Глава вторая Мир, которого нет 4 page

– Нет… – прошептал он. Иглы высыпались из обессилевшей руки.

Одиночество захохотало вокруг. Мир, который был таким существующим, сдавил его в своих пальцах бытия, безжалостно выворачивая наизнанку.

– Нет, не надо… – Он умоляюще протянул руки, не обращая внимания на боль в ранах. – Верни…

Мир, который был, не слушал.

И он начал сходить с ума.

Олекс дышал с трудом. Рана в горле никак не зарастала, да и не должна была зарастать – не входила в зону восстановления морфе. Кровь попадала ему прямо в организм, придавая сил, но одновременно такая кровопотеря и обессиливала.

«Смешно. Боги, вы продолжаете шутить? Я ведь так могу и умереть, не правда ли? Умереть от того, что дает мне силу?»

Он и правда недооценил Хранителя.

Его сила духа…

Да, они равны. Но Хранитель слеп, и это сделало его дух сильнее. А Олекс…

Олекс умирал.

«Пора кончать с этим».

– Верни…

Что? Он посмотрел на Хранителя и не поверил глазам. Всего несколько мгновений назад это был уверенный и сильный упырь, а теперь в десяти метрах от него стояло жалкое ничтожество. Оно дрожало и, неуверенно шаркая, двигалось к нему, протягивая руки, точно нищий, готовый выпрашивать даже собачьи объедки, чтобы поесть.

– Верни ее…

А голос? Тот твердый, правильный голос, четко выговаривающий каждое слово, немного возбужденный и, конечно, не сомневающийся ни в чем голос? Куда он подевался? Как этот скулеж смог занять его место?

– Верни ее, прошу…

Олекс взглянул на свои руки. Понятно. Он хочет получить обратно «волчий хвост». Копье, из‑за которого Олекс чуть не лишился жизни. Вернуть? Хранитель, наверное, сошел с ума. Он не вернет «хвост». Хотя… Да, вернет. Только обрадуется ли Хранитель?

В руках Олекса веточки‑лезвия не шевелились. Он потянулся к самой длинной и крупной у основания. Улыбнулся. Проверим, что там за темный мифрил и тягаться ли ему с морфе…

Сила наполняла его с каждой секундой.

И с каждой секундой жизнь покидала его.

Клинки‑когти заскрипели, брызнули искры – и отрезанное лезвие со звоном упало на пол, прямо на рисунок распахнувшего крылья ястреба.

Хранитель остановился, прислушался.

Да, тяжело. Пришлось вложить всю морфе, чтобы сделать это. В бою бы этого не получилось. Но сейчас, когда Хранитель стал тряпкой, хотя нет, какая он тряпка, даже та может пригодиться. Теперь Хранитель никуда не годен, и Олекс может приложить всю силу.

Еще одно лезвие упало на пол. А за ним – все остальные. Олекс не собирался растягивать удовольствие от уничтожения чужого оружия – да и не испытывал он удовольствия, если честно…

А затем он швырнул голое древко Хранителю. Молча. Хотя так и хотелось сказать что‑нибудь издевательское. Но он не мог. Разорванное горло не позволяло этого сделать.

Хранитель бросился к древку, как собака к брошенной кости, успел поймать его в полете. Пальцы осторожно поползли вверх, он не верил, а если и верил – то в то, чего нет, обманывая себя… А потом он нащупал обрезки. И замер. Пальцы разжались, и древко упало на пол. На изображение рыцаря в полных доспехах, указывающего мечом куда‑то перед собой.

Хранитель взвыл.

В детстве он верил в мир. Когда рядом была мать – он верил в мир. Отца он не помнил, тот редко был рядом. Единственное, что подтверждало то, что мир существует, была мама. А потом мать исчезла. Она исчезла после плохой ночи, ночи, которую он совершенно не помнил, но которая точно была плохой – потому что мамы больше не было рядом.

И тогда он понял, что мира нет.

