Глава шестнадцатая. Оранжевый небосвод Подземелья величественно потянулся от южных Пределов до северных Границ, от восточного Рубежа до западной Грани

Оранжевый небосвод Подземелья величественно потянулся от южных Пределов до северных Границ, от восточного Рубежа до западной Грани. Сам себе ложе, небосвод с любопытством присмотрелся к происходящим в Основе Нижних Реальностей событиям. По привычке он сначала бросил взгляд на межи Подземелья, где территория адских посмертий день за днем двигалась дальше в бескрайние просторы, увеличивая и без того огромные владения Архилорда‑Повелителя, Верховного Убога, Отца Мерзостей и Страданий, Врага Всего Сущего, Пожирателя Младенцев (данное прозвище удивляло небосвод – в сущности, разумная энергема новорожденных не имеет нужных для убогов энергий, и Разрушители обычно терпеливо дожидаются, пока дети подрастут и в полной мере познают вкус греховной жизни, прежде чем являться к ним с контрактом), Короля Извращений, Адского Императора, Первого Слугу Без‑Образного Хаоса и прочее, прочее, прочее.

Одним словом – Баалааба.

Небосвод знал, что за Пределами бушует Океан‑между‑Мирами, в пространствах которого странствуют Великие Сущности, непознаваемые как для смертных миров Становления, миров между Хаосом и Порядком, так и для божеств этих миров; за Границами тянется Межреальность, доступная для путешествий преодолевшим ограниченность естества существам и магам; за Рубежом скрываются порталы в Без‑Образный Хаос и Все‑Вышний Порядок, и это не совсем порталы, а своеобразные реальности, одновременно являющиеся живыми существами – пантеистические мироздания; за Гранью тянется бесконечное поле с красными розами, и кажется, что маячит на горизонте силуэт темной островерхой башни, но пройди еще немного – и мираж рассеется. В каждом Дне Мира переплетаются дороги, ведущие в иные миры и иногда в иные Мироустройства. И потому каждое Дно Мира в первую очередь подвержено угрозе Вторжения из иных реальностей.

Небосвод Подземелья видел не одну битву: убогов с убогами – то были битвы за власть; убогов с богами – то были битвы за право прославиться; убогов с иномирянами – то были битвы за само Подземелье, которое чужаки рассматривали лишь как плацдарм для дальнейшего продвижения армий в Равалон и сопредельные миры. Самонадеянные глупцы – и Бессмертные иных миров, забывавшие, что они бессмертны лишь в границах родного мироздания, и смертные, овладевшие магией и техникой настолько, что вообразили себя Бессмертными. Убоги раз за разом одерживали победу над армиями Вторжения, и количество Преобразованных постоянно росло. На совещаниях в Цитадели Архилорда советники Баалааба не раз озвучивали мысль, что Преобразованных при определенных изменениях их сущности можно будет использовать в военных целях, неприятно удивив богов. Архилорд пока думал.

Пока.

Небосвод сладко зевнул и с любопытством пригляделся к лоскутку адской земли на юге, неподалеку от Пределов, вблизи опухоли Аномалии. Сейчас там тоже сражались, но то была непривычная для Подземелья битва. Нет Бессмертных, нет иномирян, а есть смертные маги и…

Небосвод нахмурился. Повидавший многих смертных и существ – кого только не бывало в адских посмертиях! – сейчас он затруднялся определить принадлежность тех, с кем сошлись в схватке волшебники. Забавно! Надо посмотреть!

Тысячелетиями не менявшийся распорядок бытия неожиданно оказался нарушен – и небосвод довольно разглядывал нарушителей.

Тысячелетия – это много.

Даже для неба Подземелья.

Небосвод раскинулся над непримечательной долиной Соратников, накрытой стеклящейся полусферой, где пришпоренные кони времени стремительно мчались сломя голову по краю обрыва над вечностью, вгляделся в темно‑серый куб внутри полусферы. Внутри куба бились двое – и ни один не собирался проигрывать.

Один из тех, чью расу небосвод не смог определить, хотя светловолосый смертный и выглядел как человек (но ведь мы‑то знаем, как обманчива внешность!), пытался приблизиться к большому шару, состоящему из быстро движущихся железных крупиц, позади которого на стене куба безумным светом полыхал символ Verken – и вьющееся тугими жгутами пламя, порожденное Знаком, стремилось прогрызть призрачную пелену. Железный шар был магом. Небосвод не удивился. Когда под тобой живут Бессмертные Разрушители, чей облик просто дань традиции, а истинный лик невозможно описать языком смертных, удивляться чьей‑то внешности глупо.

Железный шар был магом, и маг не позволял противнику приблизиться к себе и Знаку за собой.

Железные частички то и дело вылетали из шара и устремлялись к светловолосому, в полете соединяясь и создавая колья, шипастые шары и метательные чакры. Воздух перед смертоносными орудиями вспыхивал октариновыми переливами – маг использовал в основной атаке дополнительные заклятия. Железная лавина могла просто похоронить светловолосого под собой, но тот, не обращая внимания на многочисленные ранения, упорно стремился к магу. Раны на теле, нанесенные кольями и шипами, быстро заживали, но бешено вертящиеся чакры, влетая в светловолосого, отхватывали значительные куски плоти. Несколько метких попаданий – и левая нога отвалилась, тут же подхваченная ворохом частичек, которые, словно муравьи, потащили ее в сторону. Небосвод недоуменно проследил за отрезанной конечностью. Железные муравьи оттащили ее к притаившейся в углу куба, за друзой, многоножке, в которой небосвод без труда распознал креатуру, созданную магией убогов.

– Прекрати, Элемент!

Небосвод позабыл о ноге и многоножке. Светловолосый остановился, весь в крови, стекающей из вонзившихся в тело кольев. Раны от шипов и чакр уже исчезли – и даже выросла новая левая нога!

Занятный смертный.

– Довольно, Элемент! Я не хочу тебя убивать, я не смею тебя убивать, но тебе лучше не выводить меня из себя!

Ответом ему была чакра, влетевшая прямо в лоб. Диск погрузился глубоко, раскроив черепную коробку и выйдя со стороны затылка. Светловолосый пошатнулся. Чакра оставила на его разделенной почти пополам голове нечто вроде октаринового паука, который торопливо испускал из себя паутину. Мелкоячеистая сеть накрыла плечи, грудь, поползла дальше. От места соприкосновения кожи с паутиной тянулся дымок.

