Проклятая звезда 20 page

Зара мотает головой, вздымая черные кудри:

— Нет, я пойду с тобой. Ливви, поможешь управиться с этим крылом? Нужно будет убедиться, что все вышли из комнат, и помочь им спуститься.

Ливви кивает, и мы втроем спешим на первый этаж. В холле настоящий бедлам. Эдит выкрикивает имена, еще полдюжины девушек из монастыря пытаются удержать пациенток перед входной дверью и проинструктировать о дальнейших действиях. Прямо у меня на глазах мимо них протискивается несколько женщин. В своем стремлении наружу они не слишком деликатны и нежны: Мод уже прижимает к носу окровавленный платок. Бренна, Саши и Рори стоят рядом с Парвати и девушкой, похожей на Люси Уилер, только более высокой и тоненькой, — это, наверно, ее кузина Грейс.

Обернувшись в сторону южного крыла, я мимоходом улыбаюсь. У нас получается.

Мелизанда проверяет комнату отдыха сиделок, но там пусто. Мы с Зарой заглядываем в кабинет смотрительницы. Вспомнив о недавнем собственном опыте, я смотрю, нет ли кого под письменным столом, но в комнате все тихо и спокойно. Зара держится вплотную ко мне, так близко, что один раз даже наступает мне на юбку. Мы ищем и в столовой, и в туалете, но и там никого нет.

— Никого, кроме мышей, — резюмирует Мелизанда.

Краем глаза я улавливаю слабое, еле заметное движение — сполох чего-то белого. Лист, которым завешен строительный выход, вдруг отлетает в сторону, словно подхваченный внезапным порывом ветра. Раздается громкий треск, и Мелизанда, вскрикнув, отшатывается.

Снова звучит выстрел.

Зара стоит совсем близко, она толкает меня под локоть, когда ее находит пуля.

Intransito, думаю я, и сиделка застывает и валится, сбив белый лист, который обвивает ее, сделав похожей на ребенка, который нарядился привидением. Пистолет с лязгом ударяется об пол, сиделка вниз лицом падает рядом. Это та самая, высокая, с огромным родимым пятном на щеке.

Мелизанда поднимается, ее глаза расширены от боли, она держится рукой за плечо, и из-под пальцев сочится алое. Но Зара… Зара лежит у самых моих ног. На ее белой блузе расцветает красный цветок.

Я встаю возле нее на колени:

— Зара?

— Кейт. — У нее тихий, хриплый голос, словно ей больно говорить. — Прости меня.

— За что вы извиняетесь? Вы же не просили, чтоб вас подстрелили.

Зара прижимает руку к окровавленному животу. Крови все больше и больше. Зара тянется к медальону на шее, и лицо ее искажает гримаса боли.

— Не думаю, что я смогу вернуться в монастырь, Кейт.

Я качаю головой.

— Не глупите. Конечно же, вы вернетесь. Я вас вылечу.

На ее лице вдруг появляется тревога, и она впивается взглядом во что-то за моей спиной. Я резко, нервозно оборачиваюсь и вижу Финна. Это всего лишь он.

— Все в порядке, — говорю я, — он за нас.

— Член Братства?..

— Агент Сестричества, — поясняю я, пока Финн тоже опускается рядом со мной на колени. — Зара, это Финн Беластра, мой жених. Финн, это моя крестная.

Уголки губ Зары приподнимаются.

— Сын Марианны.

— Да, мэм, — тихонько подтверждает Финн, глядя на Зару.

— И ты позаботишься о Кейт?

Он криво улыбается.

— Мы заботимся друг о друге.

— Хорошо, — страстно говорит Зара и заходится в приступе кашля.

Финн вытаскивает из кармана носовой платок — белый, с вышитой буквой «Б» — и передает его мне, а я вкладываю его в руку Заре. Зара прижимает платок ко рту, и даже в неверном свете свечи я вижу, что он краснеет от крови. Я поворачиваюсь к Финну, черпая утешение в его присутствии.

— Я собираюсь вылечить Зару. Помоги, пожалуйста, перенести ее, — говорю я.

За спиной Финна сестра София помогает Мелизанде встать на ноги.

— А как поступить с сиделкой? — спрашивает Финн, и лицо его мрачно.

— Отвести к остальным. Пусть Елена сотрет ей память, но оставит недвижимой, как сейчас, — мстительно говорю я и снова перевожу взгляд на Зару.

