Опять Баку

Положение продолжало быть очень шатким, а перспектива того, что через несколько месяцев прекратится хоть и зыбкий, но пока стабильный доход, не предвещала ничего хорошего. Самый поверхностный финансовый анализ говорил о том, что они едва сводили концы с концами. Они почти не брали денег из фирмы и надеялись на будущее.

По слухам, Дима говорил общим знакомым, что он выбил из‑под них золотой стул. Золотой, или нет, но стул выбил. Судя по всему, ему не так просто давался проигрыш в заключительной фазе отношений.

Прошел примерно год с тех пор, как Кфир побывал в Баку. Проблема кадров в посольстве все еще не была решена, и к нему вновь обратились с предложением поработать там некоторое время. Кфир не сомневался, что если бы он заикнулся в министерстве о работе, то сразу же получил бы предложение вернуться. Им обладали смешанные чувства. С одной стороны, было ясно, что на данный момент для них двоих нет места в их фирме. С другой стороны, уход, даже временный, мог показаться Жене предательством. Однако краткосрочная командировка всех устраивала, и Кфир дал согласие.

Он вновь вернулся в свою сказку и стал важной персоной, однако на сей раз эта метаморфоза не подействовала на него как прежде. Положение дома беспокоило, а пребывание в сказке уже не волновало. Несмотря на это, Кфир добросовестно принялся за работу.

Атташе все время пытался уговорить Кфира съездить на север в город Огуз, куда его приглашали. Кфиру не очень этого хотелось, но в какой‑то момент он согласился. Они выехали очень рано, даже не позавтракав. К восьми утра уже были на Ахсунском перевале. Невозможно передать красоту этих мест! Воздух в горах просто опьянял.

Филипп (атташе) сказал, что на перевале надо позавтракать. Нашли в округе лишь одну подозрительную забегаловку, у входа в которую, как принято в этих краях, висела половина туши барана. Как и следовало ожидать, в этой забегаловке ничего кроме шашлыка не было. Кушать мясное на завтрак Кфир не хотел, но Филипп настаивал. Примерно через полчаса подали еду. Они сидели во дворике, откуда постепенно прояснялся вид вниз на просыпающуюся долину. Кфир уже был опьянен воздухом и не спеша проявляющимся из тумана пейзажем. Было холодно. Филипп принес из машины заботливо приготовленную им бутылку водки. По‑видимому, подъем на столь непривычную для них высоту как‑то действовал на них, жителей равнины. Смешно подумать, но там, в горах, Кфир с удовольствием ел на завтрак шашлык… с водкой, даже не думая об утреннем кофе. Это странная картина сохранилась в его памяти как часть восточной культурной метаморфозы.

Поездка прошла интересно. Переночевав у знакомых Филиппа, на следующее утро в шесть часов они тронулись в обратный путь. Был сильный туман. Видимость не достигала и десяти метров. Узкая извилистая горная дорога, проходящая по краю пропасти, была очень опасна. Шофер, любивший полихачить, то и дело пытался набрать скорость, за что Кфир на него сразу же злобно шикал. Филипп спал на заднем сидении. Кфира тоже клонило ко сну, но он боялся за шофера.

Видя, что Бен‑Гай время от времени клюет носом, шофер сказал:

– Не бойся. Можешь спать. Вон, видишь перед нами машина?

Метрах в десяти перед ними кроме огней и блеклых очертаний ничего не было видно.

– Вижу.

– Так вот, я их не собираюсь обгонять, а они едут достаточно медленно.

– Хорошо, – ответил Кфир, однако небольшой диалог с шофером взбодрил его, и сон прошел.

Дорога извивалась, и после очередного поворота габаритных огней уже не было видно.

– Куда они провалились? – спросил Кфир, сам испугавшись своего вопроса. Осознав произнесенную фразу, он окончательно проснулся. Огни пропали после последнего поворота, и, желая разобраться в том, что происходит, он ничем не выразил своего недовольства, когда шофер вновь увеличил скорость. Огней не было.

– А ну‑ка давай назад, к повороту! – сказал Кфир, сам не понимая своей инициативы. К тому времени Филипп уже проснулся и понял в чем дело.

