Глава 18. Лариса не хотела признаться себе, что ей нравится Изотов

Памир

Лариса не хотела признаться себе, что ей нравится Изотов. Ничего в нем нет особенного. Он чем‑то напоминал ей директора школы, в которой она преподавала биологию. Такой лее молодой, серьезный и галантный.

Более! Как давно это было – школа, уроки, классный журнал, звонки, шумные переменки, непослушные ученики. Ларисе казалось, прошлая жизнь никогда не вернется. Москва, Мельников, их съемная квартира, вечная погоня за деньгами, достатком… Куда все ушло? Она потеряла интерес к мужу и не могла себя заставить писать ему.

Горы встали непреодолимой стеной между нею и прошлым. Здесь началось что‑то другое, новое…

Изотов и Лариса прогуливались недалеко от входа в туннель, разговаривали.

– Сколько вам лет, Валера? – спросила она.

– Тридцать шесть, – вздохнул инженер. – Это моя вторая крупная стройка.

– Вы женаты?

– Был… развелся два года назад. Какой из меня муж? Дома не бываю, все в разъездах да в разъездах. Какой женщине это понравится? Кочевая жизнь по‑своему формирует характер, взаимоотношения. Случайные пристанища, случайные знакомства, случайные связи… Все случайное.

Лариса улыбнулась. Ей было приятно узнать, что инженер Изотов – свободный мужчина. Только бы он ее не спрашивал о семье!

– Вы мне обещали экскурсию, – увела она разговор в сторону. – Помните?

– Конечно, – кивнул Изотов. – Хоть сегодня. У вас есть свободное время?

Лариса захлопала в ладоши, как школьница.

– Ой, вот здорово!

– Эй, Панчук, – подозвал инженер низенького, коренастого проходчика. – Дай женщине каску.

– Сей момент.

Проходчик понимающе ухмыльнулся, проворно сбегал за каской и подал Ларисе.

– Не боитесь? – спросил Изотов. – Женщины у нас в туннеле еще не бывали. Вы первая.

– Там страшно?

Он задумался, зябко повел плечами.

– Как сказать? Мне поначалу было страшно. Я когда первый раз под землю спустился, думал, больше не смогу. Если наверх выберусь – все! Никто меня сюда силой не загонит! А потом ничего… привык. Но это давно было, еще в Москве, когда мы метро строили. Здесь не так опасно. Скалы, все‑таки. А там… мама родная! Толща земли над тобой, темнота и шорохи. Ну, как все это завалится? Куда бежать? Пробрало меня, как положено. Мне тогда проходчики казались храбрецами, настоящими героями. Верите?

– Верю. – Лариса кое‑как напялила каску поверх вязаной шапочки. – Мне идет?

– Очень.

Вход в туннель показался ей вратами в преисподнюю – сырой, мрачный, зияющий непроглядной чернотой. Она не сразу заметила, что внутри горят электрические лампочки.

– А это что? – Лариса показала на арочную конструкцию, напоминающую гигантский скелет. – Я чувствую себя, как в горле у динозавра.

– В горле у динозавра? – засмеялся Изотов. – Интересное сравнение. Можно и так сказать. Это тюбинги, которыми укрепляется грунт или порода внутри туннеля. Их подгоняют один к другому с точностью до миллиметра. Там, где они установлены, вероятность обвала минимальна.

– Но все‑таки возможна?

– Все возможно, – ответил инженер. – Несоблюдение технических требований проходки. Или землетрясение, например. Здесь сейсмически опасная зона. Постоянно встряхивает.

По мере того как они удалялись от входа, Ларисе становилось не по себе. Они с Изотовым шли по туннелю в полном одиночестве. Откуда‑то издалека доносились приглушенные звуки – стук, голоса, стрекот отбойных молотков.

– Нигде так не чувствуется оторванность от мира, как под землей, – сказал Изотов, уловив ее настроение.

Она промолчала. Подумалось, что если погаснет электричество, то фонарики на их касках будут единственными источниками света, пока не сядут батарейки.

– Представляете, какая махина над нами, какая громадная, необъятная толща? – сказала Лариса, задрав голову. – Просто жуть берет.