В холле стоит медный запах. Так пахнут старые мелкие монетки. Так пахнет кровь.

Я беру руку Зары, чтоб оценить состояние крестной, и на меня набрасывается ее боль. Зара в агонии. Как и сестра Кора, она вплотную подошла к черте, отделяющей жизнь от смерти. Смогу ли я исцелить ее? И что со мной будет потом, если все-таки смогу?

Зара приподнимает голову и еле слышно говорит:

— Я не хочу, чтоб ты меня лечила, Кейт. У тебя все равно не получится, ты только надорвешься.

Я хмурюсь:

— Откуда вам это знать?

— Тэсс, — шепчет Зара. — Ее видение у меня в комнате. Она это видела.

Так вот что так расстроило сестренку. Вот почему во время прощания она плакала и обнимала Зару, как будто им не суждено свидеться снова. Тэсс знала, что это действительно так.

Ну уж нет! Я мотаю головой из стороны в сторону, и несколько прядей волос выбиваются из моей косы.

— Я вас не брошу. Я не могу просто так взять и оставить вас Братьям.

Может быть, она еще несколько часов будет в сознании. Если Братья найдут ее, то станут пытать, чтоб добыть информацию. Она должна это понимать.

— Ты можешь сделать для меня только одно, Кейт. — Она накрывает рукой мою ладонь, ее кожа липкая от крови. Ее боль снова впивается в меня.

— Не понимаю, — признаюсь я, наклоняясь.

Мои светлые волосы касаются ее щеки. Может быть, она хочет, чтобы мы отвезли ее в Сестричество? Такое путешествие наверняка окажется для нее чересчур мучительным, к тому же я не думаю, что она сможет пережить его.

— Что я могу сделать? Скажите мне.

— Исцеление и смерть. Тебе подвластны исцеление и смерть. Две стороны одной медали.

Я вырываю руку.

— Нет!

— Я все равно умру. Помоги мне отойти быстро, без страданий. Я не хочу, чтобы Братья получили удовольствие от вида моих мучений. Позволь мне сохранить хоть каплю достоинства. Последнюю каплю.

Хотела бы этого я на ее месте? Я едва могу об этом думать. Наверное, да. Я не пожелала бы доставить Братьям такое удовольствие — стать свидетелями моей смерти. И не хотела бы длить боль.

Я закрываю глаза, чтобы не видеть ее, но она не дает мне этого сделать.

— Я хотела бы снова увидеть Анну. Я сказала бы ей, какая ты храбрая девочка, — хрипит она.

Ты принесешь смерть.

Пророчества всегда сбываются.

Я нагибаюсь ниже, касаясь лбом лба Зары, позволяя ее боли коснуться меня, накрыть, окутать со всех сторон, дать мне в полной мере ощутить всю глубину страданий крестной. Я чувствую, как содрогаются ее наполненные кровью легкие, когда она силится сделать вдох, чувствую агонию от пулевого ранения, чувствую, как ровно, но затрудненно бьется ее сердце, с каким усилием дается ему каждый новый удар.

Вместо того чтоб гнать тьму прочь, я призываю ее, позволяю ей накрыть нас своим ледяным одеялом, своей обволакивающей чернотой. Я думаю о Заре. О покое. О свободе от боли. Свободе от всего.

Сердце Зары совершает еще два удара и замирает.

Комната кажется абсолютно, безупречно тихой, когда в ней перестает звучать ее шумное, тяжелое дыхание.

Я склоняюсь к Заре и закрываю ее карие глаза.

Так же, как когда-то закрыла мамины. Они были синими. Синими, как глаза Мауры.

Приподняв мертвую голову Зары, я расстегиваю медальон на ее шее, и на мою дрожащую ладонь сползает золотая цепочка.

Золотая цепочка в руке убийцы. Потому что отныне я — убийца.

Исцеление и смерть.

Пророчества никогда не лгут.

Я, спотыкаясь, бреду по холлу. По лестнице до сих пор спускаются пациентки, они все так же тянутся к дверям, и сестра Эдит с Мод раздают им указания. Финн и Елена ждут меня, прислонившись к грязной оштукатуренной стене.

Когда добрые карие глаза Финна встречаются с моими, я начинаю плакать.

— Зара мертва. Я… я убила ее.

