Телеологическое значение забот о своей личности. 3 page

Если буквенные символы даны нам в столь бессвяз-
ной последовательности, что мы не можем связать их
совокупность с известным концептом, то охватить их
сразу несколько гораздо труднее: стремясь удержать в
памяти одни из них, мы упускаем из виду другие. Впро-
чем, в известных границах можно избегнуть этого. По-
дан производил соответствующие эксперименты, декла-
мируя вслух одно стихотворение и одновременно читая
про себя другое, или записывая одну фразу и вслух в
то же время произнося другую, или, наконец, производя
на бумаге вычисления, читал вслух стихи. Он пришел к
следующим выводам: «Наиболее благоприятным усло-
вием для двойной одновременной умственной деятель-
ности является применение ее к двум разнородным про-
цессам мысли. Два однородных и одновременных про-
цесса мысли (например, два умножения, два чтения,
вслух и про себя, декламирование и письмо) выполня-
ются с большим трудом и приводят к более неопреде-
ленным результатам».

Подан сравнивал количество времени, необходимое
для выполнения тех же двух разнородных операций
мысли одновременно и последовательно, и нашел, что
первое дает нередко в результате значительный выиг-
рыш времени. «Я умножаю 421312212 на 2—эта опера-
ция занимает шесть секунд; для прочтения четверости-
шия также необходимо шесть секунд, но и для одновре-
менного выполнения обеих операций достаточно шести
секунд, так что при этом нет никакой потери времени».

Возвращаясь к вопросу, сколько разнородных объ-
ектов мысли могут быть одновременно у нас в сознании,
иначе говоря, сколько совершенно не связанных между
собой групп явлений или процессов могут одновременно
занимать сознание, мы можем дать на него следующий
ответ: с большим трудом более одной и то только в слу-
чае, когда процессы привычны, две-три без особого ко-
лебания внимания. Но когда процессы не отличаются
столь автоматическим характером (например, о Цезаре
известно, будто бы он писал письмо, диктуя в то же
время четыре других), происходит быстрый переход со-
знания от одного процесса к другому и, следовательно,
нет никакого выигрыша во времени.

Когда предметом нашего внимания служат едва уло-
вимые ощущения и мы напрягаем усилия, чтобы точно
различить их, то наблюдается интерференция внимания
между этими ощущениями. Подобных тонких экспери-
ментов немало было сделано Вундтом. Он старался точ-
но подметить положение быстро вращающейся стрелки
в то мгновенье, когда раздается звонок. Здесь нужно
было зафиксировать одновременность двух различных
ощущений — зрительного и слухового. После ряда тща-
тельных и упорных изысканий было найдено, что зри-
тельное восприятие, по-видимому, одновременное со
слуховым, фактически почти никогда не совпадало с
ним во времени. Можно было только наблюдать, что
одно восприятие на самом деле происходило или рань-
ше, или позже другого.

Различные виды внимания. Можно указать следую-
щие виды внимания. Оно относится или к восприятиям
(внимание чувственное), или к воспроизведенным пред-
ставлениям (внимание интеллектуальное). Внимание
может быть непосредственным или опосредованным; не-
посредственным — в том случае, когда объект внимания
интересен сам по себе, опосредованным — когда объект
внимания лишь путем ассоциации связан с непосред-
ственно интересующим меня предметом. Опосредован-
ное внимание по-другому называют апперцептивным.
Наконец, внимание может быть или пассивным, реф-
лекторным, непроизвольным, не сопряженным ни с ка-
ким усилием, или активным, произвольным.
С, Произвольное внимание всегда апперцептивное. Мы
йлаем сознательные усилия, чтобы направить наше
внимание на известный объект только в том случае, ес-
ли он связан лишь косвенно с каким-нибудь нашим ин-

тересом. Но чувственный и интеллектуальный виды вни-
мания оба могут быть и непроизвольными, и произволь-
ными. При непроизвольном внимании, направленном
прямо на какой-нибудь объект восприятия, стимулом
служит или значительная интенсивность, объем и вне-
запность ощущения, или стимул является инстинктив-
ным, т. е. представляет такое восприятие, которое ско-
рее благодаря своей природе, чем силе, воздействует на
какое-нибудь прирожденное стремление и поэтому при-
обретает непосредственную привлекательность. В главе
«Инстинкт» мы увидим, как эти стимулы различаются у
животных и каково большинство их у человека: стран-
ные предметы, движущиеся вещи, дикие животные, бле-
стящие, красивые, металлические вещи, слова, удары,
кровь и т. д.