– Думайте о чем‑то хорошем, – посоветовал инженер. – Есть вещи, которым не стоит придавать значение.

Неприятный рокочущий гул заставил ее вздрогнуть.

– Что это?

– Вентиляцию включили, для продувки пыли, – объяснил Изотов. – Да не бойтесь вы так, Лариса. Люди в туннеле годами работают, и ничего.

– Почему вокруг никого нет?

– Все там, – он махнул рукой в глубину туннеля. – У нас возникли непредвиденные осложнения со стыком. Вы, наверное, слыхали. Вообще, с этим туннелем много странностей. Паршин все списывает на горы, а я сомневаюсь.

– В чем сомневаетесь?

– Ну… известно, например, что горы дают сильное уклонение отвесных линий за счет гравитации и плотности скального грунта. Но не до такой же степени? И еще. Я нигде не видел, чтобы проходчики, крепкие, здоровые мужики, вдруг без всякой причины теряли сознание. А здесь это сплошь и рядом. Особенно в одном месте. Я даже сигнальный колышек там поставил. Думал сначала, что газ какой‑нибудь просачивается. Оказалось, ничего подобного. Решил сам проверить, но один идти не рискнул. Взял Панчука, говорю ему: «Постой тут, в отдалении. Если меня долго не будет, придешь на помощь». Он согласился. Только, говорит, ты особо не задерживайся, Михалыч. Место худое. Я всех ребят предупредил, чтобы без нужды туда не совались. Сам не пойму, что за штука. Чудно даже.

– Что там может быть? – спросила Лариса, ощущая, как ею овладевает лихорадочное возбуждение.

Изотов пожал плечами.

– Да вроде ничего… Подошел я туда, стою. Все обычное: крепления, порода… Тюбинги там еще не установили, не успели. Поднял голову, вижу, несколько лампочек не горят. Мне электрики жаловались, что в этом месте лампочки постоянно перегорают. Так и есть. Ну, думаю, чертовщина! Насторожился. Присматриваюсь, прислушиваюсь… Ничего. Может, все‑таки, газ? Не похоже. И тут… чувствую, плывет все… Дурнота накатила. В глазах темно… сердце прыгает, как бешеный заяц. Не помню, как выполз оттуда. Панчук говорит, я на четвереньках выбирался. Смешно?

– Нет.

– Вот и он не смеялся. Говорит, что еще минут десять хлопал меня по щекам. А сам я ничего больше не помню. Очнулся – надо мной Панчук. Чуть не плачет от радости. «Напугал ты меня, Михалыч! – говорит. – Я уж не чаял, что ты оклемаешься». Такие дела…

– Да, странно… – согласилась Лариса. – Как же через туннель автомобили будут ездить? Это не опасно? Вдруг какому‑нибудь водителю плохо станет?

– Если в том месте надолго не задерживаться, то, наверное, ничего, – с сомнением произнес инженер. – Там ведь шли работы, как положено. Грунт выбирали, крепили, электрику тянули… Нормально.

– Вы своему начальству докладывали, что происходит?

– Кто нас станет слушать? – махнул рукой Изотов. – Знаете, какие средства вложены в это строительство? Да что говорить‑то? Если уж разбираться как положено, то надо медиков вызывать, ученых, проводить эксперименты. Кто сейчас на это денег даст? И так все в обрез. Мы обыкновенной техникой безопасности вынуждены пренебрегать. Какие уж тут специальные исследования?

– Пожалуй, вы правы, – кивнула Лариса.

Некоторое время они шли молча. Под ногами похрустывали мелкие камешки, пахло пылью.

– Проходка в этих горах дается тяжело, – первым нарушил молчание Изотов. – Порода то твердая, то сыпучая. Не знаешь, как приспособиться. Зато интересно. Я тут целую коллекцию камней насобирал. У меня еще в институте появилось увлечение геологией. Памир – просто пещера Али – Бабы.

– Вы серьезно?

– Не уверен, везде ли такое изобилие кристаллов, но в горах вокруг туннеля полно всякой всячины. Можно порыться в отвалах породы. Хотите, возьму вас с собой на охоту за драгоценностями?

– Хочу! – повеселела Лариса.

Было видно, что Изотову доставляет удовольствие рассказывать о камнях.