Что мир, который ему давали в руки в виде игрушек, мир, который он нюхал в виде цветов, мир, который делал ему больно, когда, будучи ребенком, он натыкался на стены в новом доме, пока не привык, мир, который делал его сытым во время приема пищи, мир, который радовал его сладкими запахами, мир, который пугал его каждый раз перед сном, когда на небо выкатывался Враг Ночи, мир, который был материнской лаской, – этого мира нет.

А может, никогда и не было.

Прошлое – это память о том, что мы испытали. Но память может быть ненастоящей, и воспоминания могут быть надуманными. Прошлого нет.

Настоящее – это то, что мы чувствуем и думаем в это время и в этом пространстве. Но миг неуловим, а пространство меняется с каждым мигом. Так что и настоящего нет.

Будущее – это наши мечты и планы. А они – нереальны. Нереальнее даже, чем все остальное. Будущего не просто нет – его никогда не будет.

Мир, окружающий меня. Его нет. А что есть? Только я сам. Значит, если мир – обман, то я обманываю сам себя? Да, так и получается.

Я всегда обманываю сам себя.

И только это – правда и истина.

Единственное, что есть.

А «волчица»? Она вдруг стала тем, чего не могло быть в моем обмане. Я не мог так себя обмануть. Мы нашли друг друга, чтобы всегда быть вместе в мире, которого нет.

Ошибка.

«Волчицы» нет. Мы не будем вместе.

«Волчицы» не будет. Мы не будем вместе.

Тогда, может… «волчицы» и не было? И она была обманом? Я обманул себя?

А мир? Ведь мир, которого нет, – ведь это он разрушил мой обман? Мир убил «волчицу» – и мой обман был убит вместе с ней?

А вдруг… А вдруг все это время я обманывал себя – но по‑другому? Вдруг настоящий мир – был? Есть? Будет? А я обманывал себя. Что его нет.

Вдруг «волчица» была?

А мир… Мир отплатил мне за то, что я не верил в него. Да? Да?! Да?!!

ДА!

Я был глуп и обманывал себя все это время.

Мир был.

И «волчица» была.

Но теперь «волчицы» нет. А мир есть. Разве это справедливо?

Руки Хранителя потянулась к повязке на глазах.

Разве это справедливо, что мир будет, а моя «волчица» – нет?

Дотронулись до крепких завязок на затылке.

Боги или убоги, ответьте – разве это справедливо?!

Он никогда не снимал повязку с тех пор, как его заставили надеть ее после того дня, когда пропала мама. В далеком (несуществующем!) прошлом он вообще не мог этого сделать из‑за запечатывающего заклинания. И лишь когда его поселили в Храме, сделав Хранителем, ему позволили снимать повязку.

Но только в самом необходимом случае.

А разве это не необходимость – перестать миру быть, как перестала быть «волчица»?

Необходимость.

Так что пора.

Он сдернул повязку с глаз.

Олекс, приходя в себя, осторожно следил за Хранителем. Сейчас надо собраться с силами для последнего рывка и сокрушительного удара. Надо точно все рассчитать. Бросаться сломя голову на упыря опасно, пусть даже сейчас он выглядит не лучше разбитой вазы. Вот он поймал древко. Вот его рука скользнула вверх, коснулась нижнего обрубка лезвия и замерла. Вот он разжал руки, и древко упало на пол. Вот он взвыл, точно раненый зверь, который к тому же потерял свое потомство. А вот он поник, став еще более жалким и никчемным. Похоже, можно нападать.

Стоп!

Хранитель распрямил плечи и выпрямился. Его руки поднялись к затылку и стали развязывать узел на повязке. Так что – все‑таки видит? И сейчас попытается использовать Силу Крови Тавил? Глупо. Олекс ни за что не посмотрит ему в глаза после того, как тот сам сказал, что он за упырь и…

Все мысли мгновенно вылетели из головы Олекса. Так вороны улетают с кладбища, на котором проснулся Костяной Дракон.