Внимание ребенка и юноши характеризуется воспри-
имчивостью к непосредственно воздействующим чув-
ственным стимулам. В зрелом возрасте мы обыкновен-
но реагируем лишь на те стимулы, которые выделены
нами благодаря связи с так называемыми постоянными
интересами; к остальным же стимулам мы относимся
безразлично. Но детство отличается значительной актив-
ностью и в то же время располагает слишком незначи-
тельными критериями для оценки новых впечатлений и
выделения из них тех, которые заслуживают особенного
внимания. Результатом является необыкновенная под-
вижность внимания у детей, подвижность, из-за которой
первые регулярные уроки с ними превращаются в ка-
кой-то хаос.

Всякое сильное впечатление вызывает приспособле-
ние соответствующего органа чувств и влечет за собой
у ребенка на все время действия полное забвение той
работы, какая на него возложена. Учитель должен на
первых же уроках принять меры к устранению этого
непроизвольного, рефлекторного внимания, вследствие
которого, по словам одного французского писателя, мо-
жет показаться, что ребенок менее принадлежит самому
себе, чем любому внешнему объекту, обратившему на
себя его внимание. У некоторых лиц такое явление про-
должается в течение всей жизни, и работа выполняется
ими в те промежутки, когда это состояние внимания
временно прекращается.

Непроизвольное внимание при восприятии бывает
апперцептивным, если внешнее впечатление, не будучи
само по себе сильным или инстинктивно привлекатель-

ным, связано с такими впечатлениями предшествующим
опытом и воспитанием. Последние могут быть названы
мотивами внимания. Впечатление черпает в них интерес
или даже, быть может, сливается с ними в один слож-
ный объект, в результате чего они попадают в фокус
внимания. Легкий стук сам по себе весьма неинтересный
звук, он может затеряться во множестве окружающих
нас звуков, но едва ли стук в оконный ставень усколь-
знет от внимания, если это условный знак любовника
под окном его милой.

Гербарт пишет: «Как поражает глаз стилиста нели-
тературно написанная фраза! Как неприятна для музы-
канта фальшивая нота или для светского человека на-
рушение хорошего тона! Как быстры наши успехи в из-
вестной отрасли знания, если ее основные начала ус-
воены нами так хорошо, что мы воспроизводим их мыс-
ленно с необыкновенной точностью и легкостью! Одна-
ко как медленно и неуверенно воспринимаем мы самые
начала той или другой науки, если не получили надле-
жащей подготовки при помощи знакомства с концеп-
тами, еще более элементарными сравнительно с нача-
лами данной науки! Апперцептивное внимание хорошо
наблюдать на очень маленьких детях, когда, слушая
еще не понятные для них разговоры старших, они вдруг
схватывают отдельное знакомое слово и повторяют его
себе. Апперцептивное внимание можем мы подметить
даже у собаки, которая оборачивается, когда ее назы-
вают по имени. До известной степени нечто подобное
представляет умение, проявляемое некоторыми невни-
мательными школьниками во время урока, умение под-
мечать каждый момент в рассказе учителя. Я помню
уроки нестрогого, но неинтересного преподавателя, у
которого в классе стоял непрерывный шепот, шепот
этот всегда моментально прекращался, как только учи-
тель начинал рассказывать занятный анекдот. Как мог-
ли мальчики, которые, по-видимому, ничего не слышали
из объяснения учителя, уловить начало анекдота? Без
сомнения, большинство из них слышали кое-что из слов
учителя, но основная часть этих слов не имела никакой
связи с интересами и мыслями, занимавшими школьни-
ков в данную минуту, поэтому отрывочные слова, до-
стигнув слуха, вновь улетучивались. Но как только сло-
ва вызывали прежние представления, которые образо-
вывали серию тесно связанных между собой идей и
легко вступали в связь с новыми впечатлениями, тотчас

из сочетания старых идей и новых впечатлений полу-
чался в итоге интерес к воспринимаемым вполуха сло-
вам; они поднимались выше порога сознания — и вни-
мание снова восстанавливалось».