– В пустотах и расщелинах попадается горный хрусталь, – с увлечением продолжал он. – Есть и более редкие минералы: аметист, лазурит, яшма. Вам нравится яшма?

Лариса немного смутилась. В ее сумбурной жизни не было места украшениям и даже мыслям о каких‑либо драгоценностях.

– Я не знаю…

– Это мы легко поправим, – обрадовался Изотов. – Вы станете настоящим экспертом. Я недавно нашел здесь даже небесный камень, столь любимый владыками Востока.

– Небесный камень?

– Ну да. Бирюза. На востоке ею украшали все: уздечки, седла, оружие и мебель. – Он помолчал. – А вообще… моя заветная мечта найти благородную шпинель.

– Вы меня потрясаете, – улыбнулась Мельникова. – Никогда бы не подумала, что у вас такое увлечение.

– Считали меня тупым технарем? Ей стало неловко.

– Нет, но…

– Ладно, я не обижаюсь, – вздохнул Изотов. – Кем же еще вы могли меня считать? Все правильно.

Лариса решила направить разговор в прежнее русло.

– Какой камень вам по душе? – спросила она.

– Мне? Гранат… Здесь полно сланцев с россыпями гранатов. Знаете, необработанные камни имеют не тот вид, к которому привыкли любители ювелирных украшений. Поэтому человек, который ничего не понимает в кристаллах, запросто пройдет мимо. У меня полно горошинок граната, похожих на красноватые камешки.

– Покажете?

– С удовольствием, – обрадовался Изотов. – Знаете, поделки из благородной бадахшанской шпинели приводят в восторг знатоков драгоценных камней. Этот минерал известен с древних времен как лал. По преданию, именно лал украшал шапку Мономаха.

Лариса была увлечена разговором, но внутреннее напряжение не проходило. Она заметила, что освещение стало более тусклым.

– Напряжение падает, – успокоил ее инженер. – Обычное дело. Не пугайтесь.

И тут Мельникова вспомнила о задании Бахмета: она должна договориться с Изотовым, чтобы тот пустил в туннель съемочную группу. Она уже говорила об этом, но инженер пропустил ее намеки мимо ушей. Теперь ей предстояло напомнить о своей просьбе.

– Как здоровье Паршина? – как бы между прочим поинтересовалась она.

– Плохо. Еще неделю, как минимум, будет лежать.

– Вот беда, – притворно огорчилась Лариса. – Нам эпизод в туннеле снимать надо. Срочно. Сроки горят. Начальство грозится неустойку взыскать.

– Придется помочь…

Она ухватилась за его слова и добилась обещания через пару дней позволить группе производить съемки в туннеле. Глафира оказалась права: Изотов не смог отказать Ларисе.

– Покажите мне то самое заколдованное место, – неожиданно попросила она. – Это далеко?

Инженер нехотя согласился. Он уже собирался поворачивать назад.

– Три минуты ходу отсюда, – ответил он.

Внезапно лампочки вверху последний раз мигнули и погасли. Изотова и Ларису обступила кромешная тьма. «Как же так? – удивилась она. – А фонари на касках?» Но и те отказали…

* * *

До рассвета в альпинистском лагере никто не сомкнул глаз. Особенно Вересов. Он решил пока никому не говорить о золотом самородке, найденном в рюкзаке пропавшего Гоши Маркова. Самородок поверг Илью в полнейшее замешательство. Во‑первых, где Марков мог его взять? Во‑вторых, если нашел, то почему промолчал?

Вересов не первый раз в горах Памира, но о золоте ни от кого слышать не приходилось. Может, он просто такой невезучий? Впрочем, другие ребята обязательно похвастались бы подобной находкой. Шуточное ли дело? Самородное золото!

Многие знали, что на Памире есть медь, свинец, олово, цинковая обманка, драгоценные камни. Но золото?!

Илья никак не мог успокоиться. Он прикидывал, размышлял, сопоставлял, – и не пришел к сколько‑нибудь подходящему выводу. Самородок оставался загадкой.

– Ты чего нервничаешь? – спросил Аксель‑род. – Я гляжу, ты сам не свой. Из‑за Маркова, что ли? Да вытащим мы его! Провал неглубокий…

– Почему он молчит? – перебил Вересов. – Почему на помощь не зовет?