Verken разгорелся сильнее, увеличился. Небосвод увидел, что стена задрожала; темно‑серая пелена ближе к знаку начала становиться прозрачней. Весь куб словно вздрогнул.

– Довольно…

Звуки были едва слышны, но небосводу не пришлось напрягать слух. В кубе слова прозвучали отовсюду, будто их порождало само пространство.

– Хватит, Элемент!

Весь окутанный паутиной, светловолосый (уже без раны в голове!) резко сдернул с себя паука, прохрипев:

– Распад!

И заклинание мага, паук с паутиной, обратилось в груду октариновых искр. Колья осыпались черным порошком, мигом подхваченным ветром и унесенным в сторону. Светловолосый дернулся всем телом, сжимаясь, его руки будто удлинились, резво засновали по телу, касаясь шеи, спины, пяток – всего.

Светловолосый шепнул – и в этот раз его услышал только небосвод:

– Протоформа.

И – исчез. Исчез, чтобы появиться рядом со Знаком и бледнеющей стеной. Ухмыльнулся, протянул к символу руку. Пальцы коснулись пламени, из которого был создан Verken, мгновенно обуглились, но светловолосый не обратил на это внимания.

– На… – начал он.

Воздух вокруг смертного взорвался. Точнее, небосводу показалось, что он взорвался. Нет – на самом деле воздушные потоки вблизи Знака таили в себе железные крупицы, которые, стоило светловолосому появиться, размножились и полностью заполнили собой пространство перед стеной. Прутья, иглы, колья, лезвия, цепи и тому подобное исполинским переплетением сложились в ажурную конструкцию. Голова светловолосого оказалась проткнута со всех сторон шипами, прямо изо рта торчал толстенный прут. Коснувшуюся Знака руку просто‑напросто оторвало врезавшимся шаром размером с орка. Железная конструкция задрожала и начала отодвигаться от стены, отдаляя светловолосого от магического символа.

– …зад… – шелестящие звуки снова будто издало пространство.

Светловолосый, хотя сейчас его тело было мертво – небосвод отлично это видел – продолжал упорно бороться.

Знак мигнул, огонь по составляющим его частям потек медленнее, стена будто налилась тьмой. Небосвод затаил дыхание. Исчезнет? Не исчезнет? Ведь светловолосый хотел приказать слитому в Знаке волшебству вернуться к истокам, что своеобразно «забило» бы порождающую Verken магию и не позволило воссоздать его заново.

Огонь на стене полыхнул, неуверенно начал растекаться по пелене – и устоял. Пламя взревело, с еще большим остервенением набросилось на преграду, словно орк‑берсерк на Светлых эльфов.

Будто в ответ на вспышку Знака, ловушка, в которую попал светловолосый, начала распадаться. Потраченная на преобразование волшебства энергия ушла не вся, светловолосый, хоть и был мертв, успел часть ее перенаправить на пробившие тело железяки. Осыпаясь черно‑бурым песком, конструкция в целом тем не менее держалась – от шара‑мага протянулись балки, по которым заскользили частицы, пытающиеся восстановить гилетическую структуру заклинания. Вокруг тела светловолосого образовалась пустота, но он рухнул на находившиеся ниже прутья и колья – и все повторилось вновь. Длилось это достаточно долго для того, чтобы маг сумел отодвинуть железную конструкцию подальше от Знака.

Когда светловолосый упал на янтарь земли, конструкция содрогнулась и осыпалась, воздвигая над врагом мага курган из железных обломков. Вряд ли это могло его надолго удержать – небосвод видел, как в тело возвращается жизнь.

Но и маг не рассчитывал на легкую победу. Курган зашевелился, его части поползли друг к другу, соединяясь и сливаясь в нераздельное целое. Янтарь под курганом начал рыхлеть, плавиться, словно свеча, брошенная в камин. Токи земли вокруг места падения светловолосого меняли состав почвы, превращая ее в болото, торопливо заглатывающее железный конус, в который обратился курган.

Небосвод восхитился решением мага. Чародей не просто погребал противника в пластах земли, он, обратив ее в болото, сделал не простую топь, ряд перехлестывающих одну другую трясин‑измерений. Наверняка за основу взял Болото Смерти из Нижних Реальностей, не иначе! Но как хитро – превратил землю не в единый многомерный агломерат, а в неоднородный конгломерат, где каждое болото‑измерение проходит через все остальные и через само себя, тем самым увеличивая число топей, в которые погружался конус, почти до бесконечности. Даже если светловолосый развеет или обратит чары каждой трясины, то выберется из новой западни нескоро, очень нескоро.

Вполне может составить компанию небосводу!

Шар‑маг завис над участком подвергшейся трансформации земли. Небосвод видел: чародей напряженно вглядывается в свое волшебство. Конус полностью скрылся в грунте, изменившем цвет с янтарного на грязно‑зеленый, и небосвод уже решил посмотреть на сражение, которое происходило неподалеку, но в этот момент сочащийся злобой голос сотряс все пространство куба, заставив даже небо испуганно Дернуться.

– Я предупреждал, Элемент! О, теперь мне не скучно! Совсем не скучно!

Будто подражая воздуху, брату‑стихии, земля взорвалась. Нет – опять не так. Взрыв воздуха и взрыв земли оказались похожи – тем, что не были взрывами. Из развороченных пластов поднимался гигант. Грязью на пшеничном поле застыло болото, постепенно исчезая со светлых волос под напором окутавшей смертного энергии. Земля осыпалась с плеч, камни крошились в руках, земля проседала под ногами – враг мага рос без остановки. Полностью обнаженный, светловолосый пятидесятиметровой башней вознесся над железным шаром, огромной тенью накрыв и мага, и пылающий на стене Знак. Энергия скользила по торсу, рукам, ногам, впитываясь и выделяясь обратно кожей, и казалось, будто светловолосый гигант сверкает, словно бог Солнца.

Небосвод, конечно, никогда не видел богов Солнца. Подземелье как‑никак! Но он не сомневался – солярные боги сверкают, и сверкают именно так. Ярко, ослепительно, отливая каленой медью. Будь у небосвода глаза – прикрыл бы.