Непроизвольное внимание, направленное на воспро-
изведенные представления, непосредственно, если мы
следим мыслью за рядом образов, которые сами по себе
привлекательны и интересны; оно апперцептивно, когда
объекты интересуют нас как средства для осуществле-
ния более отдаленной цели или просто благодаря ассо-
циации их с каким-нибудь предметом, который придает
им ценность. Токи в мозгу, сопровождающие процессы
мысли, могут представлять в таком случае столь тесно
связанное целое, их объект может настолько поглотить
наше внимание, что не только нормальные ощущения,
но даже сильнейшая боль вытесняются ими из области
сознания. Паскаль, Весли, Голл, как говорят, обладали
способностью всецело отвлекать внимание от боли.
Карпентер рассказывает о себе, как он нередко прини-
мался за чтение лекции с невралгией столь сильной,
что, казалось, не было никакой возможности довести
лекцию до конца. Но едва он, переломив себя, прини-
мался за чтение лекции и во время ее углублялся в
последовательное развитие мыслей, как тотчас замечал,
что боль нисколько не отвлекала его, пока не наступал
конец лекции и внимание не рассеивалось. Тогда боль
возобновлялась с силой, превосходящей всякое терпе-
ние, так, что он удивлялся, как можно было перед этим
забыть о ее существовании («Физиология ума»). Анало-
гичным примером служат солдаты, не чувствующие ран
в разгар сражения.

Произвольное внимание. Карпентер говорит о сосре-
доточении внимания путем сознательных усилий. Этими
усилиями и характеризуется то, что мы назвали актив-
ным или произвольным вниманием. Всякий знает, что
это такое, но в то же время почти всякий согласится, что
это нечто не поддающееся описанию. Мы прибегаем к
произвольному вниманию, когда нам нужно уловить ка-
кой-нибудь оттенок в зрительном, слуховом, вкусовом,
обонятельном или осязательном ощущении, а также ког-
да мы хотим выделить какое-то ощущение из массы
подобных или стараемся сосредоточиться на предмете,
для нас мало привлекательном, и при этом противодей-
ствуем влечениям более сильных стимулов. В области
умственной произвольное внимание проявляется в со-

вершенно аналогичных случаях, например когда мы
стараемся выделить и отчетливо представить себе идею,
которая лишь смутно таится в нашем сознании, или ког-
да мы с величайшими усилиями стараемся различить
оттенки значения в синонимах, или упорно стараемся
удержать в границах сознания мысль, которая настоль-
ко дисгармонична нашим стремлениям в данную мину-
ту, что, не будь особых усилий с нашей стороны, она
быстро уступила бы место иным образам более безраз-
личного характера.

Чтобы представить себе лицо, которое испытывает
сразу все формы произвольного внимания, вообразим че-
ловека, сидящего в обществе за обедом и намеренно
выслушивающего скучнейшие нравоучения, которые ему
вполголоса читает сосед, в то время как кругом разда-
ется веселый смех гостей, беседующих о самых зани-
мательных и интересных вещах.

Произвольное внимание продолжается не долее не-
скольких секунд подряд. То, что называется поддержкой
произвольного внимания, в сущности, есть повторение
последовательных усилий сосредоточить внимание на
известном предмете. Раз эти усилия нам удались, объ-
ект внимания вследствие своей привлекательности раз-
вивается; если его развитие нам интересно, то внимание
на время становится непроизвольным. Выше мы заме-
тили, что, по словам Карпентера, поток мысли увлекает
нас, как только мы в него погрузимся. Этот пассивный
интерес может быть более или менее продолжительным.
Едва он успел вступить в силу, как внимание отвлека-
ется какой-нибудь посторонней вещью; тогда посред-
ством произвольного усилия мы вновь направляем
мысль на прежний предмет; при неблагоприятных усло-
виях такое колебание внимания может продолжаться
часами. Впрочем, при этом надо не упускать из виду,
что внимание сосредоточивается в данном случае не на
тождественном в психическом смысле объекте, но на
последовательном ряде объектов, только логически тож-
дественных между собой. Никто не может непрерывно
сосредоточивать внимание на неизменяющемся объекте
мысли.

