Малфои. Эскизно

Часть первая. Вместе (Нарцисса)

Они пришли поздним вечером, когда день был прожит, и казалось, что ничего плохого сегодня уже не случится. Защитные чары дрогнули под натиском их заклинаний. Это было – как громкий и грубый стук. Люциус открыл доступ в Мэнор спокойно – будто знал заранее. Впрочем… они оба догадывались, что однажды это случится. Нарцисса стояла, слушала и вспоминала.

Они были вместе уже двадцать лет. Двадцать лет – это долгая история.

Люциус бывал очень упрям и своеволен. О нет, они многое обсуждали вместе: кого пригласить на рождественский прием, в какую школу отправить Драко, куда вложить семейные средства с большей выгодой, как повернуть в свою сторону мнение Министра или Попечительского совета. Но иногда глаза Люциуса становились – сталь и лед, и Нарцисса понимала, что спорить бесполезно. Впрочем, он почти никогда не ошибался - кроме одного-единственного случая. Да и тот не был ошибкой – он обернулся ей только в мае 1996-го…

Именно тогда это случилось в первый раз. Он так же стоял перед ними, не садясь сам и не предлагая присесть этим людям. «Обратись к Снейпу», - единственное, что сказал он ей тогда (сталь и лед в глазах). Тогда она была обязана быть сильной – за всех. Она обратилась. Она рыдала, упрашивала, умоляла и с холодной уверенностью в душе не собиралась уходить, пока не добьется своего.

Люциус никогда особо не скрывал неоднозначности своих предпочтений, и, выходя за него, Нарцисса знала о связи жениха с молодым Снейпом, также членом Ближнего круга. Она считала, что это прекратится после свадьбы. Она ошиблась. Это не прекращалось никогда – то затихая, то разгораясь с новой силой. Со временем Нарцисса ближе узнала Снейпа, научилась уважать его, и опасаться, и принимать у себя в доме, и даже улыбаться ему вежливо – она, кажется, поняла, что нашел в зельеваре ее супруг. Но она всегда надеялась, что рано или поздно они расстанутся. Она не хотела делиться.
Она была уверена, что они расстанутся, когда родился Драко; Нарцисса никогда не видела Люциуса таким счастливым, как в тот день. Она была уверена, что заполучила его в частное и вечное владение. И снова ошиблась.

Драко, их мальчик… Ему придется нелегко. Но Нарцисса верила, что они правильно воспитали сына. Он справится, должен справиться. Он поймет, что она не может иначе.

Люциус предпочитал не думать, а действовать, полагаясь на свою интуицию. Люциус всегда был уверен в собственной правоте. Еще он был очень эгоистичен и унижал окружающих, не задумываясь. Нарцисса замечала ненавидящие взгляды, которые бросали исподтишка ему вслед, и начинала ненавидеть тех, кто бросал эти взгляды.
Когда он вернулся оттуда - в первый раз, - она боялась смотреть на него. Он выглядел… обычным человеком. Она слышала его стоны по ночам, во сне – он стал оставаться в ее спальне, в ее постели чаще, чем когда бы то ни было. Она слушала его тихое дыхание, глядя в ночную тьму, и думала, что жить с Люциусом Малфоем очень нелегко. Впрочем, удивительно быстро он стер с себя следы Акзабана и стал прежним – почти.

Теперь он снова стоял перед двумя аврорами и слушал, как они зачитывают постановление об аресте: «…активное участие в деятельности так называемых Пожирателей смерти…». Нарцисса не сомневалась, что в его глазах – сталь и лед. Но она знала… Знала, что во второй раз – страшнее.
Она сделала шаг вперед и встала рядом с мужем. Их руки едва заметно соприкоснулись – как тогда, перед Лордом.
- Я была с ним, - сказала она спокойно и четко. – Я не получила Метку, но была в курсе деятельности организации, ее планов и целей. Я помогала в выполнении заданий и всей душой поддерживала идеи Темного Лорда.
Она кожей ощутила тщательно скрываемое ликование служителей закона. Еще бы – для ее ареста у них явно не хватало доказательств. А здесь – такая улыбка фортуны. Глупая женщина сама призналась во всем.
Драко справится. А ему она там – нужнее. Они найдут способ общения. Может быть, даже будут видеться. Новые охранники Азкабана тоже любят деньги.
- Я была с ним, - еще раз повторила она твердо. – Я с ним.

Часть вторая. Хозяин Малфой-мэнора (Драко)

- Хорошо выглядите, сэр, - произнес почтительно-ровный голос.
Драко сдержанно кивнул зеркалу. Зеркала в поместье Малфоев всегда говорили правду. И он давно уже перестал превращать их в осколки.

