Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
МУАД'ДИБ 5 page
Тихим голосом Мейпс сказала: – Я не хотела обидеть вас, миледи. – Если заводишь речь о легендах и ждешь ответа, – сказала Джессика, – бойся того, что можешь услышать. Я знаю, что ты явилась сюда, готовая к насилию с оружием на теле. – Миледи, я… – Возможно, хотя и едва ли, что ты сумеешь выпустить кровь из моего тела, – проговорила Джессика, – но если тебе это удастся, ты сама навлечешь на себя беды, куда более горькие, чем в любом страшном сне. Ты знаешь, есть вещи страшнее смерти… даже для целого народа. – Миледи! – умоляющим тоном сказала Мейпс. Она была готова пасть на колени. – Это оружие послано вам в дар, если вы и в самом деле Она. – Я могу доказать это пусть и ценой моей жизни, – выговорила Джессика. Она ожидала, внешне расслабившись… это умение делало всех обученных бою сестер Бинэ Гессерит ужасными в поединке. «А теперь посмотрим, как она поступит», – подумала Джессика. Мейпс медленно запустила руку за воротник своего одеяния и извлекла темные ножны. Из них выдавалась темная рукоять с бороздами для пальцев. Она взяла ножны в одну руку, рукоять в другую, обнажила молочно‑белое лезвие, подняла острием вверх. Казалось, лезвие светилось, оно было обоюдоострым, сантиметров двадцать длиною. – Что это, миледи? – спросила Мейпс. Это мог быть, поняла Джессика, лишь знаменитый арракисский нож‑крис. Ни одного из них никогда не вывозили с планеты, и известны они были только по слухам и туманным намекам. – Это нож‑крис, – сказала она. – Есть другое слово, которое не называют, – сказала Мейпс. – Вы знаете его? Что оно означает? И Джессика подумала: «Вопрос не случаен. Эта женщина из Вольного народа осталась, чтобы служить мне… Зачем? Если я отвечу не так, она нападет или же… что? Она хочет знать, известно ли мне это слово. Ее титул, Шадут – слово Чакобсы. Нож на этом языке – делатель смерти. Она норовиста, уже теряет терпение. Пора отвечать. Медлить опасно, но опасно дать и неверный ответ». Джессика сказала: – Это делатель… – Эйе‑е‑е‑е‑е! – простонала Мейпс. В голосе ее слышались горе и облегчение. Она задрожала всем телом, и нож в ее руке разбрасывал во все стороны отблески. Джессика напряженно ждала. Она собиралась было сказать, что нож есть делатель смерти, и добавить древнее слово, но все ее знания, весь опыт, позволявший понимать смысл как будто случайного сокращения любого мускула, протестовали против этого. Ключевым было слово… делатель. Делатель? Делатель. Но Мейпс все еще держала нож словно бы наготове. Джессика произнесла: – Неужели ты думаешь, что я, искушенная в мистериях Великой Матери, не знаю о делателе? Мейпс опустила нож: – Миледи, пусть пророчество известно давно, но миг откровения потрясает. Джессика подумала о пророчествах… о семенах Шари‑а и всей Профетической Защите, которые столетия назад посеяла здесь сестра из Миссионарии Протективы… вне сомнения, ее давно уже не было в живых, но цель достигнута – защитные легенды владели душами этих людей, ожидая часа, когда легенды и души понадобятся Бинэ Гессерит. И вот этот час настал. Мейпс вставила лезвие в ножны и сказала: – Этот клинок еще не закреплен, миледи. Держите его на теле. Если вы снимете его на неделю, нож начнет разлагаться. Он ваш, этот зуб Шай‑Хулуда, ваш до конца жизни. Судорожно охнув, Мейпс выронила ножны и крис в руку Джессики и распахнула на груди коричневое одеяние с криком: «Бери воду моей жизни!» Джессика обнажила нож. О как он блестел! Направив его острие на Мейпс, она увидела, что женщину охватила не паника, не смертельный ужас – нечто большее. «Острие отравлено?» – подумала Джессика. Подняв кончик ножа, лезвием она осторожно повела над левой грудью Мейпс. Из царапины обильно выступила кровь, сразу же остановившаяся. «Сверхбыстрая коагуляция, – поняла Джессика, – мутация на сохранение влаги». Она вложила крис в ножны и сказала: – Застегнись, Мейпс. Мейпс, дрожа, повиновалась. Глаза без белков смотрели на Джессику. – Ты наша, – пробормотала она, – ты – та самая. У входа вновь застучали, разбирая