сразу договориться с Павлом: чувствовала ведь, что надолго здесь не задержится!

Инна дошла до обочины, притулилась с чемоданом у бордюра и стала ждать.

Несколько рейсовых автобусов промчались мимо, даже не обратив внимания на ее поднятую руку. Изредка на огромной скорости пролетали машины. Инна успела пожалеть о том, что послушалась продавщицу – вряд ли кто‑то здесь остановится, нужно идти на автовокзал. Со вздохом она оторвала от земли неподъемный чемодан и поковыляла вдоль трассы. Буквально через минуту сзади послышался свист тормозов. Инна обернулась и увидела старенькую, но крепенькую «шестерку» с тонированными окнами. Водитель опустил стекло и весело выкрикнул:

– Девушка, вам куда?

– В Симферополь! – ответила она, не слишком надеясь, что частник согласится ехать в такую даль.

Но молодой человек в надвинутой на брови вязаной шапке и солнцезащитных очках – еще час назад в Симеизе сияло солнце – обрадовался.

– Надо же, – заулыбался он, – и я туда еду. Маму встречать. К внукам на Рождество прилетает!

– Довезете? – Инна не поверила своему счастью. – И сколько это будет стоить?

– Да сколько не жалко. – Он потянулся и гостеприимно распахнул заднюю дверцу. – На бензин туда‑обратно дадите, и хорошо! Только у меня багажник не открывается, – предупредил он, – чемодан кладите в салон.

Инна впихнула своего мучителя за спинку водительского кресла и села сама. После ветра и холода, которые не на шутку разыгрались на улице, в салоне было сказочно хорошо.

– А детишки‑то у вас маленькие? – с улыбкой спросила она.

– Пять и семь, – с гордостью сообщил водитель, – два пацана.

– Надо же, – изумилась Инна, – а у меня девочка. Только постарше, конечно.

После бессонной ночи, блужданий по кладбищу и всех переживаний Инна чувствовала себя смертельно уставшей. Водитель вел машину спокойно – без рывков и резких движений, по радио звучала мелодичная музыка. Инна почувствовала, что засыпает: откинулась на спинку дивана и тут же погрузилась в спокойный приятный сон.

Разбудили ее резкие толчки. Машина, как сумасшедшая, прыгала по кочкам и по ухабам. Инна открыла глаза и изумленно посмотрела в окно – вокруг, сколько хватало взгляда, простирались заснеженные холмы. Ни дороги, ни моря не было видно.

– Господи! – испугалась она, – Где это мы?

– В объезд едем, – сухо сообщил водитель, – по короткой дороге.

Сердце Инны учащенно забилось, она впилась руками в край сиденья, стараясь удержаться на месте.

– Стойте, – жалобно вскрикнула она, ударившись головой о потолок, – мы разобьемся!

– Ни в коем случае, – хмыкнул водитель, – почти приехали.

Автомобиль действительно скоро остановился: ни города, ни людей, ни машин. Сплошное и бескрайнее пространство, занесенное снегом.

– Насиловать я вас не собираюсь, – сразу предупредил он, – давайте украшения, деньги. И не вздумайте руками махать: решим вопрос как цивилизованные люди.

Сердце Инны упало в пятки. Дрожа, она полезла во внутренний карман куртки, достала деньги, сунула их в протянутую руку в перчатке. Мысли метались, как сумасшедшие. Если бы этот человек хотел ее убить, то, наверное, не заставил бы выкладывать ценности – мог бы снять все, что ему нужно, с трупа.

Не обратив никакого внимания на внешность грабителя в самом начале, когда садилась в машину, Инна теперь старалась разглядеть, как он выглядит. Из особых примет была черная аккуратная борода, если только она настоящая. Глаза скрывались под очками, волосы под шапкой, ни роста, ни сложения сидящего в водительском кресле человека она определить не могла. Господи, какая дура!

Стараясь не делать резких движений, чтобы не напугать бандита, Инна расстегнула куртку, сняла с шеи золотую цепочку с подвеской. Потом вынула из ушей сережки. Что еще? Часы? Пусть заберет, лишь бы ее не тронул. Ради Сашеньки нужно договориться, сделать все, чтобы выжить!

– Все? – Рука в перчатке снова требовательно возникла в проеме между передними креслами.

– Все, – Инна сглотнула, – если не верите, посмотрите. Я буду молчать, никто не узнает, только отвезите меня в Ялту!

– Выходите, – бесстрастно приказал он.

– Что?!

– Я говорю, вон из машины! – В голосе прозвучала угроза.

Инна все поняла: если она будет сопротивляться, этот человек прикончит ее. И как минимум до весны, пока не растает снег и в Крым не повалят туристы, никто не найдет труп. Что тогда будет с Сашенькой?

Она дернула ручку и, сотрясаясь в немой истерике, шагнула в снег. Грабитель быстро захлопнул дверцу изнутри и, сорвавшись с места, развернулся в обратную сторону. Инна успела взглянуть на номер, но белая табличка была щедро забрызгана грязью. Ни букв, ни цифр в полумраке она не смогла разобрать.

Вишневое пятно удалялось со скоростью ракеты. Через минуту Инна осталась одна в абсолютной звенящей холодом тишине.