В первую неделю он разнес пять или шесть зеркал. Но шестое (или седьмое?) сказало ему ровным счетом то же самое.
- Вы не очень хорошо выглядите сегодня, сэр.
И Драко опустил руку с уже нацеленной в блестящее стекло палочкой и вгляделся в зеркало так, будто видел себя в первый раз.
Впрочем, так оно и было. Он действительно не видел себя таким прежде. Всклокоченные волосы, мятая мантия и опухшие глаза, красные от злых, бессильных слез. Серое на красном – ужасающее сочетание.
Зеркала были правы. Все время.
В то утро Драко не разбил зеркало. Он принял ванну, надел чистую одежду и потребовал от домовика завтрак. Правда, съесть его не смог.
Но зеркало тогда впервые сказало ему: «Неплохо выглядите, сэр».

За год он дорос до «хорошо».
Матери зеркала обычно говорили «прелестно» или «великолепно». Отцу – «вы безупречны, милорд». Интересно, услышит ли он когда-нибудь что-то подобное?
Впрочем, это было не главной заботой Драко. Далеко не главной.
После той недели – когда он, недавно отметивший девятнадцатилетие, валялся на диванах поместья и рыдал, распуская губы, как капризничающий малыш; и не хотел верить, что действительно остался один; и был противен сам себе, но не мог собраться с духом, чтобы встать и сделать хоть что-то, - после той недели он действительно наконец-то повзрослел.
Аврорам потребовался почти год, чтобы собрать неопровержимые доказательства против Люциуса Малфоя; но потраченное время того стоило – доказательства были действительно неопровержимыми. Поттер наверняка был рад.
Против Нарциссы у них не было почти ничего. О любви они просто не подумали.
Даже в Азкабане их было двое. А он здесь – один.
Ему потребовалось много времени – не считая той недели, - чтобы понять. День или даже два. Но он понял.
Они в него верили. В его способность выстоять, в его ум и характер, в то, что он взрослый. В то, что он настоящий Малфой.
Малфой-мэнор всегда был для Драко защитой, крепостью в бушующем море. Но после бурных событий 1997-1998 годов он понял, что и Мэнор нуждается в защите. А сейчас у Мэнора не осталось никого. Кроме Драко.
Нет, он не жаловался - если не считать первой недели. Позже – нет. Только иногда завидовал отцу. У того был Снейп.
Конечно, это была странная мысль. Рядом с отцом всегда была мама. Драко не мог объяснить своих ощущений логически; но интуитивно давно чувствовал эту странную связь отца и профессора.
На приемах, когда обстановка вокруг Люциуса становилась напряженной, как туго натянутая струна, когда разговоры, не до конца понятные Драко, подходили к какому-то переломному моменту, отец бросал быстрый взгляд на Снейпа. Нет, даже не так; просто, переводя взгляд с одного собеседника на другого, Люциус бегло скользил глазами по фигуре в черной мантии. Видимо, этого было достаточно – Малфой-старший, будто получив невидимую поддержку, тут же легко «дожимал» несогласных.
Он всегда становился так, чтобы можно было, не поворачивая головы, увидеть зельевара. А Снейп выбирал место там, где Малфой мог его видеть.

Драко не на кого было смотреть в трудную минуту. А минут этих за прошедший год набралось достаточно.
Просить о помощи Драко никогда не умел.
Он заплатил одному из гринготтских гоблинов и прошел краткий курс управления финансами. Самый минимум – но теперь он, по крайней мере, имел представление о средствах семьи и способах их пополнения.
Он писал бесконечные прошения в Министерство об амнистии для родителей и тратил изрядный процент доходов на взятки. К счастью, у него были друзья, а у друзей – родители, которые дали ему немало ценных советов.
Ему предлагали помощь иного рода – пожить у Забини или Паркинсонов, где о нем могли бы позаботиться почти как дома. Он мог бы уехать к родственникам во Францию. Его могли бы устроить в закрытый круглогодичный пансионат в Трансильвании, где жили и учились только отпрыски древнейших чистокровных родов.
Драко благодарил и отвечал, что не может оставить Мэнор. «Настоящий Малфой», - сказала мать Панси. Года два назад Драко был бы счастлив услышать это.
Сейчас он лишь вежливо улыбнулся. Быть настоящим Малфоем оказалось вовсе не так замечательно, как представлялось когда-то.
Но он бы ни с кем не поменялся судьбой.
Он еще не купил новые зеркала взамен разбитых – Драко уже понял, что первые попавшиеся тут не подойдут. Нужно тщательно искать и пересмотреть сотни вещей, чтобы найти что-то, достойное стать частью Мэнора.
Он понял, почему не нужно спешить. Никогда не нужно спешить с выбором.
Домовики стали бояться его взгляда. Он не заметил этого. Он хотел лишь, чтобы поместье выглядело не хуже, чем при отце. Когда они вернутся – пусть они вернутся домой.
Еще он обновлял Защитные чары. И сейчас это было главной проблемой. Со времени ареста родителей прошел почти год. Вскоре Защиту поместья предстояло установить заново, как это ежегодно делал отец; и, что самое важное, теперь эти чары следовало замкнуть на него. На Драко. На единственного в данный момент владельца Мэнора.
Драко готовился к ритуалу два месяца и до сих пор нервничал и не был уверен в собственных силах.
Если бы кто-нибудь помог…
Мечты…
Драко еще раз взглянул в стеклянную поверхность. Кроме него, в зеркале никто не отражался.
Вот и ответ.
Вечером он приступил к ритуалу.

