Глава 11. Враждебность снов 4 page

— Я не знал, — наконец произнес Снейп. — Я просто надеялся, что, рано или поздно, Поттер совершит правильный и рекомендуемый поступок. Я посоветовал ему это, но я не знал…

— Правильный? Рекомендуемый? Чтобы он оставил нас так…

— Драко знает?

— Да. Он нашел письмо.

Снейп снова взглянул на нее своими глубоко посаженными глазами. Выражение его лица было совершенно непроницаемо. у Гермионы мелькнула мысль, не слышит ли ли он ее мысли: Драко на кровати, читающий письмо… наверное, он к тому времени прочитал его уже дюжину раз, даже не одну дюжину… словно при бесконечном прочтении слова изменили бы свой смысл…

— О письме… Это вы посоветовали Гарри написать в нем такое?

— Ни в коем случае, — живо откликнулся Снейп. — Можно подумать, что мне интересна вся эта поттеровская сентиментальная чушь.

— Оно было не сентиментальным. Оно было ужасным.

Снейп передернул плечами.

— Возможно. Как знак того, что он ушел.

— Но Драко…

— У него сейчас есть куда более серьезный повод для размышления, нежели местоположение Поттера. Он сейчас должен принимать противоядие и думать о своем здоровье…

— Я обошла весь замок, и нигде не смогла его найти. Я искала его несколько часов, — её голос задрожал. — Что толку в этом дурацком противоядии, если я не могу найти его, чтобы убедиться, что он его принимает?

— Думаю, что это состояние скоро пройдет, — тут же возразил Снейп. — И узы, связавшие его с Поттером, постепенно атрофируются. Расстояние разрушает, близость усиливает — это очевидно.

В этом суть подобного сродства. Некие мистические начала придают ей прочность, но они же являются ключом и к разрыву.

— Я не хочу, чтобы они разорвались, — возразила Гермиона с такой яростью, что у нее заныло в груди. — И я не могу понять, почему вы делаете это, почему вас это волнует, и с чего это вам захотелось вмешаться. Я знаю, вы ненавидите Гарри…

— Это имеет весьма небольшое отношение к Поттеру, — ядовито остановил ее Снейп. — И вы могли бы поинтересоваться по поводу влияния противоядия на Драко, по поводу побочных эффектов относительно его магидских способностей — ведь, когда я рассказывал вам о них, я перечислил не все. Так вот, намотайте себе на ус: пока между ними существует связь, пока мысли, чувства и эмоции беспрепятственно курсируют между ними, на вашего драгоценнейшего Поттера будут воздействовать как продукты разложения яда, так и побочные эффекты противоядия.

Гермиона оцепенела. Ей никогда не приходило в голову, что мысленная связь между мальчиками влияла на них и физически. Черт побери, Снейп беспокоится о здоровье Гарри, — это заставило ее запаниковать еще больше.

— Вы не знаете наверняка, — наконец сказала она, сама услышав, как весь запал и страсть ушли из ее голоса.

— Не знаю. Уж не желаете ли вы рискнуть под свою ответственность? Я так думаю — и вы должны со мной согласиться — что Поттеру, с учетом того, с кем ему предстоит встретиться, сейчас нужна вся его сила.

— Они могут отгородиться друг от друга, — возразила Гермиона. — Они могут этим управлять. И Драко может оказаться полезным Гарри, даже если они не будут читать друг у друга в умах…

— Они не могут это контролировать, — возразил Снейп. — И вы глупы, если считаете обратное. Они уже привыкли зависеть друг от друга. Они продолжат неосознанно тянуться друг к другу, если только их не поставить в ситуацию, когда они вынуждены будут добровольно отказаться от этого. Представьте, например, что я вам скажу, что вы должны будете на длительное время отказаться от использования своей правой руки. Вы будете выполнять это условие только до того момента, пока будете о нем помнить. Но лишь только вы расслабитесь, как инстинкт возьмет верх над указанием. И совсем другое дело, если ваша рука будет… сломана и не годна к использованию.