— Кейт, — тянется ко мне Финн, — она была очень тяжело ранена. Ты не смогла ее спасти, но это вовсе не значит, что ты ее убила.

— Нет, я убила ее. Она меня попросила. — Я сползаю по стене, потому что меня настигают последствия колдовства.

Елена подпихивает мне жестяное ведро, и все содержимое моего желудка немедленно оказывается там. Потом я снопом валюсь возле грязной холодной стены, слишком больная даже для того, чтоб почувствовать неловкость или смущение. Почему после убийства я чувствую себя точь-в-точь так же, как после исцеления?

Рядом со мной шепотом спорят Финн и Елена, но я их едва слышу. Зара мертва, и от этого мой разум в смятении. Зара не сможет изучать пророчиц. Она не расскажет нам, какой была в школьные годы наша мама. Она ушла, ушла навсегда, и это сделала я.

Елена опускается передо мной на колени, и ее розовые юбки вздуваются вокруг нее на полу.

— Кейт, сколько вашей магической силы ушло на это колдовство?

— Не знаю. Я раньше никого не убивала. — Я закрываю глаза в надежде, что это заставит ее замолчать.

Не тут-то было. Елена хватает меня за подбородок.

— Попробуйте сплести чары. Любые чары. Сделайте мое платье красным.

Я пытаюсь воедино собрать свою магию, но чувствую себя словно сгоревшая спичка, которая может искрить, может дымить, но не может вспыхнуть. Я качаю головой:

— Не могу.

Она встает и оборачивается к Финну:

— Ладно, вы победили. В таком состоянии толку от нее не будет. Отвезите ее домой.

Откуда-то появляется Саши и склоняется ко мне. Так странно видеть ее вот такой, без ее извечных пышных нарядов, в уродливой белой блузе и грубой коричневой юбке. Ее темные волосы заплетены в простую косу. Должно быть, ей холодно. Почему она не надела плащ, который мы для нее захватили? Очень болит голова, и я хватаюсь за нее обеими руками.

С другой стороны ко мне склоняется Рори. Она выглядит обеспокоенной. Я-то думала, она будет счастлива, когда Саши окажется на свободе.

— Мы с Саши поедем в монастырь сегодня ночью, поведем фургон, который должна была взять Мелизанда. Но мы скоро вернемся. С тобой все будет нормально?

— Кейт! — Саши прищелкивает пальцами у меня перед лицом, но мне кажется, что ее рука далеко-далеко, за какой-то завесой из мелких черных мушек.

— Она почти сомлела, — говорит Бренна, но, чтобы это понять, не надо быть провидицей.

Я едва ли помню, как покинула богадельню.

Думаю, меня нес Финн.

И вот теперь я скрючилась в карете, закутавшись в колючий шерстяной плед, тупо смотрю на растушеванные дождем улицы Нью-Лондона и никак не могу унять дрожь. Меня преследует Зара, ощущение ее горячей сухой кожи, запах крови в ее дыхании, устремленный на меня невидящий взгляд карих глаз.

Карета останавливается перед монастырем. Финн привязывает лошадей и подходит, чтоб помочь нам выйти. Игнорируя его руку, Бренна, как ребенок, прыгает на подножку кареты, а с нее — на мокрый тротуар, взметнув водяные брызги. Она свободна. По крайней мере это мне удалось.

Финн помогает мне сойти на тротуар и обнимает меня за талию. Я все еще дрожу. Я дрожу с тех самых пор, как коснулась Зары, и никак не могу остановиться.

Входная дверь с грохотом отрывается, и на темные ступени падает прямоугольник золотого света. Навстречу мне по лестнице сломя голову мчится Маура. На ней только ярко-синее платье: она не потрудилась даже накинуть плащ.

— Мы сделали это! — ликующе кричит она. — Их было одиннадцать, и мы со всеми справились. Один, правда, заболел и не пришел на заседание, зато остальные даже имен своих вспомнить не могут.

Финн смотрит на нее жестким взглядом своих карих глаз.

— И ты этим гордишься?

— Да! — вызывающе выкрикивает Маура. — Впрочем, я не жду, чтобы ты понял.

— Я понимаю, что пути назад теперь не будет. Им нужен был лишь повод, чтоб вновь запылали костры, и вы этот повод дали. Ты готова к этому? — требовательно спрашивает Финн.