Глаз у Хранителя не было. Совсем. А вместо глаз…

Не было переносицы, и нос начинался с того места, которое обычно именуют «под глазами». А там, где должны были быть глаза, расположился овал. Не просто овал – провал. Но в этом провале не было видно ни костей черепа, ни мозга, только нечто серое, дымящееся, которому, казалось, нет конца и при виде которого Олекс почему‑то подумал о смерти.

Почему? Кто знает.

А потом из провала вдруг вылетели два серых смерча, примерно в половину роста Хранителя, и завертелись по бокам упыря. Хранитель поднял голову и закричал. И воздух над ним стал медленно сворачиваться в воронку. Олекс отчетливо видел, как задрожало и стало сжиматься пространство над Живущим в Ночи, как будто ломаясь и попутно ломая то, что было в этом пространстве. А воронка, узким началом которой был провал на лице Хранителя, стала увеличиваться. Закачались колонны, стол потянуло к Хранителю, на пол посыпались факелы.

Воронка над Хранителем виднелась очень отчетливо, в нее затягивало не просто предметы, в нее затягивало саму реальность. Уже трещали стены, уже крошился потолок, пожираемый серым провалом, уже потянулась к воронке пыль, а Олекс стоял, совершенно не зная, что делать.

О таком Мастер его не предупреждал. О таком он не говорил, даже когда подробно рассказывал о Живущих в Ночи, их рангах, кланах и Силах Крови. Никогда он не упоминал о кровососе, способном поглощать не кровь, но саму реальность.

Олекс боялся приблизиться – что‑то подсказывало ему, что два смерча созданы не для созерцания. И то, что они были серы, как нечто в провале Таабила, это только подтверждало.

Но и приказ Мастера…

И крупицы жизни, продолжавшие его покидать…

Что делать? Что?

Потолок обвалился, но балки и перекрытия не достигли пола – их засосало в воронку, которая резво понеслась вверх, увеличиваясь в размерах. Она полностью разрушила потолок обители Хранителя и наверняка должна была стать еще больше. Вряд ли Храму Ночи в будущем поможет реконструкция, скорее, его придется отстраивать заново.

Зал начал крутиться. Медленно, но уже ощутимо. Совсем скоро этот провал, точно глотка, всосет в себя все без остатка. Вон уже факелы, продолжавшие гореть, несутся в воронку. Теперь даже страх перед Эваной исчез. И хотелось бежать и спасаться. Но успеет ли он?

– Олекс, идиот, что ты делаешь?!

Знакомый голос вывел Олекса из ступора. Он повернулся и увидел Затона, застывшего в проходе. Открыл рот, чтобы объяснить, но поперхнулся кровью.

– Это он тебя отделал? И даже морфе не помогла?

Олекс зло посмотрел на товарища, и тут у него подкосились ноги. Он бы упал, не подоспей к нему Затон.

– Ты совсем плох, – покачал головой Затон. – Говорили же тебе, будь осторожнее. Надо было сразу энтелехию использовать, а не морфе.

Затон бросил взгляд на Хранителя. Наверное, какой‑то новый вид, неизвестный Мастеру. То, что он делал, не было похоже ни на одну из Сил Крови, о которых Мастер рассказывал.

Реальность продолжала всасываться в воронку, зал грохотал, неотвратимо разваливаясь. Следовало бы убежать. Но тогда они не достанут это, а Мастер вряд ли будет рад такому повороту событий.

Затон вздохнул. И, положив Олекса на пол, залез в глубины своего плаща. Из капюшона вдруг вырвался кисельный клочок тумана, который тут же унесся в сторону упыря, захваченный воронкой. Затон как‑то съежился, полы его плаща распахнулись, – и пять теней одна за другой скользнули к Живущему в Ночи. Они были до неприличия тонкими, с такими же тонкими руками и ногами, и, казалось, никакой опасности не представляли. Однако оба смерча бросились к ним наперехват, разрезая своими хвостами пол.

Тем временем разрушался второй ярус Храма Ночи.