новую партию груза. Мейпс схватила вложенный нож и спрятала его за воротом одежды Джессики. – Того, кто увидит этот нож, следует убить… или очистить, – оскалилась она. – И вы знаете это, миледи. «Да, теперь знаю», – подумала Джессика. Грузчики вышли, не заходя в Большой зал. Мейпс взяла себя в руки и произнесла: – Тот, кто видел крис, но не прошел очищение, не может оставить Арракис живым. Никогда не забывайте этого, миледи. Вам мы доверяем крис, – она глубоко вздохнула, – и пусть свершится должное. События нельзя торопить. – Она глянула на штабеля ящиков и другого добра. – У вас хватит работы здесь, пока не настанет наше время. Джессика заколебалась. «Пусть свершится должное», – это была особая фраза из набора заклинаний Миссионарии Протективы, означающая: «Преподобная Мать грядет, чтобы освободить вас». «Но я же не Преподобная Мать? – подумала Джессика. – Великая Мать! Они использовали здесь именно этот вариант! Значит, эта планета – ужасное место!» Повседневным тоном Мейпс сказала: – С чего мне следует начать, миледи? Инстинкт велел Джессике поддержать этот тон. Она сказала: – Вот портрет старого герцога, его надо повесить на стену столовой палаты. Голова быка должна висеть напротив портрета. Мейпс подошла к голове. – Такую голову носил на своих плечах громадный зверь, – сказала она и нагнулась, – должно быть, сперва придется счистить вот это, не так ли, миледи? – Нет. – Но здесь же грязь на рогах. – Это не грязь, Мейпс. Это кровь отца нашего герцога. Эти рога обрызгали прозрачным фиксирующим составом через несколько часов после того, как этот зверь убил старого герцога. Мейпс выпрямилась. – Ах, так, – сказала она. – Это просто кровь, – сказала Джессика, – Засохшая. Пусть кто‑нибудь поможет тебе вешать эти вещи. Эти отвратительные штуки тяжелы. – Вы думаете, меня обеспокоила кровь? – спросила Мейпс. – Я из пустыни и видела достаточно крови. – Я… заметила это, – согласилась Джессика. – В том числе и собственной, – добавила Мейпс. – Куда больше, чем от вашего крошечного пореза. – Было бы лучше, если бы я разрезала глубже? – Ах, нет! Воды тела и так слишком мало, чтобы попусту выпускать ее в воздух. Вы поступили правильно. Джессика, следя за тоном и словами, подметила глубокий подтекст в словах «вода тела». Вновь ее охватило уныние при мысли о важности воды на Арракисе. – Как следует разместить эту прелесть на стенах зала, миледи? – спросила Мейпс. «Практичная женщина», – подумала Джессика и сказала: – На твое усмотрение, Мейпс. Большой разницы нет. – Как вам угодно, миледи, – Мейпс нагнулась, начала снимать остатки упаковки и холста с головы. – Ты убил старого герцога? Надо же! – нараспев сказала она. – Прислать грузчика в помощь тебе? – спросила Джессика. – Я управлюсь, миледи. «Да, она управится, – подумала Джессика. – Это в ней заметно, в этой фрименке, – привычка управляться самостоятельно». Джессика почувствовала холодок криса на груди, подумала о долгой цепи планов Бинэ Гессерит, звено которой было здесь перед ней. Эти планы позволили ей избежать смертельной опасности. «События нельзя торопить», – сказала Мейпс. Но все словно затягивало их сюда, и это рождало в душе Джессики дурные предчувствия. И все приготовления Миссионарии Протективы, все тщательные проверки этой кучи камней, слагающейся в дом, не могли ослабить эти предчувствия. – А когда ты развесишь все это, начни распаковывать ящики, – сказала Джессика. – У входа дежурит человек, отвечающий за груз. У него все ключи, он знает, как все разместить. Забери у него ключи и список. Если будут вопросы, ищи меня в южном крыле. – Как прикажете, миледи. Джессика отвернулась с мыслью: «Пусть обход Хавата и показал, что резиденция безопасна, – сейчас это не так. Я чувствую это». Желание немедленно увидеть сына охватило Джессику. Она направилась к сводчатому проходу в обеденный зал и семейные крылья. Она шла все быстрее и быстрее, наконец почти побежала. Позади нее в зале Мейпс приподняла голову и поглядела в удаляющуюся спину. «Конечно, она – та самая, – пробормотала она. – Бедняжка».
