Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 15. – Ну, и как ты себе это представляешь?
Памир
– Ну, и как ты себе это представляешь? Режиссер Бахмет, Борис и пиротехник обсуждали предстоящие съемки взрыва туннеля. Пиротехник высказывал свои соображения, Борис свои, а режиссер все это выслушивал, посасывая трубку, и вносил коррективы. – У нас люди в туннеле не задохнутся, если ты столько дыму напустишь? – спрашивал он пиротехника. – Так вы же сами требуете максимально естественных условий, – вяло защищался тот. – Вам и взрыв подавай, и обвал, и чтобы все происходило не где‑нибудь, а под землей. Я даже не знаю, какая там у них система вентиляции. – Узнай, – злился Борис. – Это твоя работа. – Сам попробуй узнай! Паршин со мной даже разговаривать не хочет. – Ты что, не можешь к нему подход найти? – Не могу! – взорвался пиротехник. – Я практик, а не психолог. А к вашему Паршину подход один – деньги! Набаловался, котяра… – Если надо будет, заплатим, – спокойно вставил Бахмет. – Но ты пока попробуй вопрос с ним как‑нибудь по‑другому уладить. У нас и без того большие расходы. Я уже связался с Москвой, чтобы увеличили финансирование. – Гаврилов небось в бешенстве. – Ты бы тоже был в бешенстве, – заметил Борис. – Если бы речь о твоих деньгах шла. Режиссер выпустил изо рта пару колец дыма и сказал: – У Паршина заместитель есть, помоложе. Надо с ним поговорить. Может, он окажется покладистее. – Изотов, что ли? Валера? – Какой он тебе Валера? – возмутился Борис. – Для тебя он Валерий Михайлович. Твоя фамильярность, Коля, ужасает. С людьми так нельзя. Ты еще хочешь, чтобы Паршин с тобой сотрудничал! – Зато ты у нас специалист по работе с общественностью, – съязвил пиротехник. – Знаток этикета! Меня вот мамка забыла благородным манерам обучить. Я по‑простому привык. – Простота, Коля, хуже воровства. Бахмет, которому надоела бесполезная перепалка, сердито кашлянул. – Хватит вам языки чесать. Давайте о деле. – Так мы как раз о деле, – возразил Борис. – Пусть Николай встретится с Изотовым и поговорит обо всем. По‑моему, Валерий Михайлович мужик неплохой. – Почему опять я? – возмутился пиротехник. – Тебя, Борис, съемки взрыва тоже напрямую касаются, – обратился к каскадеру Бахмет. – Актеры в трюках участвовать не будут. Не хватало мне еще несчастного случая! Пусть твои ребята делают свое дело. Зачем мы вас сюда везли? – Ладно, – согласился Борис, бросая сердитые взгляды на пиротехника. – Вижу, что без меня ничего не выйдет. Если туннель окажется сильно задымленным, я за последствия не ручаюсь. Вентиляция, конечно, дело хорошее, но… береженого бог бережет. – Давайте выдадим людям противогазы, на всякий случай, – предложил Николай. – Батюшки мои! – всплеснул руками Бахмет. – Как же я сам не догадался? Выдать всем противогазы, и дело в шляпе. Ну, Коля, ты голова! Я тебя в художественный совет выдвину. Мне такие умные во как нужны! Пиротехник застыл с глупой улыбкой на лице, не понимая, шутит режиссер или говорит серьезно. – Где я тебе возьму столько противогазов? – заорал Бахмет, переходя от притворного тона к настоящему. – У меня съемочная группа, а не штаб гражданской обороны! Он стукнул кулаком по столу, что было силы: – Глафира! Глафира! Через минуту в приоткрытую дверь просунулась голова администраторши. – Я вам нужна, Дмитрий Лаврентьевич? – Глафира, – режиссер уже несколько остыл. – У нас есть противогазы? Пышнотелая дама бочком протиснулась в комнату и развела руками. – Откуда, Дмитрий Лаврентьевич? Не предусмотрено. – Видишь, Коля? – Он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Не предусмотрено! Мы не военные действия снимаем, где происходят газовые атаки. Понимаешь, дружок? – Понимаю, но… надо было предусмотреть, – не сдавался пиротехник. – Взрывы и обвалы тоже могут сопровождаться дымом и газами. – Нет, вы посмотрите на него! Он хочет довести меня до инфаркта! – Бахмет схватил трубку и начал с остервенением пускать клубы дыма. – Что ж ты в Москве молчал? – Меня никто не спрашивал, – отрезал пиротехник. Воцарилось напряженное молчание. – У нас есть парочка респираторов… – робко вставила Глафира. – Я захватила. На всякий пожарный случай… – Оч‑чень хорошо! – ожесточенно произнес Бахмет. – Парочка респираторов! Вы меня без ножа режете! Глафира привыкла к выпадам режиссера, поэтому особо не расстраивалась. Просто стояла и хлопала глазами. – Нужно разузнать, нет ли у кого партии противогазов, – предложила она. – И попросить. – У кого