Глава 10. Падение манит 8 page

— Ослепнет, — повторил профессор, словно произнося приговор. — Далее процесс будет развиваться стремительно: ему будет все труднее и труднее оставаться в сознании, пока он окончательно не погрузится в кому, в которой и будет пребывать до смерти — думаю, не более нескольких дней. Возможно, вы будете рядом, чтобы держать его за руку в миг его ухода — однако, зная вас, я сомневаюсь — впрочем, все равно смысла никакого в этом не будет, он все равно не будет знать об этом. И затем он умрет. И вот, — голос Снейпа понизился на октаву, — о чём я хочу спросить: значит ли это что-то для вас, Поттер, или же вы принимаете все происходящее как последствия, вытекающие из вашей собственной глупости?

Гарри по-прежнему держался за угол стола, перед глазами всё плыло.

— Вы не понимаете, — невнятно произнес он, — я должен что-нибудь сделать…

— Вы уже достаточно сделали, — голос Снейпа перерезал его, как перерезает нить отточенный нож. — Возможно, против заклинания, первоначально связавшего вас с Драко, вы были бессильны, однако его желанию всюду следовать за вами вы могли бы и сопротивляться. И то, что человек готов пойти за вами в ад, вовсе не значит, что его непременно нужно туда отправлять.

Гарри захлопал глазами на Снейпа.

Что-то дернуло его, что-то коснулось памяти — полусон-полуявь. Он проглотил комок в горле.

— Профессор, — Гарри слышал неуверенность, звучавшую в его словах. — Я никогда не хотел причинять ему боль. Никогда. Я всегда…

— Просто, вы никогда не изволили об этом задумываться, — жестко возразил Снейп. — Сколько времени прошло, прежде чем вы обратили внимание, что он болен? Он просил меня не говорить вам об этом, чтобы не портить свадьбу. Я воздержался от заявления, потому что не был уверен. И, тем не менее — я все увидел на его лице, хотя наш разговор был предельно краток. на его лице лежала тень приближающейся смерти. Где были ваши глаза, Поттер, если вы ничего не заметили? Ведь вы при всех звали его своим другом, братом. А теперь, как я полагаю, вы потащите его за собой в эту безумную гонку за Вольдемортом…

— Нет, — Гарри уже трясло. — Нет, я сказал, что не возьму его и никуда не пойду, пока ему не станет лучше…

— Он уже упаковал свои вещи. Вы знаете об этом? Я нашел сумку у его кровати сегодня утром. Останься вы здесь, чувство вины убьет его — ведь он будет считать себя якорем, не позволившим вам двинуться в путь. Уйдете без него — он убьет себя, пытаясь последовать за вами. у него так мало сил…

— Я бы ни за что не оставил его, пока он умирает! — яростно воскликнул Гарри, вскидывая голову. — Никогда. Но вы мне не оставили выбора — ни единого чертового шанса — остаться мне? Идти? — не имеет значения, и что, по вашему мнению, мне делать?

Снейп стоял и смотрел на Гарри, прищурив глаза, и Гарри видел в них — под этой насмешливой, проржавевшей его частью, полной пренебрежения, — настоящую заботу о Драко, желание всеми силами сделать так, как тому будет лучше. И Гарри не мог эту часть Снейпа прогнать, отпихнуть или же откреститься от неё, ведь сейчас он испытывал те же самые чувства.

— Лично я собираюсь найти противоядие, — объявил, наконец, Снейп холодным, однако, — впервые за все это время — мягким голосом. — И когда я найду его, я приду и скажу об этом вам. И вы, Поттер, вы должны уйти. Без Драко. Это финальная битва, это заключительная схватка — это только ваше дело. Если остальные ваши друзья глупы настолько, чтобы желать последовать на неё вслед за вами, — это их право. Но Драко необходимо время — и чтобы поправиться, и чтобы отдохнуть, и чтобы побыть одному. с самого дня своего рождения он был игрушкой в чьих-то руках — его использовали другие люди по своему собственному усмотрению: отец. Слизерин. Мы. Потом вы. Любовь ли, ненависть ли лежит в основе этого — значения не имеет, смысл от этого не меняется. Оборвите все ведущие к вам нити, пусть он сам решит, чем и кем он хочет быть. Сделайте так — и, возможно, я поверю, что вы не такой, как ваш отец. Сделайте так — и, возможно, я поверю, что вы и вправду его друг, что не считаете его просто принадлежащей вам вещью.