***
– Юэ! Юэ! Юэ! – повторяем мы. – Тысячи смертей мало для этого Юэ! Принцесса Ирулан. «История Муад'Диба для детей»
Дверь была распахнута настежь, и Джессика влетела в комнату с желтыми стенами. С левой стороны оказался покрытый черной шкурой небольшой низенький диван, два пустых книжных шкафа. Справа, обрамляя другую дверь, стояли тоже похожие книжные шкафы, стол с Каладана и три кресла. У окон спиной к ней стоял доктор Юэ, внимательно рассматривавший окрестности. Джессика еще раз неслышно шагнула вперед. Она заметила, что пиджак Юэ помят, у левого локтя белеет пятно, словно он прислонился к мелу… Как будто на скелет из палочек напялили великоватое черное одеяние, со спины он казался карикатурной фигурной марионеткой в руках кукольника. Только голова с длинными эбеновыми волосами, перехваченными на плече кольцом школы Сак, казалась живой и слегка шевелилась вслед каким‑то движениям за окном. Не заметив сына, она снова оглядела комнату. Закрытая дверь справа, она знала, вела в спальню, которая понравилась Полу. – Добрый вечер, доктор Юэ, – спросила она, – где Пол? Он словно бы кивнул кому‑то за окном и, не поворачивая головы, отсутствующим тоном проронил: – Ваш сын устал, Джессика. Я послал его в эту комнату отдохнуть. Тут он вздрогнул и резко обернулся, усы свисали по бокам пурпурных губ: – Простите меня, миледи! Я оговорился… я… не хотел быть фамильярным… Она улыбнулась, подала ему правую руку. На мгновение ей показалось, что он рухнет на колени. – Пожалуйста, Веллингтон. – Так назвать вас… я… – Мы знакомы уже шесть лет, – сказала она. – Все эти формальности с глазу на глаз давно можно было отбросить. Юэ выдавил легкую улыбку с мыслью: «Кажется, сработало. Теперь она все необычное, что сумеет еще заметить во мне, отнесет на счет смущения. Она не станет докапываться до более глубоких причин, если ответ уже известен». – Боюсь, я замечтался, – сказал он. – Когда я… особо сочувствую вам, извините, в мыслях я называю вас… ну, Джессика. – Сочувствуешь мне? Почему? Юэ пожал плечами. Он давно уже заметил, что у Джессики не было дара полного ясновидения, как у его Уэнны. И все же, когда это было возможно, он был правдив с Джессикой. Так безопасней. – Ну и дыра, ми… Джессика, – споткнувшись на имени, он продолжил, – сущая пустыня в сравнении с Каладаном. А люди! Горожанки под вуалями причитали на нашем пути. И как они глядели на нас! Она охватила себя руками, ощущая кожей прикосновение ножа‑криса с лезвием из зуба песчаного червя, если в отчетах чего‑то не спутали. – Просто мы чужие для них, незнакомцы с неведомыми обычаями. Они знали лишь Харконненов, – она глянула мимо него в окно. – Что это ты разглядываешь? Он вновь обернулся к окну. – Людей. Джессика подошла к нему, глянула влево на фасад дома, куда было обращено внимание Юэ. Там в линейку росли двадцать пальм, в песчаной почве под ними не было ни травинки. Сплошной невысокий забор отделял их от дороги, по которой двигались люди в бурнусах. Джессика заметила, что воздух между ней и людьми слегка подрагивал, – значит, большой щит дома включен, – и вновь принялась изучать идущих, недоумевая, чем же они столь привлекали Юэ. Вдруг она заметила общее во всех этих людях и скорбно приложила руку к щеке. Прохожие глядели на пальмы! Кто с завистью, кто с ненавистью… некоторые даже с надеждой. Но каждый оборачивался к деревьям. – Знаете, о чем они думают? – спросил Юэ. – Хочешь сказать, что читаешь мысли? – спросила она. – Их мысли, – отвечал он. – Они глядят на эти деревья и думают – перед нами сотня людей, – и ничего другого не приходит им в голову. Она озадаченно нахмурилась: – Почему же? – Это финиковые пальмы. Одна такая пальма потребляет сорок литров воды в день. Человеку нужно здесь всего восемь литров. Двадцать этих пальм равны сотне людей. – Но некоторые из прохожих глядят на эти пальмы с надеждой. – Должно быть, надеются, что упадет пара фиников, но сейчас им не сезон. – Мы слишком скептически смотрим на эту планету, – сказала Джессика, – я чувствую не только угрозу, но и надежду. Специя может