— Я ненавижу это, — решительно произнесла Гермиона. — Я всё это ненавижу. И Дамблдора, и вас… — она окинула Снейпа полным презрения взглядом. — Мне всегда казалось, что с этим Многосущным зельем не так-то все и просто…

— Это все, что вы хотели узнать, мисс Грейнджер? — тихим, змееподобным голосом поинтересовался Снейп. — Я-то, признаться, думал, что вы здесь затем, чтобы научиться готовить противоядие для Драко. Но, похоже, я ошибся — и вы явились сюда, чтобы кидать мне в лицо необоснованные, голословные обвинения. Увы — меня это не интересует. Можете продолжать, но не требуйте от меня внимания. у меня есть работа поважнее.

Её зацепило это предложение.

— Вы хотите научить меня готовить противоядие для Драко?

— Возможно, придет время, когда вам нужно будет приготовить его, а меня не будет рядом. Я не могу научить Драко готовить его — в конце концов, он слишком болен. Было бы нечестно ожидать от него самостоятельности.

— Нет… ну, конечно… в смысле… Я, конечно, хочу узнать, как оно делается. Очень хочу.

— Вы уверены в этом? — черные глубоко посаженные глаза мрачно буравили ее, сбивая с толку. — Побочные эффекты весьма неприятны, как и приготовление самого зелья. Боль у него будет усиливаться с каждым приемом зелья, ведь оно создано для того, чтоб выжечь яд из его крови. И чем сильнее и концентрированней яд, тем болезненней процесс. Чем больше он принимает противоядия, тем ему больнее.

— Я уговорю Драко принимать его.

— Возможно, вам придется заставлять его…

— Я заставлю его.

— Даже если за каждый раз вам придется бороться?

— Да, — Гермиона с трудом узнавала собственный голос. — Ему нужно противоядие.

— Люди обычно ненавидят то, в чем нуждаются, — холодно заметил Снейп.

Гермиона подняла голову и взглянула на него: бледный, суровый, с глазами, похожими на дупла на этом изможденном лице. Ей была известна природа этой усталости: она пришла из ночей, проведенных в работе над противоядием — пусть неполным, однако, это все, что пока у них было. И еще она знала, что Снейп и сам ожидал, что Драко, скорее всего, отправится за Гарри. Что его нельзя будет удержать. И он передавал ей знания, передавал это противоядие, чтобы, если они уйдут, Драко был бы в безопасности — если такое, вообще, возможно. Так что, в конечном итоге, Снейп заботился о Драко. Пусть чуть-чуть, но заботился. И они делали общее дело. Раньше ей никогда не приходилось делать одно общее дело со Снейпом.

— Меня не волнует, если Драко возненавидит меня, — произнесла Гермиона. — Меня волнует только его жизнь.

Снейп, видимо удовлетворенный её ответом, кивнул. Потом, вернувшись к столу, поднял склянку с черной жидкостью.

— Экстракт паслена, — начал он, — должен быть первым добавлен к измельченной белладонне — именно в таком порядке, чтобы все получилось правильно. Следующий этап — добавление асфоделя — является весьма тонкой процедурой…

* * *

Блез неторопливо путешествовала по владениям Паркинсонов и, наконец, обнаружила Пенси — та, частично одетая, танцевала на длинном дубовом столе в солярии. Подойдя поближе, Блез громко покашляла, однако, Пенси не обратила на нее никакого внимания: заложив руки за голову, она совершала какие-то медленные пьяные движения. Красная блузка сползла у неё с плеч, и со своего места Блез могла заметить, что и чулки тоже поехали вниз. Рядом с Пенси она снова начала испытывать то же, что испытывала все последние дни — подозрение, жалость и досаду.

— Пенси, — позвала она и, не добившись результата, повторила более громко, — Пенси!

Рядом кто-то захихикал. Это был Теренс Хиггс.

— Что, подсадить тебя на стол, а, Блез?