Есть объекты мысли, которые не поддаются разви-
тию. Они попросту ускользают от нас, и, для того что-
бы сосредоточить внимание на чем-нибудь, имеющем к
ним отношение, требуется такой ряд непрерывно возоб-
новляемых усилий, что человек с самой энергичной во-

лей бывает вынужден отступиться от них, тщетно упот-
ребив в течение некоторого времени все возможные
средства к достижению цели, и предоставить своим мы-
слям следовать за более привлекательными стимулами.
Есть такие объекты мыслей, которых человек боится,
как пуганая лошадь, которых он стремится избегать да-
же при самом беглом воспоминании о них. Таковы таю-
щие капиталы для мота в разгар его расточительности.
Но незачем приводить исключительный пример мотов-
ства, когда для всякого человека, увлекаемого стра-
стью, мысль об умаляющих страсть обстоятельствах
представляется несносной хотя бы на мгновение. <...>

При более спокойных душевных состояниях труд-
ность сосредоточить внимание на предмете бывает так
же велика, в особенности если мозг утомлен. Иное ли-
цо, чтобы избежать скучной предстоящей работы, быва-
ет готово ухватиться за любой предлог, каким бы нич-
тожным и случайным он ни был. Я, например, знаю
одного господина, который готов разгребать угли в ка-
мине, расставлять стулья у себя в комнате, подбирать
с полу соринки, приводить в порядок свой стол, разби-
рать газеты, хвататься за первую попавшуюся под ру-
ку книгу, стричь ногти,— словом, как-нибудь убивать
утро. И все это он делает непреднамеренно, единствен-
но только потому, что ему к полудню предстоит приго-
товить лекцию по формальной логике, которой он тер-
петь не может. Все он готов делать, только не это.

Повторяю еще раз: объект внимания должен изме-
няться. Объект зрения с течением времени становится
невидим, объект слуха перестает быть слышим, если
мы будем неподвижно направлять на него внимание.
Гельмгольц, подвергший самому точному эксперименти-
рованию свое внимание в области органов чувств, при-
меняя зрение к объектам, не привлекающим внимания
в обыденной жизни, высказывает несколько любопытных
замечаний о борьбе двух полей зрения. Так называется
явление, наблюдаемое нами, когда мы глядим каждым
глазом на отдельный рисунок (например, в двух отделе-
ниях стереоскопа); в этом случае мы осознаем то один
рисунок, то другой, то части обоих, но почти никогда не
осознаем их оба вместе.

Гельмгольц говорит по этому поводу: «Я чувствую,
что могу направлять внимание произвольно то на одну,
то на другую систему линий (рис. 6) и что в таком слу-
чае некоторое время только одна эта система сознается

мною, между тем как дру-
гая совершенно ускользает
от моего внимания. Это бы-
вает, например, в случае,
если я попытаюсь сосчитать
число линий в той или дру-
гой системе. Но крайне труд-
но бывает надолго прико-
вать внимание к одной какой-нибудь системе линий,
если только мы не ассоциируем предмет нашего вни-
мания с какими-нибудь особенными целями, которые
постоянно обновляли бы его активность. Так мы посту-
паем, задаваясь целью сосчитать линии, сравнить нх
размеры и т. п. Равновесие внимания, мало-мальски про-
должительное, ни при каких условиях не достижимо.
Вынимание, будучи предоставлено самому себе, обнару-
живает естественную наклонность переходить от одного
нового впечатления к другому; как только его объект пе-
рестает быть интересным, не доставляя никаких новых
впечатлений, внимание вопреки нашей воле переходит
на что-нибудь другое. Если мы хотим сосредоточить вни-
мание на определенном объекте, то нам необходимо по-
стоянно открывать в нем все новые и новые стороны, в
особенности когда какой-нибудь посторонний импульс
отвлекает нас в сторону».