Весь мир остекленел для Гарри. Он взглянул на Снейпа — словно сквозь него — он взирал на мир слепыми глазами, видя суть только что произнесенного мастером зелий. Да, всё именно так:, именно так к человеку приходят самые жуткие новости, именно так воплощаются все наихудшие страхи и опасения, именно так наносится удар в самое сердце: словно тебя приветствует старый друг. А, ты тут… Я знал, что ты придешь. Я ждал тебя.

— Ладно, — Гарри сам испугался отчетливости и звонкости собственного голоса. — Хорошо, я смогу это сделать.

Снейп взглянул на него с таким видом, что, случись это в другое время и в другом месте, Гарри бы обрадовался.

— Вы уверены? Это вряд ли будет так просто.

— Отыщите противоядие, — Гарри едва понимал произносимые им слова. — Этого не могу ни я, ни кто-либо другой — только вы. Меня не волнует, легко ли это… Я просто… — Гарри осекся и крепче вцепился в стол, чтобы удержаться на ногах. Сердце билось у него в груди — сильно, болезненно, он ощущал, как оно колотится о ребра. — Вы не любили моего отца. Вы считали его эгоистом. Однако, вы не говорили, что он был лжецом. Он умел держать слово. И я тоже сдержу свое обещание. Я пообещал — и я сделаю. Найдите противоядие, и я…

— Мы не на рынке, — строго перебил его Снейп. — Я собираюсь найти противоядие вне зависимости от того, сдержите вы свое слово или нет, мистер Поттер. А лгун вы или нет — что ж, поглядим.

— Мне все равно, что вы думаете обо мне, — Гарри подался прочь от стола и распрямился. — Я не так много думаю о вас. Возможно, вы правы — и мне ненавистна мысль об этом. А может, всё наоборот. У меня нет выбора, и я сделаю это. Но не ради вас, — Гарри вскинул голову и в упор взглянул на Снейпа. И в первый раз за всё время этого долгого и неприятного для обоих сторон знакомства Снейп первым отвел глаза. — И вы знаете, почему, — прошептал Гарри и отвернулся прочь.

Выходя за дверь, он почти ждал, что Снейп окликнет его. Но тот молчал.

Гарри шел по коридору, когда вдруг почувствовал себя дурно. Он метнулся к ближайшему окну, распахнул — и его вывернуло наизнанку прямо в этот холодный зимний воздух.

* * *

Свет заката медленно вполз в лазарет, окрасив алым все вокруг, — так неспешно струится и вьётся в воде кровь. За окнами, выходящими на запад, по розово-серому небу гнались друг за другом полосатые золотисто-черные нити облаков, небо засыпало пеплом, в котором сверкали последние искорки уходящего дня. Это был удивительно красивый закат, но Гарри было совершенно не до него.

Он стоял в центре комнаты, со всех сторон залитый кровавым светом. Все кровати были пусты — за исключением той, на которой съжившейся тенью лежал Драко.

В лазарете было зябко, между кроватей гулял сквозняк, шепча Гарри о его недостатках, о слепоте, об ошибках. Ему ужасно, ужасно хотелось, чтобы сейчас с ним рядом была Гермиона — но как он сможет передать ей то, что сказал ему Снейп? Да она просто возненавидит его за это, это разобьет ей сердце.

Он хотел, что сейчас его поддержал Рон — но Рона рядом не было, и это тоже было его собственной ошибкой. Тогда, может, Сириус? Но Сириус постарается удержать его от того, что он задумал. Родители? Они были мертвы.

Ему хотелось, чтобы рядом был Драко — хотелось так яростно, что даже само ощущение того, что он рядом, давало ему то, что больше он не мог получить ниоткуда. Это неуемное желание и заставило его замереть посреди комнаты — лишь через какое-то время он понял, что может просто подойти к постели Драко, а не кинуться на него и начать немедленно будить. Он хотел утешений, он хотел объяснений… он просто хотел, чтобы этот чуть растягивающий слова голос уверил его, что на деле всё обстоит совсем не так плохо.

