Общие замечания ко всей системе в целом

Если читатель, внимательно следивший до сих пор за ходом наших мыслей, еще раз обдумает все сказанное здесь, то он, без сомнения, сделает замечания такого рода.

Вся система заключена между двумя крайними полюсами, из которых один определяется интеллектуальным, другой – эстетическим созерцанием. Тем, чем интеллектуальное созерцание является для философа, эстетическое является для его объекта. Первое, будучи необходимо только для особенной направленности духа, которую он принимает при философствовании, в обыденном сознании вообще не встречается; второе, будучи не чем иным, как общезначимым, или объективировавшимся, интеллектуальным созерцанием, может во всяком случае присутствовать в каждом сознании. Из этого ясно также, что философия в качестве философии никогда не может быть общезначимой, и понятно, почему это происходит. Абсолютная объективность дана одному искусству. Можно смело утверждать: лишите искусство объективности, и оно перестанет быть тем, что оно есть, и превратится в философию; придайте философии объективность, и она перестанет быть философией и превратится в искусство. Философия достигает, правда, наивысшего, но она приводит к этой точке как бы частицу человека. Искусство же приводит туда, а именно к познанию наивысшего, всего человека, каков он есть. и на этом основано извечное своеобразие искусства и даруемое им чудо.

Далее, вся внутренняя связь трансцендентальной философии покоится только на постоянном потенцировании самосозерцания, от первой и простейшей потенции в самосознании до высшей, эстетической.

Для того чтобы построить все здание самосознания, объект философии проходит следующие потенции.

Акт самосознания, в котором впервые разделяется абсолютное тождество, ость не что иное, как акт самосозерцания вообще. Следовательно, этим актом в Я еще не может быть положено ничего определенного, поскольку именно этим актом полагается вся определенность вообще. В этом первом акте тождество впервые становится субъектом и объектом одновременно, т. е. становится вообще Я – не для самого себя, но для философствующей рефлексии.

(Мы даже не вправе спрашивать, что такое это тождество, абстрагированное от этого акта и существующее как

бы до него. Ибо оно есть то, что может открыться только посредством самосознания и вообще не может быть отделено от этого акта.)

Посредством второго самосозерцания Я созерцает определенность, положенную в объективную сторону его деятельности, что происходит в ощущении. В этом созерцании Я есть объект для самого себя, тогда как в предыдущем оно было объектом и субъектом только для философа.

В третьем самосозерцании Я становится для себя объектом и в качестве ощущающего, т. е. то, что раньше было в Я субъективным, также приобретает объективность; следовательно, теперь в Я все объективно, или Я полностью объективно и в качестве объективного одновременно субъект и объект.

Поэтому от этого момента сознания может остаться лишь то, что после возникновения сознания преднаходится в качестве абсолютно объективного (внешнего мира). В этом созерцании, уже потенцированном и именно поэтому продуктивном, кроме объективной деятельности и деятельности субъективной –- обе они здесь объективны содержится еще третья, собственно созерцающая, или идеальная, та, которая позже выступит в качестве сознательной, но, будучи лишь третьей деятельностью по отношению к этим двум, она не может ни отделиться от них, ни быть противоположена им. Следовательно, в этом созерцании уже участвует и сознательная деятельность, другими словами, бессознательное объективное определено сознательной деятельностью, но только таким образом, что она не различается в качестве таковой.

Следующим созерцанием будет то, посредством которого Я созерцает самого себя в качестве продуктивного. Поскольку, однако, Я теперь только объективно, то и это созерцание будет только объективным, т. е. вновь бессознательным. В этом созерцании, правда, присутствует идеальная деятельность, для которой объектом служит та, созерцающая, также идеальная деятельность, участвовавшая в предыдущем созерцании; таким образом, здесь созерцающая деятельность есть идеальная деятельность второй потенции, т. е. целесообразная, но бессознательно целесообразная деятельность. То, что останется в сознании от этого созерцания, явит собой целесообразный, но не созданный в качестве целесообразного продукт. Такова организация во всей ее широте.

Прохождением этих четырех ступеней завершается Я в качестве интеллигенции. Очевидно, что до этого мо-

мента природа не отстает от Я, и ей, без сомнения, не хватает лишь последнего, чтобы все эти созерцания обрели для нее такое же значение, какое они имеют для Я. Что же такое это последнее, станет ясно из дальнейшего.

Если бы Я продолжало оставаться только объективным, то потенцирование самосозерцания могло бы продолжаться до бесконечности, однако тем самым лишь удлинился бы ряд возникающих в природе продуктов, но никогда не возникло бы сознание. Сознание возможно лишь благодаря тому, что упомянутое только объективное в Я станет объективным для самого Я. Однако основание тому не может находиться в самом Я. Ибо Я абсолютно тождественно с тем только объективным. Следовательно, это основание может находиться только вне Я, которое посредством продолжаю щеголя ограничения постепенно ограничивается до пределов интеллигенции и даже индивидуальности. Но вне индивидуума, т. е. независимо от него, есть только сама интеллигенция. Однако сама интеллигенция должна (в соответствии с дедуцированным механизмом) повсеместно ограничивать себя до пределов индивидуальности. Таким образом, искомое основание вне индивидуума может находиться только в другом индивидууме.

Абсолютно объективное может стать объектом для самого Я только под воздействием других разумных существ. Однако в них уже должно быть заложено намерение такого воздействия. Следовательно, свобода в природе всегда уже предполагается (природа не создает ее), и там, где она не присутствует уже в качестве первого, она возникнуть не может. Теперь, следовательно, становится очевидным, что, хотя до этого момента природа совершенно тождественна интеллигенции и проходит те же потенции, что и она, все же свобода, если она существует (что она существует, теоретически доказать невозможно), должна предшествовать природе (natura prior).

С этого момента начинается новая последовательность ступеней, недоступных природе и оставляющих ее позади себя.

Абсолютно объективное, или закономерность созерцания, становится объектом для самого Я. Однако созерцание становится объектом для созерцающего только посредством волнения. Объективное в волнении есть само созерцание, или чистая закономерность природы; субъективное – идеальная деятельность, направленная на эту закономерность саму по себе; акт, в котором это происходит,– абсолютный акт воли.

Абсолютный акт воли в свою очередь становится объектом для Я посредством того, что объективное в волнении, направленное вовне, становится для него объектом в качестве природного влечения; субъективное же, направленное на закономерность саму по себе,– в качестве абсолютной воли, т. е. в качестве категорического императива. Но все это также невозможно без деятельности, стоящей над обоими. Эта деятельность есть произвол, или сознательно свободная деятельность.

Однако если и эта сознательно свободная деятельность, в действовании противоположная объективной, хотя она и должна стать единой с ней, созерцается в своем изначальном тождестве с объективной деятельностью, что посредством свободы совершенно невозможно, то в результате этого наконец возникает высшая потенция самосозерцания; поскольку она сама уже находится вне пределов условий сознания и, напротив, есть само создающее себя с самого начала сознание, это созерцание должно всегда казаться там, где оно есть, совершенно случайным, и это совершенно случайное в высшей потенции самосозерцания есть то, что определяется как идея гениальности.

Таковы неизменные и бесспорные для знания моменты в истории самосознания, в опыте определяемые как беспрерывная последовательность ступеней, которую можно выявить и вести от простого вещества к организации (посредством которой бессознательно творящая природа возвращается к самой себе), а отсюда посредством разума и произвола – к высшему единению свободы и необходимости в искусстве (посредством которого сознательно продуктивная природа замыкается и завершается в самой себе).