Глава 1. Люси Монро Лунное притяжение

Люси Монро Лунное притяжение

Серия: Дети Луны – 2

Коррекция: Aniram Вычитка: Neos

Аннотация

Если бы это зависело от него, Талорк – лэрд клана Синклеров и вожак стаи оборотней, никогда бы не женился. Но когда король приказал, чтобы Талорк женился на англичанке, одинокий волк был потрясен, найдя в решительной Абигейл свою суженую. И после невероятно страстной брачной ночи две слишком независимых души ощущают нерушимую связь… Глухая с детства, Абигейл надеется держать свой изъян в тайне от Талорка как можно дольше. Да и у него не было никакого желания говорить ей о том, что он оборотень. Но когда Абигейл узнает, что муж, в которого она начала влюбляться, обманул ее, ему потребуется вся сила воина – и хитрость волка – чтобы вернуть жену. И перед Талорком встанет самая большая проблема в его жизни: уязвимость влюбленного мужчины…

Для всех читателей, которые присылали письма по электронной почте с вопросами об этой книге. Меня вдохновило Ваше увлечение этой историей и желание прочитать продолжение. Известия от Вас помогали мне продолжать работу над этой книгой даже, когда множество разных вопросов требовали моего внимания. И я благодарна Вам! Я искренне надеюсь, что история о Талорке и Абигейл стоила всех ожиданий. Для меня это была особенная история, которая, я надеюсь, придет Вам по душе!

Обнимаю и целую,

Люси

Пролог

Тысячелетия назад Бог создал расу людей настолько жестоких, что даже их женщины были опасны в сражениях. Эти воинственные люди отказались признавать любую другую власть, кроме своей собственной, вне зависимости от того, насколько сильные войска посылались, чтобы подчинить их. Враги победители говорили, что они боролись как звери. Побежденные враги ничего не говорили, ибо мёртвые – молчат.

Их считали примитивным и варварским народом, потому что они украшали свои тела синими татуировкам. Рисунки были незамысловатыми. Обычно, изображался контур животного, хотя у некоторых членов клана рисунки были более сложными и могли поспорить художественной красотой и замысловатостью с кельтскими произведениями. Такие рисунки были только у вождей клана, и их значение не было доступно и понятно врагам.

Некоторые предполагали, что это были символы их воинственной природы, и в некотором смысле, они были правы. Изображение зверей отображало часть их жестокой и независимой сущности, которая держалась в секрете даже перед лицом боли и смерти. Эту тайну они хранили на протяжении веков своего существования, и тогда, когда большинство из них пересекли Европу и обосновались на суровой земле северной Шотландии.

Римляне называли их пиктами, как и другие народы, что проживали рядом и южнее… сами же себя они называли криктами.

Звериный дух этих людей манил их к битвам и делал их непобедимыми. Они обладали даром перевоплощения, а синеватые татуировки на их коже были символом удачного превращения. Когда происходило первое изменение, их помечали видом животного, в которого они могли перевоплотиться. Некоторые могли контролировать такие перевоплощения. Некоторые нет. Большинство было волками, но также были охотничьи кошки и хищные птицы.

Никто из оборотней не обладал способностью к быстрому воспроизведению потомства, как их человеческие братья и сестры. Представители этого народа, хотя и внушали страх, и были более хитрыми и ловкими, чем большинство людей, но они не были безрассудными, ими не правила их звериная природа.

Один воин мог убить сотни противников, но если крикт умирал прежде, чем обретал потомство, это неизбежно приводило к сокращению клана. Некоторые пиктские кланы в других частях мира уже вымерли, не признавая и считая низшими многочисленных людей вокруг них.

Большинство оборотней Горной Шотландии были достаточно умны, осознавая опасность исчезновения своей расы, чтобы понять, что смешение их крови с кровью людей будет меньшим из зол – главное, что они уберегут свой народ от исчезновения. Они смотрели в будущее. В девятом веке нашей эры, Кеннет Макалпин взошел на шотландский трон. Он родился в смешанном браке от матери крикты и отца человека, человеческая сущность которого в нем доминировала. Он не был способен перевоплощаться, но это не помешало ему предъявить права на трон на земле пиктов (так тогда называлась Шотландия). Чтобы гарантировать свое правление, он предал своих соплеменников, убив всех членов королевской семьи, возможных претендентов на престол во время обеда, – их убийство навсегда сделало криктов недоверчивыми к людям.