Начало показалось довольно легким.
К середине Драко почувствовал, что начинает уставать.
К моменту произнесения последнего заклинания – центрального звена, объединяющего все, сделанное ранее, - Драко чувствовал себя так, будто его растоптал гиппогриф. Но он уверенно поднял палочку.
«Не смогу», - подумал он через минуту. Пот заливал глаза, палочка весила не менее пяти фунтов и дрожала в руке, а латынь выветрилась из головы, будто и не заучивалась четыре дня. По одному, отрывисто Драко выговаривал неохотно всплывавшие в памяти слова. Он еще не сдался, но понятия не имел, на сколько его хватит. И все же – держался.
И вдруг поверх его руки легла другая, невидимая ладонь, родная и любимая с детства; и палочка, перестав дрожать, плавно и уверенно повела сложный узор. А над ухом зазвучал негромкий и тоже очень знакомый голос, произнося слова заклинания, и в голове тут же всплыло все выученное, и Драко, ни разу не сбившись, дочитал формулу до конца. Мэнор вздрогнул, переходя под его руку, и Драко почувствовал, как запульсировала обновленная магия, охраняя поместье – его поместье.
- Отец, профессор… спасибо… - произнес он в пустоту.
Драко не хотел разбираться в том, что случилось. Он уснул спокойным и почти счастливым.

На следующее утро он узнал, что его прошение об амнистии удовлетворено.

Часть третья. Шестое чувство (Люциус)

В последнее время он чувствует его постоянно. Везде.

В запахе зелий – да, это неудивительно, от него всегда пахло зельями, травами, малоприятными компонентами. Многим не нравилось.
Ему – нравилось. Всегда. Он не боялся малоприятных вещей. Тот, пахнувший зельями, и сам был малоприятен.
Ключевое слово - «был».
Великий Салазар...

Он чувствует его в звуках музыки. Никто и никогда не ассоциировал этого мрачноватого типа с музыкой. И сам Люциус не задумывался об этом. А теперь специально завел эльфа-волынщика. Пронзительные унылые звуки, одновременно резкие и протяжные, напоминают ему о нем, почему-то только о нем. Он слушает волынку часто - в последнее время все чаще.

Он чувствует его в дыхании декабрьского ветра.
Полтора года, как его нет. Наступает второе Рождество – без него.
Но в дыхании декабрьского ветра он возвращается. Люциус гуляет по парку, и ветер развевает его мантию. Он поворачивается, и мантия взлетает черным вихрем.
И еще раз. И еще.

Драко видит, что происходит что-то странное, но не рискует спрашивать.

Он чувствует его за каждым углом в Лютном переулке, и наведывается туда каждый день. Это входит в привычку. Иногда он резко оглядывается – настолько сильно ощущение, что он сейчас за спиной.
За спиной никого нет.
Но он его чувствует.

Он чувствует его кожей, нервами и иногда – ладонями, во сне.
Он просыпается и обнаруживает в ладонях – пустоту.
Осенью от этого ощущения пустоты перехватывало дыхание и обручем сдавливало грудь.
Теперь он чувствует, что еще немного – и под ладонью окажется живое тепло.
Это абсолютно нелогично и нереально. Он прекрасно понимает, что происходящее – происходить не может. Он не понимает, почему его чувства, сговорившись, решили обманывать его. Он всегда был очень здравомыслящим магом и никогда не верил в чудеса.
Но в книжном магазине, где проходит презентация книги «Зелья и снадобья: все непризнанные открытия двадцатого века», он слышит в общем гуле его голос.

