ГЛАВА 35. Цирна

Алек разорвал цепкие объятия сна, все еще ощущая мерзкий запах склепа. Откинув полог кровати, он обнаружил, что в окно светят первые лучи рассвета. Запах, который он теперь чувствовал, был всего лишь ароматом поджаривающихся на кухне колбасок.

– Благодарю тебя, Создатель! – прошептал он, проведя рукой по покрытому потом лицу.

Этой ночью он спал плохо; его преследовали кошмары, в которых ужасная черная фигура кралась за ним по склепам. Гнет страшного сна преследовал Алека, пока он одевался и спускался вниз.

Серегила и Рансера он нашел в главном зале; они обсуждали достоинства расставленных на полу дорожных сундуков. «Благородный Серегил» собирался совершить поездку, чтобы развеяться после перенесенных испытаний, в сопровождении «благородного Алека». Все должны были видеть, как много багажа необходимо им для длительного путешествия.

– Все это мы оставим в Уотермиде, – говорил Серегил, когда Алек вошел в зал.

– Что мне отвечать тем, кто будет интересоваться тобой и благородным Алеком, господин? – спросил Рансер.

– Говори всем, что я был слишком потрясен пережитым, чтобы заранее решить, когда вернусь. О, Алек, доброе утро. Мы выезжаем сразу же, как только ты позавтракаешь. И поторопись.

– Благородный Микам возвращается домой? – спросил Рансер.

– Уж в этом можешь не сомневаться, – ухмыльнулся Микам, появляясь в дверях столовой. – Можешь сообщать всем, кто будет спрашивать, что я отправился домой, где меня ждет самая прекрасная женщина в Скале, и натравлю собак на всякого, кто попробует потревожить нас в ближайшую неделю.

Рансер с серьезным видом поклонился.

– Посетители не останутся в неведении насчет твоих чувств, господин.

Пока Алек расправлялся с колбасками и пил чай, Серегил непоседливо шагал по столовой.

– Когда вернемся, снова поселимся в «Петухе».

– Замечательно, – радостно откликнулся Алек. Изысканные манеры и слишком подобострастные слуги успели ему надоесть. Поспешно закончив завтрак, он следом за Серегилом и Микамом вышел на улицу, где у крыльца их ждали лошади и целый небольшой караван с багажом под бдительным присмотром Рансера.

Путешественники были одеты, как подобает благородным господам, отправляющимся в путешествие; конюх оседлал для них Цинрила и Ветерка, но среди вьючных лошадей были Лохматый и Заплатка.

День был ясный и прохладный – очень подходящий для прогулки верхом, и к полудню они добрались до поворота на Уотермид. Переехав через мост, Алек и Серегил спешились и в кустах переоделись – дальше им предстояло путешествовать как простым торговцам.

– Собираешься остановиться на ночлег в «Пони»? – спросил Микам.

Серегил посмотрел на солнце.

– Думаю, мы туда доберемся, если поднажмем.

– Передай от меня привет Кари и девочкам, – сказал Алек. В глубине долины над трубой Уотермида поднимался светлый дымок. Юноша со сладкой грустью представил себе запах свежего хлеба, копчений, сухих трав.

Серегил оседлал Лохматого и Заплатку и привязал ауренфэйских коней к цепочке вьючных животных.

– Когда мы вернемся, я не знаю. – Он вручил Микаму поводья.

– Желаю удачной охоты, – ответил Микам, пожимая им руки. – Будьте осторожны на тех козьих тропах, которые в Цирне почему‑то называют улицами. Там ведь не туда ступил – и полетишь кувырком в бухту, не успеешь и глазом моргнуть.

Алек и Серегил снова пересекли мост и галопом поскакали на север.

Пологие холмы скоро уступили место более крутым склонам. Голые скалы слева обрывались к морю, так что путешественники могли любоваться прибрежными островами и просторами Осиатского моря, уходящими к горизонту.

Когда наконец они сделали привал, чтобы дать отдохнуть лошадям, Серегил, откинув капюшон плаща, издал радостный вопль:

– Клянусь Четверкой, до чего же хорошо снова сбежать с улицы Колеса!

– Ты тоже это чувствуешь? – с удивлением повернулся к нему Алек.

– Мне там теперь просто нечем дышать! – воскликнул Серегил. – Не хотелось бы в этом признаваться, но последние годы я чувствую себя там как в западне. Это была маска, а теперь она обрела собственную жизнь. Поживешь подольше – поймешь.