Несмотря на это недоверие, крикты поняли, что они могут либо вымереть, борясь с увеличивающейся наступающей человеческой расой, либо присоединиться к кельтским кланам.

Они избрали второй путь.

И хотя на земле осталось великое множество свидетельств существования пиктов, люди с тех пор о них ничего не слышали. Поскольку они не признавали любой посторонней власти, на протяжении долгого времени вождями кельтских кланов были только крикты, способные перевоплощаться и власть передавалась наследникам, имевшим такой дар. Большая часть людей-соплеменников не догадывались об этом, но некоторые были посвящены в тайну. И те, кто знал, были осведомлены, что предать обет молчания означало неизбежную, скорую смерть.

И этот обет почти никогда не нарушался.

Глава 1

Мы, жители самых отдаленных мест на земле,

последние из свободных. Нас защищала отдаленность,

тьма окутывала наше имя. За нами не лежит ни один народ,

ничего, кроме волн и скал…

Калгакус, король пиктов, третье столетие нашей эры.

– Тогда война? – спросил своего лэрда седой, старый шотландец Осгард. Барр, второй человек после могущественного вождя клана, нахмурился:

– Против нашего собственного короля?

Соблазн сказать «да» был огромный. Талорк, лэрд клана Синклеров и вожак стаи волков криктов, крепко сжал челюсти, чтобы не поддаться соблазну. Было бы поделом Давиду. Талорк не сомневался, что если бы он приказал, то его клан без колебаний пошел бы воевать против короля, еще не принятого среди многих горцев, как правителя Шотландии. В горах, по крайней мере, люди все еще в первую очередь слушаются своего лэрда, а не монарха. Что бы тогда делал этот «цивилизованный» король?

Но человек, воспитанный норманнами в той адской дыре на юге, был другом. Несмотря на английское влияние на короля Давида, Талорк уважал короля Давида, в то время, когда всего несколько человек были удостоены такой чести.

– Разве не достаточно того, что он уже посылал вам английскую невесту, так теперь он посылает вам еще одну!? – спросил Осгард, и в голосе, достаточно сильным для его возраста, слышался гнев.

– Он не думает посылать ее, – заявил Барр, как будто Талорк еще не знал подробностей проклятого послания.

– Нет, он ждет, что я отправлюсь в Англию и женюсь на этой девчонке.

– Но это же оскорбление! – зарычал Осгард.

Барр кивнул:

– Это оскорбление, которое нельзя оставить без внимания.

– Если верить вестнику от короля Давида, и английского короля вы нарушили королевскую волю, не вступив в брак с первой англичанкой, – тихо вставил сенешаль Талорка, Гуайэр, за что Осгард наградил его острым взглядом.

Старик, который после смерти отца Талорка был его советником, преднамеренно повернулся к Гуайэру спиной:

– Некоторых может заботить недовольство английского короля, но есть и те из нас, кто знает, что лучше англичанам не доверять. Особенно той, которая стремиться стать женой нашего лэрда.

– Я не обеспокоен недовольством короля, а лишь указываю, что и английский и шотландский монархи были оскорблены, и это может объяснить неприятное требование нашего короля, – стоял на своем Гуайэр, но было видно, что молодого солдата задело замечание Осгарда. Осгард фыркнул, Барр молчал. Талорк же кивнул:

– Без сомнений. У меня не было намерений жениться на Эмили, и очевидно, что мой сюзерен позднее это понял.

– Вы не пошли войной против Балморала, когда он захватил девчонку, – заявил Барр.

– Крикты не идут войной из-за потери какой-то англичанки, – произнес Осгард, с отвращением выплевывая каждое слово.

Гуайэр нахмурился:

– Балморал пошел бы.

