Особый язык

Во многих группах вырабатывается свой особый язык. Посторонний человек, который попытался бы понять докладную записку сотрудника Би-Би-Си или госдепартамента со множеством сокращений, скорее всего испытал бы чувство растерянности. Так же озадачен был бы студент-первокурсник, возьмись он прочитать диссертацию по социологии. Иногда использование новыми религиозными движениями особых понятий и терминов может — сознательно или бессознательно — способствовать отделению «своих» от «чужих» и усилению у первых чувства своей «особости», а возможно, и обособленности от тех, кто не является членом группы. Примером подобного языка, непонятного большинству посторонних, служит язык растафаров («язык души», «язык гетто» или «галлюциногенный язык»). Леонард Барретт предполагает, что речь Расты символизирует отождествление с другими страждущими.¹ Однако человек, не принадлежащий к обществу растафаров, который попытается понять, о чем говорят между собой члены этой группы, скорее почувствует свою изолированность, чем близость с говорящими. В письменной форме этот язык понять несколько легче, но все равно хотя бы в ряде случаев придется довольствоваться домыслами.^ Непосвященного могут поставить в тупик жаргон и акронимы, используемые саиенто-логами. Открыв наугад «Дианетику» Л. Рона Хаббарда, читаем следующее:

В один прекрасный день вы получите кейс, который не будет иметь закупорок нигде на траке, который больше не будет интересоваться инграммами (кейсы апатии не интересуются ими в начале; клиры в самом верху тоже ими не интересуются, и тем самым создается определенный цикл, хотя клир и очень далек от апатии). Это кейс, который будет обладать всеми риколами, будет рассчитывать точно и не будет делать ошибок.¹

Язык является средством, облегчающим или затрудняющим общение; кроме того, он используется для того, чтобы давать определения (в том числе и новые) действительности. Можно отказаться от привычных для данного языка значений, чтобы заставить мыслить по-новому тех, кто вообще склонен размышлять над сказанным. Подобную форму можно найти в коанах — туманно сформулированных вопросах, на которые нет рационального ответа. К ним обращаются в медитациях члены японской дзен-будди стекой секты Ринцай. Вот один из таких вопросов: «как звучит хлопок одной ладони?»

Мэнсон приводит еще один пример того, как совершенно обыкновенные слова лишаются привычного смысла. При этом возникает странная, непредсказуемая и обескураживающая ситуация:

Ты — мой отец, я — твоя мать, ты — моя жена, я — твоя сестра, ты — моя женщина, я — твое дерево... ты — моятрава, а я — твои ноги, ты — мой палец, а я — твой нос, ты — мое ничто, я — твое нечто, а вместе мы похожи.' Слова не имеют никакого смысла.²