Эти слова Гельмгольца чрезвычайно важны. А раз
они вполне применимы к вниманию в области органов
чувств, то еще с большим правом мы можем применить
их к вниманию в области интеллектуального разнооб-
разия. Conditio sine qua поп (непременное условие) для
поддержки внимания по отношению к какому-нибудь
объекту мысли заключается в постоянном возобновле-
нии нашего внимания при изменении точки зрения на
субъект внимания и отношения к нему. Только при пато-
логических состояниях ума сознанием овладевает неот-
вязчивая, однообразная idee fixe.

Гений и внимание. Теперь мы можем легко видеть,
почему так называемое поддерживаемое внимание раз-
вивается тем быстрее, чем богаче материалами, чем
более свежестью и оригинальностью отличается воспри-
нимающий ум. Такие умы пышно расцветают и дости-
гают высокой степени развития. На каждом шагу они
делают все новые и новые выводы, постоянно укрепляя
свое внимание. Интеллект же, бедный знаниями, непод-

9—833

вижный, неоригинальный, едва ли будет в состоянии
долго сосредоточивать внимание на одном предмете, ин-
терес к которому ослабевает чрезвычайно быстро. Отно-
сительно гениев установилось общее мнение, что они
далеко превосходят других людей силой произвольного
внимания. Можно выразить опасение, не представляет
ли у большинства из них эта сила чисто пассивное свой-
ство. В, их головах идеи пестрят разнообразием; в каж-
дом предмете гениальные люди умеют находить бесчис-
ленное множество сторон и по целым часам могут со-
средоточиваться на одной мысли. Но гений делает
их внимательными, а не внимание образует из них ге-
ниев.

Вникнув в сущность дела, мы можем заметить, что
гении отличаются от простых смертных не столько ха-
рактером внимания, сколько природой тех объектов,
на которые оно поочередно направляется. У гениев объ-
екты внимания образуют связную серию, все части ко-
торой объединены между собой известным рациональ-
ным принципом. Вот почему мы называем внимание
поддерживаемым, а объект внимания на протяжении
нескольких часов тем же. У обыкновенного человека се-
рия объектов внимания бывает большей частью бес-
связной, не объединенной общим рациональным прин-
ципом, поэтому мы называем внимание такого человека
неустойчивым, шатким.

Не лишено вероятия, что гений удерживает человека
от приобретения привычек произвольного внимания и
что среднее умственное дарование представляет почву,
где можно всего более ожидать развития добродетелей
воли в собственном смысле слова. Представляет ли
дар внимания свойство гения или оно зависит от разви-/
тия воли? Во всяком случае, чем долее человек может
удерживать внимание на одном объекте, тем более
представляется ему возможности вполне им овладеть. \
Способность же постоянно направлять рассеивающееся
внимание составляет живой нерв в образовании каждо-
го суждения, характера и воли. У кого нет этой спо-
собности, того нельзя назвать compos sui (владеющим
собой). Воспитание, которое могло бы совершенство-
вать эту способность, было бы воспитанием par excel-
lence. Но указать на такой идеал несравненно легче, чем
дать практическое руководство к его достижению.

Относительно внимания общим педагогическим пра<

видом может служить следующее: чем более интереса
в данном занятии ожидает ребенка впереди, тем более

-будет' напряжено его внимание. Поэтому при обучении
ребенка нужно руководить его занятиями так, чтобы

-КЯХдое новое сведение находилось в известной связи
с ранее приобретенными знаниями, и, если возможно,
вызывать в ребенке любопытство, так чтобы каждое но-
вое полученное им сведение служило ответом или
частью ответа на вопрос, еще ранее существовавший в
уме ученика.