Сенешаль был прав. Лэрд клана Балморалов, женившийся на англичанке, на которой Талорку было приказано жениться его королём, без сомнений пошел бы воевать за нее. Каким бы невозможным это было для понимания Талорка, но все заставляло его поверить в то, что лэрд криктов любил свою искреннюю жену.

Осгард повернулся лицом к молодому воину и сбил бы его с ног, если бы рука другого воина не остановила его. Огромный, закалённый в боях крикт спокойно смотрел на старика. Такой же огромный, как и заместитель Талорка, близнец Барра, Найэл мог запугать любого без особых усилий. Шрамы, которые покрывали всю левую сторону лица, выглядели устрашающе и придавали ему еще более грозный вид.

Убить крикта было не простым делом, но Найэл чуть не погиб в той битве, которая унесла жизнь его старшего брата Шона, прежнего заместителя и зятя Талорка. Осгард вздрогнул, хотя никакой угрозы не прозвучало от грозного воина. Талорку пришлось удержаться, чтобы не улыбнуться. Старого шотландца было не так просто запугать, но Найэлу это удалось без особых усилий. На самом деле, кроме Талорка, был только один член клана, который не дрожал в присутствии Найэла – его брат-близнец Барр. Открывая и закрывая рот словно рыба, Гуайэр во все глаза смотрел на Найэла и Осгарда.

– Я вижу, ты решил присоединиться к нам, – сказал Барр своему близнецу.

– Я слышал, что прибыл посланник от короля.

– Ты все правильно слышал, – ответил Талорк.

– Что ему нужно на этот раз? – спросил Найэл, словно шотландский король часто чего-то требовал.

– Ты уже можешь отпустить мою руку, – проворчал Осгард.

– Обижать мальчишку вы не будете.

– Он оскорбил нашего лэрда, – сказал Осгард.

– Я не мальчишка! – ответил Гуайэр.

Когда же он понял, что сказал Осгард, то чуть не взорвался от возмущения: – Я ничего такого не делал!

Найэл выпустил руку Осгарда, но встал между стариком и молодым рыжеволосым воином.

– Гуайэр больше не будет оскорблять лэрда.

– Он сказал, что Талорк не так силен, как Балморал.

– Я этого не говорил! – лицо Гуайэра вспыхнуло от ярости.

Найэл вопросительно посмотрел на Талорка:

– Ты обиделся, лэрд?

– Нет.

– Вот видишь? – Гуайэр скрестил руки на груди, отодвигаясь от Найэла к Барру. Найэл нахмурился и поджал губы, но ничего не сказал по поводу этого выразительного действия.

Гуайэр проговорил:

– Я лишь упомянул тот факт, что лэрд Балморалов очень многое приобрел с женитьбой на англичанке, и наш лэрд тоже может. В конце концов, она сестра Эмили. Да, Балморал нашел суженую в англичанке, обычном человеке, которая приняла и другую его сущность – волка. Она недавно родила их первенца – дочь. Талорк действительно был рад за них, хотя не мог понять почему. Балморал для него был как заноза в заднице. Но все равно он был сильным воином-криктом.

– Наш лэрд и ногой не ступит на английскую землю, чтобы женится, – сказал Осгард с твердым убеждением.

– Нет, этому не быть. – Талорк повернулся к Гуайэру:

– Ты напишешь сообщение королю от моего имени.

– Хорошо, лэрд.

– Скажешь ему, что я женюсь на англичанке, как он и просит, но сделаю это на своей земле. Я отправлюсь в путешествие на юг через земли клана Макдональда; они наши союзники.

– Да, лэрд. Что-нибудь еще?

– Я приму земли, что лежат между нашим кланом и кланом Донегала, которые были спорными эти последние годы и остальную часть приданого, которую он готов предоставить. Но дополнительно за женитьбу на английской невесте я потребую двадцать бочек медовухи, двадцать щитов, двадцать шлемов, десять мечей и десять секир – Но зачем нам щиты и шлемы? – спросил Осгард, хотя было видно, что ему понравилась идея запросить за англичанкой больше приданного.