Вернувшись к повороту, они с Филиппом вышли из машины и немного спустились вниз по откосу, выйдя из тумана. На дне откоса, на глубине около пятнадцати метров, вверх колесами лежал бледно‑голубой «Москвич». Повернувшись назад, Бен‑Гай крикнул шоферу, чтобы тот останавливал машины и просил о помощи. Филипп уже приближался к машине, а Кфир застрял, зацепившись за колючки какого‑то куста. Когда он добрался до машины, пожилая женщина уже сидела недалеко на камнях, держась за голову и охая, а Филипп пытался вытащить мужчину, который, по‑видимому, пострадал больше. Пренебрегая всеми правилами первой помощи, касающимися позвоночника, они вытащили старика и положили в стороне подальше от машины, которая могла в любой момент воспламениться.

Пока Филипп пытался забинтовать старику окровавленную голову, шофер, сбросивший коробку с медикаментами, сообщил, что одна машина уже поехала за помощью. Наверху начали собираться люди из проезжающих машин. Один из них оказался врачом. Кфир возмутило, что он сверху кричит, давая советы.

– Врача вниз! – крикнул он, обращаясь непонятно к кому, удивляясь внезапно обнаруженному у себя командному голосу. Врач сразу же повиновался.

Скорая помощь приехала минут через пятнадцать, а еще минут через десять какой‑то внедорожник подъехал к ним по известной лишь местным жителям горной тропе. На этом их миссия завершилась. Остальная часть дороги прошла без происшествий. Филипп потом звонил в больницу узнать о своих пациентах, не забыв при этом упомянуть, кто он и откуда. Кфир не стал журить его за этот маленький пиар. Как выяснилось, оба не сильно пострадали.

Знакомство с Рагимом возобновилось с прежней интенсивностью. Почти каждый вечер они ужинали в каком‑нибудь ресторане. Рагиму видимо казалось, что Кфир какая‑то шишка. Со своей стороны, Кфир не делал ничего, чтобы поддержать это впечатление, но и не пытался его развеять.

Тем временем у него собралось несколько дел, разобраться в которых можно было побывав в Ленкораньском архиве. Ленкорань – город на юге страны, близко к Иранской границе. Район, расположенный у границы, считался небезопасным. Ехать туда со своим шофером Кфир не решался, а вот с Рагимом, в наличии у которого были различные удостоверения (настоящие или нет, он так и не понял), и в связях которого не было сомнений, казалось безопаснее.

Как бы случайно упомянув за ужином, что он подумывает съездить в Ленкорань, Кфир вызвал ожидаемую реакцию. По словам Рагима, поездка в этот район была слишком опасной, но если это на самом деле необходимо, то он сам готов повезти Кфира. Бен‑Гая не очень‑то пугало, что район считался опасным. Еще по Грузии он знал, как подобными заявлениями набивается цена, хотя в некоторых случаях она вполне объяснима. Естественно, он не мог принять такой жертвы от Рагима, во всяком случае, не сразу… После недолгого спора, полагающегося по правилам хорошего тона, он все же снизошел и согласился…

Выехали рано, до рассвета. Когда солнце стало подниматься, они уже были далеко за городом. Кфир обратил внимание, насколько юг страны отличается от севера. Они проезжали берег моря, вода в котором была удивительного светло‑зеленого цвета. Наш герой затруднялся ответить себе на вопрос, где же красивее – на севере или на юге. В любом случае, страна разная и удивительно красивая.