Теперь небосвод восхищался светловолосым. Маг создал оригинальную волшбу, окутав врага почти непреодолимыми путами. Почти – и светловолосый нашел лазейку. Он не тратил время на поочередное удаление топей на своем пути. Разом выпустив копившуюся внутри – не тела, о, совсем не тела! – мощь, он вырос – и физически, и энергетически, преодолев все заслоны на своем пути одним махом. Будто карлик неожиданно превратился в горного тролля и порвал связывающие его веревки.

Огромная ладонь хлопнула по стене, придушив Знак, без всякого словесного приказа погасив магический огонь. Стена тут же, крепчая на глазах, налилась темно‑серым.

Вторая ладонь хлопнула по железному шару. Достаточно большая, чтобы полностью обхватить шар‑мага, пятерня сжалась, крепко держа его. Светловолосый пригнулся, одновременно поднося чародея ближе к лицу. Шар попытался потоками частиц расплыться в стороны, уйти от захвата, но сияющая энергия окутала руку, и железные крупинки встретили на своем пути непреодолимый заслон. В отличие от светловолосого, сумевшего выбраться из магического болота, волшебнику не удалось вырваться за пределы солнечного сияния.

– Я предупреждал, Элемент! Теперь не обессудь! – пророкотал гигант.

Небосвод затаил дыхание.

Светловолосый без малейшего сомнения сжал пальцы в кулак.

Железный шар не выдержал давления – и взорвался.

«Третий раз за сегодня ошибаюсь», – подумал небосвод. Не взорвался. Разорвался.

Из кулака гиганта посыпалась мелкая, еще мельче, чем железные частички, пыль. Все, что осталось от шара‑мага.

Трое сидели в пустоте.

Играли в карты.

– Чего надо? – сварливо поинтересовался якша в желтых одеждах брахмана, торопливо пряча вывалившуюся из рукава карту. – Опять дали по шее, а мамочка далеко, не пожалуешься?

Над головой якша ореолом кипел круг бурого огня. Вглядись в пламя, присмотрись к танцующим язычкам – и увидишь возлегающего на золоте дракона, заметишь вольготно сидящую посреди горящего леса саламандру, обнаружишь кувыркающегося в углях жыжа, разглядишь обменивающихся вихрями огня рарога и феникса.

Увидишь – и не захочешь возмутиться дерзостью якша.

– Успокойся, Вьясатват. – Почтенный старец в унфоцианцской форме огладил бородку, выжидающе глянул раскосыми глазами. – У мальчика большие проблемы, если он решился обратиться к нам за помощью.

Старик спокойно сидел посреди лужи, из которой вверх поднимались тихо журчащие струйки. Вглядись в воду, присмотрись к мириадам сцепившихся капель – и заметишь резвящуюся посреди потерпевшего кораблекрушение судна ундину, обнаружишь поджидающих на берегу неосторожных юношей русалок, разглядишь свившегося кольцами в океанских глубинах Мирового Змея, временами лениво шевелящегося – и порождающего цунами.

Увидишь – и решишь держаться подальше от воды.

– Хельгар‑р‑р считать, что Чжоу пр‑р‑р‑равильно говор‑р‑рить, – поддержал старика кутавшийся в плащ из чешуи Снежного Червя двухголовый огр. Правая голова огра спала и бессовестно храпела. – Он знать, какой цена за наш помощь, и все р‑р‑равно пр‑р‑рийти. Сер‑р‑рьезная беда пр‑р‑риключиться!

За спиной огра совершенно бесшумно вертелся вихрь. Вглядись в ветер, присмотрись к свистящим потокам воздуха – и увидишь беспечно распевающих на эфирных дорогах богов алконостов, заметишь стремительнее мысли мчащихся в атмосфере сильфидов, обнаружишь бурю, поспешающую вслед за гамаюнами, разглядишь рассекающую небесные слои Дикую Охоту.

Увидишь – и десять раз подумаешь, прежде чем ринешься покорять небесные просторы.

Он молчал, не зная с чего начать.

Враг оказался не по зубам?

Он сейчас может умереть?

Ему надо защитить учеников?

Так или иначе, все сводилось к одному – ему нужна их помощь. Помощь Чань‑Бо Вечности. Помощь магов‑полубогов Вьясатвата и Чжоу и мага‑полуубога Хельгара, пребывающих разумными энергемами в Чань‑Бо, сокрытых от всевидящего ока Сестер и богов смерти могущественными заклинаниями. В мире смертных их проводили в посмертие еще в седой древности, и потомки, ежели таковые имелись, забыли, что некогда их предками были экселенцы магии Огня, Воды и Воздуха.

Вьясатват Савьясачин по прозвищу Адити.

Чжоу Чжу Мао по прозвищу Цзюйлин.

Хельгар Беорсон по прозвищу Йотунхейм.

Когда он выиграл Чань‑Бо Вечности на турнире Златотелого Крикуна, решившего позабавиться магическими битвами, то не представлял, что именно досталось в награду.

И – кто.

Тогда Джетуш знал только, что Чань‑Бо увеличит его Силу стократно. Он и увеличивал. Но не всегда. Сокрытые в Чань‑Бо души магов могли помочь собственной магией, однако взамен он вынужден был платить особую цену.

– Ладно, Джетушка, что у тебя приключилось? – Якша потянулся, ловко засунув карту в огненный круг. Туз пик вспыхнул. С глаз долой, из сердца вон – и в мухлеже никто не обвинит без доказательств.

Впрочем, каждый из сидящих мог незаметно наколдовать оппоненту по игре до сотни тузов пик в карманах, после чего сокрушаться, с какими мошенниками приходится играть. Иногда они так и делали.

За столетия сознательного самозаключения в магическом артефакте перепробуешь множество способов времяпрепровождения.

– Вот. – Без долгих разъяснений Джетуш соединил ладони, затем разогнул средние пальцы и сложил мизинцы, навел ноэму на получившуюся фигуру, создавая Жест – и гештальты, содержащие всю полученную им во время боя с Ацедием информацию, потекли к магам. Кроме его воспоминаний в компактифицированных образах имелись знания от гарруха, проанализировавшего часть тела блондина при помощи Заклинаний Познания и Понимания Уолта и Эльзы. Во время схватки он особо старался, чтобы Ацедий не обратил внимания на гносеологические и герменевтические чары, постигающие структуру его бытия, пускай и через такую мелочь, как нога. Это оказалась единственная более‑менее целая часть, которую удалось захватить. Все остальное просто разлагалось, отделяясь от тела Ацедия, но замораживающая время последовательность заклятий помогла сохранить ногу в относительной целостности.