– Не все наши воины – крикты, – напомнил Талорк старому советнику. Некоторые, а если точно, то большинство клана, были людьми. У них не было силы волка защитить себя в сражении, или способности перевоплотиться в животное. Только у криктов были такие способности, и их двойная сущность строго хранилась в тайне. Хотя в том, что они превосходные воины не было тайны, это была истинная правда. Все же людское вероломство могло подорвать силу криктов. Рана от предательства Макалпина по отношению к своему народу еще болела, хотя это произошло в прошлом столетии. Другие раны были еще более свежими, как, например, предательство мачехи Талорка, Тамары, которая не была криктом. Она предала отца Талорка и весь клан Синклеров. Ее козни стали причиной многих смертей, как среди людей, так и среди криктов. Отец и брат Талорка были среди них, они тоже погибли. Тот факт, что она призвала собственную смерть, не помогал уменьшить ярость и горе Талорка.

Это было то, что он не забудет. Никогда.

И поэтому Талорк почти жалел англичанку, которой суждено было стать его женой.

Абигейл проскользнула в комнату, которую ее отчим использовал главным образом для встреч со своим управляющим и капитаном стражи. Также, здесь он хранил письма и несколько книг, которые и составляли входящих в библиотеку семьи Гамильтон. Никому кроме сэра Рубена и его жены, матери Абигейл, не было дозволено входить в комнату без приглашения.

Сжатые руки Абигейл были влажными от волнения, что кто-то мог ее здесь обнаружить, но у нее не было никакого выбора.

Уже не было, после того, как она стала свидетельницей спора между своей матерью и младшей сестрой, Джолентой. Предполагалось, что то, что она не должна была видеть, в равной степени, ей нужно было увидеть обязательно.

И ей необходимо было знать больше, чем другим о том, что произошло в главной башне замка. Хотя бы для того, чтобы защитить свою собственную тайну.

И поэтому, без колебания она наблюдала за спором матери и сестры со своего тайного места с другой стороны внутреннего двора замка. Ей было видно только лицо сестры, и ее понимание было односторонним, но слова Джоленты вызвали глубокое беспокойство у Абигейл, и она напряглась, ожидая ответа.

Среди прочих, более тревожных вестей, Джолента упомянула о сообщении от короля. Она обвинила их мать, Сибил, в том, что та предпочитала Абигейл ей. Это было настолько абсурдно, что Абигейл тихо засмеялась с горечью, в то время, когда спор продолжался. Ее наблюдение привело к тому, что у нее появилось больше вопросов, чем ответов. Абигейл надеялась, что послание от короля было в письменном виде, и что она найдет это здесь.

Прежде, чем отправиться в Хайленд и выйти замуж за лэрда, ее сводная сестра Эмили когда-то сказала, что она никогда бы ничего не узнала, если бы она все время не подслушивала. У Абигейл не было возможности слушать беседы, но у нее были свои собственные методы обнаружить то, что ее мать захочет держать в тайне.

Как, например, чтение по губам сестры на расстоянии.

Абигейл потеряла свой слух, а вместе с ним и любовь своей матери, шесть лет назад во время лихорадки, которая чуть не убила ее. Когда она очнулась, и ее недостаток был обнаружен, мать отказалась входить в комнату больной Абигейл. Эту обязанность возложили на Эмили, её сводную сестру, которая была старше лишь на пару лет. Ей пришлось сделать все, чтобы возвратить Абигейл к жизни.

Когда Абигейл почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выходить из комнаты, потребовалось только одно посещение ее матери и отчима, чтобы понять, что она больше не будет драгоценной дочерью. В действительности, сэр и леди Гамильтон приложили все усилия, делая вид, что её не существует вообще.

Как только девочки поняли, какой эффект глухота Абигейл произвела на привязанность их родителей, они осознали, что нельзя сообщать об этом другим.

Эмили была обеспокоена, что Абигейл будет, не только отвержена, но и будет считаться проклятой. И старшая девочка поставила себе цель помочь Абигейл скрыть свой физический изъян от остальной части населения замка. Она неустанно занималась с Абигейл, обучая ее читать по губам и продолжать говорить так, как будто она все слышит.