– Поэтому ты никогда и не рассказывал мне о своей жизни на улице Колеса? – спросил Алек. Воспоминание о последнем ночном кошмаре вместе с обстоятельствами его первого появления в доме Серегила придали его словам неожиданную резкость.

Серегил с удивлением посмотрел на него:

– Что ты имеешь в виду?

– Я говорю о всех тех неделях, что мы провели в городе: ты же ни разу не упомянул о доме на улице Колеса – до тех пор, пока не понадобилось устроить мне испытание.

– Только не говори мне, что ты все еще злишься по этому поводу!

– Наверное, все еще злюсь, – пробормотал Алек. – Ты ведь все время так

– ничего мне не говоришь.

– Клянусь пальцами Иллиора, Алек! Последние два месяца я только и делаю, что рассказываю тебе о чем‑нибудь. Думаю, никогда в жизни я еще не говорил так много! О чем же это я тебе не сказал?

– Ну, для начала хотя бы об улице Колеса, – огрызнулся Алек. – Заставил меня влезть в дом, как вора, а потом по твоей милости я оказался посреди гостей…

– Но я же все тебе объяснил! И не говори мне, будто ты не гордился успехом, когда пришел в себя.

– Дело не в этом. – Алек изо всех сил старался выразить свои противоречивые чувства словами. – Просто мне хотелось бы, чтобы мое мнение тоже учитывалось. Если подумать, с того времени, как мы встретились, я никогда не принимал участия в принятии решений. И это после всего, через что мы прошли! Потроха Билайри, Серегил, я же в конце концов спас тебе жизнь!

Серегил открыл было рот, собираясь ответить, потом молча пустил Лохматого рысью.

Алек последовал за ним, все еще в гневе, но уже стыдясь своей вспышки. Почему это сильные эмоции всегда сваливаются на него как снег на голову?

– Пожалуй, ты имеешь основания так думать, – наконец произнес Серегил.

– Серегил, я…

– Да нет, все в порядке. Не нужно извиняться за то, что ты сказал правду. – Опустив глаза, Серегил сокрушенно вздохнул. – Когда мы только встретились, все было иначе. Ты был просто мальчишкой, который нуждался в помощи и мог быть полезен. До того, как мы покинули Вольд, я не был еще уверен, стоит ли брать тебя с собой на юг.

– Покинули Вольд! – Алек резко повернулся к нему; его гнев снова разгорелся. – Так ты мне лгал? Все эти разговоры про Скалу, про то, как я стану бардом, пока мы пробирались по глуши?

Серегил пожал плечами, все еще не поднимая глаз.

– Не знаю, наверное. Я хочу сказать, тогда это представлялось мне удачной мыслью. Но я на самом деле не знал, сможешь ли ты быть мне полезен, пока мы не забрались в дом мэра.

– И что бы ты сделал, если бы я не оказался «полезен»?

– Оставил бы где‑нибудь в безопасном месте, снабдив деньгами, а сам бы исчез. Я часто раньше так поступал с людьми, которым приходилось помогать. Но ты оказался не такой, как другие, так что я отказался от этой мысли.

Алек удивился странному чувству общности, когда их глаза встретились. Тепло, как от глотка вина, разлилось по его телу.

– Так что да, сначала я тебя обманывал, – продолжал Серегил. – Ты только вспомни, скольким людям тебе пришлось лгать с тех пор, как ты связался со мной. Такова природа нашей работы. После Вольда, однако, я был с тобой честен, насколько это вообще для меня возможно. Я собирался рассказать тебе больше, подготовить тебя, но тут меня свалила болезнь. – Он помолчал. – Сомневаюсь, что, окажись я на твоем месте, я проявил бы такую же преданность. Но так или иначе, после Вольда и той засады в лесу я стал думать о тебе как о своем друге – первом новом друге за многие годы. Я считал, что ты это понимаешь, и за эту свою уверенность я прошу у тебя прощения.

– В этом нет необходимости, – смутившись, пробормотал Алек.

– А я думаю, что есть. Проклятие, Алек, ты для меня такая же загадка, как и я, наверное, для тебя. Я все время забываю, как ты молод, как мы с тобой отличаемся друг от друга. Мы с Микамом были почти ровесниками, когда познакомились. Мы одинаково смотрели на мир. А уж Нисандер! Он, по‑моему, всегда знал, о чем я думаю, прежде чем я сам это осознавал. А с тобой – все не так. С тобой я Двигаюсь на ощупь и, похоже, причиняю тебе боль, не понимая этого.