– Не твое плетение, – сделал вывод якша, подсветив контур Познания и Понимания. – Слишком аккуратное. А ты будешь рваные узлы создавать, пока в могилу не положат. Да и после не прекратишь.

– Мои ученики, – объяснил Джетуш. Хотел спокойно сказать. Не получилось. Волновался – и не мог этого скрыть.

Чжоу хитро посмотрел на него, прищурился. Из темных глаз дальневосточного мага на западного чародея мельком глянули единые небеса из тех времен, когда над земным диском царил один титан Кроур‑Небо, чьим отдаленным потомком через малозначительную богиньку являлся император Преднебесной.

– Я знать, с чем Джетуш столкнуться. – Хельгар посерьезнел, настолько, что растолкал вторую голову, и та сразу сменила недовольное выражение на глубоко задумчивое.

– Да чего тут гадать, – проворчал Якша. – Чжоу, ты, наверное, тоже уже понял, да?

Старик кивнул и улыбнулся.

– Мальчик слишком молод. А Конклав слишком многое скрывает от пришедших за нами поколений. Винить Великий совет я не могу, понимаю причины. Однако вот они – плоды незнания.

– Чудесник? – с замиранием сердца спросил Джетуш. Спросил – и сам понял, что ошибся.

Якша захохотал, старик снисходительно улыбнулся, огр осклабился. Когда огр разом осклабляется двумя головами – это впечатляет.

Как и сама улыбка огра.

Акулья улыбка.

– Забудь о чудесниках, мальчик. Скорее воскреснут Маги‑Драконы и покинут Тартарарам титаны, чем по землям Равалона снова будут ходить нарушители законов магии.

– Но он нарушает базовые принципы… – попытался объясниться Джетуш.

– Бог огня нарушает базовые принципы магии огня, – перебил якша. – Сам знаешь, Джетушка. Но над ним довлеют божественные законы.

– И если бог законы нар‑р‑рушить, то Гневные пр‑р‑рийти за ним.

– Нарушая законы магии, чудесники не могли нарушить законов бытия. И – ушли. Навсегда. Как‑нибудь мы тебе расскажем о взлете и падении их племени. Занимательная история. Но сейчас разгадка не в них, – Чжоу улыбнулся. Так, наверное, мог бы улыбаться Великий Путь – Дао. – Но ты не виноват. Вам о ней не рассказывали, но и причин рассказывать о ней не было. Сугубо теория…

– Не теор‑р‑рия, – возразил Хельгар. – Я столкнуться. Когда Гор‑р‑ры Мр‑р‑рака уйти под воду, пр‑р‑роснуться Др‑р‑ревний Ужас. Тогда боги снова бор‑р‑роться с убоги – и север‑р‑р из Бессмер‑р‑ртных никто не защищать. Пр‑р‑риходиться мне защищать север‑р‑р. Вы не помнить, вас еще долго не быть. Великая Гр‑р‑ряда еще не быть Великой. Север‑р‑р – лишь наш и шефанго. Позже прийти др‑р‑ругие. А Гор‑р‑ры Мр‑р‑рака создать титаны – никаких Бессмер‑р‑ртных в то вр‑р‑ремя. И Др‑р‑ревний Ужас быть ей.

– Вот как. – Чжоу коснулся лужи. По воде побежала рябь. – О таком мне не доводилось слышать. Печально. Возможно, следовало больше времени уделять изучению мифов и легенд западных варваров, а не пытаться сварить пилюлю бессмертия.

– Я один раз решил, что столкнулся с ней, но то оказался призрак чудесника. – Вьясатват прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям. – Последний призрак последнего чудесника. Этот неудачник о многом мне поведал, прежде чем я развоплотил его. Думал, пожалею. Ха!

– О чем вы говорите? – не выдержал Джетуш.

Да, здесь, в искусственном измерении Чань‑Бо Вечности, экселенцы могли болтать бесконечно, не беспокоясь о бедах и проблемах Равалона. Но у него было мало времени. Там, в реальном мире, его убивали. И пускай измерение Чань‑Бо по течению времени подобно психореальностям: дни здесь – секунды там. Пускай.

У него все равно не было времени.

Уолт.

Эльза.

Фа.

И даже – Райхгер и Лизар.

Чем скорее он покончит с Ацедием, тем лучше.

Экселенцы переглянулись, будто решая, говорить или нет. Первым «нетерпеливого мальчика» пожалел Чжоу – самый молодой из обитающих в Чань‑Бо.

– Умная энергия, – сказал старик. – Все совпадения с описанными в теории признаками.

– И с тем, с чем я иметь дело, – добавил Хельгар.

– Умная энергия? – Джетуш нахмурился. – Никогда не слышал…

– Да мы же тебе только что сказали, что не слышал! – всплеснул руками якша. – Боги небес, ну почему мы достались такому тугодуму?!

– Я попробую объяснить. – Чжоу набрал в ладонь воды, подбросил. Брызги застыли в воздухе, а затем стали медленно складываться в иероглифы. – Взгляд магов Запада на мир отличен от восточного, но я постараюсь говорить вашими понятиями.

К магам Запада, даже к варварам Запада Чжоу относил всех, кто жил по закатную сторону от Преднебесной. Вьясатват и Хельгар относились к ним. Но сейчас старик пытался говорить на привычном Джетушу языке – языке науки и магического искусства Серединных земель.

– Первозданная сущность – то, что у ваших жрецов зовется Тва рцом, а вашими магами – Перводвигателем, – есть Истинное Бытие. Абсолют. Все остальное лишь частичное повторение Истинного Бытия. Сущность такого бытия – всегда особым образом преломленная сущность Истинного Бытия. И первая сфера, где происходит подобное преломление – сфера умного мира. Умный мир, мир Идей – принцип оформления и осмысления. Вы называете пространство этого мира Метаформами Перводвигателя. Жрецы – Мыслями Тва рца. Можно и так. Но что такое этот умный мир? Вы говорите, что Метаформы являются принципами структурирования вещей. Это так. Но любой принцип в первую очередь – выражение. Великий Путь един для всех, но каждый идет своей дорогой. Выражается общее для всех, но для каждого – разным способом. И вот чистое выражение, выражение как таковое, то, что дает явиться вещам и смертным как отдельным, самодостаточным сущностям, повторяя в этом Первозданную сущность, единую для всех и единственную для каждого – вот в стихии выражения и существует умная энергия. Чисто умная, смысловая потенция. В нашем мире конечных сущностей, в нашем Вторичном Бытии она тоже есть – но ограниченная вторичностью. Она уже не выражение как таковое, а выраженное – форма вещи или смертного, его лик. Определенность вещи или смертного, их отличие от остальных вещей и смертных – это умная энергия в нашем бытии. Определенность нашей сущности – это умная энергия нашей сущности, выраженный и понятый смысл существования.

