Шуршит белый пластик

Аксель не знал, как долго простоял у окна, глядя вслед Роберту и Беверли. Машина давно уже скрылась из виду. Мысли вертелись вокруг того, что случилось. Аксель заставил себя прекратить думать о прошлом, подошел к музыкальному центру, поставил пластинку Боуи, The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars, и прибавил громкость.

Pushing thru the market square…

Аксель подошел к бару и достал одну из самых дорогих бутылок из своей коллекции виски. «Макаллан» 1939 года – первого года войны. Аксель налил себе полстакана и сел на диван. Он слушал музыку, опустив глаза (молодой голос и небрежная партия фортепиано), и ощущал аромат тяжелой дубовой бочки и темного подвала, соломы и цитрусовых. Отпил из стакана – крепкий спирт обжег губы, наполнил рот. Напиток, вынашивая свой вкус, ждал целые поколения, пережил смену правительств, войну и заключение мира.

Теперь Акселю казалось, что случившееся – к лучшему; может быть, Беверли наконец получит помощь, в которой нуждается. Ему остро захотелось позвонить брату, сказать, как он его любит, но тут же губы разъехались в улыбке – очень уж патетической показалась эта мысль. Он не собирается покончить с собой – он просто встретит то, что уже совсем близко, и попытается удержаться на ногах.

Аксель взял бутылку и перешел в спальню, взглянул на незастеленную кровать. Он как раз услышал, как зажужжал мобильный телефон в кармане пиджака, висевшего на спинке стула, когда скрип половиц в салоне под чьими-то шагами заставил его обернуться.

– Беверли, – удивился он.

Лицо у девушки было в пыли, в руке она держала одуванчик.

– Мне не захотелось говорить с полицейскими…

– Где Роберт?

– Меня подвезли, – пояснила Беверли. – Совсем не опасно, все нормально.

– Зачем ты убежала?

– Не сердись, я ничего такого не сделала. Мне только надо было сказать тебе кое-что страшно важное.

Снова зажужжал телефон в кармане пиджака.

– Подожди, Беверли, мне надо ответить.

Он порылся в карманах, нашел телефон и быстро сказал:

– Аксель Риссен.

Послышался далекий голос:

– Алло?

– Здравствуйте.

– Это Рафаэль Гуиди, – произнес голос. Мрачный, грубый английский. – Прошу прощения за помехи на линии, я сейчас в открытом море.

– Ничего, – вежливо ответил Аксель. Беверли уселась на кровать.

– Перейду прямо к делу, – продолжал Гуиди. – Я звоню, чтобы узнать, успели ли вы подписать разрешение на экспорт оружия в Кению. Я рассчитывал, что к сегодняшнему дню судно с грузом уже покинет гавань.

Аксель, прижимая телефон к уху, прошел в салон, слушая больше собственное дыхание, чем далекий голос. Ему вспомнилась фотография: Рафаэль Гуиди, Карл Пальмкруна, Агата аль-Хайи и Понтус Сальман. Пальмкруна держал бокал с шампанским и смеялся, и десны у него были влажные.

– Вы слышите меня? – сквозь трескучие помехи спросил Гуиди.

– Я не буду подписывать разрешение, – ответил Аксель. По спине прошел озноб.

– Возможно, я поспособствую тому, чтобы вы передумали. Подумайте, есть ли что-нибудь, что я мог бы предложить вам.

– Я ничего не хочу.

– Полагаю, вы ошибаетесь. Когда я подписываю контракт…

Аксель нажал кнопку, и стало тихо. Он вернул телефон в карман пиджака; его наполняло неприятнейшее чувство, почти дурное предчувствие. Аксель двинулся к двери, ведущей в коридор и к лестнице. Выглянув в окно, он заметил в парке какое-то движение – к дому через кусты как будто приближалась прозрачная тень. Аксель повернулся к другому окну, но ничего не увидел. На нижнем этаже что-то звякнуло, словно от жары треснуло стекло. Аксель подумал, что это абсурд, но уже понял, что происходит. Сердце заколотилось, тело захлестнула адреналиновая волна, сознание прояснилось; Аксель двигался быстро, но удерживался от того, чтобы побежать. Прекрасный солнечный свет лился в щель между шторами. Словно нарядная дорожка из стекла, прямо в комнату, достигая самых ног Беверли. Девушка разделась и лежала в неубранной постели с романом Дюрренматта на животе.

– Аксель, я пришла рассказать кое-что хорошее…

– Только не пугайся, – сосредоточенно перебил он, – но ты должна немедленно спрятаться под кровать. Полезай и пролежи там не меньше часа.

Беверли немедленно послушалась и, не задавая вопросов, заползла под кровать. Аксель услышал на лестнице быстрые шаги. Ему показалось, что там не меньше двух человек. На кресле валялись джинсы и футболка Беверли. Аксель метнулся и затолкал одежду под кровать. Сердце тяжело колотилось; он огляделся, не зная, что делать. Мысли неслись с невероятной скоростью. Аксель вынул телефон из пиджака и бросился из спальни в салон. За спиной, в коридоре, раздались шаги – незваные гости приближались к библиотеке. Дрожащими руками он включил телефон, одновременно слыша, как скрипит пол, по которому кто-то мягко бежит. Звонить было уже некогда. Аксель хотел добраться до окна, позвать на помощь, но кто-то уже схватил его за руки, одновременно прижав к его шее что-то прохладное. Он даже не успел сообразить, что это электрошокер. Сквозь тело прошли шестьдесят девять тысяч вольт. Послышалось электрическое потрескивание, но Аксель почувствовал только несколько сильных ударов подряд, как будто кто-то бил его по шее железным прутом. Он не знал, закричал ли он, – сознание угасло, мир вокруг померк. Когда сознание и свет вернулись, нападавшие уже заклеили ему рот скотчем. Аксель лежал на полу, тело корчилось от спазмов, ноги и руки тряслись. Страшно саднил и болел след от электрошокера на горле. Защищаться было невозможно, тело парализовало. Мужчины деловито-резко связали ему руки и ноги и закатали его в белый пластик. Он зашуршал; Аксель подумал, что задохнется, но ему все же было чем дышать. Нападавшие обмотали сверток скотчем и подняли на плечи. Аксель попробовал извернуться, но все напрасно, он не владел собственными мышцами. Мужчины легко снесли его вниз по лестнице, вынесли на улицу и затолкали в ожидавший их фургон.