Всё было просто ужасно. И он сам вывел их всех на эту тропу.

Гарри вышел из пятна света и приблизился к кровати, на которой спал Драко. Грудь его вздымалась и опадала и вместе с ней чуть колыхалось одеяло — в остальном же он был совершенно неподвижен, глаза — крепко закрыты, щека покоилась на согнутой руке.

Гарри часто просыпался, видя около себя сидящую Гермиону, — она подпирала щеку ладонью и смотрела на него. у него не сохранилось нежных детских воспоминаний о склонившихся над его кроваткой родителях, взирающих на него с любовью, — ему всегда казалось это странным — зачем так делать? в чем смысл разглядывать кого-то, кто спит? Но теперь — теперь он понял: сон ничего не добавил на лицо Драко, напротив, очень многое забрал — беззаботность и насмешливость, постоянное напускное оживление, при помощи которого он пытался отвлечь окружающих от чего-то еще… Теперь, когда ничего этого не было, Гарри мог увидеть какую-то удивительную уязвимость, проявлявшуюся в моменты пробуждения, — гневом, молчанием и даже какой-то застенчивостью. Теперь сквозь прозрачную кожу он мог видеть голубые ниточки вен на висках, бегущие к векам, мог видеть синие круги под глазами.

Гарри тихо опустился на корточки и облокотился на матрас, слушая тихое, сонное, мерное дыхание Драко, чувствуя всю глубину его сна, всю силу его усталости, стиснувшей его своими черными кольцами… Гарри был рад этому — он хотел быть с Драко и, в то же время, хотел остаться один. Гарри чувствовал важность этого момента, чувствовал, что сейчас принятие какого-то ужасно важного решения зависит только от него.

Твой отец велел представить, каково мне будет, если ты умрешь, — подумал Гарри, словно разговаривая с Драко и прекрасно понимая, что тот не может сейчас слышать его. Ему казалось, что сквозь все эти покрывала он может видеть и слышать биение сердца Драко — вдвое быстрее, чем его собственное.

— Он сказал, чтобы я представил это, — я попытался и не смог. Я все думал, что просто потому, что не захотел, но нет, теперь я понимаю, что причина была не в этом. Причина в том, что ты сейчас стал мной в гораздо большей степени, чем я сам. Потеряй я тебя — и я больше не смогу существовать по-прежнему, я стану кем-то другим, кем, как я надеялся, я никогда стать не должен. Я надеялся на это, я не хотел им становиться. с тех пор, как я узнал тебя, я изменился. Я стал лучше. Сильнее. И все — благодаря тебе. И я должен тебе отплатить сторицей…

Драко заворочался, и Гарри отпрянул назад — но тот только еще глубже зарылся в подушки. Гарри снова присел обратно, качнулся вперед и положил голову на руки. И прикрыл глаза.

Дядя Вернон и тетя Петунья никогда не приучали его к молитве — в церковь они ходили редко, да и никогда и не брали его с собой. Просьбы и мечты о вмешательстве неких божественных сил были ему чужды. Но в минуты отчаяния каждый начинает молиться, находя на это силы в глубинах своей души, — и Гарри вовсе не был исключением. Он умолял о помощи судьбу и провидение, насколько позволяла его измученная душа.

Пусть только Снейп найдет противоядие, — умолял он, — и я больше никогда ничего не попрошу. Я сдержу своё обещание — я отойду от Драко как можно дальше, чтобы никогда больше не причинить ему боли. Пусть Снейп отыщет противоядие — и я сам отправлюсь за Вольдемортом. Я уничтожу его, потому что именно ради этого я и родился, хотя до сил пор был слишком труслив, чтобы выполнить свое предназначение. Думаю, что именно этого ты и хочешь от меня, — именно это и должно стать моим наказанием за совершенную ошибку.

Пожалуйста, дай мне только один шанс. Накажи меня, но только как-нибудь по-другому. Потому что, если ты сделаешь это со мной сейчас, я больше никогда ничего хорошего сделать не смогу — ни себе, ни кому-либо другому.