Она прищурилась в его сторону. на пятом курсе, привлеченная его песочными волосами и большими темными глазами, она некоторое время встречалась с ним, прежде чем поняла, что он, как и большинство квиддичных игроков, куда больше интересовался бладжерами, кваффлом и раскатыванием по полю гриффиндорской команды, чем всем остальным.

— Не уверен, что беседа с Пенси может оказаться удачной, — заметил он. — Она выпила пять Поцелуев Дементора. на твоем месте я бы уволок ее отсюда подальше, прежде чем до нее доберутся Маркус и Грегори.

Блез бросила взгляд, следя за его жестом: в дверях стояли Маркус Флинт и Грегори Гойл, наблюдая за Пенси с двусмысленными ухмылочками.

— Фу… Теренс, помоги мне.

Теренс с готовностью приподнял ее на стол, потискав ее бедра. Блез позволила это: услуга за услугу, в конце концов. Удержав равновесие, она сделала несколько шагов и повернулась к нему:

— Отвлеки Грега и Маркуса, дорогой, — она произнесла это тоном, которому научилась от Драко, — многообещающим тоном, за которым на самом деле ничего не стояло. И улыбнулась Теренсу, видя Драко перед своим внутренним взором: начало семестра, солнечный свет, раздевалка у квиддичного поля. Он стоит и ждет, когда она выйдет на игру. Когда она появилась, он протянул ей руку, протекторы на запястьях были еще не застегнуты.

— Застегни, — обратился он к ней, и она сделала то, что он просил, не отрывая взгляда от его глаз. Он смотрел в ответ, позволяя ей разглядывать себя с таким видом, словно делал ей подарок. Забыв о своем раздражении, о его высокомерии, она все смотрела и смотрела на него, любуясь его красотой: светлые волосы, сияющие на солнце, светло-серые глаза, похожие на фоне загорелой кожи на осколки стекла. Она справилась с застежками, и он лишь улыбнулся ей в знак благодарности. — Спасибо.

Ей захотелось что-то сделать для него — вот только она сама не знала, что именно: поцеловать его — нет, этого было явно недостаточно, ей захотелось укусить его руку, причинить ему боль, напугать, заставить отскочить… Чтобы он хоть как-то отреагировал на нее… он был такой далекий, словно находился за стеклянной стеной, сквозь которую она не могла проникнуть, и она подозревала, что все дело было именно в ее безумном желании быть с ним. Потому, что он был недостижим.

От мыслей о Драко у нее по коже опять побежали мурашки. Отвернувшись от Теренса, она двинулась по столу к Пенси, чувствуя, как шпильки впиваются в полированное дерево, и положила ей руку на плечо:

— Пенси, мне нужно поговорить с тобой.

Пенси, пьяно покачиваясь, повернулась к Блез и едва не рухнула на нее — та с трудом удержалась на ногах, схватив повисшую на ней пиявкой Пенси.

— Блез… дорогая… потанцуй со мной, — невнятно промычала Пенси, стиснула своей лисьей лапкой Блез и прижала ее к себе, горячо дыша на нее алкоголем, словно перегретый пунш. — на нас все смотрят, это будет… прикольно…

— Пенси, ты напилась. Впрочем, у меня в любом случае нет никакого желания устраивать тут шоу для Гойла и Флинта.

Продолжая цепляться за Блез, Пенси захихикала. Флинт и Гойл наблюдали за ними взглядами, полными надежды.

Блез закатила глаза:

— А ты в курсе, что в Порочной Ласке за подобные выступление полагается платить?

Пенси нахмурилась:

— Ты такая скучная…

— Ты так говоришь потому, что я не желаю плясать на столе перед вытаращившимися на нас плебеями. Если ты готова унижаться, Пенси, это вовсе не значит, что я тоже этого хочу, — она дернула Пенси за руку. — Пошли, разговор есть. И желательно побеседовать до того, как ты попросишь Гойла испить тоника из твоего лифчика, и я буду вынуждена побить его палкой.