– Мало ли… упал, ушибся… испугался, наконец. Не боись, Илюха, достанем мы Гошу. Все будет в порядке.

– А вдруг его там нет?

Аксельрод уставился на Илью непонимающим взглядом.

– Как это нет? Где ж ему еще быть‑то? Следы туда вели, там оборвались… И карниз обсыпался. Не мудри, Вересов, не заводи себя понапрасну. Вот развиднеется, сразу и приступим к спасательной операции.

– Что база говорит?

– Они пришлют спасателей. Просили утром передать обстановку дополнительно. Может, у нас что‑то изменится.

– Ясно.

На самом деле в мыслях у Вересова никакой ясности не было. Сказать Сане о золоте или нет? Илья чувствовал: есть какая‑то связь между самородком и ночным происшествием. Только вот какая?

– Саня… у меня новость, – с трудом выдавил он. – Я кое‑что нашел в рюкзаке Маркова.

– Что?

Аксельрод сразу насторожился.

– Смотри…

Илья достал из кармана самородок и показал другу. В едва брезжившем свете золото выглядело как обыкновенный камешек. Аксельрод так низко наклонился, что едва не клюнул носом ладонь Вересова.

– Не разгляжу толком. Дай фонарик!

Илья понял, что мысль о золоте даже не пришла другу в голову. В свете фонаря самородок тускло и зловеще блеснул, как мутный желтый глаз. Аксельрод отпрянул.

– Это что… золото?…

Собственное предположение показалось ему невероятным. Он провел рукой по лицу и снова посветил фонариком. Золото все так же лежало на твердой, загрубевшей ладони Вересова.

– Ты че, Илюха, дуришь меня? – недоверчиво вымолвил Аксельрод. – Нашел время!

– Тихо… – Вересов оглянулся, хотя в палатке они были одни. – Никому ни слова. Только ты и я. Понял?

Тут до Аксельрода наконец дошло: Илья его не разыгрывает, а говорит совершенно серьезно. И самородок на его ладони – самый настоящий.

– Откуда у Гоши золото? – почесывая затылок, спросил он. – Где он его взял?

– Есть три варианта. Первый: золото Марков принес с собой. Почему? Зачем? А черт его знает! Второй: золото он нашел здесь, в горах.

– И промолчал? – не выдержал Аксельрод. – Никому ни слова?

– Саня, это не сланец и не горный хрусталь. Пойми сам. Гоша парень молодой, неопытный… Соблазнился, жадность взыграла. А может, испугался.

– Чего? Что мы его ограбим?

Илья опустил глаза. Ему не хотелось так думать о Маркове.

– Мы должны перебрать все варианты, – сказал он.

– Ладно. Какой третий?

– Самородок могли подсунуть Гоше в рюкзак. Этого Аксельрод уже не вынес.

– Ну, ты, Илюха, даешь! – возмущенно прошипел он. – Совсем того… загнул! Подсунуть! Это кто ж у нас такой прыткий? Мы с тобой отпадаем. Потапенко тоже. Остается Кострома. Главный злодей! Ты хоть сам в это веришь?

Вересов тяжело вздохнул.

– То‑то и оно, что не верю. Если золото Маркову подсунули, то, кроме Потапенко и Саворского, сделать этого никто не мог.

– Ты Толика подозреваешь?

– Да никого я не подозреваю! – взорвался Вересов. – Но откуда‑то появился самородок в рюкзаке Маркова? Что он, материализовался из пустоты?

Аксельрод молча качал головой. Он понимал правоту Ильи, но соглашаться с ней не хотел.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Пусть будет по‑твоему, и золото Гоше подсунули. Допустим, Потапенко или Кострома. Тогда возникает вопрос. Зачем? С какой целью? Спрятать от чужих глаз? Не вижу смысла. А вдруг бы Марков обнаружил самородок и всем разболтал?

– Не знаю…

Илья вынужден был признать, что третья версия лишена логики.