Сблизившись с тенями, первый смерч вдруг разлетелся на десяток серых дисков, окруживших тени со всех сторон. Диски выбросили из себя серые щупальца, создав нечто вроде сети, и в эту сеть попало две тени. А затем сеть резко сжалась, объединяя диски обратно в смерч, – и тени исчезли.

Другой смерч вдруг перевернулся и взмыл в воздух, зависнув прямо над оставшимися тенями, затем резко увеличил свой хобот и ударил им вниз, накрыв еще две тени.

Последняя тень добралась до Хранителя. Смерчи уже возвращались, но не успели. Тень легла на пол точно на тень Хранителя, которая еще была видна в неверном свете оставшихся факелов. Легла – и растворилась в ней, и примчавшиеся смерчи зарыскали вокруг Хранителя, как гончие, потерявшие след.

Грохот потряс все здание, от подземного схрона Хранителя до третьего яруса. Храм раскалывался, а засасывающая реальность воронка продолжала увеличиваться, устремляясь в небо.

Затон шумно вздохнул. И тут же тень Хранителя распалась на несколько частей. А сам он, сделав нерешительный шаг вперед, распался следом за своей тенью. Сразу исчезли смерчи, и зал прекратил дрожать, только продолжал рушиться верхний Храм, и падали в оставшийся без потолка схрон камни. Воронка исчезла не так быстро: она еще продолжала кружиться, продолжала цепляться за действительность, будто воля ее создателя продолжала жить в ней, но и она исчезла спустя минуту.

И тогда Затон направился в центр зала. Олекс с трудом приподнялся, следя за действиями товарища. Затон достал из недр своего плаща молот таких размеров, с которыми гномы и краснолюды обычно изображают молоты, топоры и секиры своих богов, стремясь подчеркнуть их исполинскую мощь. Каким образом этот молот оказался у Затона и почему не мешал ему все это время, – такие вопросы могли задать только несведущие. Олекс, например, знал ответ.

Затон замахнулся и ударил.

Храм Ночи закачался, словно обезумели духи гор и началось землетрясение, которое способно напугать даже великанов с седых склонов Ледяной гряды, известных своим бесстрашием.

А Затон хмуро посмотрел на расколовшийся молот и отшвырнул его. Упав на пол, молот начал таять, словно роса под лучами восходящего солнца.

Опустив руки в образовавшуюся в полу дыру, Затон заревел, поднимая что‑то тяжелое. Это оказался прямоугольный ящик высотой примерно с Тавила, а шириною – с него самого. Из чего он сделан, было непонятно, все его поверхности были иссиня‑черными, стыков нигде не было видно. Со всех сторон ящик покрывали руны и знаки преобразования Стихий, было даже несколько фигур из высшей магии. Затон придирчиво осмотрел ящик, будто это была лошадь, которую продает нервничающий гоблин разбойничьего вида, и остался доволен осмотром.

– Отлично, – сказал он, повернувшись к Олексу, который чувствовал, что еще немного – и он умрет. – Мы нашли это. Можно уходить.

Эта комната в самых глубоких подземельях Храма Ночи клана Сива использовалась редко. Она не имела защитных заклинаний или тайных механизмов, преграждающих непосвященным путь к ней. Заклинания могли обнаружить, на ловушки могли наткнуться случайно. Единственное, что защищало комнату, это полная секретность и десятки извилистых проходов, образующих вокруг нее лабиринт. И сегодня здесь собрались все. За простым круглым деревянным столом. Не было ни свеч, ни факелов. Упырям они не нужны.

Канар‑Де Винша да Дайкар, третий в иерархии после Повелевающего кланом Дайкар, седой, что выдавало его почтенный возраст даже для Живущего в Ночи, отдающий предпочтение черному трико с серебряными вставками вместо традиционных красных камзолов клана, лихорадочно теребил свою цепь с гербом, на котором были изображены две пронзающие солнце молнии. Он нервничает и не скрывает этого.