— Никогда бы не попросила Гойла пить тоник из моего лифчика, — возразила, икая, Пенси. — Флинт прикольнее…

— Они оба совершенно омерзительны, и я была бы потрясена, если бы ты смогла в твоем нынешнем состоянии отличить одного от другого. Ну же, Пенси, спускайся, не заставляй тебя стаскивать.

Для того чтобы стащить Пенси со стола и поставить на ноги, всё же потребовалось грубое мужское вмешательство. Блез спрыгнула сама, она уже была сыта по горло цепкими нахальными пальцами Теренса. Толкая Пенси перед собой, она, не обращая внимания на его нескромный косой взгляд, прошла мимо, миновала Креба и Гойла и двинулась в маленькую спальню.

Закрыв дверь, Блез указала своей палочкой на Пенси:

— Sobrietus! — Пенси рухнула на кровать, словно Блез ее ударила, и закрыла лицо руками.

Блез засунула палочку обратно за резинку чулка и скрестила руки на груди:

— Сядь, Пенси.

Пенси медленно поднялась. Вид у нее был помятый, помада разъехалась по всему лицу, голос сел и напоминал некрасивое рычание. Однако она была трезва, как стеклышко.

— Корова, — возмутилась она, — зачем ты это сделала?

— Мне казалось, что это просто необходимо: во-первых, мне нужно было с тобой поговорить, а, во-вторых, судя по всему, это не произошло бы раньше, чем ты не продемонстрировала бы свои трусы всем слизеринским семикурсникам.

— Не всем семикурсникам, — ядовито возразила Пенси. — Только парням.

— Не знаю — не знаю. Ты что-то слишком меня лапала. Нет, я тебя вовсе не обвиняю: наверняка сейчас, когда твой дружок исчез с лица земли, ты чувствуешь себя такой одинокой…

Пенси отчаянно покраснела.

— Рон Уизли мне не дружок.

— Конечно-конечно, ты права, — с готовностью согласилась Блез, — ведь он бы тебя и пальцем не тронул, если бы знал, кто ты есть на самом деле.

Пенси усмехнулась.

— Ну, если сравнивать с тем, чем там трогал тебя Драко… Словно никто из нас и не знает, что он ходил с тобой только затем, чтобы никто не заметил, что он, на самом деле, пытается залезть в трусы к этой ужасной гриффиндорке…

Блез расхохоталась.

— Что смешного? — Пенси поморщилась и приложила руку к голове.

— Ничего. Продолжай, Пенси, я убеждена, что Драко уже давно решил вопрос с трусами.

Пенси пожала плечами.

— Ну, я бы не была так убеждена. Он ведь у нас всегда так правильно относился к грязнокровками и маглолюбцам — но мне кажется, что иногда чистокровному волшебнику просто хочется вываляться в грязи; ему нравится все мерзкое, тошнотворное…

Блез прислонилась к двери.

— А как там насчет Рона Уизли? Тебя от него не тошнило?

Пенси вздернула подбородок:

— Он чистокровный волшебник. Его кровь такая же голубая, как и кровь Драко. Просто он беден. И ты должна об этом знать, Блез.

Губы Блез изогнулись в улыбке.

— Ты влюблена в него.

Пенси опустила глаза к своим рукам:

— Ничего подобного.

— О, да. Влюблена, — Блез пересекла комнату и подошла к Пенси, глядя сверху вниз на ее макушку — спутанные каштановые волосы, растерявшие все свои блестящие заколки. — Что ты дала ему, Пенси? Там было так мало защитных заклинаний для всех нас, а ты бы не оставила его беззащитным, особенно, если ты его любишь. Так как ты защитила его?

— Не твое дело, — отрезала Пенси.

— Мое. Я помню, что ты просила одну из моих лишних заколок — помнишь, как ты взбесилась, когда я тебе отказала? Но ведь ты знала — существует строгий запрет на защиту тех, кто не входит в наш круг. Подозреваю, ты именно так и поступила. Уизли знает, что конкретно ты ему дала?