это в горах могут быть… А ведь она права! – Борис аж привстал. – Строители! У них наверняка есть. Прокладка туннеля – дело не шуточное, вдруг метан просочится… или еще что. У проходчиков противогазы должны быть, я думаю. Хотя бы десяток. – Нам этого хватит, – отозвался пиротехник. Бахмет злобно курил, переводя взгляд с одного участника дискуссии на другого. – Пусть Коля поговорит с Изотовым, – вынес он свой вердикт. – И насчет противогазов тоже… Утро следующего дня выдалось ненастное. На вершины гор легли сизые тучи, шел мелкий снег, дул ветер. Лариса подумала, что к туннелю они сегодня не поедут, но ошиблась. – Собирайся, – разбудила ее Глафира ни свет ни заря. – Ехать пора. – Куда? Снег же идет… – Ну и что? Снег на улице, а ребята внутри работать будут. – В самом туннеле? – Да. Борис к трюкам готовится, а пиротехники что‑то там измерять собираются, рассчитывать. В общем, мы должны помогать, чем сможем. Лариса нехотя встала, принялась одеваться. Снегопад за окном вызывал желание греться у печки, пить горячий чай, а не тащиться за тридевять земель в надоевшем автобусе. – Ты Изотова знаешь? – спросила Глафира, когда они наконец выехали на дорогу, ведущую к туннелю. – Валеру, что ли? Администраторша своим вездесущим орлиным взором давно заприметила интерес инженера Изотова к бывшей учительнице Мельниковой. И решила использовать это обстоятельство. Николай слишком резкий, прямолинейный, а к Изотову нужен нежный, дипломатичный подход. Лариса гораздо легче найдет с ним общий язык. – Ты поговори с Валерой, – как бы между прочим предложила Глафира. – О чем? – О разном. Скажи, пусть посодействует нам в съемках. А то Паршин совсем взбесился. Только и делает, что чинит препятствия. – Думаешь, Изотов меня послушает? – По‑моему, он тебе симпатизирует… – Ой! – смутилась Лариса. – Не выдумывайте, Глафира. Просто он воспитанный человек. Не то что Паршин. Хапуга и нахал, каких поискать. – Вот‑вот. Мы уже все эпизоды рядом с туннелем сняли. Теперь нам внутрь надо. А Паршин не пускает. Дни идут, деньги тратятся, а толку никакого! Мельникова подумала, подумала, и согласилась. Изотов в самом деле оказывает ей знаки внимания. Мелкие, правда, но… выбирать особо не приходится. – Ладно, – согласилась она. – Я попробую. – Давай, помощница, дерзай. Если с Изотовым дело выгорит… я тебе премию выбью. Обещаю! – заверила ее Глафира. Автобус остановился у самых вагончиков, все вышли, с наслаждением разминая затекшие конечности, вдыхая холодный, чистый воздух. На строительстве их ожидала новость: Паршин слег с жестоким радикулитом и не может подняться с постели. – Судьба благоволит к нам, – шепнула Ларисе администраторша. – Вон, Изотов идет. Действуй! Инженер увидел автобус съемочной группы и направился к приехавшим. Он выглядел усталым и подавленным. – Похолодало, – сказала Мельникова, незаметно подталкиваемая сзади Глафирой. – Вы неважно выглядите, Валерий Михайлович. Как здоровье? Он махнул рукой. – Так себе… Администраторша деликатно отошла в сторону, и Лариса с Изотовым остались вдвоем. – Что‑то не ладится? – участливо спросила Мельникова. – С этим туннелем с самого начала все не ладится! – признался Изотов. – Дьявольское невезение. Мы его решили прокладывать с западного и восточного порталов одновременно, чтобы быстрее шло. И на тебе! Нестыковка получилась. Виданное ли дело, чтобы два геодезиста ошиблись? Теперь приходится на ходу все исправлять. Паршин даже слег, так его все достало. – Да, понимаю. У нас тоже неприятности. Съемки затягиваются, начальство недовольно. Все не слава богу! – Вы люди творческие, – улыбнулся инженер. – А мы – технари. Все до сантиметра высчитали, вымерили, а получилось так, будто шли сквозь гору вслепую. Да еще с грунтом возня! То твердый, как черт, то сыплется песком… Ничего не понимаю. Ось туннеля никак не могла отклониться… и все же отклонилась. Как заговоренная эта гора! – Нам надо взрыв снимать, – гнула свою линию Мельникова. – Вы не могли бы помочь? – Я? – удивился Изотов. – Каким образом? Я ведь в кино ничего не смыслю. – Так от вас ничего особенного и не требуется, кроме разрешения. У нас фильм‑катастрофа, про то, как туннель обрушился. Понимаете? Нам надо внутри, под землей, отснять еще пару эпизодов. – Ну… не знаю, – ему было неловко отказывать Ларисе. – По технике безопасности не положено. – Валера, миленький, – взмолилась Лариса. – Помогите! Мы будем очень осторожны. И каски наденем, и эти… противогазы. У вас есть? – Что? Противогазы? Есть… немного. – Вы нам раздайте, на всякий случай. И каски. Ладно? Нам же кино снимать надо! А искусство требует жертв. – Ох, еще только жертв не хватало! – засмеялся Изотов. – Давайте без жертв обойдемся. Лариса поняла, что лед тронулся, и приободрилась. – Покажите мне туннель, – понизив голос, попросила она. – Можно? Проведите экскурсию, лично для меня. – Для вас? Инженер был польщен. Экскурсия в туннеле! А что? Тем более для такой интересной женщины, как Лариса…