Раваз Дэй да Фетис, правая рука Повелевающего клана Фетис. Такой же старый, как и Канар‑Де, но предпочитающий держать свой возраст в тайне и молодиться. Его выдают глаза – цепкие и уставшие. Он кутается в длинный серый плащ, полы которого расписаны рунами и неизвестными остальным знаками. На его медальоне‑гербе крепко сжатый кулак пронзает небесные слои аэра, точно стремится достигнуть Хрустальных Дорог.

Киул‑зай‑Сат нноф Татгем, второй сын Повелевающего клана Татгем. Он молод и потому не особо беспокоится, как остальные, которые мрачны, как грозовые тучи над горами. Ему все еще кажется, что все не так серьезно. Поэтому он придирчиво рассматривает стоячий воротник своей фиолетовой куртки и пока не думает ни о чем другом. Его герб – расколовшая гору стрела.

Вииан‑ом Сайкар Нугаро, командующий войсками клана Нугаро. Не стар, но и не молод. Единственный из собравшихся, кто носит бороду. Обычная одежда, которая, скорее, пошла бы простому вояке, вышедшему в город, чем одному из глав Нугаро. На его гербе одинокий волк, воющий на луну.

Вазаон Нах‑Хаш Сива, брат Повелевающего клана Сива. Высокий, выше остальных, примерно того же возраста, что и Вииан‑ом Сайкар, задумчивый. На нем камзол серого цвета, официального цвета Сива, преобладание которого в одежде могут позволить себе только они.

Вазаон неодобрительно глянул на Раваза, когда тот появился в комнате, но тот спокойно встретил взгляд, будто и не нарушал традиций. Действительно, под плащом у него разноцветное трико с доминированием красного, цвета Фетис. На медальоне‑гербе Вазаона две свечи, освещающие раскрытую книгу.

Нечасто они сидели рядом, даже на праздниках или молениях Ночи. Мало кто мог догадаться, что этих Живущих в Ночи связывает что‑то помимо общей жизни в Лангарэе. Если кто‑то догадывался и не был при этом введен в курс дела – он исчезал. Слава Ночи, таких умников пока было только двое, и те были жрецами, известными своим экзальтированным поведением и бродяжничеством по лесам Лангарэя. И мало кто задумался об их судьбе, когда они не возвратились из очередного ухода в скит.

Главное, что объединяло всех пятерых, было недовольство нынешним положением кланов в отлаженной системе Царствия Ночи. И объединились они лишь для того, чтобы изменить это положение. Повелевающие Сива, Татгем, Нугаро, Фетис и Дайкар ни о чем не знали, а даже если и догадывались, то догадки их были неправильными. Это было обязательным условием – Повелевающие кланов ничего не должны знать о тайном союзе, чтобы в случае неожиданных событий никто не смог обвинить и наказать сами кланы.

В случае малейшей ошибки наказание должны понести только они. И вот ошибка произошла. И была она отнюдь не маленькой. Гигантской она была. Можно даже сказать – титанической.

Все молчали, и каждый думал о своем. Главного среди них не было. Точнее, главного они выбирали посредством запутанного и сложного обряда. Сейчас главным был Вазаон Нах‑Хаш, и он первым нарушил молчание:

– Во‑первых, мы должны решить, как объяснить разрушение Храма. Все остальное можно объяснить очередным налетом лихой банды, но вот отсутствие половины Храма, – Вазаон покачал головой. – Такое на банду не спишешь, даже приведя доказательства, что с ней был могущественный маг.

– Кстати, а почему мы уверены, что с ними не было магов? – подал голос Киул‑зай‑Сат. – Пройти сквозь заставу Дайкар, уничтожить их поселение, перебить храмоохранителей и жрецов. Даже Меченосцы – и те бы не проделали все это так быстро. К тому же следы разрушений – дело рук тех, кто с магией на ты.

– Это не так, – буркнул Канар‑Де. – Не было там атакующей магии.

– Как так? – удивился Татгем. Недавно продемонстрированная над столом при помощи магии картинка того, что осталось от Храма Ночи и поселения, обслуживающего Храм, никак не выходила у него из головы.