Эмили была строгим учителем, но Абигейл знала, что настойчивость ее сестры в постоянной практике до изнеможения были продиктованы любовью. Однако были минуты, когда Абигейл задавалась вопросом, было ли ее выздоровление от лихорадки к лучшему. И только из собственной любви к Эмили, Абигейл никогда не высказывала свои сомнения.

Она не хотела причинять боль сводной сестре, которая любила ее и заботилась о ней намного добрее, чем когда-либо ее родная сестра. Абигейл так сильно недоставало Эмили.

И без ее помощи и поддержки, голос Абигейл стал почти что шепотом. Разговаривать стало достаточно трудно; говорить обычно, было почти невозможно без постоянных скрытых наставлений Эмили. Но то, что даже ни один из слуг не обнаружил ее тайну на протяжении более чем двух лет с тех пор, как ее сестра отправилась в Шотландию, было свидетельством того, насколько хорошо Эмили обучила Абигейл говорить. Абигейл жила в ожидании того дня, когда она будет в состоянии убежать из замка Гамильтон и сможет присоединиться к своей сестре.

Отношение сэра Рубена смягчилось к ней, как только он увидел, что она не будет смущать его, извещая всех о своем недостатке, но ее мать, она считала Абигейл камнем на шее. Все свои надежды на удачный и выгодный брак она положила на Джоленту.

Все же Сибил отказала в просьбе Эмили отправить Абигейл в Хайленд для продолжительного визита.

Абигейл не понимала почему. Если только ее мать так сильно ненавидела ее, что не могла даже вынести мысли о счастье Абигейл. А она обязательно будет счастлива, когда встретится с единственным человеком в мире, той, которая любит ее и действительно желает ее общества.

Абигейл проводила большую часть своих дней в одиночестве. К счастью, Эмили научила ее читать письма так же хорошо, как по губам. Несмотря на то, что она редко получала письма от своей сестры, но все же они были единственной ниточкой, что связывало ее с Эмили, с тех пор как та отправилась на север, чтобы выйти замуж за своего горца. Абигейл изучила книги, которые сэр Рубен позволил ей читать и письма от аббатисы, с которой Эмили вела переписку. Последние шесть месяцев Абигейл сама переписывалась с этой образованной женщиной. Ее неспособность слышать не могла помешать дружбе через переписку.

Их экономка, Анна, была доброй женщиной, но она также была очень занятой, а Абигейл не любила кого-то беспокоить и быть обузой. Но она не хотела сдаваться и только продолжала улучшать свой гэльский с этой пожилой женщиной, родившейся в Шотландии. Она не оставляла надежду, что со временем, Сибил могла позволить дочери, которую она считала бесполезной, присоединиться к Эмили в Хайленде. Ей бы пришлось.

Абигейл была уверена, что это время настало, когда семь дней назад Сибил отвела ее в сторону и сказала, что она покинет замок и вместе с сэром Рубеном и Сибил отправится в поездку. Абигейл полагала, что Сибил, наконец, ответила на просьбы Эмили. Она окунулась в приготовления к поездке с волнением, которое не чувствовала с тех пор, как рассталась с сестрой.

Конечно, Абигейл испытала некоторый трепет от мысли, что ее, возможно, отправляют в женский монастырь. Но аббатиса, конечно, сказала бы об этом в своем последнем письме, если бы это было правдой. Абигейл спросила у матери, увидит ли она Эмили.

Сибил ответила, что возможно. Абигейл подумала, что она просто скромна. Но теперь, она опасалась, что мать подразумевала именно это. И это было вполне возможно.

Наконец, Абигейл нашла письмо от короля и начала читать его с нарастающей паникой.

Такого не могло быть. Ее мать не может быть настолько жестокой. Но официальное послание от короля говорило об обратном. Сибил, пусть будет проклята ее душа, не сказала об истинной причине поездки, но в этом письме, запечатанном лично королем, черным по белому было написано о жадности и предательстве ее матери.