– Да не так уж, – промямлил Алек, выбитый из колеи этой неожиданной откровенностью. – Просто иногда кажется… кажется, будто ты не доверяешь мне.

Серегил невесело рассмеялся:

– Ах, Алек! «Рей форил тос токун ме бритир, вре шруит я».

– Что это значит?

Серегил протянул Алеку свой кинжал рукоятью вперед.

– «Ударь меня ножом в глаз, я не поморщусь», – перевел он. – Это старая клятва, означающая полное доверие, и я даю ее тебе от всего сердца. Можешь ударить меня кинжалом, если хочешь.

– Ты это сейчас придумал?

– Нет, это действительно старинная клятва. И я готов дать тебе еще десять столь же суровых, если это убедит тебя, что я на самом деле сожалею о своем поведении.

– Да помилует меня Создатель, я ведь просто хотел, чтобы ты рассказал мне про улицу Колеса!

– Ладно, про улицу Колеса. – Серегил снова сунул кинжал в сапог. – Все началось после того, как я не смог осилить науку Нисандера. Я сбежал и несколько лет вел тяжелую жизнь. Тогда‑то я и научился воровать. Когда я вернулся в Римини, я увидел, что интриги скаланской знати могут обеспечить меня занятием. Мне нужно было только зарекомендовать себя, а это оказалось нетрудно. Мое пестрое прошлое, интерес ко мне как к родичу царицы и как к ауренфэйе, мои воровские таланты и пронырливость… – Серегил шутливо развел руками. – Все это обеспечило мне успех. Благородный Серегил, раскаявшийся изгнанник, скоро приобрел репутацию человека, с симпатией выслушивающего любого, охотно угощающего выпивкой, гуляки не особенно строгих правил. В общем, человека незначительного, а потому такого, с кем все болтали без всяких опасений.

Я сделался любимцем молодых знатных шалопаев, а у них мне удавалось узнавать весьма ценные сведения. После этого было уже нетрудно пустить слух, что благородный Серегил, при всех своих прекрасных качествах, не всегда вращается в самом лучшем обществе. Просочились намеки, что я иногда могу посодействовать, если нужно нанять ловкача, готового за соответствующую плату выполнить деликатное поручение.

– «Кота из Римини»! – ухмыльнулся Алек.

– Именно. Мой секрет был известен только Нисандеру, и он с радостью воспользовался моими услугами. От меня ему гораздо больше пользы было как от шпиона, чем как от подмастерья. Но даже тогда я слишком любил свободу, чтобы играть роль аристократа все время. Поэтому я купил «Петуха» и оборудовал там себе убежище. Нисандер по моей просьбе нашел для меня Триис. Силла тогда была не старше, чем теперь Иллия…

– Да, но все же как насчет улицы Колеса? – настойчиво спросил Алек, которому хотелось услышать конец этой истории до того, как стемнеет. Серегил, раз уж начинал рассказывать о чем‑то, не упускал ни единой детали.

– Опять я отвлекся? Так вот, время шло, и молодые шалопаи, с которыми я водился, остепенились и сами обзавелись молодыми шалопаями‑сыновьями. Ауренфэйе я или нет, от меня ожидали того же. Чтобы сохранить доверие клиентов, я должен был создать видимость такой же солидности. Я начал вкладывать деньги в морскую торговлю и преуспел в этом, что, впрочем, неудивительно, если учесть, к какой информации я имел доступ. Помимо денег, мои предполагаемые деловые интересы давали мне прекрасное оправдание для длительных отлучек.

К сожалению, вся эта конструкция стала со временем уж очень громоздкой. Если бы я так не любил Римини, я мог бы покончить с благородным Серегилом и начать заново где‑нибудь в другом месте Для тебя, однако, это означает, что благородному Алеку из Айвиуэлла предстоит еще многому научиться

– К тому времени, когда я выучу половину того, что ты хочешь, я буду стариком с бородой до колен.

Ухмыльнувшись, Серегил повернулся к широко раскинувшемуся перед ними морю.

– Ну, в этом я сомневаюсь. Очень, очень сомневаюсь.

Они переночевали в «Пони», респектабельной придорожной гостинице, а на рассвете следующего дня отправились дальше. Еще до середины дня путешественники добрались до перешейка, соединяющего Скаланский полуостров с материком.