озолотить нас. А с тугой мошной мы сделаем из этого мира все, что угодно. Она мысленно расхохоталась: «Кого я пытаюсь убедить?» Хрупкий смешок вырвался, несмотря на ее самообладание: – И все купим, кроме безопасности для себя, – сказала она. Юэ отвернулся от нее, пряча лицо. «Если бы только можно было не любить их, ненавидеть этот Дом», – подумал он. Джессика многим напоминала его Уэнну. Но эта мысль сковывала его, не давала уклониться от выбранного пути. Харконнены были изобретательны в жестокости. Уэнна могла быть жива. Следовало убедиться в этом. – Не беспокойся за нас, Веллингтон, – сказала Джессика. – Проблема эта наша, не твоя. «Она считает, что я беспокоюсь о ней, – подумал он, подавляя усилием воли готовую выкатиться слезу. – Конечно же, беспокоюсь. Но когда все закончится, я должен предстать перед черным бароном и нанести ему удар в тот единственный момент, когда он не будет ничего ожидать, – в миг упоения победой!» Он вздохнул. – Я не разбужу Пола, если загляну к нему? – спросила она. – Едва ли. Я дал ему успокоительное. – Он хорошо воспринимает суету переезда? – Разве что несколько переутомился. Он возбужден, но в пятнадцать лет кто не был бы возбужден на его месте? – Он подошел к двери, открыл ее. – Там. Джессика следом за ним заглянула в затененную комнату. Пол лежал на узкой кушетке, одна рука была под простыней, другая – закинута за голову. Полосатые жалюзи на окне рядом с кроватью бросали на лицо и одеяло сетку теней. Джессика глядела на сына, очертания его лица так напоминали ее собственное лицо! Но волосы были отцовские – угольно черные и взъерошенные. Длинные ресницы прикрывали светло‑желтые, песчаного цвета глаза. Джессика улыбнулась, страхи ее отступили. Она вдруг задумалась о сочетании их черт во внешности сына: овал лица и глаза ее, но острые черты отца уже проступают в лице сына, словно грядущая мужественность. Она подумала о бесконечной цепи случайных встреч, создавшей эти утонченные черты. Ей захотелось встать на колени перед кроватью сына… обнять его… Мешало присутствие Юэ. Она шагнула назад, тихо притворила дверь. Юэ отошел к окну, не в силах больше выдерживать этого… Как Джессика глядела на сына… «И почему же Уэнна так и не подарила мне ребенка? – спросил он себя. – Я – врач, и я знаю, что медицинских причин для этого не было. Быть может, были на этот счет какие‑то особые соображения у Дочерей Гессера? Или же она не имела на это права? У нее были иные обязанности? И все‑таки почему же? Ведь она, вне сомнения, любила меня». И впервые ему пришла в голову мысль, что и он сам, быть может, лишь крохотная частица колоссально сложного и запутанного замысла, непосильного для его ума. Джессика остановилась рядом с ним и сказала: – С каким восхитительным самозабвением спят дети! Он механически ответил: – Если бы взрослые умели расслабляться, как дети… – Да. – И когда же мы теряем эту способность? – пробормотал он. Она глянула на него, уловила странные интонации, но мыслями она была еще с Полом… теперь в его обучении возникнут новые трудности, вся жизнь его полностью переменилась… полностью, не такую жизнь они с герцогом когда‑то замыслили для него. – Да, мы действительно многое теряем, – ответила она. Джессика поглядела направо, на горбатый холм, где под ветром трепетали запыленными листьями серо‑зеленые кусты, постукивая сухими костяшками ветвей. Непривычно темное небо чернело над холмами, в закатных молочно‑белых лучах арракейнского солнца окрестности серебрились словно крис, спрятанный на ее теле. – Здесь такое черное небо! – пожаловалась она. – В том числе из‑за недостатка влаги, – ответил он. – Вода! – резко сказала она. – Здесь, куда ни повернись, везде не хватает воды. – Вода – драгоценная тайна Арракиса, – ответил он. – Почему ее здесь так мало? Здесь есть вулканические породы. Мне известно еще с полдюжины возможных источников влаги. Наконец, у планеты есть полярные шапки. Говорят, что в здешних пустынях бурение не удается; бури и песчаные приливы разрушают оборудование быстрее, чем его ставят, даже если прежде до