Паркер

— Что ты делаешь? — спрашивает Сэм, как только входит в комнату.

Когда мы приехали в общежитие, я первая пошла в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, пока Сэм переодевалась. Потом она пошла в ванную, пока я должна была переодеваться. Но вместо этого, я вытащила свой ноутбук.

— Ничего.

Она положила свои туалетные принадлежности и сказала.

— Ты отправила ему е-мэйл. Это ошибка.

— Не важно, получит он его или нет. Я отправила. И это главное.

— Я не это имела в виду. Теперь он будет на чеку. И спланирует ответный удар.

Я посмотрела на нее.

— Ответный удар? Это тебе не боевая тренировка из «Искусства войны» Сунь Цзы^[2], я всего лишь отказалась от его предложения провести весенние каникулы. Что он сможет сделать?

— Увидишь, — сказала она нараспев, выключая свет на своей половине и забравшись в кровать.

— Неважно. Я отправила письмо ему на университетский аккаунт. Он скорее всего даже не получит его.

— Ну, тогда, он появится завтра, и тебе придется иметь дело с ним лично.

— Нет. Я уеду. Он сказал, что будет здесь в восемь. Я уеду в семь и останусь на весь день в библиотеке.

— Трусиха.

— Хамелеон тоже трус, потому что меняет свою окраску? Нет. Это развитие и здорово. Мне нравится думать о себе подобным образом. Нет ничего плохого в сильном чувстве самосохранения.

— Относительно. Ты хочешь, чтобы я разбудила тебя? У меня тренировка по теннису в шесть.

— Неа, я поставлю будильник на телефон, — я закрыла ноутбук и засунула его рядом, в нашу общую тумбочку, потом встала, чтобы переодеться для сна.

После переодевания, я взяла телефон и установила будильник на 6:30 утра. Я хотела уйти прежде, чем Мартин или один из его людей приедет. Обычно я вставала в 7:30 утра поэтому, мне был необходим будильник.

Взглянув на экран телефона, увидела два пропущенных звонков от мамы и одно сообщение. Я прочитала:

Только что приехала домой. Позвони, как сможешь. Буду до двух.

Моя мама: сенатор, трудоголик, хороший собеседник, супергерой.

Расстроенная после сообщения, я отбросила на время тревогу и набрала мамин номер. Это не займет много времени. Наши дискуссии редко продолжались больше трех минут. Она ответила после пятого гудка.

— Кэйтлин. Ты не говорила нам о своих планах на весенние каникулы. Ты приедешь к нам в Монтерей или останешься в кампусе? — услышала я уверенный, деловой голос моей матери с того конца трубки.

У нее был план и по пунктам расписан каждый разговор. Когда я повзрослела, она вручила мне копии бумаг и попросила следовать им. А когда я была слишком маленькая, она использовала фотографии вместо слов, и мы обсуждали такие вещи как:

Обзор за три месяца: Дошкольник.

Запланировано: Стрижка.

Обязательный план действий: Уборка комнаты.

Музыка: Мешает запланированному времени для игр.

До того, как я уехала в колледж, если один или оба из моих родителей путешествовали, семейные встречи проводились по телефонной конференции. Теперь мы, как правило, проводили семейные встречи через телеконференции из-за моего физического отсутствия из дома. Темы для обсуждений были обширными, начинаясь как:

Заявки на покупки: Новый велосипед.

Семейные новости: У бабушки рак.

Поводы для беспокойства: Время потраченное на прослушивание музыки, превышает время, потраченное на домашнее задание.

Запланированный отдых: Ежегодный вариант отдыха.

Новости Кэйтлин: Принята в Гарвард, Йель, Принстон, Массачусетский технологический институт, Калифорнийский технологический институт.

— Я остаюсь в кампусе.

— А Сэм остается?

— Да.

— Тебе требуются деньги?

— Нет.

— Ты согласна встретиться со мной и твоим отцом в следующее воскресенье? Бранч^[3] или ланч, Гастроном Картвелл.