Вздымающаяся из морских вод скалистая перемычка, похожая на выбеленный солнцем хребет, нигде не достигала в ширину больше пяти миль. Дорога шла по самому верху, и Алек видел водные просторы с обеих сторон: блестящее стальным блеском Осиатское и более мелкое голубое Внутреннее море.

Вскоре после полудня они добрались до заставы, охраняющей развилку дорог. Отсюда можно было попасть к двум мостам – восточному и западному – через канал и портам у его оконечностей – Цирне и Талосу. Свернув направо, Серегил и Алек скоро увидели восточный мост, изящной дугой вздымающийся над провалом канала. Это было основательное сооружение, достаточно широкое для того, чтобы даже самые большие телеги могли с легкостью на нем разминуться.

– До чего же отсюда потрясающий вид, верно? – сказал Серегил, натягивая поводья. В этот момент к мосту с противоположной стороны приблизилось несколько фургонов; за ними следовал кавалерийский отряд.

Алек почувствовал, как на спине выступил холодный пот, стоило ему бросить взгляд в открывающуюся под ногами пропасть. Он бывал на дне ее, мог оценить глубину. Поэтому огромный мост представлялся ему не более чем паутинкой над бездной.

– Пальцы Иллиора, да ты побледнел! – воскликнул Серегил, взглянув на юношу. – Может, тебе лучше спешиться и вести коня в поводу? Очень многие чувствуют себя не в своей тарелке, когда впервые попадают на мост.

Не в силах оторвать взгляд от зияющего провала, Алек быстро помотал головой:

– Нет, нет. Со мной все в порядке. Мне… мне просто никогда еще не приходилось пересекать такую бездонную пропасть.

Стыдясь своей внезапной слабости, Алек решительно тряхнул поводьями и подхлестнул Заплатку. Стараясь, насколько позволяло движение, держаться середины моста, он сосредоточил внимание на караване мулов, трусивших впереди, и постарался не думать о том, что лежит внизу.

– Послушай, это же совершенно безопасно, – заверил его Серегил, ехавший рядом. – Мост такой же надежный, как дорога по перешейку.

Алеку удалось заставить себя кивнуть. Из глубины провала доносился скрип весел и снастей парусников; голоса моряков долетали оттуда, как шепот привидений.

– Смотри, отсюда хорошо виден западный мост, – показал влево Серегил.

Алек посмотрел, куда было велено, и почувствовал тошноту. Отсюда западный мост выглядел как построенный ребятишками игрушечный мостик из палочек, хрупкая игрушка, оставленная над головокружительной бездной. Закрыв глаза, он постарался изгнать внезапно возникшее перед его мысленным взором зрелище крошащихся опор моста, рушащегося вместе с ним в черную пустоту.

– Как им удалось построить мосты? – задыхаясь, спросил он.

– Древние строители и маги знали цену предусмотрительности. Они сначала построили мосты, а потом уже под ними рыли канал.

Оказавшись на противоположной стороне моста, Алек с трудом разжал стискивавшие поводья пальцы и с облегчением перевел дух.

Извивающаяся змеей дорога вела вниз, к гавани у подножия могучих скал. Цирна была странным городом: на узких улочках, иногда таких крутых, что всадники с трудом не съезжали на шеи своих лошадей, стояли квадратные, лепящиеся друг к другу здания. Местные жители, по‑видимому, предпочитали передвигаться пешком, поскольку в некоторые части города можно было попасть вообще только по узким лестницам.

Алек крепко уцепился за луку седла и стал смотреть на бухту; отсюда были видны блестящие колонны Астеллуса и Сакора, первое, что он запомнил по прибытии в Скалу. Теперь в гавани стояло на якоре гораздо меньше судов: зимние штормы загнали в порты все корабли, кроме немногих смельчаков, все еще совершающих каботажные плавания.

К тому времени, когда путники добрались до таможни на берегу, оба были рады вновь ступить на ровную землю. Войдя в оштукатуренное и побеленное здание, они обнаружили там коренастую женщину в покрытых морской солью сапогах; она сидела за заваленным документами столом, запечатывая воском свиток.

– Добрый вам день, – приветствовала она вошедших, кончив возиться с печатью. – Я Катия, смотрительница порта. Чем могу быть вам полезна, господа?

– И тебе тоже добрый день, – ответил Серегил. – Я Мирус, купец из Римини, а это мой брат Альсандер. Мы прибыли сюда, чтобы попытаться узнать судьбу груза, пропавшего три года назад Женщина с сомнением покачала головой:

– Вам предстоит в этом случае нелегкая работа. Знали бы вы, сколько кораблей проходит через гавань каждый год!