Где‑то к полудню они подъехали к какому‑то небольшому искусственному озеру, на котором был плот‑ресторан. Там остановились на обед. Кроме массы различных блюд (кухня там просто великолепная), Рагим заказал бутылку водки. Конечно, это было ни к чему, однако спорить не имело смысла. Приняв необходимый минимум, Кфир с беспокойством следил, как лихо Рагим в очередной раз переворачивает рюмку. В какой‑то момент, когда казалось, что количество принятой водки становится критическим, наш герой попытался остановить Рагима. Может быть, тот ждал этого момента. У Кфира почему‑то создалось мнение, что состояние нетрезвости требовалось тому для какой‑то роли, необходимой ему во время поездки. В любом случае Рагим сказал, что водку не оставляют, хотя пить прекратил. Неверным шагом, с бутылкой в руке, подойдя к бортику плота, он плеснул водку за борт. Три великолепных белых лебедя, по‑видимому, семейство, два больших и один маленький, сразу же приблизились, в ожидании корма. Трудно сказать, приходилось ли этим изящным красавцам когда‑либо пробовать подобное лакомство. Однако в такой стране, полной конфликтов и парадоксов, Кфира бы мало что удивило. На этот раз, он был не просто удивлен, а поражен, когда увидел, как эти ангельские птицы с удовольствием поглощали алкоголь. Да, оказывается, что на халяву пьют не только «трезвенники и язвенники».

По‑видимому, этот эксперимент Рагим проводил не впервые. Заговорщицки улыбнувшись, он отошел метров на десять по периметру плота, и снова плеснул водку. Лебеди поспешили за ним. Это было смешно и печально. Смешно было наблюдать выпившего Рагима в роли дрессировщика. Смешно было увидеть лебедей, не желающих пропустить возможность выпить. Чистота этих созданий, однако, оказалась иллюзией.

Покидая «лебединое озеро» и пытаясь представить, как там ведут себя сейчас пьяные лебеди, Кфир задумался над тем, что же воодушевило Петипа на хореографическое решение в Танце маленьких лебедей, держащихся друг за друга в Лебедином озере Чайковского.

Поездка, длившаяся около суток, прошла удачно. Когда они добрались до города, архив уже был закрыт. Однако на востоке, особенно вдали от цивилизации, не составляет труда найти все что угодно за символическую плату.

После столь длинного совместного приключения общение с Рагимом приобрело еще более близкий характер. Правда, когда Кфир попытался расплатиться с ним за поездку, тот возмутился и едва не обиделся. Предложения покрыть хотя бы расходы ни к чему не привели, а доводы, что деньги посольские, тоже ничего не дали.

– Ну, хоть в ресторан я могу тебя пригласить? – спросил Кфир, теряя терпение.

– Нэт, – ответил Рагим, – в ресторан тоже приглашаю я, – заключил он и добавил: – Ты у меня в гостях!

Ресторан, последовавший через пару дней после поездки, запомнился особенно хорошо. Это было совсем недавно открывшееся место, считавшееся, по‑видимому, одним из лучших: новое здание, невдалеке от моря, в дачном районе, с большим балконом, на втором этаже.

Рагим дольше обычного говорил с управляющим, после чего их провели на балкон. Как Кфир потом догадался, кроме них на балконе никого не должно было быть. Кроме этого Рагим договорился, чтобы музыканты расположились под балконом и играли одесскую музыку. Он почему‑то считал Бен‑Гая одесситом. Кфир с интересом отметил про себя эту неофициальную шкалу темперамента: в Одессе его считали «холодным балтом», в Баку «одесситом».

– Дорогой! – вкрадчиво, почти шепотом, начал Рагим, усаживаясь напротив. – Мы с тобой уже давно знакомы. Да?

– Да, – ответил Кфир, пытаясь догадаться, что последует за таким официальным началом.

– Я к тебе всей душой, как если бы ты был моя семья, – продолжал он, на что Кфир молчаливо с улыбкой кивнул.

– Я тебе верю и доверяю как самому себе. А ты мне?

– Я тоже, – закивал Кфир, полагая, что речь пойдет об официальном повышении уровня взаимного доверия.

– Скажи, так почему же, когда мы с тобой гуляем, ты никогда не пьянеешь?

Кфир попытался что‑то промямлить, на самом деле не успев найти подходящего ответа, но Рагим сразу же его остановил.

– Не надо дорогой. Не говори. Я все понимаю. Но сегодня я хочу, чтобы в знак доверия ко мне ты расслабился и позволил себе опьянеть. Хорошо?

Кфир понял, что попал в западню, из которой выбраться будет не просто. Как говорил его приятель Галили, цитируя британского посла в Венеции, «дипломат это честный человек, посланный врать за свою страну». То, что было уместно в 15‑м веке, оставалось актуальным и в наше время. Естественно Кфир был вынужден ответить положительно.