Губы Пенси задергались, казалось, она сейчас займется любимым делом — зайдется в приступе мстительных рыданий. Но Блез даже не задумалась об этом: какие-то полузабытые образы вдруг всплыли у нее в памяти и начали быстро-быстро складываться в единую картинку.

Она вспомнила рухнувшую с метлы Джинни Уизли — во время последнего матча по квиддичу она пролетела мимо брата. Вспомнила Невилла Лонгботтома, пытающегося привлечь всеобщее внимание к пропаже своей жабы. Вспомнила, как сидела у кровати Малькольма в лазарете, и тот пытался вспомнить, что произошло; тогда он еще сказал, что последнее, что он помнил перед тем, как отрубиться, — это то, что он зашел в комнату старост…

— Черт возьми, Пенси… Это же так рискованно… Да ещё в школе… Так ты сама её убила? Как ты от неё избавилась? Как избавилась от улики?

Пенси резко вскинула голову, вздернутые губы обнажили мелкие острые зубы:

— Заткнись, Блез, ты ничего не знаешь…

— Я знаю достаточно! — взбешенно перебила ее Блез.

— Я тоже, — Пенси вскочила на ноги и стояла, сжав кулаки. — Я заметила, что ты что-то перестала носить свои заколки, Блез, дорогуша, — прошипела она. — Я-то все гадала, куда они подевались? Я бы сказала, что ты отдала их своему Драко, любимому Драко — этому предателю, этой крысе, этому любителю грязнокровок. Ты ведь прекрасно знаешь, почему они ему не предназначались: он больше не один из нас. Ты что-то там говорила про то, что я влюблена? Думаешь, я не видела, как ты пялишься на него, когда он на тебя не смотрит? Может, он тебе и платил, но для тебя это стало реальностью, правда, Блез? Смейся надо мной, сколько хочешь, надо мной и Роном — зато он хотел быть со мной…

— Да он даже не знал, что это ты!

— Зато я дала ему лучшую защиту! — взорвалась Пенси, раздуваясь от ярости. — Ты не можешь защитить Драко — ему не жить — я слышала, как это говорил мой отец: он умирает и тут ничего нельзя поделать. И я этому рада! У тебя всегда были те парни, которых ты хотела, — тебе было достаточно улыбнуться, посмотреть на них — и они сами падали к твоим ногам. Но ты хотела его. А он никогда не хотел тебя — ты же видела, что он постоянно смотрит на гриффиндорский стол, также как и я… А теперь он умирает, а ты так его и не заполучила — и я этому безмерно рада: надеюсь, что тебе больно, что это разобьет тебе сердце, если, конечно, оно у тебя вообще есть…

Пенси задохнулась и замолчала. Она стояла, всё ещё сжимая кулаки, по её щекам лились слезы.

— О чем ты? — тихо спросила её Блез. — Что ты такое говорила про Драко? Что с ним должно произойти?

Пенси подняла на нее мокрое от слез лицо. Её губы сжались в ниточку.

— Ты что — ничего не поняла? Это уже произошло.

Блез стояла, не сводя с нее глаз.

— Ты не в силах ему помочь, — сказала Пенси. — Ты даже себе не в силах помочь, — оттолкнув Блез, она вылетела из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.

* * *

Много-много веков назад, в стародавние времена среди сливок волшебного общества, в семьях, которые блюли традиции, было такое правило: при отправке письма птицу для доставки подбирали соответственно вести. Белая птица несла послание о мире и дружбе, красная — любовное письмо, черная — весть о мести, коричневая — мирные предложения, синяя — сообщение о победе, а серая — извещение о поражении или смерти.

Сейчас в окно замка влетела коричневая сипуха в металлическом ошейнике. в замке было приятно тепло, воздух трепетал от легких движений ее крыльев, она заскользила по коридорам, вдоль лестниц, пока не нашла небольшую комнатушку и мальчика внутри.