– Нам известно название корабля и месяц, когда он прошел по каналу, – сказал Алек. – Это не может помочь? Мы ищем шхуну «Белый олень», принадлежащую семейству Тиремиан, приписанную к Цирне. Она встала здесь на якорь в начале эразина.

– Ах, ну с этого по крайней мере можно начать поиски. – Открыв дверь, ведущую в глубь здания, женщина ввела их в комнату, с пола до потолка уставленную полками со свитками.

– Если корабельные документы сохранились, они где‑то здесь. Вообще‑то архивы трехлетней давности должны были бы быть уже выброшены, но прежний смотритель порта умер, не закончив работы, а у меня до этого руки так и не дошли.

Пройдя в глубь комнаты, Катия оглядела полки и наугад взяла свиток с одной из них. Пыль, толстым слоем покрывающая документ, взлетела в воздух, заставив женщину и посетителей расчихаться.

– Открой‑ка окно, молодой господин, ты с ним рядом стоишь, – иначе мы тут задохнемся, – пропыхтела Катия, вытирая нос.

Алек распахнул ставни. Катия развернула свиток и поднесла его к свету.

– Вот, смотрите, господа, каков порядок: сверху название корабля и имя капитана, дальше дата прибытия и перечень грузов, которые здесь выгружены и которые погружены. Снизу печати капитана и тех торговцев, которые зафрахтовали судно. Вот эта большая печать в правом нижнем углу – отметка смотрителя порта. Дальше разбирайтесь сами и не забудьте закрыть ставни, когда закончите. Только кладите свитки на прежнее место.

Никакой системы, кроме соблюдения приблизительной хронологии, в расположении свитков не было. Просмотрев несколько документов и сверив даты, Алек и Серегил скоро ограничили свои поиски немногими наиболее подходящими полками. Клубы пыли вздымались вокруг них, заставляя чихать, пока они перебирали ряд за рядом пожелтевшие, заплесневевшие пергаменты. Записи, сделанные на качающейся палубе стоящего на якоре судна, было не так легко расшифровать – особенно Алеку, умение которого читать было далеко от совершенства. Задумчиво покусывая губу, он с трудом разбирал каракули:

«Собака», «Крыло ласточки», «Два брата», «Прекрасная Ригель», «Серебряное перо», «Кориола», «Морской туман», «Королева»…

Алек был так поглощен разными – один неразборчивее другого – почерками, что чуть не пропустил смазанный заголовок: «Белый олень».

– Вот! Нашел! – воскликнул он с триумфом. В очередной раз чихнув, Серегил весьма неэлегантно вытер нос рукавом.

– Я тоже нашел. «Олень» был каботажным судном, перевозившим грузы на короткие расстояния по обе стороны канала, поэтому в интересующем нас году к нему должны относиться многие документы. Продолжай искать, нам нужно просмотреть архивы и за некоторое время после того, как корабль исчез. Не годится пропустить хоть что‑нибудь.

В конце концов они нашли восемь свитков и разложили их в хронологическом порядке.

– Этого я и боялся, – пробормотал Серегил, когда прочел их. – «Олень» по большей части совершал регулярные рейсы. Вот смотри – продовольствие в три маленьких городка на западном побережье, потом обратным рейсом – кожи, костяные и серебряные изделия. Маршрут на восток – к шахтам на берегу Внутреннего моря; туда он доставлял инструменты и продовольствие, масло для ламп, ткани, медикаменты. То же самое и здесь, и здесь.

– А не было ли дополнительных рейсов? – Алек присел рядом на корточки и заглянул через плечо Серегила.

– Хороший вопрос. Были. Куры в Миль, вино в Накрос, шелка, ароматические свечи, три больших гобелена госпоже Вере из Ареуса, сотня мотков шерстяной пряжи…

– Все это трудно было бы спутать с двумя сотнями слитков золота.

– Совершенно верно. Думаю, наши приятели‑леранцы были достаточно догадливы, чтобы спрятать золото среди чего‑то тяжелого, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вот тут есть изделия из железа, горняцкие инструменты, доски…

– От этого мало прока, – перебил его Алек. – Прошло ведь три года. Как мы узнаем, который именно рейс нам нужен? Это же невозможно!

– Может быть. – Серегил подошел к окну, бросил взгляд на тонущую в сумерках гавань и снова чихнул. – Потроха Билайри! Неудивительно, что тут мы ни до чего не можем додуматься. Забирай– ка эти свитки, Алек. Только свежий воздух может нам помочь. Давай– ка прогуляемся, чтобы проветрить мозги, и промоем глотки доброй кружкой местного эля.