него не доберутся черви. Но тайна, Веллингтон, настоящая тайна, заключается в тех скважинах, что бурят здесь в котловинах и впадинах. Ты читал о них? – Сперва тонкая струйка – потом ничего, – сказал он. – В этом‑то ведь и кроется тайна, Веллингтон. Сперва есть вода, потом она высыхает и все, больше воды нет. И если пробурить скважину тут же, рядом, результат будет тем же самым: струя высыхает. Интересно, кто‑нибудь задумывался над этим? – Любопытно, – сказал он. – Вы подозреваете какие‑нибудь живые объекты? Разве это нельзя было определить по кернам из скважин? – И что же мы должны там обнаружить? Животные ткани… или растительные, конечно, внеземного происхождения? Кто сумеет признать их? – Она вновь обернулась лицом к склону. – Вода сразу же перестает течь, словно нечто закупоривает скважину. Живое, – мне кажется. – Быть может, причина здесь известна, – возразил он. – Харконнены скрывают почти всю информацию об Арракисе. Быть может, у них были свои причины прятать эти сведения. – Какие же? – спросила она. – Потом есть ведь и атмосферная влага, ее немного, конечно, но она есть. И она здесь – основной источник воды, получаемой в ветровых ловушках и конденсаторах. Откуда берется эта влага? – С полярных шапок? – Холодный воздух несет мало влаги, Веллингтон. Харконнены напустили здесь много тумана, и не только над всем, непосредственно связанным с производством специи. – Действительно, мы словно блуждаем в этом тумане… Харконнены… Быть может, мы… – сказал он и осекся, почувствовав на себе ее внезапно ставший внимательным взгляд. – Что‑то не так? – Ты произносишь эту фамилию, – начала она, – с таким ядом, которого я никогда не слыхала от герцога, когда ему случается произнести ненавистное имя. Я и не знала, что у тебя есть личные причины для ненависти к ним, Веллингтон. «Великая Мать! – подумал он. – Я возбудил ее подозрения. Теперь следует употребить все штучки, которым учила меня когда‑то Уэнна. Но способ только один: говорить по возможности правду». Он начал: – Вы не знали, что моя жена, моя Уэнна… – Юэ беспомощно пожал плечами, пытаясь справиться с судорогой, стиснувшей горло. – Они… – слова не шли с уст. Он испугался, плотно зажмурил глаза, чувствуя старую муку в своей душе… и новую. Но тут к его руке легко прикоснулась ладонь. – Прости, – сказала Джессика. – Я не хотела бередить старые раны. – И подумала: «Подлые твари! Его жена была из Бинэ Гессерит. Это словно отпечатано на нем. Несомненно, Харконнены убили ее. Еще одна жертва, добавившая друга Атридесам». – Простите, – сказал он. – Я не в силах говорить об этом. – Он открыл глаза, отдаваясь стиснувшему сердце горю. Оно‑то, по крайней мере, было истинным. Джессика внимательно вглядывалась в него. Темные цехины – миндалины глаз, грубая фигура, вислые усы, обрамляющие пурпурные губы и узкий подбородок. Заметила она и морщины на щеках и на лбу, в которых равно проступали и печаль, и возраст. Глубокая симпатия к нему наполнила ее сердце. – Веллингтон, – сказала она, – мне жаль, что мы привезли тебя в это опасное место. – Я приехал сюда по своей воле, – ответил он. И это тоже было правдой. – Но вся планета – настороженный Харконненами капкан. Ты ведь и сам знаешь это. – Чтобы одолеть герцога Лето, одного капкана мало, – произнес он. Что тоже было правдой. – Быть может, я напрасно так боюсь за него, – сказала она, – он ведь блестящий тактик. – Нас вырвали с корнем, – проговорил он, – потому‑то нам и не по себе. – Кроме того, выкопанное растение легче убить, – ответила она, – надо просто пересадить его во враждебную почву. – А почва и в самом деле враждебная? – Когда здесь узнали, сколько человек привез с собой герцог, начались водяные бунты, – сказала она. – Они прекратились, лишь когда мы дали понять, что ставим новые ветряные ловушки и конденсаторы, чтобы уменьшить нагрузку на старые. – Воды здесь хватает, лишь чтобы поддержать жизнь человека, – сказал он. – Все понимают, – воды немного, и, если придут пить новые люди, цены подскочат и бедняки умрут. Но герцог справился с ситуацией, и эти бунты