Пока Аксельрод и Вересов пытались разобраться в происшедшем, в горах всходило солнце. По всей восточной стороне неба над сахарными вершинами Язгулемского хребта разлилось розовое сияние. Потапенко и Кострома, не имея представления о том, что они – подозреваемые в деле о появлении самородка, стояли у обсыпавшегося карниза и заглядывали вниз. Маркова видно не было.

– Надо спускаться, – сказал Илья.

– Гоша‑а‑а! – закричал во все горло Аксельрод. – Гоша‑а‑а! Марко‑о‑ов! Ты живой?

Становилось светлее. На бледном небе виднелись облака. Потапенко поднял голову вверх и скорчил недовольную гримасу.

– Надо бы поторопиться, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он. – К полудню погода испортится.

Вересов уже был готов к спуску. Он стоял и смотрел вниз, в засыпанный снегом и камнями провал. Глубина действительно небольшая. Где же Марков? Почему его не видно?

– Подстрахуй меня, – обратился он к Аксельроду. – Все. Пошел…

Илья спустился быстро и сразу понял, почему они не видели Маркова. Тот упал вниз и съехал по льду за небольшой уступ. Лежал на боку, присыпанный твердыми глыбами снега. К счастью, Гоша был жив, моргал от радости глазами.

– Что ж ты нас так напугал, братец? – бормотал Вересов, умело и ловко готовя парня к подъему. – Почему молчал? Не слыхал, как мы тебя звали?

– Я… – голос Маркова сильно охрип, – не мог… потерял сознание… нога… и дышать трудно…

Только теперь Илья заметил, как неестественно вывернута у Гоши нога. Перелом. Надо бы шину наложить… но уже там, наверху.

– Вересов! – раздался сверху крик Потапенко. – Нашел Маркова?

– Да! Все хорошо! Поднимайте… Только медленно, у него нога сломана.

Аксельрод и Потапенко прекрасно справились со своей задачей. Сначала из провала осторожно подняли Гошу, а потом Илью.

– Кострома, тащи что‑нибудь твердое!

Потапенко лучше всех умел оказывать медицинскую помощь. Даже вполне профессионально. В юности он работал фельдшером на Алтае. Из подручных средств соорудили шину, зафиксировали ногу и отнесли Маркова в палатку.

– Будем ждать спасателей, – решил Вересов. – Сами мы его с поломанной ногой вниз не спустим. Что база говорит?

– Ребята вышли к нам на помощь, – ответил Толик. – Скоро будут. Погода бы не подвела!

Он с досадой взглянул на небо. Казалось, они все делали быстро, а прошло уже несколько часов. Выглянувшее было солнце скрылось за тучами, обещавшими снег. Похолодало.

– Пойду поговорю с Марковым, – шепнул Илья Аксельроду.

Тот понимающе кивнул.

Вересов забрался в палатку, где лежал пострадавший. Кострома поил его горячим чаем. Гоша кашлял, его глаза покраснели и слезились.

– Саворский, выйди на минутку, – Илья кивнул головой в сторону выхода. – Хочу задать Гоше пару вопросов.

Оставшись с Марковым наедине, он устроился поближе и молча наблюдал, как тот тяжело дышит.

– Гоша, зачем ты выходил ночью из палатки? – наконец спросил он, понизив голос.

– Н‑не знаю…

Парень с трудом ворочал языком, его губы обветрились и распухли.

– А ты вспомни. Постарайся.

Марков закрыл глаза, судорожно вздохнул. Илья приложил руку к его горячему лбу, подумал: «У человека жар, лихорадка, а я его мучаю».

– Меня кто‑то звал… – прошептал Гоша. – Я… проснулся… вышел…

– Кто? Кто тебя звал?

– Не знаю… испугался я… побежал… Потом… треск, удар… и все…

Вересов решил рискнуть. Он достал самородок и поднес его к лицу Маркова.

– Узнаешь?

Глаза парня блеснули и погасли, красные веки опустились. Он провалился в забытье.

– Гоша! Гоша! – напрасно звал его Илья. – Ты меня слышишь? Очнись…

Неровное, хриплое дыхание было ему ответом.

Через час пришли спасатели, забрали не приходящего в сознание Маркова. Разговаривать особо не пришлось, так как Потапенко определил у Гоши переломы ребер и велел как можно быстрее доставить парня в базовый лагерь…