И он ждет. Не сходит с ума, не нервничает, не пытается лечиться. В иррациональной уверенности он ждет того, что должно случиться.
Он даже почти не удивляется, когда в начале января чья-то рука ложится на его плечо привычным жестом. И знакомый голос привычно произносит:
- Люциус...
Но он не может обернуться, и Снейп сам обходит его, и знакомый силуэт расплывается перед глазами, и Люциус Малфой чувствует, что ему необходимо прикоснуться – только чтобы убедиться в реальности: не окружающего мира, нет, - черт с ним, с миром, - в реальности того, кто стоит перед ним.
Он чувствует, как его прижимают к пахнущей зельями, колюче-холодной мантии, под которой несомненно бьется сердце – так громко бьется! - как ложится на спину узкая ладонь, и все тот же голос, с непривычной легкой хрипотцой, говорит негромко над ухом:
- Ну что ты, Люциус, что ты, теперь все будет хорошо...

Рождество Люциуса

Люциус Малфой, сколько себя помнил, всегда любил Рождество. В детстве он с замиранием сердца следил, как с середины декабря начинал преображаться дом, как его стены украшались всевозможной мишурой. Однако главным событием становилось появление в гостиной ели – великолепной пушистой лесной красавицы, а запах свежей хвои был настолько упоителен, что маленький Люциус мог часами сидеть в кресле, читая книжку и вдыхая этот чудесный аромат. Украшение ели было отдельным приключением. Всё начиналось с поиска коробок с шарами. Огненно-красные с белыми узорами или прозрачные со снежинками внутри, зеленые и серебряные, а ещё свечи – полосатые, на подставках, огоньки которых так загадочно мерцают в сумраке гостиной, водружались на ель всей семьёй. Абраксас и Гонория Малфой считали, что Рождество – это семейное торжество, и, хотя они устраивали положенный рождественский прием, основное празднование начиналось с уходом гостей, когда Малфои все вместе садились за стол.
И, конечно же, подарки. Кто-то подумает, что они были неприлично дорогими, однако на самом деле почти все подарки в их семье были не более чем приятными сувенирами. Особенно ценились подарки, сделанные своими руками.

После того как юный Малфой поступил в Хогвартс, он полюбил Рождество в родительском доме ещё больше. Школьник Люциус никому не признавался, но вплоть до пятого курса с самого начала декабря единственным, о чём он мечтал, было оказаться в гостиной родового особняка возле камина, в кресле, которое, как в детстве, можно придвинуть к ели и, забравшись в него вместе с увлекательной книгой, вдыхать запах хвои.

На шестом курсе произошла историческая, как любит говорить Нарцисса, встреча: на бал в Малфой-мэнор была приглашена невеста Люциуса. Хоть они и были уже знакомы, юный аристократ всё равно волновался: ведь им предстояло впервые выйти в свет вместе, а ему – официально представить Нарциссу Блэк как будущую миссис Малфой. То Рождество Люциус запомнил очень хорошо, потому что сначала ему был вылит бокал пунша на парадную бархатную мантию, а потом она чуть не сгорела: Нарцисса случайно, как утверждала после, опрокинула одну из свеч с ели на Люциуса. Но именно тогда он понял, что действительно по-настоящему любит свою будущую жену.

Седьмой курс запомнился Люциусу тем, что он впервые в жизни оказался на Рождество вдали от дома: согласно традиции, семикурсники оставались на зимние каникулы в школе, ведь через каких-нибудь полгода им предстояло прощание с Хогвартсом. Конечно, ель в гостиной факультета Слизерин была меньше, чем в поместье Малфоев, но всё же первый опыт празднования вне круга семьи стал бесценен.
Всё началось со скуки: к вечеру двадцать четвертого декабря со всего факультета осталось двадцать человек: три пятикурсника, один первокурсник (самый мрачный в школе – Северус Снейп), пятнадцать семикурсников, среди которых был и он, Люциус Малфой. В общем, как обычно: дело было вечером, делать было нечего, а этот маленький негодяй Северус предложил сыграть в карты. Мол, всё равно никто не узнает, а играть можно не на деньги, а на желание. Конечно, в пределах разумного. Кто же знал, что малолетний прохвост окажется очень ловким шулером! Поразительно: Снейп всегда выигрывал в карты; впоследствии, кстати, никто из Пожирателей Смерти играть с ним не садился. Поговаривают, что однажды с зельеваром сыграл сам Тёмный Лорд и ушёл в одной только мантии.
В тот памятный вечер сперва проиграл Эйвери. Крик петуха в его исполнении был великолепным. Следующим проигравшим стал Нотт – песни всегда ему удавались. Третьим предсказуемо проиграл Малфой. Позже он всё же заподозрил, что игра была специально подстроенной – желание для исполнения подбирали долго и со спорами, а он, как провинившееся дитя, сидел на диване и ждал своей участи.
Люциус понял: что-то будет. О, как он был прав…

Утром двадцать пятого декабря в Хогвартсе послышался звон серебряных колокольчиков, причем начался он в подземельях и поднимался всё выше, становясь громче, и вот уже возле самых дверей Большого зала можно было расслышать рождественскую песню:

Опять блестит снежок
У ёлок на ветвях,
И мы с тобой опять
Катаемся в санях.