— Да, Воскресенье. Бранч.

Даже сейчас наши семейные встречи проходили по воскресеньям. Мой отец и я должны были предоставить по пунктам повестку дня Джорджу, ПА моей матери (персональный ассистент) не позднее чем в пятницу вечером. Проект повестки дня будет разослан в субботу днем для комментариев, и окончательный вариант определен в субботу вечером. В приложении к повестке дня, будет копия наших индивидуальных календарей на следующий месяц, который обновляется еженедельно.

У меня пропала привычка обновлять свой календарь, когда я уехала из дома. Повестки дня, расписания и списки, мы делали для более эффективного использования времени. Я знала это. Но мое расписание изменилось только один раз за семестр. Моя жизнь была предсказуемой, поэтому я не видела необходимости посылать еженедельные обновления.

— Как занятия?

— Очень хорошо. Как работа?

К моему удивлению, она не ответила заготовленным ответом:

— Как всегда, — вместо этого она замолчала, затем вздохнула и только после этого сказала, — ужасно.

Мой рот открылся и закрылся, и я почувствовала, как у меня брови на лоб полезли.

— Мм, расскажешь поподробнее?

— Мои меры по Сетевому Нейтралитету не развиваются так, как бы мне хотелось, Телекоммуникационные лоббисты совсем взбесились и ФКС приходится трудно. Я разочарована.

Я без промедления ответила:

— Сетевой нейтралитет серьезная проблема, и стоит усилий и разочарований. Ты делаешь все правильно, — время от времени, я для мамы словно группа поддержки. Также часто, как и она моя. Это происходило редко, поскольку мы обе верили в свою самодостаточность, это случалось, если обстоятельства были совсем плачевными.

Мы любили друг друга. Ни одна из нас не отказывалась от поддержки, когда она была так нужна, и я ценила это, и подключилась к ее мантре — никакой драмы. Энергия должна быть потрачена на решение реальных проблем — таких, как плачевное состояние системы по уходу за приемными в США, или напряженная внешняя политика с Пакистаном, или Телекоммуникационные гиганты, которые используют Сетевой Нейтралитет в качестве оружия, против общественного блага — поэтому, когда она сказала, что разочарована, это означало, что она не знает что делать.

— Спасибо. Я ценю твои слова одобрения и дорожу твоим мнением, — ее тон стал мягким. Именно этим голосом, она в детстве читала мне на ночь первые три книги о Гарри Поттере.

— Обращайся в любое время.

Она снова удивила меня сказав:

— Ты же знаешь, как я люблю тебя?

И снова мой рот открылся и закрылся, после чего я выпалила:

— Конечно, конечно я знаю, что ты любишь меня. Я тоже люблю тебя.

— Хорошо... хорошо.

Она каждое воскресенье говорила мне, что любит меня. Это было последнее, что мои родители и я хотели бы обменять на наши телефонные конференции, хотя это не было перечислено на повестке дня. В середине недели «Я люблю тебя» не произносилось, потому что родители высадили меня перед университетом в мой первый учебный год.

Я хотела выпытать у нее больше деталей о причине ее стресса, потому что она явно была не в духе, что заставляло меня беспокоиться, но прежде, чем я что-либо сказала, ее деловой тон вернулся.

— Пожалуйста, отправь Джорджу свой обновленный календарь, включая неделю весенних каникул. У тебя нет занятий на следующей неделе, так что составленный календарь неправильный.

— Я сделаю.

— Спасибо. Спокойной ночи, Кэйтлин.

— Спокойной ночи, Мам.

Она отключилась первой. Я держала телефон возле уха еще несколько секунд, прежде чем положить его на ночной столик, рассеянно расстилая свою кровать.