Он сидел, привалившись к стене и согнув ноги, уткнувшись светловолосой головой в коленки и обхватив себя руками. Он распространял вокруг себя какой-то серебристый свет… впрочем, возможно, это был вовсе и не свет.

Сова приземлилась у левой ноги Драко Малфоя и тихонько ухнула.

Драко очень медленно приподнял голову и взглянул на птицу. Он просидел в этой позе так долго, что тело затекло — даже легкое движение причинило боль его окоченевшим мышцам.

В подсознании мелькнуло удивление: как же птица ухитрилась найти его — ему казалось, что его никто не должен обнаружить. Впрочем, это была одна из отцовских сов, привычная к малфоевской крови… да и, к тому же, это были лучшие совы, которых можно купить за деньги.

Он потянулся к птице, собираясь отвязать письмо — то, что он держал в руке, упало на пол с металлическим лязгом, когда он потянулся к птице. Рука страшно болела, ему пришлось предпринять не одну попытку, прежде чем удалось отвязать и распечатать письмо. Позже ему пришло в голову, что для этого дела он мог бы использовать и другую руку.

Свет, льющийся сквозь узенькое окошко над его головой, тускнел.

Скоро сумерки.

Драко вытянул ноги, не обращая внимания на боль в затекших суставах, и расстелил на коленях письмо.

«Драко,

он бросил тебя — впрочем, как я и ожидал. Кажется, я тебе однажды говорил, что ты поменял свое предназначение, свою судьбу на дружбу мальчишки, которому ты никогда не нравился, — однако ты посчитал это лучшим выходом и вышвырнул свою жизнь на помойку. Ты никогда ни в чем не знал меры.

Впрочем, я бы не стал тебе писать только ради упреков. Северус не найдет необходимого противоядия, могу заявить это тебе, положа руку на сердце. Единственное, что может спасти тебе жизнь, — возвращение ко мне. Я — твой отец. Я однажды дал тебе жизнь и готов снова это сделать. Темный Лорд поклялся мне, что сам проследит за тем, как все будет сделано, — и точно, при помощи Четырех Благородных Предметов это можно совершить.

В обмен на мою помощь, я ожидаю от тебя непоколебимой верности и послушания. Если на это ты найдешь причины — в чем я не сомневаюсь — пошли мне обратно то кольцо, что ты однажды получил от меня, знак нашей фамилии. Таким образом, ты дашь мне понять, что ты пришел в сознание, и к тебе вернулась фамильная гордость. И ты готов снова занять своё место в наших рядах.

Решай быстрее, Драко, у тебя не так-то много времени. Выбор предельно прост и ясен. Когда мы говорили с тобой в последний раз, мне показалось, что у тебя мелькнула мысль о существовании чего-то, за что стоило бы умереть. Ты всё ещё можешь повторить это?

Твой отец,

Люциус Малфой.»

Драко сидел, не сводя глаз с письма. Потом потер рукой — в синяках и грязи — глаза и снова перечел письмо. Затем перевернул пергамент и, вызвав к себе перо, чем-то, что напоминало серебряные чернила, написал несколько коротких фраз.

Однако, это были вовсе не чернила.

«Дорогой отец,

ты продемонстрировал мне, что можешь заставить меня умереть.

Но это всё, что ты можешь заставить меня сделать.

Драко.»

Физическая боль от написания была настолько невыносима, что его только и хватило на пару строчек, хотя, честно говоря, Драко было, о чем поговорить. И он бы услышал ответ от отца — он был в этом совершенно уверен. Письмо являлось пробным шаром в приближающемся и весьма неприятном обмене. не то, чтобы это сильно заботило Драко: по сравнению с письмом, полученными днем, письмо отца было таким же нежным, как поглаживание по голове.

Он привязал письмо сове на лапу и проводил её взглядом, когда та выпорхнула в открытое окно и полетела по ждущему сумерек небу.