— Да, — огрызается Маура. — Кора мертва, и Сестричеством теперь руководит Инесс. Мы не намереваемся больше работать с Братьями, так что иди отсюда.

— Черта с два я уйду, — грубо отвечает он и сильнее прижимает меня к себе. — Я люблю твою сестру, Маура, и этого не изменить, поэтому вам с Инесс придется привыкать, что я все время буду околачиваться где-нибудь поблизости. И уж конечно, я не оставлю ее, когда она в таком состоянии.

Маура присматривается ко мне.

— А что с ней такое? Я так понимаю, что, раз Бренна тут, все удалось? Или что-то пошло не так?

— Зара мертва. Я ее убила. — Мой голос звучит приглушенно. — Ее подстрелила сиделка, и она все равно в конце концов умерла бы, но я… я сделала так, чтоб это произошло быстро.

Маура подходит ближе.

— Что-что?!

Глядя на Финна, я лезу в карман и начинаю перебирать цепочку золотого медальона Зары.

— Я не хотела этого, никогда не хотела. Но Зара попросила меня. Это же было милосердно, избавить ее от мучений, правда? Это же не грех?

— Конечно, нет.

От дождя его каштаново-медные волосы потемнели, по лицу и очкам сбегают струйки, но он не набрасывает капюшон.

— Теперь я сама о ней позабочусь, — говорит Маура. — Нужно отвести ее в дом, в тепло.

Финн, наклонившись, прямо на улице целует меня в губы, и я возвращаю ему поцелуй. В конце концов, я же грешница, плохая девчонка. Если Братья узнают, что я сделала, они сожгут меня на костре. Может, и правильно.

— Спокойной ночи, — говорю я Финну.

— Спокойной ночи, — шепчет он, заправляя мне за ухо выбившуюся прядь. — Я люблю тебя, Кейт Кэхилл. Ты красивая, отважная и сильная. Что бы нас ни ждало впереди, мы пройдем через это вместе.

Я киваю. Бренна танцует, поднимаясь по мраморным ступеням к входной двери, я иду за ней, и вдруг звук падающего тела заставляет меня обернуться. Финн стоит на четвереньках на мокрой мостовой, он, видимо, упал, споткнувшись о поребрик. Вот он встает, поправляет очки и продолжает свой путь к карете, но его походка делается какой-то чужой, пропадает присущая ему угловатая, неловкая грация. Финн останавливается и с каким-то недоумением разглядывает карету.

— С тобой все нормально? — окликаю я.

Он поднимает на меня взгляд и вжимает голову в плечи, его уши краснеют от смущения:

— Простите, мисс… это моя карета?

В голосе Финна слышатся натянутые, официальные интонации, словно он говорит с незнакомкой. Его слова эхом отдаются у меня в голове: «Простите, мисс…»

Я думала, мне так плохо, что хуже быть уже не может. Оказывается, может. Меня перестает трясти, но я не могу пошевелиться, не могу броситься к любимому. Я и дышу-то едва-едва. То, что я жива, выдает только быстрая, пугающе быстрая барабанная дробь моего сердца.

Я ничего не понимаю. Я окидываю взглядом пустую улицу. Тут только я, Бренна и Маура…

Маура.

Сестра стоит на тротуаре и, прищурившись, смотрит на Финна. Моего Финна.

Она не могла этого сделать.

Только не моя собственная сестра.

— Да, Брат Беластра, ваша, — говорит Маура. Ее голос колокольчиком звенит в дождливой ночи. — Вы собирались вернуться в гостиницу на ночлег.

— В гостиницу. Да. Совершенно верно. — Финн касается рукой головы. — Простите, у меня что-то все перепуталось. И голова разболелась ужасно.

Я на подгибающихся ногах спускаюсь на несколько ступенек.

— Финн…

Маура бросает на меня взгляд, в котором явно читается предупреждение, но Финн вдруг смущенно мне улыбается, и на носу у него повисает дождевая капля.

— О, мы знакомы, не правда ли?

— Да. — У меня перехватывает дыхание. Он должен меня вспомнить. Неважно, что сделала Маура, меня он не забудет.

— Вы иногда приходили к нам в лавку, брали книги для отца. Сами-то вы не слишком заядлая читательница. — Финн прищелкивает пальцами. — Вы ведь мисс Кэхилл, не правда ли? О, простите, теперь, наверно, сестра Кейт?

Сестра Кейт. Мои глаза наполняются слезами ужаса.