Чжоу замолчал, сквозь водяные иероглифы разглядывая Джетуша – уразумел ли сказанное мальчик? стоит ли продолжать?

– Я не понимаю, – признался Джетуш. Он плохо разбирался в метафизике. И, в отличие от многих, не стыдился этого. Если надо – спросит, а ему объяснят. Вот как сейчас.

– Умная энергия заставляет вещь выходить за пределы положенного ей. Своеобразный умный экстаз. Мистически это означает прозревать Богов в их Сути. Или, как мне доводилось слышать в последнее время, когда я поднимался в Астрал – созерцать Свет и Тьму Тва рца. А вот магически…

– Магически означать нар‑р‑рушение, – не выдержал молчащий до этого Хельгар. – Не энтр‑р‑ропию‑отклонение, а нар‑р‑рушение.

– Боги и убоги – они порождения вторичного бытия, если воспользоваться понятиями Чжоу. – Вьясатват дернул шнур из хлопка, свисающий с левого плеча – прямое указание на его принадлежность к касте брахманов. – Они ближе к умному миру и его принципам, но и сами не есть умная энергия. В них ее больше, чем в смертных, но недостаточно, чтобы соединиться с умным миром. Хотя ваш Грозный Добряк пытается накопить ее, хитрит с верой, дурит голову последователям своей якобы эволюцией в Брахмана – ну, посмотрим, что у него получится.

Насмешка в голосе якша подсказывала: хрен собачий Грозному Добряку, а не Брахман – он же Тва рец в понятиях Серединных земель.

– Все, что могут боги и убоги, – это быть выраженными, как и все остальное в мирах вторичного бытия, мирах Хаоса и Порядка. Но…

– Но выр‑р‑ражение в мир‑р‑ре тоже существовать без индивидуальная сущность. Оно как др‑р‑ракон без др‑р‑ра‑кона, вьюга без вьюги, ур‑р‑раган без ур‑р‑рагана.

– Чистая Сила? – уточнил Джетуш.

– Ага, – кивнул якша. – Чистая Сила – без Чистой Силы. Верно начал мыслить. Но пока неточно. Эфир – он тоже своеобразное отражение умного мира. Отражение его целостности, если точнее. И представь – магия без магии. Сила – без Силы. Не в том смысле, что ее скрывают и ты не можешь найти источник. Эфир – без Эфира. Мм, как бы по простому… Ну, например, представь слепого, который молит богов вернуть ему зрение, – и внезапно прозревает. Но боги к его прозрению никакого отношения не имеют. Как ты это назовешь?

– Чудом? – предположил Джетуш.

– Ты – чудом. Я – нарушением. – Вьясатват нахмурился. – Из ничего бывает лишь ничего. Слепой должен оставаться слепым, если ему не помогут лекарь, маг или бог. Все остальное нарушение нашего бытия. Не чудо – чудовище.

Все должно идти естественно, подчиняться фундаментальным законам. Даже скачки от количества к качеству повинуются определенным принципам. Если их подгонять, если нарушать принципы… – якша покачал головой. – Ничего хорошего не будет.

– Умная энер‑р‑ргия – это выр‑р‑ражение подчинять себе втор‑р‑ричный быть. Это бесконечный пр‑р‑ринцип довлеть над конечная вещь. Умный экстаз, как вер‑р‑рно сказать Чжоу, это конечная вещь выр‑р‑ражать себя предельно. А умная энер‑р‑ргия выр‑р‑ражать предел через конечная вещь. – Головы Хельгара говорили по очереди: левая – печально, правая – отрывисто и зло. – Конечная вещь не выдер‑р‑рживать и все погибать. Нар‑р‑рушается все. Гибнет все. Не выдер‑р‑рживать.

– Но Ацедий – вполне индивидуален. Как он…

– Ты недавно Клятву посмертием поминал, не так ли? – Чжоу улыбнулся. – Странно, что ведая о ней, ты не знаешь об умной энергии, но напомни: без чего не сможет Мысль Тва рца пребывать в тварном бытии?

– Без носителя… – пробормотал Джетуш, начиная понимать.

– Тело – это место, которая душа занимает в пространстве. – Якша создал на ладони огненную кошку, наблюдая, как она умывается. – И сообразно пространству душа создает тело. В Равалоне – одно. В Нижних Реальностях – другое. В Небесном Граде – третье. В Океане‑между‑Реальностями и Межреальности – четвертое.

– Когда Др‑р‑ревний Ужас выр‑р‑рваться, он найти Младший Владыка Элементалей и воплотить себя. Он ур‑р‑раган без ур‑р‑рагана, но Владыка эпицентр ур‑р‑рагана. Убер‑р‑ри Владыку – нет ур‑р‑рагана. Я убр‑р‑рать Владыку. Но твоя ситуация сер‑р‑рьезней моя ситуация. Тогда быть непосредственно Владыка. Сейчас Владыка непосредственно нет.

– Тело этого Ацедия – сгусток умной энергии, – пояснил якша. – Так сказать, умная плоть. Носитель не он.

– Да, – кивнул Джетуш. – Я понял. Носитель – куб. Он не только мешал мне уйти – он защищал себя.

– Молодец, мальчик.

– Итак, – якша сдул кошку с ладони, отправив в пустоту лоскуты пламени, и посмотрел на Земного мага, – тебе нужна наша Сила.

– Нужна.

– И ты согласен на цену?

– Мне некуда де…

– Ты согласен на цену? – с нажимом повторил Вьясатват.

– Согласен.

– Тогда, Джетушка, располагайся. – Якша подвинулся и жестом указал место.

Он шагнул вперед, зная, что по бокам появляются каменные столбы. Вглядись в столбы, присмотрись к покрытым трещинами каменным бокам – и увидишь стремящихся к Корням Мира индрик‑зверей, заметишь тянущихся по ущельям Горных Змей, обнаружишь подстерегающих в холмах одиноких путников дуэргаров, разглядишь оберегающих Сердце Мира сторуких и пятидесятиголовых гекатонхейров.