Моя мама дочь физика (моей бабушки) и астронавта (моего дедушки). Мой дедушка также был физиком в военно-морском флоте. Она всю жизнь была успешной во всем и верила в систематизацию целей. Она была супергероем. Моим героем. Поэтому моменты, когда она проявляла слабость, вызывали беспокойство. Это было похоже на борьбу Супермэна против воздействия криптонита.

Я легла на подушку, завернувшись одеялом, которые так любила: они пахли лавандой и были такими удобными, что можно было писать эпические поэмы, восхваляя их. Я прижалась к их мягкости, чувствуя, как отступает тревога, вызванная странным разговором с мамой.

В конце концов, я заснула.

ГЛАВА 5: Основные понятия химической связи

— Паркер.

Его пальцы оказались в моих волосах, убирая их c лица. Потом, поглаживая, опустились на плечо, вниз по руке, сжимая ее.

— Паркер... время вставать. Пора ехать, — таинственный мужской голос эхом отдавался в моей голове. Это был приятный голос. Заставляя мои внутренности плавиться, он был словно зефир, сладкий и пушистый.

Я подняла брови, не в силах открыть глаза и пробормотала сквозь сон:

— Куда мы едем?

— Мы едем на пляж.

Слова звучали издалека и мой сонный мозг велел мне их игнорировать. Я словно плыла по течению.

— Ты такая милая, когда не хочешь просыпаться, — таинственный голос был приглушенным и веселым. Мне нравился этот голос.

Мне также нравилось слово милая, но не так сильно, как его синонимы.

— Прелестный, очаровательный, обаятельный, дорогой...

— Что?

— Синонимы.

— Окей. Давай, милашка. Просыпайся, — рука оказалась на моем лице, потрепав меня по щеке. Про себя отметила, что пальцы были с мозолями. Они легонько поглаживали мою нижнюю губу, посылая мелкую дрожь по щеке и позвоночнику.

Я открыла один глаз, прищурившись и в размытой форме признала владельца таинственного голоса. Это был Мартин Сандеки. И казалось, что он сидел на моей кровати. Чего я не совсем понимала.

— Что происходит? — я потерла глаза основанием ладони, все еще где-то между сном и реальностью, но ближе ко сну.

Это был сон. Я была уверена. Это была мечта во сне или один из тех снов, что выглядели устрашающе реальными. Может, если мне повезет, я смогу проконтролировать свой сон и провести немного времени обнаженной с прекрасно сложенным Мартином Сандеки, не опасаясь, что он все разрушит.

— Я приехал забрать тебя в нашу поездку, — его рука остановилась на моем голом бедре. Ее вес был очень даже реальным.

Я перестала тереть глаза, замерев на месте вместо того, чтобы закричать.

— Мартин? — спросила я, надеясь все же, что комната окажется пустой.

— Да?

Я подскочила на месте, мои глаза быстро открылись.

— О мой Бог, что ты здесь делаешь?

Мартин сидел на краю кровати. Я вытаращилась на него: он был одет в темные линялые джинсы и белую майку, на лице блуждала ленивая улыбка. Он был так красив, что нужно было подать гражданский иск против его родителей, чтобы возместить убытки за мою боль и страдание души.

— Я приехал забрать тебя.

Я достала свой телефон, чтобы посмотреть время. Было 7:00 утра.

— Что? Зачем? Почему? — это было все, что я смогла сказать, потому что мой будильник не сработал.

Я легла спать и забыла поставить будильник... Аах!

Итак, Мартин приехал на час раньше и был здесь. В моей комнате. Сидя на моей кровати. Глядя на меня так, будто хотел меня... съесть.

Он наклонился вперед, его взгляд, одновременно нежный и опасный, опустился на мой рот. В ужасе от того, что он может попытаться поцеловать меня с утра, я подскочила на ноги и спрыгнула с кровати как на пружине. Уверена, что толкнула его по пути.

Я потянулась за своей сумкой, доставая жвачку и заталкивая в рот сразу три штуки.

— Еще только семь, — сказала я сквозь комок во рту.

— Да. Я приехал раньше.