* * *

На Кингс-Кроссе Гарри быстро прикинул, что ему делать со своим багажом: ему совершенно не улыбалось целый день таскаться по Диагон-Аллее с огромной сумкой, вмещающей половину его пожитков. Особенно после того, как он сообразил, что слова ЛОВЕЦ ГРИФФИНДОРА, вышитые на ней желтыми нитками, никуда не делись. с этим, определенно, надо было что-то делать. Гарри вспомнил слова Драко «Не судьба тебе сохранять инкогнито» и мрачно передернул плечами.

Истратив последние маггловские деньги, он сдал свой багаж в камеру хранения, и теперь ему предстояла пешая прогулка до Дырявого Котла — но Гарри совсем не возражал, это бы помогло окончательно проснуться. Вытащив Зубозастревательный батончик, он запихал обертку себе в карман, чтобы внимание маггловских носильщиков не привлекли движущиеся волшебные картинки, и задумчиво грыз шоколадку всю дорогу к выходу.

Эскалатор вез Гарри мимо зеркальной стены, глянув в которую, он не сразу себя узнал. Из зеркала на него взирал паренек в маггловской одежде — джинсах, кроссовках, непромокаемой куртке поверх белой футболки, с лохматыми черными волосами и непривычным — словно обнаженным — лицом без очков. А вся эта одежда, вытащенная с дальних полок его чулана, выглядела как-то очень агрессивно-маггловской, напомнив Гарри себя самого в те времена, когда он жил с Дурслями, и когда мечтал любыми способами вырваться из мира, которому тогда принадлежал. Того Гарри, который, обретя мир, о котором он мечтал, покинул его. Покинул — ради того, чтобы спасти. И ещё одно: сейчас он выглядел куда юнее и беззащитнее.

Без мантии, без палочки в руке, без шрама и герба факультета он стал обычным мальчишкой — чем-то средним между неуклюжим подростком и беззащитным ребенком. Мальчишка с шоколадным батончиком в руке. А ведь он собирается спасти мир.

Неожиданно его пронзило желание, чтобы Драко был здесь и сказал ему, какой же он болван.

Ведь он решился заняться спасением мира не по собственному желанию — он был рожден для этого, избран для этого. Кровь, наследственность и выбор — и он стал такой, какой он есть. Каждый выбор, сделанный им на предыдущих этапах, привел его сюда и вел дальше — туда, куда он направлялся. И не имело никакого значения, что он выглядел как подросток: он был куда больше этого, и уже умел это принимать.

Поттер, ты дурак, — сказал он сам себе, вышвыривая недоеденную половинку шоколадки в ближайшую урну, когда эскалатор доставил его наверх. — Все эти годы ты топтался вокруг, изображая из себя Избранного, а теперь пытаешься выйти из игры? Может, сделать тебе табличку «Гарри Поттер, Спаситель Мира», которую ты бы мог приспособить у себя на дворе, чтобы случайно не забыть?

Голос в его голове звучал чуть протяжно и, хотя Гарри и знал, что его внутренний монолог прозвучал совсем не так забавно, как это сказал бы Драко, он всё же слабо улыбнулся сам себе, покидая вокзал. Это помогло несильно.

* * *

Было три пополудни, когда Гермиона закончила с уборкой в гриффиндорской гостиной. Уже минуло несколько часов, как они со Снейпом закончили работу в подземелье. Он заставил ее пятикратно приготовить противоядие, пока не убедился, что она прекрасно овладела методикой. А Гермиона даже получила от этого занятия некое удовольствие. Ей всегда нравилось полностью растворяться в поисках решения какой-либо задачи. Уже после того, как она, с коробкой, набитой компонентами для приготовления противоядия, вышла из подземелья, она обнаружила, что Драко так и не объявился.

Она дважды безуспешно обшарила весь замок. Слизеринские подземелья были пусты, она колотила в дверь Драко — и не получала никакого ответа. Мадам Помфри была крайне раздражена ее неоднократными приходами в лазарет и слезливыми вопросами о Драко. А с Филчем она просто поругалась, явившись к нему в кабинет с мольбами о помощи. Он послал ее подальше. Она бы отправилась к Дамблдору, но Филч проворчал, что того как раз вызвали по делам Министерства.