Увидишь – и, может быть, задумаешься о земле, по которой ступаешь.

Или – нет.

Небосвод решил, что все кончено.

Пылал светом и яростью гигант, рассыпался железным песком маг, и можно было поспешить посмотреть на другую битву, которая грозила вот‑вот закончиться.

Что его задержало, небосвод не понял. Но почему‑то решил чуть‑чуть подождать, взглянуть – что будет делать светловолосый? Он же сказал, что не смеет убивать мага. Однако убил.

Небосвод не жалел, что остался.

Светловолосый разжал пальцы, посмотрел на ладонь, где кроме железной пыли ничего не было. Тряхнул рукой, избавляясь от останков мага.

И недоуменно уставился на висевший там, где только что была ладонь, посох, с какими бродят буддисты‑ракшасы. Длинное древко. На одном конце лезвие, похожее на лопату, на другом лезвие‑полумесяц. Стучат друг о друга, радостно звеня, бубенчики, колыхаются, переплетаясь, многочисленные ленточки и кисточки. И никаких магических знаков.

Светловолосый попытался схватить посох, но рука прошла сквозь него. Словно наведенный морок, а не реальная вещь. Но небосвод видел: посох реален. Просто реальность бывает разной. Да и видеть надо по‑особенному. Что? Научить? Да без проблем, уважаемые. Сначала надо на пару тысяч лет стать небом Подземелья… Что? Уже не хотите? Ну как хотите. Собственно, никто и не предлагал.

– Что ты еще придумал, Элемент?! Пойми наконец: все бесполезно! Скучно и бесполезно! Теперь – невероятно скучно!

Гигант ревел и бесновался; светловолосый бахвалился; он пытался показать, что ничего не боится и абсолютно в себе уверен.

Нетушки. И боялся, и не был уверен. Самую малость. Капельку. Но ведь боялся и не был уверен!

От неба Подземелья ничего не скроешь.

Светловолосый, продолжая оставаться в форме гиганта, опять попытался схватить посох, шепча «Распад» и «Назад». Сначала правой рукой, потом левой. Потом обеими. Посох упрямо отказывался даваться. Светящаяся энергия на руках гиганта жадно тянулась к вещи, но ей не дано было овладеть загадочным артефактом.

А затем посох начал светиться. Словно издеваясь, он мерцал в согласии с мигающими сполохами энергии светловолосого – и с каждой новой вспышкой света от него с громоподобными раскатами истекала Сила. Могучая, неподвластная смертному, будь он хоть Архимагом, Мощь – и небосвод невольно вспомнил Маэлдронов, в давние времена посещавших Подземелье.

По Локусам Души тех смертных тоже мчался Эфир, подчинявшийся лишь воле Бессмертных.

Сжигающий дотла город пожар; сокрушающее все плотины на своем пути половодье; не щадящий никого на своем пути смерч; безостановочно катящаяся лавина. Салэамандрэ, Ундионэ, Сильифидэ и Коэбальдэ, предельные принципы магического подчинения Стихий. Они не имеют ничего общего с саламандрами, ундинами, сильфидами и кобольдами, кроме привычных сфер обитания. Салэамандрэ – везде, где танцует пламя; Ундионэ – везде, где бежит вода; Сильифидэ – везде, где вьется ветер; Коэбальдэ – везде, где лежит земля. Поля магии Стихий, не имеющие конкретного воплощения – и воплощенные везде.

Посох извергал из себя именно эти предельные Силы, и небосвод посочувствовал светловолосому.

Попади под такой удар Повелитель – и ему, несмотря на Онтологический Эфир, придется несладко. А уж если по глупости Повелитель окажется защищен только Онтическим Эфиром!..

Ну, Повелителей много. Найдут к Функции нового.

Очередной волной предельной Силы светловолосого отшвырнуло от посоха. Гигант снес десятки друз, рухнув на землю. Приподнялся, таращась на посох. Небосвод видел: море страха плескалось во взгляде противника мага.

Несмотря на то что Сила просто залила весь куб и стала настолько плотной, что могла ощущаться как материальный объект, светловолосый сумел подняться. И, ревя во всю глотку, начал увеличиваться.

Враг мага достиг макушкой «крыши» куба, когда вся выпущенная Сила внезапно влилась обратно в посох. Ревя, словно раненый зверь, и сверкая, словно десятки Солнц, светловолосый ударил всей выделяемой телом энергией по посоху.

И дикий вопль заполнил пространство куба:

– Распад!!!

Не приказ.

Просьба.

Может быть даже – мольба…

Посох ответил: черно‑белым шнуром огня, тихим, не в пример рыжим родственникам; взъярившимися пластами земли, где среди острых камней и кипящего бульона металлов затерялся янтарь; залихватски, по‑разбойничьи засвистевшим смерчем, насилующим воздух; водяными потоками, такими плотными, что не успевающий убраться с их пути камень превращался в битую крошку.

И все это – в оболочке Мощи, того Могущества, которое в начале Первой Эпохи позволяло смертному приказать горе – и гора уходила с его пути, повелеть реке – и река меняла русло, иссечь плетью море – и море поспешно отступало. Могущества, которого боялись Младшие боги.

Небосвод вспомнил: это заклинание – Буря Стихий. Древняя и могущественная боевая магия, на которую мало кто из смертных способен. Маг, сражавшийся со светловолосым, например, способен не был.

Но – сумел. Неведомо как. Сумел. Может, в последний миг продал душу убогам. Их тут полно, знаете ли. Неважно. Маг побеждал. А победителей, как известно, не судят.

Небосвод не сомневался, кто будет повержен.