Я посмотрела через плечо, обнаружив, что Мартин растянулся на моей кровати, прислонившись к подушке со скрещенными на затылке пальцами.

Полностью повернувшись, я продолжала жевать, пристально рассматривая его. Его горячий взгляд блуждал по моему телу, шаг за шагом оценивая. Я осмотрела себя. Я была одета в майку с Губкой Бобом и шорты. Но на мне не было лифчика, поэтому мои формы легко просматривались сквозь пижаму.

Я скрестила руки на груди и замерла.

— Как ты попал сюда?

— У меня свои возможности... — он ушел от ответа, облизнув губы. Его действия были умышленными. — А почему мне нельзя зайти?

— Мог бы подождать и снаружи, — сказала я холодно, но эффект был разрушен необходимостью выплюнуть жвачку, которая быстро потеряла свой вкус. Я потянулась за салфеткой рядом с моими продуктами и изящно избавилась от жвачки, бросив ее в мусорное ведро, стоящее в двух футах от меня. Прелесть общежития, что все находится под рукой.

Однако я остановилась напротив двери. Если бы я хотела уйти, мне нужно было бы прийти мимо Мартина.

Внезапно он сказал:

— Возьми красные брюки.

— Что?

— Когда будешь собираться, возьми красные брюки. Я много думал о них.

Я пробормотала:

— Я не собираюсь брать красные брюки.

Он пожал плечами, его руки все еще были за головой.

— Хорошо. Не бери красные брюки. Ничего не бери.

— Я ничего не возьму, ничего!

— Отлично. Мы договорились.

— Я не это имела в виду. Я ничего не буду брать, потому что я не поеду.

Он искоса посмотрел на меня.

— Ты обещала.

— Под принуждением.

— Я же не держал пистолет у твоего виска.

— Нет, просто прижался к моему телу. Этого было достаточно, чтобы заставить меня.

— Мое тело заставило тебя? - сказал он, озорно блеснув глазами.

— Конечно. Конечно это так. Что за глупый вопрос. Твое тело приводит к бедствиям, трепету, опустошению, приводя меня к состоянию принуждения, — он улыбнулся, сев на кровати, будто собирался встать.

— Возможно, я использую это и сейчас.

— Пожалуйста, не нужно, — я подняла руку, как будто это могло его остановить. И не остановило. Он встал, потянулся и закрыл дверь, после чего снял свою футболку. Во рту пересохло. Сердце больно забилось. Моя девичья часть решительно отстаивала свое мнение.

Я хотела Мартина, этого хулигана! Я хотела его прямо сейчас!

Это зрелище вызывало неприличные мысли, я сразу же захотела сделать несколько неприличных вещей с ним, вокруг него, рядом, сверху, снизу, напротив — если для этого нужен был предлог, то я просто хотела сделать этого с Мартином.

— Пожалуйста! Нет! — я зажмурилась и закрыла лицо руками. — Только не грудь! Все что угодно только не грудь!

— Все, что угодно? — услышала я его язвительный комментарий, но от меня не ускользнул звук расстегивающейся молнии.

— Хорошо, я соврала. Без футболки отлично, просто, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не снимай штаны, — я отвернулась от него, все еще закрывая рукой лицо, слепо потянувшись другой рукой к шкафу. Шкаф был с раздвижными дверцами и занимал всю стену. Я знала, что помещусь внутри. Может мне забаррикадироваться, пока он не уйдет, или бросать в него ботинками, как снарядами.

Впервые в жизни я пожалела, что у меня не было острых шпилек, а одни только кроссовки. У меня была одна пара Док Мартенс, однако...

Его брюки упали на пол, содержимое карманов звякнуло, соприкоснувшись с полом, и я подумала, что сейчас он, должно быть, снимал свою обувь.

— Во имя любви к Бунзену, пожалуйста, одень свои штаны, — мой голос звучал отчаянно, потому что я была в отчаяние.