Перед зажмуренными глазами Гарри вдруг что-то ярко вспыхнуло — он удивленно вскинул голову — лазаретные факелы зажглись в преддверии приближающегося вечера, залив палату теплым желтоватым светом. Гарри заморгал, полуослепнув от яркого света, и услышал, как рядом заворочался и завозился Драко, прикрывая лицо подушкой. И вдруг подушка чуть соскользнула в сторону и из-под нее, прикрытый спутанными светлыми волосами, показался любопытный серый глаз. Гарри почувствовал себя ужасно неловко.

— Поттер? Ты? — сонный, чуть хрипловатый ото сна голос Драко был чуть приглушенным и лишенным привычных протяжных ноток.

— Э… ну да, — кивнул припертый к стенке Гарри.

— А, — Драко присмотрелся к нему повнимательнее, — как дела?

Глубоко вздохнув, Гарри собрался с силами и соврал:

— Да вот заглянул узнать, не хочешь ли ты, чтобы я принес тебе что-нибудь поужинать.

— Нет, я слишком устал, — тихо ответил Драко и Гарри снова услышал слова, что прошипел ему Снейп: усталость, вялость, изнеможение. Слепота.

— Прости, что разбудил тебя, — ровным голосом ответил Гарри. — Хочешь опять поспать?

— Хм-м… — призадумался Драко. — А ты посидишь?

Гарри снова вздохнул и снова соврал:

— Да, я останусь.

— Хм-м… — Драко тут же нырнул обратно в сон, упав на спину и стиснув руками подушку. Взглянув на него, Гарри резко отвернулся от него, переполненный отвращением к собственной лжи, в капкан необходимости которой он угодил. Опершись спиной о кровать, он сел на пол и обхватил руками согнутые колени.

Он не знал, сколько просидел так — но достаточно долго, чтобы ноги начало сводить от холода, идущего от каменного пола. Достаточно долго, чтобы за окнами сгустилась темнота. Достаточно долго, чтобы факелы потускнели — в замке наступила ночь.

Он все сидел и сидел, краем уха слушая дыхание Драко и прислушиваясь к звукам в своей собственной голове, заблудившись в мыслях и раздумиях, — так что к действительности его вернул звук распахнувшейся двери: в лазарет вошли Дамблдор и Снейп.

* * *

— Джинни? Джинни, ты тут?

Симус стоял у закрытой двери, ведущей в спальню девушек-шестикурсниц. Он уже стучал и звал её минут пять, но всё безрезультатно, он даже начал себя чувствовать совершенно по-дурацки. Вернее, он начал чувствовать себя так уже давно, однако, теперь это чувство на редкость упрочилось. Все портреты, висевшие по стенам вдоль коридора, внимательно за ним наблюдали. Ему было очень неловко.

— Джинни… — он опустил руку. — Ладно, я всё понял. Тебя там нет. Или ты есть, но не хочешь со мной разговаривать. Ну, и ладно. Я просто пришел сказать тебе, что…

Симус замолчал. И, правда — что же он хотел сказать? Что сожалеет о том, что является такой ужасной скотиной? Ничего подобного, он был уверен, что поступил правильно. Более того, он был уверен — ещё ночь под одной крышей с Драко Малфоем — и убийства не миновать. А впрочем, все это ничего не стоило: Джинни, вообще, вряд ли замечала, есть он рядом или же его нет…

— Я хотел сказать, что уезжаю, — закончил Симус. Я надеялся попрощаться с тобой — ну, просто — попрощаться. Я вовсе не сержусь и…

— Йо-хо! — раздался слева какой-то возглас.

Симус подскочил.

По левую руку от двери висел портрет ведьмы в светло-зеленой мантии с косматой шевелюрой и глумливой физиономией.

— Знаешь, там никого нет, — мотнула она головой на дверь. — Хотя приятно было слышать, что ты не сердишься. Есть кто-то конкретный, кому ты это сообщаешь, или ты все это говоришь просто потому, что ты такой милый и хорошо воспитанный паренек?

Симус пропустил этот вопрос мимо ушей:

— Вы не видели Джинни Уизли — рыжеволосую девушку? с шестого курса?

— О, я знаю ее, — улыбка девушки с портрета стала шире. — Просто интересно: ты не Драко Малфой?

— Слава Богу, нет, — отрезал Симус. — А что? Он сюда ходит?