Здесь, в тени скал, ночь наступила быстро, но почти полная луна освещала лабиринт улиц за причалами. Серегил задумался и в отличие от обычного был молчалив; почти час они бродили по городу, не обменявшись и словечком. Наконец Серегил и Алек оказались на площади, откуда открывался великолепный вид на бухту.

Огромные факелы на башнях у входа в канал бросали яркие отблески на темную воду гавани; чистый лунный свет мешался с ними, как серебряные монеты с пригоршней червонного золота.

– Такое место нам и нужно, – пробормотал Серегил, поворачивая к ближайшей пивной.

Таверна оказалась уютной, полутемной, битком набитой. Пробравшись сквозь толпу, заполняющую дымную комнату, Серегил и Алек устроились в уголке со своими кружками. Серегил опять принялся читать свитки, потом откинулся с безнадежным вздохом.

– Похоже, мы в тупике. – Серегил сделал большой глоток из кружки и раздраженно скатал пергамент. – Конечно, мы ни на что особенно и не рассчитывали, но иметь эти проклятые документы в руках и быть не в силах выжать из них хоть какое‑нибудь указание – это хуже, чем если бы мы вообще ничего не нашли.

Алек склонился над пергаментами.

– Ты думаешь, ключ на самом деле здесь, верно?

– Меня сводит с ума мысль, что мы, возможно, что‑то упускаем. – Серегил сделал еще один глоток и мрачно уставился в кружку, словно ожидая, что на поверхность всплывет ответ оракула. – Давай‑ка еще раз просмотрим свитки. Нет, ты лучше читай мне их вслух.

– Это же займет целую вечность, – запротестовал Алек. – Ты же знаешь, я плохо умею читать.

– Ничего. Когда я слушаю, я лучше соображаю, так что читай помедленнее. Ограничься списками того, что они грузили в Цирне.

Повернувшись так, чтобы на пергамент падал свет от очага, Алек с сомнением приступил к делу.

Серегил откинулся, привалившись к стене, и закрыл глаза. Казалось, его совсем не интересует содержание свитков; он только изредка помогал Алеку разобрать непонятные слова. Так дело шло, пока Алек не добрался до середины четвертого документа.

– «Три ящика пергамента, десять ящиков сальных свечей, – читал Алек, ведя пальцем по списку. – Шестьдесят пять мешков ячменя, сорок бочонков сидра, тридцать мотков толстой веревки, пятьдесят топоров, двести железных клиньев, три дюжины молотков, два ящика мрамора, двадцать рулонов кожи…»

Глаза Серегила неожиданно широко раскрылись.

– Этого не может быть. Ты, должно быть, перескочил на список привезенного в Цирну.

– Ничего подобного, – возразил Алек, показывая ему пергамент. – Здесь написано: «Товары, отправленные из Цирны», а дальше «пергамент, свечи, ячмень»…

Серегил наклонился вперед, вчитываясь в указанное Алеком место.

– Ты прав, здесь действительно написано «мрамор». Но ведь этот груз предназначен для шахты на Осиатском побережье. – Его голос упал до шепота. – Нет, даже не шахты, для каменоломни! Здесь написано, что место разгрузки – Иллендрийские карьеры.

– И что?

Серегил опустил тяжелую руку на плечо юноши и многозначительно поднял брови.

– Кому вздумается платить за доставку двух тяжелых кусков мрамора в карьер, где мрамор добывается? Глаза Алека расширились.

– Штаны Билайри! Вот оно!

– Может быть. А вдруг это действительно был мрамор, который по какой‑то причине решили вернуть? Но все равно выглядит подозрительно.

– Ну и где мы оказались в результате?

– В настоящий момент? – Серегил ухмыльнулся и сгреб свитки. – Мы оказались в дешевой таверне, где за шесть медяков можно получить койку на чердаке. Мы с тобой заслужили лучшее пристанище, не говоря уже об ужине. Пошли. А завтра посмотрим, что еще удастся раскопать в гавани.

– А как насчет каменоломни, этих Иллендрийских карьеров? Не стоит нам отправиться туда?

– Только в крайнем случае. Туда и обратно – неделя пути, да и наверняка золото уже не там. Сомневаюсь, что местные вообще знали о содержимом ящиков. Нет, подозреваю, ответы мы найдем гораздо ближе.