Шнур черно‑белого пламени коснулся стены куба – и его спокойствие сразу же исчезло. Ряды Знаков Огня закружились по стене: змеей полз Tiurus‑Сполох, звездочками рассыпалась по призрачному небу Ojen‑Жар и Naio‑Искра, венчались Panido‑Пыл и Hager‑Вспышка, радуясь союзу в полную силу, и уже знакомый Verken‑Пламя ятаганом впивался в темно‑серую пелену – наотмашь. Расплетаясь на белую и черную нити, огонь заскользил по призрачной пелене – вправо и влево. С противоположной стороны смерч расцеловал стену Знаками Воздуха, поползшими в разные стороны, как их соратники по Огню. Вода спиральными струями добралась до «крыши» куба, расчертив ее соответствующими магическими символами. Небосвод, приглядевшись, смог увидеть, как скрытый под янтарем «пол» куба покрывается Знаками Земли: Ufgu‑Землетрясение пихало Zadahg‑Камнепад, дабы тот уступил место Radir‑Лаве, а Metab‑Сдвиг пытался успеть повсюду. Знаки Стихий множились, во все стороны расползались копии и подобия символов, сплетаясь в смертоносную вязь. Древняя волшба дышала из сплетения предельной Силы и Стихий, древняя магия из той области, которую никогда не превзойдут новейшие магические изыскания.

Кое‑что навсегда остается эталоном.

Светловолосый закричал. Теперь он не приказывал, не просил и не молил. Энергия прошла сквозь посох, так и не найдя материальной основы воплощения магии, уничтожающей куб и его самого.

Небосвод хмыкнул и поспешил к кипевшей рядом схватке.

Здесь все было ясно.

Теперь – целиком и бесповоротно.

Куб разваливался на части. Раскидистые ветви трещин покрыли темно‑серые плоскости, трепетавшие, как невинная девица в лапах лихого люда. Присмотрись кто со стороны, мог бы увидеть, как по темно‑серым стенам скользят измученные лица.

Присмотреться было некому.

Куб осыпался трухой, прощаясь с бытием. Призрак истек эктоплазмой, молча удрав в области не‑жизни. Быль и небыль расцепили пальцы, определившись, кто уходит, а кто остается.

Маленький бесцветный вихрь метался между друзами испуганным бродягой. Беззащитный, словно бабочка под порывами ураганного ветра, он пытался найти, где укрыться и переждать опасность.

Друзы с сожалением взирали на бедолагу.

Хмыкнул ветер, окружая маленький вихрь, насмешливо фыркнул огонь, ставя перед ним завесу, горестно вздохнула земля, вздымаясь траурным саваном, и всхлипнула фонтаном вода, обрушившись на неприкаянный вихрь. Будто ударило Четырехфазовое Заклинание Стихий – но сотворить напоенные предельной высокочастотной энергетикой чары, полнившие заклятия, было под силу лишь Кругу Архимагов. Или экселенцам Стихий, соберись соответствующие Силам волшебники вместе.

Буря Стихий, способная уничтожить многое из сущего Равалона от Нижних Реальностей до Небесного Града, в том числе мнящее себя неуничтожимым, отлично выполнила свое предназначение. Маленький бесцветный вихрь сгинул под ударом сокрушающей магии, как до этого поддерживающий его куб.

Как сказал в этот момент находящийся где‑то очень далеко и очень близко один старый преднебесный маг: «Из пыли в прах, из праха в пыль – под Великим Небом, как ни погляди, у тысячи тысяч вещей одна судьба». Составлявшие старому преднебесному магу компанию смертные промолчали, хотя у каждого было свое мнение и о судьбе, и о Великом Небе, и о прахе, если уж на то пошло. У одного имелось мнение и том, что можно было не убивать, а захватить и изучить. Но он отлично знал, как отреагируют остальные. Слюнтяй, тупой мореинист, плаксивая баба, больной на всю голову и многие другие красочные эпитеты; с точки зрения магов, которым доводилось сходиться в схватках с Маэлдронами, лишь Полный идиот мог предоставить опасному врагу шанс собраться с силами.

Возвращение в основную реальность из искусственного измерения Чань‑Бо Вечности как всегда отозвалось жуткой головной болью. Он огляделся и, осторожно коснувшись артефакта, затаил дыхание. Момент перехода Чань‑Бо в основную метрику Равалона всегда сопровождался полным подавлением чувств. Джетуш онемел, ослеп, потерял слух, пространственную и временную ориентацию. Язык грозился скатиться в глотку уроборосом, а интуиция забилась в закоулки разума и крутила там кукиши – то ли себе показывала, то ли рассудку. Но ушла боль – приятный момент, если не считать того, что в этот момент бери его хоть голыми руками. Простенький пульсар не создать. Но Чань‑Бо нужно скрыть как можно глубже в ауре. В явленном виде артефакт жадно пожирал магические и телесные силы, словно голодная нечисть, чьей жертвой стал одинокий и беззащитный путник. И так за помощь он расплатился очередным закладом энергемы.

«Еще три раза!» – напомнил довольный, точно убог, которому все смертные Серединные земли продали души, Вьясатват. Физическая энергема уже принадлежала им. Теперь наступил черед растительной. Помогут еще два раза – и прощайте, животная и разумная энергемы. После пятого раза Земной маг станет принадлежать Чань‑Бо весь без остатка, такой, какой есть сейчас. Коротать время до Конца света среди экселенцев Стихий кому‑то может показаться неплохой идеей. Этот кто‑то просто не видел полу‑Бессмертных в недобром расположении духа. Сегодня они были настроены благодушно и даже не томили его полуторачасовым ожиданием решения: помогут или нет? В прошлом, когда он обращался за советом – за них хотя бы не надо расплачиваться частями души, – Чжоу, например, сверкая глазами, полными дальневосточной мудрости, требовал процитировать ему, что не известный «мальчику» Унфуций говорил о магии, а якша предлагал сыграть в лилу, издевательски хохотал каждый раз, когда у Джетуша выпадала пятерка, не давая Магистру покинуть первую клетку, и язвительно замечал, что это следствие развитого эгоизма несовершенной души, совершенно не пытаясь скрыть октариновые нити, тянущиеся от его левой руки к игральной кости. Пожалуй, лучше всех к нему относился Хельгар – или ему повезло не застать огра в плохом настроении.

Ладно. Все это неважно. Важно одно: успела ли Фа? Помогла ли Уолту и Эльзе? Божественные Глаза, сейчас бы идеально подошедшие, пока не создашь, и остается только гадать, а гадать – это к оракулам и пифиям. Как любой боевой маг, он предпочитал твердые факты и основанные на них предположения.

Чань‑Бо свернулся в одномерный объект, погрузился в течения энергий ауры. Вернулись эмоции. Джетуш выдохнул, переживая удивительное чувство синэстезии: ощущения‑пассажиры спешили занять места в теле‑дилижансе, толкаясь и путаясь. Зрение угомонилось первым, устроилось поудобнее рядом с кучером‑головой.