Физиологические условия внимания. Вот, по-види-
мому, наиболее важные из них: 1) по возникновения
внимания к данному объекту необходимо, чтобы соот-
ветствующий кортикальный центр был возбужден и
центральным путем — идеационно, и путем внешнего
чувственного раздражения; 2) затем орган чувств дол-
жен быть приноровлен посредством приспособления
соответствующего мышечного аппарата к наиболее от-
четливому восприятию внешнего впечатления; 3) по
всей вероятности, необходим известный приток крови к
соответствующему кортикальному центру. Третьего ус-
ловия я не буду касаться, так как относительно его мы
не имеем никаких обстоятельных сведений, и я посту-
лирую его лишь на основании общих аналогий. Первое
и второе условия доказаны экспериментальным путем.
Начнем ради удобства с рассмотрения второго условия.

Приспособление органа чувств. Оно наблюдается не
только тогда, когда внимание направлено на внешнее
чувственное впечатление, но и в случае, когда объек-
том внимания служит мысль. Что такое приспособле-
ние налицо, когда мы направляем внимание на внешний
объект, само собой ясно. Глядя на что-нибудь или слу-
шая что-нибудь, мы непроизвольно приспосабливаем
глаза и уши, а также поворачиваем в нужном направ-
лении голову и тело; обоняя и пробуя на вкус, мы при-
спосабливаем язык, губы и нос к данному предмету;

осязая какую-нибудь поверхность, мы соответствую-
щим образом двигаем осязающий орган. Во всех этих
актах, производя непроизвольные целесообразные мы-
шечные сокращения, мы задерживаем другие движения,
нецелесообразные по отношению к тому результату,
который мы имеем в виду. Так, пробуя что-нибудь на
вкус, мы зажмуриваем глаза, прислушиваясь, стараем-
ся затаить дыхание и т. п. В результате получается

У \ 131

более или менее массивное органическое чувство напря-
женности внимания. На это органическое чувство мы
обыкновенно смотрим как на чувство нашей собственной
активности, хотя оно возникает в нас посредством при-
способления органов чувств. Таким образом, всякий
объект, способный немедленно возбудить нашу чувстви-
тельность, вызывает рефлекторное приспособление ор-
гана чувств, которое сопровождается двумя результа-
тами: во-первых, чувством активности и, во-вторых,
возросшей ясностью в нашем сознании данного объ-
екта.

При интеллектуальном внимании в нас наблюдаются
такие же чувства активности. Насколько мне известно,
Фехнер первым проанализировал эти чувства и отличил
их от только что указанных более грубых форм того
же чувства. Вот что он пишет: «Когда мы переносим
наше внимание с объекта одного органа чувств на объ-
ект другого, мы испытываем некоторое вполне опреде-
ленное и легко воспроизводимое произвольно, хотя и не
поддающееся описанию, чувство перемены направления
или изменения в локализации напряжения (Spannung).
Мы чувствуем напряжения в известном направлении в
глазах, с какой-нибудь стороны в ушах, напряжения,
которые возрастают и изменяются в зависимости от сте-
пени нашего внимания в то время, когда мы смотрим
или слушаем; это и есть то, что мы называем напряже-
нием внимания. Локализация напряжения всего ярче
наблюдается, когда внимание наше быстро колеблется
между слухом и зрением и в особенности когда мы хотим
тонко распознать данный объект при помощи осязания,
обоняния и вкуса. <:...> Когда я пытаюсь вызвать в
памяти или воображении какой-нибудь живой образ, то
я начинаю испытывать нечто совершенно аналогичное
напряжению внимания при непосредственном зритель-
ном или слуховом восприятии, но это аналогичное чув-
ство локализуется совершенно иначе. В то время как
при восприятии реального объекта (а также зритель-
ных следов) напряжение направляется всецело к дан-
ному объекту—вперед, а при переходе внимания от
одного органа чувств к другому оно только меняет
соответственно направление от одного органа чувств к
другому, не затрагивая остальную часть головы, при
воображении и припоминании, наоборот, чувство напря-
жения всецело отвлекается от внешних органов чувств

скорее углубляется в ту часть головы, которая напол-
нена мозгом. Когда я хочу, например, припомнить мест-
ность или лицо, они возникнут передо мной с живостью,
если я буду направлять внимание не вперед, а, скорее,
если так можно выразиться, назад».