Как мать могла запланировать что-то столь отвратительное для своей плоти и крови? Хуже того, как она могла не предупредить Абигейл о том, куда она должна отправиться?

Чья-то рука ухватила ее за плечо, и пальцы, подобно когтям, впились в ее плоть. Сердце Абигейл остановило и затем начало биться с бешеной скоростью.

Ее яростно развернули, и она оказалась лицом к лицу с бледной и злой матерью.

Сибил требовательно спросила:

– И что это ты делаешь?

Она не могла услышать слова, но Абигейл не составляло труда прочитать гнев или вопрос вырываются с губ ее матери.

Сначала Абигейл парализовали шок и страх от того, что ее обнаружили. Она попыталась заговорить, но от выражения отвращения на лице матери не смогла произнести, ни слова.

Отвращение проходило сквозь Абигейл, оставляя за собой кровавый след и внутреннюю боль. Однако, вместо стыда, который она обычно чувствовала из-за своего изъяна, внутри Абигейл закипала ярость от предательства матери.

Более двух лет прошло с первого указа короля, и вот мир Абигейл переворачивается во второй раз. Из-за того, что сэр Рубен не очень охотно ответил на призыв сюзерена послать рыцарей к нему на службу, король потребовал, чтобы его вассал предоставил достигшую брачного возраста дочь. Монархи Англии и Шотландии хотели организовать брак английской благородной девушки с могущественным и родовитым горцем.

Эмили послали в Шотландию, чтобы она вышла замуж за Талорка, лэрда клана Синклеров. Но по прибытию она была похищена, а потом вышла замуж за врага Талорка, лэрда клана Балморалов.

Когда Абигейл узнала об этом, она предположила, что на этом все и закончится. Король Шотландии должен был быть счастлив, что один из его лэрдов-горцев взял в жены англичанку. Наивно было полагать, что она была права.

Согласно посланию короля, запланированный брак Абигейл с лэрдом Хайленда был результатом ходатайства Сибил, а не желанием шотландского монарха. Ее мать подала прошение своему королю, зная, что результатом будет то, что ее глухая дочь будет отдана в жены незнакомцу в чужую страну.

В свой взгляд Абигейл вложила каждую частичку той ненависти, которую она испытывала от вероломства своей матери.

– Я искала правду; ту, которой от вас трудно дождаться.

Сибил ответила на оскорбление с насмешкой:

– Тебе здесь нечего делать.

– Судя по вашим действиям, вы считаете, что мне вообще нет места в этом замке.

Молчание было ответом на ее обвинение, но оно сказало больше, чем смогли бы слова. Сибил хотела, чтобы Абигейл уехала. От осознания этой правды Абигейл почувствовала всю ту боль, которая накапливалась за годы отчуждения, чтобы в этот миг прорваться в сердце смертельным ударом.

– Когда вы собирались сказать мне об этом? – спросила Абигейл, не заботясь о том, как звучит ее голос.

– Когда посчитала бы нужным, – ответила Сибил, и ее слова сочились ядом.

– Может перед алтарем? Когда я стояла бы перед священником и произносила брачные обеты?

Выражение лица матери было ответом на все вопросы, в которых нуждалась Абигейл. У Сибил не было никакого намерения подготовить Абигейл к свадьбе, которая должна была состояться на шотландской земле. Абигейл думала, что не может быть ничего хуже, чем предательство, о котором она узнала из официального послания короля. Как же она ошибалась.

Осознание того, что Сибил устроила этот брак, и того, что она обрекала Абигейл выходить замуж не только глухой, но и слепой, разрушило последние остатки надежды на любовь ее матери, за которые она упрямо цеплялась все это время.

– Как вы можете быть настолько жестокой?

Как может мать так отвратительно поступать со своей дочерью?

– Это не жестокость, обезопасить твое будущее.

Абигейл ни на мгновение не поверила доброжелательному оправданию.

– В вашей уловке нет никакой безопасности.