Я только скользнула рукой по шкафу, убедившись, что она открыта, как Мартин схватил меня за бедра сзади. Я застыла, потому что он прижался голой грудью к моей спине, а пахом к моей заднице.

Он был твердым, а я мягкой, и я была уверена, что умру от... чего-то связанного с внезапным сексуальным возбуждением. Я издала мучительный стон, потому что чувствовала его жесткую длину, через боксеры, или шорты, или боксеры-шорты.

Не задумываясь, я по-прежнему с закрытыми глазами дотронулась до тонкого хлопка его боксеров, пока он кусал и целовал мою шею. И отдернула руку.

— Ты в одном белье.

— Как и ты.

— О Боже мой. Что это значит? Почему ты это делаешь?

— Я наношу ответный удар.

— Ответный удар? Я не атаковала тебя. Ты не можешь нанести ответный удар прежде, чем тебя атакуют.

— Хорошо.

Поцелуй. Укус. Язык. Лизание.

— Тогда это опережающий удар, — сказал он, пробираясь рукой под мою майку, на живот. А другая рука поверх майки массировала мою грудь.

Следуя какому-то инстинкту, внизу у меня все сжалось, и я выгнулась напротив его руки, которой он играл с моей грудью.

— Ты думаешь, что я заинтересован тобой только для этого. Но ты ошибаешься, — прошептал он мне на ухо, его горячее дыхание заставляло меня дрожать, его руки на моем животе медленно двигались ниже.

— Ты делаешь это сейчас, то, как ты прикасаешься ко мне, не вызывает доверия к твоим словам, — мое дыхание сбилось, а мозг мгновенно отключился.

— Ты не права. И я докажу тебе это.

— Я права. Права. Я так, так, так права, — я вздохнула, оторвав свои руки от шкафа и потянувшись, дотронулась до его тела. У меня внизу все болело. В животе все трепетало. А кожа горела как в огне. На меня словно обрушились похоть и безумие.

— Ты поедешь со мной. Ты не понимаешь, насколько сильно я хочу тебя, — большим пальцем Мартин рисовал круги вокруг моего соска. Он небрежно ущипнул его, из-за чего я издала испуганно-восхищенный вздох.

Он был действительно талантлив в этом. Очень, очень искусен. Его движения были опытными и умелыми. Между тем, мое неуклюжее природное чутье, реагировало на эти умелые ласки.

— Тебе нравится это? — спросил он, его голос, глубокий и восхитительный, звучал напротив моего уха. — Это чувствуется хорошо?

Я кивнула.

— Ты хочешь большего? Скажи да или нет.

— Да, — задыхаясь, сказала я. — Так сильно, да.

Пальцами другой руки, он проник в мои трусики, его длинный средний палец погладил мой центр. Если бы я не была потеряна от похоти и безумия, то я бы, безусловно, была смущена тем, что происходило.

Я была уверена, что у девушек, с которыми он был, были вагины, как у порно-звезд — обработанные воском, гладкие, отбеленные до бесцветного оттенка, путем оперативного вмешательства, выглядя не как травяной покров — но у меня внизу все было натуральным. У меня никогда не было причин, чтобы сделать что-то за пределами обычной гигиены.

Но я не была смущена. Я была немного испугана и растеряна, но в основном я оказалась в ловушке сексуального тумана из-за Мартина. Я напряглась напротив него, потому что его палец только что вошел в меня.

— Вау! — тяжело дыша, сказала я.

— Блять, — он выдохнул напротив моей шеи, немного прикусив ее. — Ты такая тугая. Такая чертовски тугая.

— Это потому что я девственница и я возбуждена, — бездумно сказала я на выдохе. — Вагинальный канал опухает при сильном возбуждении.

Его руки замерли — как напротив моей груди, так и в трусиках — хотя его пенис, казалось, еще больше напрягся напротив меня, как будто, подняв голову и говоря: «Расскажи мне больше об этом вагинальном канале, который опухает».