«Направленность внимания назад», ощущаемая на-
ми," когда внимание занято воспроизведенными пред-'
ставлениями, по-видимому, состоит главным образом во
вращении глазных яблок кнаружи и прямо противопо-
ложно движению глаз при направлении зрения на внеш-
ний объект. Впрочем, даже при внимании, направлен-
ном на чувственные объекты, приспособление органа
чувств еще не самый существенный процесс, а второсте-
пенный, который, как показывают наблюдения, может
вовсе не иметь места. Вообще говоря, верно, что ни
один объект, лежащий на крайних частях поля зрения,
не может привлечь нашего внимания, не привлекая в то
же время и нашего глаза, т. е. не вызывая вращения и
аккомодации глаза и не локализуя таким образом
изображения предмета на желтом пятне, самой чув-
ствительной точке глаза. Но при помощи упражнения и
при известном усилии можно направлять внимание на
главный объект поля зрения, оставляя глаз неподвиж-
ным.

При этих условиях предмет никогда не различается
нами вполне отчетливо (это невозможно по той причи-
не, что изображение предмета получается здесь не на
самом чувствительном месте сетчатки), но всякий может
убедиться, что предмет сознается более живо, если мы
усилим к нему внимание. Так, учителя умеют следить
'за учениками, делая вид, будто не глядят на них. Жен-
щины, вообще говоря, больше пользуются перифериче-
ским зрительным вниманием, чем мужчины. Гельмгольц
сообщает один факт, столь любопытный, что я приведу
здесь его наблюдение целиком. Однажды он производил
опыты, желая слить в одно целое зрительное восприя-
тие пару стереоскопических картин, освещавшихся на
миг электрической искрой.

Картины помещались в темном ящике, который вре-
мя от времени на мгновение освещался вспышкой; что-
бы глаза не двигались в сторону, в середине каждой
картины булавкой был сделан прокол, через который
проникал дневной свет, так что оба глаза в промежут-
ки мрака имели перед собой по одной светлой точке.

При параллельных зрительных осях обе эти точки сли-
вались в одну, и малейшее движение глазного яблока
тотчас же изобличалось раздвоением зрительных обра-
зов. Гельмгольц таким путем нашел, что при совер-
шенной неподвижности глаз простые плоскостные фи-
гуры могут восприниматься в качестве трехмерных при
одной вспышке. Но сложные фигуры воспринима-
лись трехмерными лишь при нескольких вспышках под-
ряд.

Любопытно, говорит далее Гельмгольц, что при этом,
хотя мы неподвижно фиксируем оба глаза на булавоч-
ных отверстиях и не даем раздваиваться их сложно-
му изображению, тем не менее мы можем направить
наше внимание на любую часть темного поля так, что-
бы при вспышке получить впечатление лишь от той ча-
сти картины, которая и лежит в направлении нашего
внимания. Здесь внимание является совершенно незави-
симым от положения и аккомодации глаз или от ка-
кого-либо известного нам изменения в этом органе и
может свободно направляться сознательным волевым уси-
лием на любую часть темного и однородного поля зре-
ния. Это одно из наиболее важных наблюдений для бу-
дущей теории внимания («Physiologic Optik»).

Идеационное возбуждение центра. Но в чем же вы-
ражается направление внимания на периферическую
часть картины, если при этом нет физической аккомо-
дации глаза? Что происходит, когда мы распределяем
или рассеиваем внимание по предмету, в котором ни
одна часть не привлекает нашего внимания? Эти вопро-
сы ведут нас к анализу второй характерной черты вни-
мания — идеационного возбуждения, о котором мы упо-
мянули выше. Усилие при направлении внимания на
крайнюю часть картины заключается не в чем ином, как
в стремлении сформировать себе возможно более ясно
идею того, что там изображено. Воспроизведенная идея
идет на помощь ощущению, делая его более ясным. По-
явление идеи может сопровождаться усилием; этого
рода усилие и представляет в данном случае конечный
результат напряжения внимания. Мы сейчас покажем,
что в наших актах внимания всегда есть известная
мысленная антиципация (предварение) объекта внима-
ния. Льюис называет ее преперцепцией, и это название
по-видимому, всего более подходит к мысленному ожи"
данию наступающего явления,