И первым, что он увидел, оказалась девушка, чьи фиолетовые волосы перестали развеваться в воздухе, скрыв ее тело лиловой накидкой.

Гула. Пожирательница фурий. Невкусных фурий.

Девушка потирала глаза, оглядывалась по сторонам и что‑то говорила. Он еще не мог слышать, но вполне догадывался. Ацедий мертв, умная энергия, позволяющая ему творить чудеса‑чудовища, пропала, Гула пришла в себя и теперь выискивала блондина.

Неимоверным усилием воли он взял под контроль чувства, быстро гоня каждое на свое место. Слух торопливо вернулся в уши, и Джетуш услышал:

– …съем? Можно, Ацедий? Если ты молчишь, значит, согласен, да? Молчи, пожалуйста! Он, наверное, вкусный! Молчишь? Спасибо, Ацедий! Тогда я съем его! Если он будет вкусный, я тебе расскажу!

А ведь «он» – это он, мгновенно сообразил Джетуш.

Гула слегка пригнулась, пристально рассматривая Магистра. Зрачки в глазах завертелись, вместо двух их неожиданно стало три. Девушка приоткрыла рот и высунула язык.

Он успел бросить перед собой заклинание. Земля послушно отозвалась. Янтарный покров между Джетушем и Гулой пошел складками, вздыбился, метнувшись вверх. Ряд Земных Стен почти мгновенно вырос перед девушкой. Каждая последующая Стена была больше и прочнее предыдущей. Самая последняя по толщине не уступала фортификационным укреплениям Багряной Крепости, замка на северной границе Когессы, омываемого водами Эскадота Великого. На левом берегу Эскадота раскинулись Восточные степи, и Багряная не раз принимала на себя удары объединенных орочьих и гоблинских племен, желающих порезвиться в королевстве. В таких условиях хорошие стены – жизненная необходимость.

Он еще успел подумать, что у Ацедия был куб, позволявший ему нарушать магические законы, а у Гулы ничего подобного нет. А еще – что снова обратиться к Чань‑Бо не успеет, да и…

В Стенах, кроме первой, разлетевшейся кусками во все стороны, возникла дыра. Идеальное круглое отверстие, сквозь которое Джетуш легко бы прошел, несмотря на комплекцию. Он отшатнулся, когда дыра возникла в Стене перед ним, Стене, крепкой, как укрепления Багряной Крепости, и даже крепче, ведь сооружения Багряной заговаривал не он, а другие геомаги, но лучший – он; отшатнулся, взывая к Земле, самой легкодоступной сейчас Стихии; в ауре заскреблись заклятия, связанные с Началами, опасно зашевелились чары, сковывающие магию Изначальных, – но воспользоваться ими не было времени, совсем не было времени! И даже Земля, такая послушная и близкая, не успевала, совсем не успевала!..

– Успокойся, Гула.

Лысый мужчина с одним‑единственным седым чубом, постоянно шевелившимся, словно щупальца элхида, стоял рядом с фиолетововолосой, положив руку ей на плечо. Серая невзрачная туника не могла скрыть сложения борца. Большой лоб, крупный нос, выпирающий подбородок. В глубине темных глаз, зевая, потягивалась угроза. Мерцали вокруг алым три треугольные стены, складываясь в трехгранную пирамиду.

Основание пирамиды – под землей.

Как у куба Ацедия.

Плохо. Если за его битвой с блондином следили, воспользоваться Чань‑Бо очередной «чудесник» не позволит. И Начала с Изначальными, просыпающиеся в тонком теле, не дают гарантии ни победы, ни отступления. Сражаясь с Ацедием, он вплетал Свет, Тьму, Порядок и Хаос в чары, но и после них блондин восстанавливался. Если чубастый такой же…

– Я хочу попробовать его! – возмущенно закричала Гула. – Ацедий не против! Ацедий молчит, значит, разрешает!

– Ацедий молчит не поэтому. – Угроза полностью заполнила глаза чубастого. Колыхалась штормовым морем, грозилась выплеснуться наружу.

Не выплеснулась. Сдержался.

– Он отправился домой, Супербий? Но почему без меня?

– Да, домой. – Чубастый плотно сжал губы и перестал смотреть на Джетуша. Совершенно не опасается возможной атаки. Хоть Началами, хоть Изначальными.

– Нам тоже пора, Гула. Остальные ждут.

– Но я хочу попробовать его!

– Еще успеешь. Ждать осталось недолго.

– Ну хоть кусочек!

– Гула! Я же сказал – позже!

– Ну и ладно! – Девушка обиженно надула губки, отвернулась.

Супербий бросил взгляд на Магистра, зловеще улыбнулся. Пирамида дрожащей алой простыней потянулась к мужчине и девушке, окутала их, а потом скрутилась вместе с содержимым в точку, как недавно Чань‑Бо. Яркая алая вспышка ознаменовала собой уход чубастого и Гулы.

Куда? Да неважно! Ушли – уже хорошо.

Джетуш покачнулся, почувствовав, как дикое напряжение отпускает его. Сердце суматошно билось, угрожая выскочить из груди. Великий Перводвигатель и его Метаформы! Его могли убить – и оставили в живых, ни капельки не сомневаясь, что смогут отправить в посмертие попозже. Ждать осталось немного, сказал чубастый Супербий.

Между «чудесниками» и Инфекцией есть связь. Джетуш в этом не сомневался. В измерении Чань‑Бо Вечности, пока Буря Стихий уничтожала Ацедия, экселенцы поведали кое‑что интересное о Полях Силы и умной энергии. Странно, конечно, что убоги не знают об этом… Или предпочли сделать вид, что не знают? Для чего? А если не знают, то почему прошли мимо, изучая Инфекцию? Ведь, как намекнули экселенцы, магия Бессмертных, достоверных сведений о которой у смертных чародеев имелось столько же, сколько и о Тва рце (то есть не имелось никаких достоверных сведений), связана с умным миром. Варрунидей Асирот, чаротворец и командир Серебряных фурий, что‑то скрывает? Или – бери выше? Скрывает сам Аваддан?

Прочь вопросы! Долой лишние мысли! Джетуш Малауш Сабиирский торопливо побежал к границе долины, где, судя по отклику Локусов Души, шла магическая битва.

Он надеялся, что успеет.

Очень надеялся.