Она должна была знать. Она жила в ежедневном страхе, что ее глухота будет обнаружена. Многие считали такой изъян происками дьявола. Отношение церкви в таких обстоятельствах было достаточным для того, чтобы Абигейл снились кошмары. Много, очень много кошмаров, с тех пор, как ее сестра по приказу короля уехала, чтобы выйти замуж за лэрда-горца.

– Ты должна быть благодарна. Разве у тебя был бы шанс выйти замуж без моего вмешательства?

Ее мать выглядела обозленной и убежденной в своей правоте, но Абигейл знала правду.

– Эмили хотела, чтобы я жила с нею. Я не стояла бы тогда на вашем пути, – Абигейл с трудом произносила слова, зная, что у матери не было никакого сочувствия к ее несчастью.

– Ненадолго. Как только ее муж поймет, что ты проклята, он отошлет тебя назад к нам. – Сибил говорила, и ее слова были точно кинжалы, что впивались в сердце ее самой старшей дочери.

– Это – лучшее решение.

– Муж Эмили знает о моем изъяне. Она сказала ему.

– Она, конечно, не сказала. Если бы она это сделала, он никогда бы не позволил ей пригласить тебя к ним.

Абигейл почувствовала, что вся дрожит.

– Вы так сильно ненавидите меня?

– Я как мать беспокоюсь о твоем будущем. Джолента завидует той выгодной партии, которую ты сделаешь.

Сибил имела наглость сказать, что она рассказала младшей сестре Абигейл о свадебных планах. Слишком уж очевидно, что это пренебрежение было наигранным.

Абигейл сглотнула подступившую к горлу желчь, и почувствовала себя больной от этого дополнительного свидетельства ненависти ее матери.

– Единственное будущее, о котором вы печетесь, это ваше собственное будущее.

– Думай, что хочешь, – Сибил пожала плечами. – Ты совсем не полагаешься на мою материнскую мудрость. К счастью, у меня все еще есть дочь, которая слушается моих советов.

У Абигейл перехватило дыхание от несправедливости обвинений. Как только Абигейл стала ей отвратительна, Сибил отказала в материнской привязанности и совете ее самому старшему ребенку. Если бы Абигейл высказала матери все, что она о ней думала, это все равно не помогло бы, и поэтому она и не пробовала.

– Я думаю, что лэрд Синклер будет в ярости, когда узнает, что его обманули.

– Тогда ты должна сделать так, чтобы он никогда не узнал.

– Как я могу это сделать? Мы же будем женаты.

С ней рядом не будет Эмили, чтобы подсказать, когда другие обращались к ней, или прикрывать ее, когда она что-то упускала.

– Ты не должна проводить много времени рядом с ним. Он, в конце концов, дикий шотландец.

Согласно редким письмам Эмили, Талорк Синклер был и диким, и гордым. Что сделает такой гордый лэрд, когда узнает об обмане? Убьет ее? Объявит войну ее отцу? Отправить ее в женский монастырь или назад к семье было бы самым лучшим решением, но она не могла рассчитывать на что-то подобное.

И горькая правда была в том, что мать Абигейл очевидно не заботилась, каков будет результат, лишь бы она была избавлена от присутствия ее проклятой дочери.

– Не смотря ни на что, он будет моим мужем. Что, если он захочет побыть рядом со мной? – спросила Абигейл, с небольшой надеждой получить совет Сибил.

Выражение лица матери показало то, что она думала о такой возможности.

– Он ненавидит англичан. Он согласился на брак из-за приданого, которое его король пообещал ему.

В общих чертах в официальном послании короля говорится об очень щедром приданом, которое походило скорее на взятку от монарха лэрду, чтобы гарантировать сотрудничество горца.

– Как на счёт моего приданного?

– Ты думаешь, что я обеспечила бы его, когда твоя сестра вышла замуж не за того лэрда? Я настояла на том, чтобы приданое, предоставленное Эмили, так или иначе было возвращено лэрду Синклеров.

Холодная уверенность засела в сердце Абигейл.

– Вы хотите избавиться от меня и не имели никакого намерения платить женскому монастырю надлежащее приданое.

Предполагалось, что женский монастырь примет ее, даже без достаточной сумы денег.