Переполняясь отчаянием, она взялась за уборку гостиной, надеясь, что это поможет ей прийти в чувство. Ей не хотелось думать ни о Драко, ни о Гарри. Значит, ей следовало чем-нибудь заняться. Иначе бы она просто не выдержала.

Уборка заняла меньше времени, чем она предполагала. Наложив последнее Заклятье Reparo на разбитую лампу, Гермиона поднялась на ноги и…

…и почти выронила палочку, когда портрет отодвинулся и в гостиную вошел Драко.

Не в силах сообразить, что делать, она потеряла всякую способность двигаться — просто стояла и смотрела на него. А он, засунув руки в карманы и чуть ссутулившись, вопросительно смотрел на нее. Она не знала, чего ждать: наверное, у него должны были быть какие-то признаки внутренней боли и смятения после всего того, что случилось. Будь это Гарри, все можно было бы прочитать на его лице. Но лицо Драко было совершенно непроницаемым.

Он выглядел… совершенно обычно. Аккуратные ярко-серебристые пряди, безупречно чистая и элегантная одежда. Единственное, что было странным, — так это перчатки на руках: в комнате было достаточно тепло, и она не могла понять зачем ему понадобилось надевать перчатки в закрытом помещении. Хотя, вероятно, он только что пришел с улицы. Возможно, он прошелся вокруг озера, чтобы привести мысли в порядок. А может, и нет. Может, он скакал по подземелью, сжигая все, что напоминало ему о Гарри.

— Ой, Драко, — наконец, произнесла она. — Где ты был?

— Думал, — ответил он, плюхаясь в кресло перед огнем и забрасывая свои длинные ноги на оттоманку, что стояла у самого камина. — И ещё немного побеседовал со Снейпом.

Гермиона подошла и присела напротив, по-прежнему не сводя с него глаз.

— Ты принял свое противоядие? — спросила она, стараясь, чтобы тревожные нотки не прозвучали в ее голосе.

Он приподнял свою серебристую бровь.

— Ну, конечно. Разве были причины, чтобы я не сделал этого? — он протянул руки к огню, но, заметив взгляд, который она бросила на его перчатки, тут же спрятал их. — Думаю, нам стоит обсудить план нашей игры.

— План игры?

— Да. Я думаю, мы должны найти Поттера. Что скажешь?

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она была готова к бессвязным возбужденным вскрикам, к истерике… и совсем не ожидала увидеть Драко таким: спокойным, рассудительным, даже слегка скучающим. Словно его лучшие друзья ежедневно бросали его, спеша навстречу смерти, оставляя после себя письма. Письма, в которых говорилось, что все те простые и ужасные вещи, которые могли только прийти ему в головы, — все эти вещи являются правдой. Она увидела, что Драко расстроился от этого не больше, чем от заусеницы. А ведь об истерике, устроенной им на шестом курсе по поводу неудачной стрижки, ходили легенды. Указывая на следы пламени на стенах подземелья, люди рассказывали об этом друг другу, испуганно понижая голос.

— Да, он не хочет, чтобы за ним шли. Я это понял. И в обычной ситуации я бы сказал, что мы должны позволить ему сделать это. в конце-то концов, похоже, что он вполне контролирует ситуацию, правда? А героическое спасение кого-то, кто в спасении не нуждается, выглядит, по меньшей мере, неловко.

— Э-э-э… — Гермиона не могла отыскать слова.

— Представь: ты говоришь кому-то: «Вот, мы явились, чтобы тебя спасти», а тебе отвечают: «Да, я всего лишь вышел выпить пинту пива и подумать о своем…» и тут начинается неловкость и извинения, твой день летит коту под хвост… мне что-то нехорошо… Фу, — прикрыв глаза, он некоторое время глубоко дышал. — Это противоядие — меня от него слегка тошнит. Прошу прощения. на чем я остановился?

Date: 2016-07-18; view: 232; Нарушение авторских прав