— Что? — спросил он резким требовательным тоном.

— Это правда, он опухает, — я беспокойно передвинулась, когда он остался неподвижным. — Он также растягивается.

— Ты девственница?

Теперь была моя очередь замереть, почувствовав неприятные ощущения, пульсирующие по моему телу. Я не хотела признаваться в этом. Я не хотела рассказывать о себе что-то, что можно запомнить и заставить меня плакать потом.

— Хмм..., — сказала я, пытаясь придумать какой-нибудь способ, чтобы это не выглядело как явная ложь.

Мартин убрал свои руки, и я почувствовала себя потерянной, затем через несколько секунд услышала звон содержимого в его карманах. Я снова закрыла глаза, ударившись лбом о шкаф.

— Ах, моллюски^[4], — прошептала я, мое тело было холодным и в тоже время горячим. Я была унижена, и мне одновременно было обидно и больно от нерастраченной сексуальной энергии.

— Ты девственница, — сказал он, теперь это был не вопрос, утверждение.

Я кивнула и сделав глубокий вздох, посмотрела через плечо. Он застегивал свои джинсы, выражение лица было грозным. Я взглянула на его пальцы, которыми он сжимал талию своих штанов.

— Так что? — сказала я. Если я сделаю вид, что ничего грандиозного не произошло, он поверит. — Ну и что, что я девственница.

Закончив возиться с кнопками, он резко застегнул молнию.

— То, что ты девственница и я не должен… — прорычал он, прервав сам себя, и резко схватил свою футболку за воротник. — Я не такой подонок, — сказал он в футболку.

Я посмотрела на него, не веря в то, что он только что сказал, вернее подразумевал.

— И что с того, что я девственница? Все девушки заслуживают уважения, независимо от того девственницы они или нет. То что я девственница не делает меня более или менее стоящей, чем не девственницу. Твоя логика соблазнения ущербна.

— Проблема не в девственности. Я трахал много девственниц.

Я поморщилась, услышав это, и посмотрела, как он резкими движениями надевал футболку. Прежде, чем я смогла оправиться от его неприятных признаний, он продолжил.

— Но ты девственница и ты Кэйтлин Паркер, и я хочу, чтобы наш первый раз был не какой-то процесс напротив закрытого шкафа в общежитии.

— Итак, если бы я не была девственницей, тогда мы... что? Мы просто, просто... - я не могла произнести слово «трахаться». Я просто не смогла. Вместо этого я поспешила закончить, — ты бы насадил меня на свой член, пока я была повернута головой к шкафу?

— Господи, Кэйтлин. Нет! — Его протест показал, что он был в ужасе и донельзя серьезен. — Я просто хотел подразнить тебя, пока бы ты не согласилась поехать со мной. Я не собирался заходить далеко. Ты разве никогда не дурачилась раньше?

Я подумала, он уже знал ответ, прежде чем закончил вопрос, потому что его глаза расширились, от осознания, когда последние слова слетели с его губ.

Нет. Нет, я никогда не дурачилась.

Я не хотела признаваться в этом. Но я ничего не могла поделать и отвернувшись, уставилась в изножье своей кровати. И запоздало поняла, что по тому, как я уклонилась от ответа, он все понял. Я сжала руки в кулаки и скрестила их на груди. Тяжесть и тепло его взгляда, то что он подумает обо мне, заставляло меня чувствовать себя неуютно.

— Черт побери, Кэйтлин! Это что был твой первый поцелуй? — сказал он сердито, заставив меня подпрыгнуть.

— Нет. Конечно, нет, — мои щеки и шея горели. Я попыталась поднять глаза, но не смогла поднять их выше его подбородка. — Я целовалась кое с кем до этого.

— Кое с кем? С одним человеком?

По какой-то необъяснимой причине, я почувствовала, что сейчас заплачу. Слезы жгли глаза, а в горле стоял комок.

Я знала это.

Date: 2015-07-17; view: 244; Нарушение авторских прав