– Любая магия оставляет после себя фон, – Дайкар посмотрел на собеседника, как на упавшего с башни смертного, который после этого если и ходит, то только под себя. – Даже скрывающая саму себя. Только чуть сложнее обнаружить ее самим магам. Но наша Сила Крови видит всю магию, любые Заклинания и их остатки.

– Что‑то незаметно, – пробормотал Киул‑зай‑Сат.

– Мальчишка… – Итак бледный, Канар‑Де побледнел еще больше и начал приподниматься. – Как ты смеешь?..

– Успокойтесь, – примиряюще поднял руки Вазаон, сидевший между Киул‑зай‑Сатом и Канар‑Де. – Не время устраивать ссоры друг с другом. Киул‑зай‑Сат, твое удивление понятно. Чтобы устроить такое без магии нужна тяжелая осадная техника и не меньше роты солдат. Но и возмущение почтенного Винша да Дайкар объяснимо. Никогда Сила Крови Дайкар не подводила Лангарэй, она, как никакая другая, помогала нам в первые годы существования Царствия, когда мы сражались с людьми и гномами. И если уважаемый Винша да Дайкар говорит, что следов магии не осталось, – значит так и есть. И мы должны понять, что это.

– Я говорил, что нужно добавить к Дайкар пару воинов Нугаро, – сказал Вииан‑ом. – Хороший солдат никогда не помешает, а уж если такую вещь беречь, то мои воины получше, нежели Дайкар…

– Да вы что! – взвился Канар‑Де, и Вазаон осуждающе поглядел на Нугаро. – Решили всю вину на меня свалить? Думаете, не вижу, чего вы с этим сосунком задумали? Думаете, что не имей Дайкар у себя Порченую Кровь, то и дел с ними иметь не стоило? Да когда твои сородичи лесным зверям задницы подставляли, мы…

– Тихо! – крикнул молчавший до сих пор Раваз, заметивший, как сузились глаза Вииан‑ома и как опасно зашевелились волосы в его бороде. – Вы что, не видите, что Канар‑Де как на иголках? Верно говорят: не видят то, что не хотят видеть. Ведь никого из вас не будет проверять Совет Идущих Следом, проверка и расследование падет на клан Дайкар. А вы? Вместо того чтобы поддержать, вспоминаете давние споры, которым место в Тартарараме,2 а не здесь и сейчас.

Вазаон благодарно глянул на Раваза. Значит, и он заметил, что Канар‑Де на грани, на очень опасной грани, и опасной не только для него, но и для всех них. А эти двое… Вояки. Тактики, но не стратеги.

Смутившиеся, но вряд ли раскаявшиеся Киул‑зай‑Сат и Вииан‑ом что‑то неразборчиво пробормотали в качестве извинений. Дрожащий от ярости Канар‑Де сел обратно, недобро поглядывая то на Татгема, то на Нугаро.

– Это была не магия, – сказал Вазаон. – Но нам нужно представить, что это была магия, поддержанная мечами. Скажем, нечто вроде того, когда Магистры и Меченые прорвались в Сайфиаил.

– Да, но они там и остались, – возразил Раваз. – У нас же большие потери, и ни одного убитого со стороны нападавших.

– Значит, надо решить, как объяснить, что Дайкар не успели предупредить – да, предупредить! – о появлении отряда магов и воинов и почему те смогли уйти без потерь.

– А разбираться, что за магия была использована… – начал Киул‑зай‑Сат, но его прервал Канар‑Де.

– Это не магия!

– Хорошо, хорошо, – криво усмехнулся Киул‑зай‑Сат. – Что за не‑магия была использована – когда будем разбираться?

– Это второй вопрос, – сказал Вазаон. – Конечно, необходимо понять, какой силой пользовались вторгнувшиеся, определить ее источники и разработать способы противодействия. Она оказалась достаточно эффективной против Порченой Крови. Вы же понимаете, что нам следует быстро понять, кто похитил… м‑м‑м… это, скажем так, и вернуть похищенное. Но не следует мчаться сломя голову неизвестно куда, не зная, что встретишь…

– Нет, отец. Как раз сейчас нам и нужно мчаться сломя голову.