не вызвали постоянной враждебности. – А еще охрана, – сказала она. – Охрана повсюду. Со щитами. Куда ни глянь – их мерцание. На Каладане мы жили иначе. – Придется привыкать, – сказал он. Но Джессика твердым взглядом глядела в окно. – Я предчувствую смерть, – сказала она. – Хават засылал сюда свой авангард, батальон за батальоном. Охрана снаружи – это его люди. Из сокровищницы без нужных обоснований изъяли крупные суммы. Объяснение может быть только одно: подкуп высокопоставленных лиц. – Она покачала головой. – По следам Сафира Хавата следуют смерть и обман. – Вы несправедливы к нему. – Несправедлива? Да я же хвалю его! Во лжи и смерти наша единственная надежда. Просто я не могу обманываться относительно его методов. – Вам надо бы… больше времени уделять делам, – сказал он. – Не позволяйте себе отвлекаться на подобные скверные… – Делам! А что, если они‑то и занимают большую часть моего времени, Веллингтон? Я секретарь герцога, и каждый день приносит мне новые причины для опасений… он даже и не подозревает, что я понимаю их. – Она стиснула зубы и выдавила – Иногда я даже задумываюсь, что, когда он выбирал меня, нужнее всего ему была моя подготовка Дочери Гессера. – Что вы имеете в виду? – ее циничный тон, горечь в ее голосе, которой он раньше никогда не слышал, заинтересовали его. – А ты не думаешь, Веллингтон, – спросила она, – что использовать секретаря, который тебя любит, намного практичнее? – Ну, это недостойная мысль, Джессика. Упрек этот без размышлений сорвался с его губ. Как именно герцог относился к своей наложнице, сомневаться не приходилось. Надо было только проследить, какими глазами он глядит на нее. Она вздохнула: – Ты прав, мысль действительно недостойная. Она вновь обхватила себя руками, вложенный в ножны крис прижался к ее плоти, напомнив об их неясной судьбе, которую он знаменовал собою. – Скоро здесь будет большое кровопролитие, – сказала она. – Харконнены не успокоятся, пока или сами не сгинут, или не погибнет мой герцог. Барон не может простить моему Лето родовитости – королевской крови, сколько бы поколений ни отделяло герцога от предка в короне, ведь его‑то титул происходит из гроссбуха КАНИКТ. Но причина этой вражды глубже, – ведь когда‑то именно предок Атридесов добился осуждения Харконнена за трусость в битве при Коррине. – Старая вражда… – прошептал Юэ. И на мгновение острая ненависть пронзила его. Зачем он впутался в паутину этой старой распри? Это она убила его Уэнну… или, что еще хуже, обрекла ее на мучения в лапах Харконненов, и ему самому приходится теперь угождать барону. Старая вражда изломала не только его жизнь, исковеркала жизни самих Атридесов, вечно травила их своим ядом. По иронии судьбы роковой финал этой вендетты должен разыграться здесь, на Арракисе, единственной планете во всей вселенной, где добывали меланж, дающий здоровье и жизнь. – О чем ты думаешь? – спросила она. – Я думаю о том, что теперь один декаграмм специи стоит на свободном рынке шестьсот двадцать тысяч солари. Чего только не купишь на такие деньги! – Неужели и тебя проняла жадность, Веллингтон? – Это не жадность. – Что же тогда? Он пожал плечами. – Тщета, – он глянул на нее. – Вы помните вкус специи, когда пробовали ее впервые? – Похож на корицу. – И всегда разный, – сказал он. – Специя как жизнь – она обращается к нам новым лицом всякий раз, когда ты ее принимаешь. Некоторые предполагают, что она производит в организме рефлекторно‑вкусовую реакцию. Тело само начинает понимать, что это вещество полезно, и воспринимает вкус как удовольствие… с легкой эйфорией. Как и саму жизнь, так и специю не удалось по‑настоящему синтезировать. – Я думаю, что уйти в изгои подальше за пределы Империи было бы умнее, – произнесла она. Юэ понял: она не слушает его, и удивился. Конечно, но почему же тогда она не уговорила герцога на это? Ведь она могла, в конце концов, заставить его сделать что угодно. Он быстро заговорил, это была правда, и к тому же слова его позволяли изменить тему разговора: – Не будет ли с моей стороны слишком смелым, Джессика, если