Сугробы по краям
Мелькают всё быстрей,
Всё громче бубенцы звенят,
И нам всё веселей!

И, словно по сигналу, хор подхватывает песню:

Динь-динь-динь, динь-динь-динь,
Бубенцы звенят,
Снег летит из-под копыт,
И сани вдаль летят!
Динь-динь-динь, динь-динь-динь,
Звонче бубенцы!
И веселый смех летит,
Летит во все концы!

И пусть кусает нос
Задиристый мороз,
От смеха нам тепло,
От радости светло!
Несется с нами вскачь
Снежинок хоровод,
Вдруг резкий поворот,
И вверх тормашками в сугроб!

Динь-динь-динь, динь-динь-динь,
Бубенцы звенят,
Снег летит из-под копыт,
И сани вдаль летят!
Динь-динь-динь, динь-динь-динь,
Звонче бубенцы!
И веселый смех летит,
Летит во все концы!

Уж месяц в облаках,
И нам пора домой,
А завтра мы еще
Прокатимся с тобой.
И будут бубенцы
Заливисто звенеть,
И эту песенку про них
Мы снова будем петь!

Да, такого Рождества Хогвартс не знал ни до, ни после. Все, оставшиеся в школе на рождественские каникулы – директор, преподаватели и студенты, могли лицезреть семикурсников Слизерина, наряженных в костюмы помощников Санта-Клауса. Они подпевали самому Санте, роль которого блестяще исполнил Люциус Малфой. Конечно, пришлось попотеть, зато костюм, борода и парик с шапкой были сделаны вовремя, а для объемистого живота Санта-Клауса пришлось приспособить подушку, но кого волнуют такие мелочи?
Правда, через месяц Люциус всё же смог подловить Северуса и стребовать с него услугу, хоть и отсроченную.

Первое Рождество новой миссис Малфой Люциус запомнил надолго. Мало того что она волновалась... Ох, сколько же было беготни! А шуму! Список дел пересматривался каждый день, в него вносились коррективы, причем чуть ли не ежечасно. Но, главное, Люциус ещё раз вспомнил, за что особенно любит свою жену: за её неподражаемый вид во время праздников. Всё же вечер тогда удался.

***

Потрескивание дров и языки яркого пламени в камине, книга и ель с тем же любимым запахом хвои – как в детстве. И нет нужды переживать о том, как поведёт себя Тёмный Лорд, которому почему-то не нравился этот светлый семейный праздник. Северус обещал прибыть со своей юной женой, а там можно подумать и об ответной услуге.
Нарцисса с самого утра бегает со списком дел, и всё это – только для него.
Цвет пламени изменился, и в камине появилась голова профессора зельеварения.
– Люциус, ты точно этого хочешь? – сразу спросил Снейп, причем в его голосе можно было расслышать умоляющие нотки.
– Конечно, Северус! Ты только представь, – вдохновенно начал Люциус, – ты с бородой и в красном кафтане а ля рюсс, в окружении Уизли и Поттеров, а главное – с песней на устах.
Аристократ прикладывал немало усилий, чтобы не рассмеяться.
– Да и сам подумай, как твоя жена будет тебе благодарна! – подмигнул он.
– Ладно, – злобно буркнул мастер зелий.
– Да, Северус… – Дождавшись вопросительного взгляда, Люциус продолжил: – Знаешь, что сказал один маггл? «Расслабься и получай удовольствие».
В ответ Снейп прошипел что-то неразборчиво и исчез, а вдогонку ему нёсся веселый смех.
Что ж, в этом году Рождество станет, наверное, самым счастливым – ведь они свободны. А ещё не будет обязательного приема, и праздник – тот истинно семейный праздник – будет длиться дольше. Ну, и в течение будущего года придётся проверять все напитки, когда Северус будет находиться поблизости. Но это такие мелочи! Зато картинка в Омуте Памяти должна быть великолепной.
Люциус довольно улыбнулся.
Он всегда любил Рождество.