Подняв бокал, Рагим обратился к своему гостю со следующим тостом: «Только дотянув до определенного возраста, начинаешь получать истинное удовольствие от неожиданных встреч с людьми из прошлого. По‑видимому, у этих встреч есть нечто общее с хорошо выдержанным вином, – и, переведя дух, продолжил, – Давай выпьем за то, чтобы это вино не перестоялось, и хорошие люди встречались чаще». Закончив говорить, он выпил весь бокал и внимательно наблюдал, как пьет Кфир.

Официанты подносили великолепные блюда. Они пили прекрасное кавказское вино. Как только опустошалась одна бутылка, на ее месте моментально появлялась другая. Все это проходило на фоне веселой Одесской музыки и экзотичных кавказских тостов. Пытаясь ничем себя не выдавать, Кфир думал о том, что на самом деле мало знает о человеке, которому так хочется приблизиться и войти к нему в доверие. На самом деле, то, что Бен‑Гаю было известно о нем, вызывало больше вопросов, чем давало ответов. Между тем, Рагим в очередной раз, подняв бокал, вновь произнес тост: «Поиск самого себя – это путь потерянного человека. Так выпьем за то, чтобы мы всегда помнили, откуда пришли, и знали куда идем».

Надежда на то, что после нескольких бокалов вина, Рагим перестанет быть бдительным, не оправдалась. Каждый раз, поднимая бокал и сопровождая это очередным тостом, он зорко следил за тем, чтобы Кфир пил с ним наравне. Несмотря на то, что наш герой не давал ему повода для разочарования, спад бдительности со стороны Рагима не ожидался. Силы были неравны.

Снова подняв бокал, Рагим торжественно произнес: «Порядочному человеку тяжело быть нехорошим. Однако порой быть хорошим еще тяжелей. Давай выпьем за то, чтобы хорошим людям никогда не было тяжело и было по мере возможности хорошо».

Чувствуя, что пьянеет, Кфир решил не отдавать всей территории и попытаться сохранить чистоту рассудка. В голове возникал принцип профессора Джиоро Коно – основателя борьбы дзюдо «поддаться, но победить», однако четко он его не мог вспомнить, и вместо этого у него почему‑то появлялось «расслабьтесь и получите удовольствие» шальной баронессы Авроры Дюпен[47].

«Как ты думаешь, – обратился Рагим к своей жертве, опять поднимая бокал. – Почему люди часто любят собак больше, чем людей?»

Не давая Кфиру ответить, Рагим продолжил: «Наверное, потому, что собаки могут только лаять, тогда, как люди могут еще и говорить. Мы выпьем за то, чтобы собаки лаяли, а люди говорили!» – и, поставив ударение на конце фразы, Рагим разом опрокинул бокал.

Потеряв счет после шестой бутылки, Кфир четко осознавал, что был пьян. В какой‑то момент Рагим попросил Кфира произнести тост. «Сейчас», – серьезно ответил тот. На ум опять лезла знаменитая фраза Жорж Санд. Опасаясь спороть глупость, Кфир решил не соревноваться с изощренным кавказцем на его поле и ограничился, сверля глазами собутыльника, традиционным «Лехаим!». Поняв, что большего тот не добьется, Рагим произнес: «За то, чтобы мы всегда могли за себя постоять, и чтобы нам за это никогда не пришлось посидеть!»

Понимая, что нельзя давать разуму расслабляться, Бен‑Гай постоянно напоминал себе о том, кто он, что происходит вокруг, и пытался ощутить на себе наличие паспорта, бумажника и оружия. Это был очень длинный, незабываемый ужин. В завершение Рагим произнес свой заключительный тост.

«Выпьем за жизнь! Надо любить жизнь!» – произнес он с восклицанием.

«Но не допускать, – сказал он, многозначительно понизив голос, и как бы предупреждающе подняв указательный палец свободной руки, – чтобы она отвечала взаимностью…»

Из ресторана они уже вышли как братья, поддерживая друг друга, спустились со второго этажа и пошли к машине.