– И вы организовали эту сделку, заключённую в аду.

Сибил ударила Абигейл по щеке и та отступила назад.

– Не смей говорить со мной в таком тоне.

– Почему нет? Это – правда.

Абигейл прикоснулась рукой к пульсирующей щеке, не смея закричать от боли.

– Правда в том, что ты больше не будешь моей проблемой.

Абигейл не знала, что было больнее, физический удар, или словесный?

– Что, если я все расскажу ему прежде, чем он будет связан со мной? Что вы тогда сделаете?

Она могла остановить безумие прежде, чем оно начнется.

Эти слова были последним, что Абигейл была в состоянии произнести, поскольку Сибил сняла палку, которая свисала с ее пояса – она использовала ее, чтобы привлекать внимание за столом и для того, чтобы наказывать слуг. Понимая, что ее мать намеревается сделать, Абигейл, повернулась, чтобы убежать, но запуталась в платье.

Первый удар пришёлся на ее плечи, но она попыталась удержаться на ногах. За первым ударом сразу же последовал второй, и скоро Абигейл уже не пыталась убежать, а просто скрутилась в комок, чтобы избежать ударов разъярённой женщины.

Удары резко прекратились. Абигейл почувствовала, что над ней происходит какая-то борьба, но она отказалась поднять голову, чтобы увидеть, что случилось. Нежные руки подняли ее, и знакомый аромат подсказал ей, кто это был. Это был ее отчим. Она подняла голову и обнаружила, что сэр Рубен выглядит разъяренным. Он кричал что-то ее матери, но со своего положения Абигейл не могло прочитать по его губам. Она могла только отметить, что слова были сердитыми, о чем свидетельствовала напрягшаяся шея сэра Рубена.

Мать открыла рот, но он снова заговорил, качая головой. Абигейл могла почувствовать вибрацию его груди.

Глаза Сибил расширились от потрясения, затем сузились в гневе, но она ушла, чего в тот момент Абигейл жаждала больше всего.

Сэр Рубен что-то произнес, но было ясно, что он не пытался поговорить с Абигейл, поскольку он прижал ее более крепко к своей широкой груди. Он отнес Абигейл в ее маленькую комнату, что находилась в башне, и положил на кровать.

– Я послал за Анной, чтобы она поухаживала за тобой.

Он тщательно выговаривал слова, и Абигейл могла читать по его губам без особых усилий.

– Спасибо. – Она была слишком испугана, чтобы позаботится о голосе, но она надеялась, что сэр Рубен все понял.

Он вздохнул, выглядев виноватым – что очень удивило ее.

– Я должен был догадаться, что она не скажет тебе о свадьбе.

Не зная, что сказать, и неуверенная, что она была способна хоть что-то произнести, Абигейл отвела взгляд.

Сэр Рубен повернул ее голову назад.

– Послушайте меня, дитя.

Абигейл посмотрела на него.

Сэр Рубен улыбнулся. Он на самом деле улыбнулся.

– Тогда читай по моим губам.

Она неохотно кивнула.

– Сначала, я думал, что идея твоей матери была просто безумством, но потом мы получили первое письмо от Эмили.

У Абигейл перехватило дыхание. Выходит ее мать запланировала это, как только до них дошли слухи, что Эмили вышла замуж не за Синклера, а за лэрда Балморалов? Она всегда подозревала, что Сибил хотела отправить Абигейл, а не Эмили – падчерицу, помощь которой поддерживала ее, – в ответ на первый приказ короля о браке.

Только Эмили спасла тогда Абигейл. Она была очень воодушевлена перспективой отправиться на север. И надеялась послать за Абигейл, как только сможет.

Теперь Абигейл знала наверняка, что это не было решением Сибил отправить Эмили. Она не знала, как ее сводная сестра это сделала, но Абигейл была уверенна, что Эмили сама вызвалась отправиться на север, чтобы отгородить сестру от участи, перед которой она теперь оказалась.

– Эмили… – Это было единственное слово, которое она смогла вымолвить.

Date: 2015-07-11; view: 330; Нарушение авторских прав