В комнату вошел еще один Живущий в Ночи, и Вазаон не смог скрыть своего удивления.

– Понтей? Что ты здесь делаешь?

Молодого упыря встретили пристальными и отнюдь не дружелюбными взглядами. Все знали, какое место в их планах занимает Понтей Нах‑Хаш Сива, но это все равно не означало, что он был им симпатичен.

Для начала, Понтей был Средним, в то время как они пятеро – носферату. Затем, Понтей был в три раза моложе Киул‑зай‑Сата. Ну и, наконец, он разбирался в том, в чем они чувствовали себя как рыба в рыболовной сети. Понтей Нах‑Хаш Сива был самым крупным знатоком магии в Лангарэе. И именно поэтому он спокойно мог входить в эту комнату, не опасаясь, что Татгем или Нугаро бросятся на неожиданного посетителя.

– Отец, это я первым снял визуальные слепки с поселения и Храма и послал вам, – покачал головой Понтей. – Неужели ты думаешь, что я так быстро оказался там, узнав о происшедшем?

– Тогда как ты?..

– Очень просто, – сказал Понтей. – Я был там, когда поселение и Храм атаковали.

Изумление затопило комнату и сиропом растеклось по замолчавшим Живущим в Ночи. Только теперь они заметили, что камзол и плащ Понтея разорваны, а шаровары заляпаны чем‑то подозрительно напоминающим кровь. Но только напоминающим, запаха крови упыри не почувствовали.

– Ты был там? – наконец спросил Вазаон.

– Был, – кивнул Понтей. – Сражался с одним.

– И выжил? – подался вперед Киул‑зай‑Сат, недоверчиво рассматривая молодого упыря.

– Я выжил, – ледяным тоном ответил Понтей. – А мои охранники погибли. И произошло это окола сорока минут назад.

– Значит, ты был прямо в эпицентре… – задумчиво произнес Раваз.

– Да, – согласился Понтей. – А еще это значит, что у нас есть шанс. Шанс вернуть похищенное.

– Но мы даже не знаем, понимают ли они, что именно похитили, – сказал Вазаон.

– Отец, – поморщился Понтей, – ну что ты, честное слово…

– Глупо полагать, что вся память о нем была стерта за пределами Лангарэя, – поддержал молодого упыря Раваз. – Конечно, можно думать, что это весьма сложная комбинация Совета Идущих, неведомо как узнавшего нашу маленькую тайну. Я давно предполагал, что не все документы во внешнем мире были нами куплены или уничтожены и что не все рты мы заставили замолчать. Не сомневайтесь – те, кто разрушили Храм, знали, что в этом Храме находится. К Хранителю не так‑то легко спуститься, любой охотник за сокровищами десять раз подумал бы о риске.

– Ну, а если магия? – не успокаивался Киул‑зай‑Сат.

– Да хватит! – не выдержал Раваз. – Ну не магия это была, пора смириться, что иногда сущности стоит умножать!

– Не магия, – сказал Понтей, скривившись, будто ему вырывали клыки. – Это было, словно принципы действия Поля Сил перенесли совсем на другой уровень взаимодействия энергий, не затрагивая при этом фундаментальных переменных…

– Потом поделишься своими размышлениями, – недовольно поморщился Вазаон. – Раз ты жив, значит, как‑то сумел с этим бороться. Вот это важнее всего.

– Нет, отец. Сейчас важнее собрать отряд и организовать погоню за похитителями. Неужели никто еще не подумал, что они могут случайно или не случайно выпустить его?

И снова повисла тишина. Никто об этом действительно не подумал. Они просто знали о последствиях, и в подсознании сидела мысль, что любой знающий на их месте ни за что на свете, ни за какие богатства мира или даже в самой смертельной муке не выпустил бы это.

Но это они. А кто знает, каковы цели похитителей?