У Кфира не было сомнений, что Рагим поведет машину. Краем сознания он пытался следить за дорогой. Естественно, светофоры в таких ситуациях не беспокоят кавказских аксакалов.

– А знаешь, за нами следят, – сказал Рагим почти трезвым голосом, с тенью удивления.

Обернувшись назад, Бен‑Гай действительно увидел какую‑то старую машину. Было около трех часов ночи, и движение практически отсутствовало.

– Мы поедем на бульвар, попьем чай, – сказал Рагим уже нормальным голосом.

На бульваре машина остановилась метрах в пятидесяти от них, но из нее никто не вышел. Заказав чай и пофлиртовав с симпатичной официанткой, Рагим встал.

– Пойду, проверю, в чем дело, – сказал он и направился к машине, ехавшей за ними. К тому времени Кфир уже почти полностью пришел в себя и с напряжением наблюдал за происходящим.

Подойдя к машине, Рагим нагнулся к открытому окну водителя. Тут Кфир стал свидетелем сцены, в которую бы не поверил, будучи пьяным, но он уже протрезвел. Ловко просунув обе руки в окно водителя, одним резким движением Рагим выдернул того из машины и поставил на ноги, не отпуская лацканов его пиджака. Затем здорово встряхнув, вынул что‑то из внутреннего кармана водителя и твердым шагом пошел назад.

Вернувшись и присев за столик, он показал Кфиру паспорт водителя.

– Завтра я с ним разберусь! – сказал он с возмущением.

– Кто это?

– А как ты думаешь? – ответил Рагим улыбаясь.

Этот человек представлялся нашему герою все более загадочным.

– Отдай ему документы, – сказал Кфир, смотря на приблизившегося к ним худого человека из машины. Было около четырех утра, они встали. Рагим вернул документы трепещущему бедняге, сопроводив это несколькими словами. Затем он отвез Кфира домой, а сам поехал, как он сказал «совершать мужские подвиги» – по‑видимому, к любовнице. День ведь только начинался.

Как ни странно, Кфир почти сразу же заснул. Во сне ему снился прием посетителей, предстоящий на следующее, а точнее на это утро в посольстве. Затем он увидел худощавого седого японца в сером кимоно, медленно и внятно произносящего «поддаться… и получить наслаждение», но почему‑то женским голосом и с сильным французским акцентом. После этого вдруг появился Рагим, но не один. Их было четверо. Плотно прижавшись, Рагим к Рагиму, плечом к плечу и держась за руки, вся четверка, слегка подпрыгивая, делала по несколько шагов то влево, то вправо. Их движения не совсем соответствовали хореографии Петипа. «Это, очевидно, лебединое озеро в современной обработке», – подумалось Кфиру. У него ничего не было против современной интерпретации классики, но в данном случае что‑то все же мешало. После мучительной попытки понять до него, наконец, дошло, что его смущает. Это были черные кавказские усы. Таких у лебедей не бывает! К сожалению, продолжение премьеры было сорвано звонком будильника.

Следует ли говорить о том, что наш герой встал со страшной головной болью. Приняв душ, побрившись и выпив кофе, он медленно спустился по лестнице к входу в дом, где его уже ждал шофер. Предстоял тяжелый день. Пребывание в Баку завершалось через пару дней.

Прием посетителей прошел на редкость тяжело. Раскалывалась голова – плата за оказанное доверие. Несколько раз приходилось делать перерыв. Пытаясь расслабиться и попивая кофе, приготовленный секретаршей, он думал то о спокойном вечере, то о сложном деле кого‑нибудь из посетителей. Конечно, вершить человеческие судьбы – разрешить человеку въезд в страну, или нет, желательно без головной боли.

Примерно в середине рабочего дня к Бен‑Гаю зашел начальник безопасности и попросил сделать небольшой перерыв. Через несколько минут у него в кабинете тот рассказал, что скоро в посольство придет человек, который может быть опасен, его нужно будет допросить. Он попросил Кфира быть переводчиком.