я задам один личный вопрос? Внезапно смутившись, она прижалась к подоконнику: – Конечно же, нет. Ты ведь мой друг. – Почему вы не заставили герцога жениться на вас? Вздернув голову, она обернулась, сверкнув глазами. – Заставить его жениться на себе? Но… – Мне не следовало спрашивать… – замялся он. – Нет, – она пожала плечами. – Для этого есть политические причины… пока мой герцог не женат, любой из Великих Домов может надеяться на альянс. И… – она вздохнула, – убеждать людей, заставлять что‑то делать против их воли… потом невольно глядишь на людские поступки с каким‑то цинизмом. Он разрушает все, к чему бы ни прикоснулся. Я могла бы заставить его сделать это… но это был бы тогда не его поступок. – Так, наверное, ответила бы и моя Уэнна, – пробормотал он. И в этом тоже была правда. Невольно он прижал свою ладонь ко рту, чтобы не проговориться. Никогда не был он еще так близок к признанию в своей тайной роли. Но Джессика заговорила, и момент неуверенности минул: – К тому же, Веллингтон, в герцоге на самом деле уживаются двое мужчин. Одного я очень люблю… он обаятелен, остроумен, решителен… нежен – такого пожелает любая женщина. Другой же холоден, жесток, придирчив, эгоистичен… подчас леденит, как зимняя вьюга. Все это воспитал в нем отец. – Лицо ее исказилось. – Если бы только этот старик умер, едва мой герцог родился! В наступившем молчании было слышно, как дуновение вентилятора пошевеливало жалюзи. Наконец она глубоко вздохнула и сказала: – Лето прав, эти комнаты много уютнее, чем в других уголках дома. – Она обернулась, обвела комнату взором. – Если ты извинишь меня, Веллингтон, я хочу глянуть еще разок на это крыло прежде чем распределять комнаты. Он кивнул: – Конечно, – а потом подумал: «Если бы только у меня была возможность не делать того, что придется!» Джессика уронила руки, пересекла зал, постояла мгновение в нерешительности, а затем вышла. «Все это время он что‑то таил, умалчивал о чем‑то, – подумала она. – Вне сомнения, щадил свои чувства. Он хороший человек. – Она снова заколебалась и едва не вернулась к Юэ, чтобы выпытать у него этот секрет. – Но тогда ему станет стыдно… он испугается, когда поймет, что настолько открыт. К собственным друзьям следует относиться с большим доверием».
***
Многие отметили скорость, с которой Муад'Диб приспособился к нуждам Арракиса. Конечно, Бинэ Гессерит знают причину такой быстроты. А для остальных достаточно знать, что Муад'Диб учился быстро потому, что его с самого детства научили учиться. Первый урок в том‑то и состоял, что он может выучиться. Просто удивительно, сколько людей не верят в то, что смогут учиться, но еще больше считают, что учиться трудно. Муад'Диб знал, что в каждом жизненном опыте кроется свой урок. Принцесса Ирулан. «Муад'Диб – человек»
Пол прикидывался спящим. Оставить снотворную таблетку доктора Юэ в ладони и изобразить, что проглотил ее, было несложно. Пол подавил смешок. Даже мать поверила, что он спит. Тогда ему захотелось было вскочить и попросить у нее разрешения осмотреть дом, но он понимал, что она станет возражать. Вокруг еще был хаос. Нет. Такой способ лучше. «Если я выскользну, не спросив разрешения, то не нарушу запрета. И буду оставаться в доме, в безопасности». Он слыхал, как мать и Юэ переговаривались в соседней комнате. Слов он различить не мог… впрочем, речь шла о специи, Харконненах. Голоса то слышались, то затихали. Внимание Пола привлекла к себе резная панель в изголовье кровати. Под привернутой к стене декоративной панелью скрывались устройства управления функциями комнаты. На деревянной панели рыба выпрыгивала из коричневых волн. Если нажать на глаз рыбы, он знал, в комнате вспыхнут лампы. Поворотом одной из волн включалась вентиляция. Другая волна меняла температуру. Пол спокойно сел в кровати. Слева у стены высился высокий книжный шкаф. Его можно было сдвинуть в бок, при этом открывался клозет с полками по одну сторону. Ручка двери, ведущей в зал, была сделана в виде рукоятки управления орнитоптера. Date: 2015-07-17; view: 310; Нарушение авторских прав |