— Да-да, сестра Кейт. И сестра Маура, — сладко поет эта предательница, моя сестричка. — Вы приходили нас навестить, узнать новости из дома. Мне так жаль, что вам нехорошо. Почему бы вам не сесть в карету, вместо того чтоб мокнуть под дождем? Мы позовем нашего кучера, он вполне сможет вас отвести.

— Не хотелось бы вас обременять, — говорит Финн, — но моя головная боль все усиливается.

— Что вы, вы нас нисколько не обременяете, отнюдь. Роберт вполне сможет вернуться пешком, тут всего-то несколько кварталов. Я прямо сейчас пришлю его к вам.

Маура провожает его к экипажу, а я, сраженная ужасом, смотрю им вслед.

Наш первый поцелуй, перья, его руки, нежно прикоснувшиеся к моей спине. Все это забыто.

Наш разговор о пиратах в моем саду. Забыт.

Сватовство, кольцо его матери, которое он мне подарил. Забыто.

Наша тайная встреча у монастырских ворот. Забыта.

Вылазка в Архив, где он показал мне единственную уцелевшую из первого издания книгу про Арабеллу. Забыта.

Все это теперь стерто из его памяти. Все, что нас связывало. Все, благодаря чему мы были «Финн-и-Кейт».

Маура прокашливается.

— Прости, Кейт, но… он ведь член Братства. Враг. Он не должен знать наших тайн, ты же слышала, как он высказался насчет Совета. Тебе не следовало говорить ему, что ты ведьма. Никогда.

Но ведь с нее-то, моей ведьминской сущности, все и началось. С самого начала наш роман и моя магия тесно переплелись между собой. Если бы я не была ведьмой, мне не нужно было бы защищать от Братства моих сестер, и я не пошла бы в лавку Беластра искать запрещенные книги, и не втянула бы в это Финна. Если бы я не была ведьмой, я не была бы той женщиной, которую он полюбил. Теперь я это понимаю.

Я поднимаю голову. Кровь в моих венах превращается в лед.

— Неужели ты так сильно меня ненавидишь?

— Дело не в тебе, — говорит Маура, однако ее глаза почему-то прикованы к темной, мокрой мостовой. — Это Инесс мне велела. Чтоб доказать, что я могу отрешиться от своих чувств и делать то, что необходимо. И когда у меня начнутся видения…

Я смотрю на Мауру. Ее рыжие волосы — единственное цветное пятно в нью-лондонской ночи, и я знаю, что она — то самое дитя, что когда-то бегало за нами с Полом, умоляя принять ее в игру. Она — та самая девушка, что тайком читала любовные романы и грезила о дальних странах и приключениях. Она — моя сестра, для защиты которой я была готова на все. Теперь я не чувствую к ней ничего, кроме усталого презрения.

— Они не начнутся, — говорю я. — Пророчица — не ты. Это Тэсс. У нее давно уже начались видения. Я все собиралась сказать тебе об этом, но Тэсс не была уверена, можно ли тебе доверять. И она была, конечно же, права: доверия ты не заслуживаешь.

Маура отшатывается, словно я ударила ее.

— Нет.

— Да. — Я улыбаюсь ей лучезарной, зубастой улыбкой.

Это не улыбка прежней Кейт, но, правду сказать, во мне сейчас почти ничего от нее не осталось. Даже Финн смотрел на меня как на незнакомку. Словно я — вовсе не та девушка, которую он целовал и пять минут назад назвал красивой. Словно я — не его Кейт.

И отныне это так. Я больше не его Кейт. Говорят, страны выковываются в войнах; возможно, девушки тоже. Новая Англия и я — мы вместе возродимся в этой войне между ведьмами и Братством. Между мной и Маурой.

Я — совсем новая девушка, меня выковали из стали, снега и душераздирающих прощаний.

Магия восстает, поднимаясь из моего разбитого сердца. Она выплескивается из кончиков моих пальцев и вздымается вихрем вокруг меня. Поднимается ветер, вокруг резко холодает. Дождь превращается в снег, вокруг уличных фонарей возникают нимбы, превращая их в подобие металлических ангелов. Огромные снежинки падают все быстрее и быстрее, укрывая мою сестру, Бренну, карету и серое каменное здание, которое стало моим домом.

Я одна-одинешенька в море белых вихрей.

Это правильно. Так и должно быть.