Теперь всю важность происходящего осознал даже Киул‑зай‑Сат, мгновенно ставший серьезным. А вот Канар‑Де затрясся еще сильнее, так трясет человека с высокой температурой.

– Это плохо, – сквозь зубы процедил Раваз. – Малейшее подозрение, небольшая догадка – и всему конец. Не только нам, но и кланам. Даже Повелевающих не спасет то, что они ничего не знали, хуже того – это вменят им в вину.

– Повторяю, шанс есть. – Понтей хлопнул по столу двумя руками, привлекая к себе внимание. – Вы знаете, когда я работал над Барьерами и Печатями, я создал первую преграду его пробуждению. Иглы Ночи. Но сегодняшняя ночь показала, что они далеко не всегда могут помочь. Иглы Ночи – старое изобретение. Я, признаюсь, втайне от вас готовил небольшой отряд, призванный, если Свитки Эк‑Шера окажутся фальшивкой, противостоять… ну, вы понимаете чему.

– Однако! – только и сказал Вазаон. Интересно, какие еще сюрпризы подготовил его младший сын?

– Да, я скрыл от вас свои приготовления. И готов понести наказание, отец. Но после того, как мы вернем… это.

– Не беспокойся, наказание ты понесешь, – сказал Вииан‑ом, мрачно посмотрев на Понтея. Ведь это он, Нугаро, должен был подумать о создании вот такого отряда, готового грудью встать как первая и последняя линия обороны. А этот мальчишка обскакал его. Сожги его Враг Ночи, пускай бы занимался исследованиями и не лез не в свои дела, предоставив воевать тем, кто этим с малолетства не просто занимается – кто с малолетства этим дышит.

– Кого ты подготовил? – спросил Раваз. – Знаем мы их?

– Зная Понтея, можно быть уверенным, что он выбрал лучших из лучших, – хмыкнул Киул‑зай‑Сат.

– Нет, это не так, – покачал головой Понтей. – По той же причине, почему только Дайкар охраняли Храм, я не трогал и лучших из ваших кланов. Не стоит привлекать внимание. Лучшие всегда на виду, они не принадлежат самим себе. А вот не такие выдающиеся и выделяющиеся – в самый раз.

– Значит, ты пришел к нам за разрешением выдвигаться в погоню? Ну, если так…

– Нет, – Понтей перебил Раваза, – если бы только это, то мой отряд уже бы выдвинулся. Я здесь совсем по другому делу.

– Наглеешь, – сказал Вииан‑ом.

А вот Киул‑зай‑Сату наглость Понтея понравилась, и он даже улыбнулся молодому упырю.

– Что же это за дело? – спросил Вазаон. Сын не переставал удивлять его. Как будто прошлой ночью он видел одного Понтея, а сейчас в комнате стоит совсем другой Живущий в Ночи, более… более… более взрослый, что ли?

– Нам нужно реализовать Договор.

И в третий раз ему удалось их удивить.

– Договор? – задумчиво повторил Раваз. – Ты уверен?

– Более чем. Ведь мой отряд и мое изобретение готовились против него, и в основном деструктивный характер должен выражаться в использовании против… ну, понятно, против чего. Иглы Ночи Хранителя были использованы, но он все равно погиб. Нужен специалист, который разбирается в тонкостях магии лучше, чем я. Поверьте, я знаю что говорю, я это прочувствовал, пока мы с охранником дрались против одного из вторгнувшихся. То, что я жив, простая удача и невероятное стечение обстоятельств. В основном благодаря Порченой Крови.

Да, ему невероятно повезло. Когда воронка сконцентрированного Ничто, разнеся третий ярус Храма Ночи Дайкар, вспорола ночное небо, распугав звезды, враг застыл. А потом, словно позабыв об ублюдке, которого только что жаждал прикончить, рванул в сторону Храма, мигом исчезнув из поля зрения Понтея. А тот, совершенно перестав понимать происходящее, поднялся и пошел в ту же сторону, не думая, что он будет там делать. Шел на автомате, как гномский механизм…