Москва
В городе, несмотря на весну, по ночам ложился мороз. Утром деревья стояли все белые, из‑за клубящейся морозной дымки призраком виднелся Кремль. На бледном небе золотой луковицей блестела колокольня Ивана Великого. Вода в реке казалась льдисто‑серой, студеной. Калитин и Ангелина Львовна медленным шагом прогуливались по набережной и разговаривали. – Почки на деревьях не померзнут? – Не должны, – отвечал Марат. – Северная природа к холодам привыкшая. Он подошел к одинокому, звонкому от мороза деревцу, пощупал ветки. – Ну, что? – Спят еще почки… Кстати, я тебе принес очередной «опус», – небрежно, стараясь не акцентировать на этом внимание, сказал Калитин. «Опусами» он называл описания эпизодов, приходивших к нему из непонятного источника. Они становились все более явственными, обрастали подробностями, окрашивались эмоциями. Словно захватывающий кинофильм разворачивался в сознании Марата, и он проживал в нем как будто свои собственные трепетные, жаркие мгновения. – Что ты чувствуешь, когда пишешь? – спросила Закревская. – Чувствую, что я там живу. Но такого же не бывает! Она остановилась у парапета, глядя на воду. – Кто из нас осмелится утверждать, что бывает, а чего не бывает? – Ты правда не считаешь меня психом? – улыбнулся Марат. – Разумеется, нет. Что за глупости? – вздохнула она, провожая взглядом плывущие по воде льдинки. – Границы нормальности очень размыты. Психиатрия – сплошные условности, каждую из которых можно если не опровергнуть, то оспорить… – Спасибо, утешила, – перебил он, заходя вперед и поворачиваясь к ней лицом. – Ну‑ка, давай постоим. Значит, происходящее со мной выходит за эти ваши границы? Не бойся, говори. – В общем, да… Но не стоит пугаться. Любой талант, любое проявление творческих способностей тоже выходит за общепринятые границы. Гениальность таит в себе своего рода… божественное безумие. Оставаясь в границах ума, можно создать только добротную подделку. Истинный шедевр рождается в иных сферах и оттуда приходит в наш мир. Именно поэтому гениальность столь притягательна. – Ты серьезно? – Это только мое мнение, – подчеркнула Закревская. – Может, во мне просыпается гениальный писатель? – пошутил Марат. – Как же мне назвать свой шедевр? О! Придумал. «Семнадцать мгновений весны»… Как тебе? – Избито. И вообще, это плагиат. – Зато популярно. Сразу привлечет внимание. – На чужих колесах далеко не уедешь. – Ну во‑о‑от… – с притворной обидой протянул Калитин. – Так я и знал. Не успел пикнуть, сразу обрушился поток критики. Куда же это годится? Конечно, художника каждый может высмеять… Так, дурачась и хохоча, они подошли к машине Марата. – Тебя подвезти? – Нет, – решительно отказалась Ангелина Львовна. – Я лучше на метро. В прошлый раз мы попали в такую «пробку»… – Это не моя вина, – оправдывался он. – Я старался. Виноваты урбанизация и гигантомания. Города превращаются в технических монстров, которые пожирают не только чистый воздух, воду и здоровье граждан, но и время. Здорово я придумал? – Здорово, здорово. Растешь, Калитин. Ладно, я побежала. Пока… По дороге к подземке она обернулась и помахала ему рукой в белой пуховой варежке. У входа в офис Ангелину Львовну поджидал Самойленко. Он курил. – Позвонила твоя пациентка, сказала, что не придет. – Почему? – Откуда я знаю? Говорит, заболела. В городе эпидемия гриппа, да будет тебе известно. Закревская знала про эпидемию. В транспорте люди чихали, кашляли и в ужасе шарахались друг от друга. В магазинах пахло хлоркой, а продавцы стояли за прилавками в масках, которые народ метко прозвал «намордниками». – Олег! Немедленно приобрети себе «намордник»! – хихикнула она, закрывая за собой дверь кабинета. – Что?… Самойленко так и застыл с открытым ртом, машинально бросив в пепельницу недокуренную сигарету. Закревская включила кофеварку, уселась за стол и достала из сумочки сложенные вчетверо листы с литературными опытами Марата Калитина. Они заинтересовали ее не только с медицинской точки зрения…
|