Когда в небольшой проходной появился ожидаемый посетитель, двери перед ним и сзади закрылись, а через бронированное стекло Кфир давал ему инструкции, как себя вести. Это был худощавый среднего роста мужчина лет тридцати. У него был недоспавший и неопрятный вид. После тщательного обыска, при котором был обнаружен финский нож, его впустили в комнату, где находились Кфир с начальником безопасности.

– Кто ты такой? – спросил Ран.

– Я чеченец! – гордо ответил посетитель.

– Зачем ты здесь?

– Хочу предотвратить теракт, целью которого является ваше посольство или кто‑нибудь из вашей миссии.

Чеченец рассказал, что еще будучи подростком, остался сиротой – после того, как в результате бомбежки погибла вся его семья. Затем, воюя в составе подразделения Радуева, он дошел до командования ротой. Участвовал в операции в Кизляре, а затем в Первомайске.

По его словам, он с группой террористов находился в Баку с целью совершить покушение на какого‑нибудь из израильских дипломатов, или же по мере возможности совершить теракт, целью которого являлось само посольство. По первому плану группа намеревалась нанять квартиру в здании напротив посольства – с тем, чтобы проверить возможность запуска противотанковой ракеты через окно по посольству.

Чеченец отказался рассказать, кто стоял за этой попыткой. Другими словами отказался сдавать заказчика. Свой приход в посольство он объяснил тем, что устал убивать.

От напряжения Кфир не заметил, как прошла головная боль.

Из‑за повышенной готовности к сотрудникам приставили охрану. Утром за Кфиром приходил охранник. Вечером он сопровождал Кфира домой, строго проинструктировав до утра не выходить из дома. Дождавшись его ухода и переодевшись, Бен‑Гай продолжал свои дела в городе.

Трудно передать, насколько мешает личный телохранитель. К счастью, для Кфира это продолжалось всего несколько дней, оставшихся до отъезда.

Впечатления от этой поездки вдохновили Кфира на очередное поэтическое хулиганство.

Восток

I

Страна далёкого востока

Всегда заманчива была,

И хоть её я видел много,

Она как прежде мне мила.

II

Смешались краски в беспорядке,

Всё перемешано в пыли:

Архитектура, люди, страсти,

Здесь всё как в сказке, но в были.

III

Красив, и ярок, и коварен,

И всеми благами одарен,

Он мил, обманчив и хитёр,

В нём масса всяческих умор.

IV

А люди пёстрые какие,

Они вам чуть ли не родные,

Они и здесь, они и там,

Причастны к вашим всем делам.

V

Фигуры эти столь вальяжны,

Они умны, тщеславны, важны,

Дипломами они полны

И, разумеется скромны…

VI

О, как же свойственна им лесть,

В дыру игольную пролезть,

Не составляет им труда,

То есть сплошная ерунда.

VII

Там масса всяких ресторанов,

Воспитывают там гурманов.

Чем больше там растят баранов,

Тем больше лишних килограммов.

VIII

И хоть религией давно

Питьё вина запрещено,

На что ещё дана же глотка,

Коли молчит ислам о водке?

IX

Гостеприимство – это гены,

Хотя возможны и измены,

И можно слышать всякий раз:

«Как рады мы иметь здесь Вас!»

X

И будь вы лучший дипломат,

Вам предстоит, приятель, мат,

От уж известного вам шаха,

Как не просите вы аллаха.

XI

Какой ни выбери подход,

Вас ожидает ложный ход,

И удалась чтоб рокировка,

Нужна другая подготовка.

XII

Как и везде, народа массы

Здесь разделяются на классы,

А переход из классов в классы

Решается у самой кассы.

XIII

Восток хоть прост, но непонятен,

Он и глубок, и необъятен,

Его так хочется узнать,

Не всем дано его понять.

XIV

Он интересен, ярок, тонок,

Но и капризен как ребёнок,

Смотри хоть вдаль, хоть поперёк,

Да, дело тонкое – Восток.

Самолет уже шел на посадку, и Кфиру пришлось сложить столик, на котором он писал. Вновь перечитав свое свеженаписанное баловство, он нацарапал, уже держа блокнот на коленях – «Восток заразителен и неизлечим…»

Date: 2015-07-11; view: 287; Нарушение авторских прав