— Увы, нет, — вздохнула девушка, закатив глаза. — Я просто столько о нем слышала… Все шестикурсницы только о нём и говорят. Вот я и подумала, может ты — это он и есть — светловолосый, симпатичный, и все такое… Но, увы, ничего не вышло…

— Вот и я тоже так думаю, — ответил Симус.

— А ты не знаешь, где он может быть?

Симус мысленно досчитал до десяти, но это не помогло.

— Наверное, занимается онанизмом в ванной на третьем этаже, любуясь на собственную фотографию.

— Да, ну? Правда? О, спасибо! — девушка на портрете просияла и куда-то рванулась, исчезнув за рамой.

Симус закатил глаза и прислонился к стене. Он был даже рад, что уезжает. Его снедало невероятное желание швырнуть портрет на пол и потоптать его ногами — что было на него совершенно не похоже: он всегда был спокойным, всегда мог держать себя в руках. Сейчас он ещё сильнее захотел уехать отсюда.

Однако, еще сильнее он хотел попрощаться с Джинни перед отъездом.

Поколебавшись, он сунул руку в карман и вынул оттуда какой-то поблескивающий предмет — золотую стрелку на цепочке. Вторая половинка Следящих чар была на браслете у Джинни. Он хотел отдать ей это перед отъездом и все объяснить, считал, что ему необходимо это сделать.

В его голове снова прозвучали сказанные Драко слова: «Тогда, может, ты скажешь мне, зачем наложил Следящие Чары на браслет, что подарил ей?» Он постоял, не сводя глаз со стрелки на ладони. Наверное, не будет ничего страшного, если он воспользуется этим? Ведь это в последний раз… Она ведь, наверняка, где-то рядом. И ни о чем не догадается…

Он поднял руку, и стрелка закачалась на своей цепочке.

— Укажи мне…

Стрелка начала вращаться.

* * *

Гарри инстинктивно накинул на себя плащ невидимку, лишь только увидел Снейпа и Дамблдора, входящих и закрывающих за собой дверь, и укрылся за ближайшим стулом, прислушиваясь к приближающимся к кровати Драко шагам.

Будь это один Дамблдор, Гарри бы не стал прятаться, но Снейп… — у него сейчас просто не было сил снова разговаривать со Снейпом. Он не был уверен, что способен выдержать не то, что разговор, — даже взгляд Снейпа. Он боялся, что его снова стошнит. Или еще чего похуже.

Он замер, глядя, как Дамблдор подошел и мрачно взглянул на Драко. Через миг к нему присоединился Снейп. на его худом лице застыло совершенно непроницаемое выражение.

— Разбудишь его, Северус? — нахмурился Дамблдор. Его светло-синие глаза за знакомыми очками больше не мерцали. Дамблдор казался усталым и старым.

— Я надеялся, что он еще не пользовался Усыпляющим зельем, что я дал ему. Хотя, с другой стороны, на его месте я бы прибегнул к его помощи.

— Возможно, стоит его разбудить, чтобы сообщить о вашем успехе?

Эти слова пронзили Гарри, как огненная стрела. Все его тело напряглось, а мысли вернулись к собственному отчаянному шепоту в темноте: «Пусть только Снейп найдёт противоядие, и я больше никогда ничего не попрошу».

Помолчав, Снейп сделал еще шаг к кровати и вдруг, наклонившись и едва не задев руку Гарри краем своего плаща, тихонько коснулся волос спящего Драко кончиками покрытых шрамами и ожогами пальцев. Гарри никогда не видел проявлений нежности у профессора зельеделия.

— Я так думаю, — выпрямился Снейп, — что в любом случае, не стоит его будить. Подозреваю, что зелье все равно не позволит ему адекватно воспринять новости.

— Что ж, тогда давайте пойдем и расскажем остальным, — предложил Дамблдор. — Его друзьям. Они должны знать, что ты все же достиг успеха в работе над противоядием, Северус. Гермиона, Гарри… Да-да, особенно Гарри… Я совершенно уверен, они находились в постоянном ужасе потому, что он мог умереть в любой момент. Мы непременно должны пойти и рассеять их страхи.

Противоядие. Успех. Драко не умрет.

Сжавшись за стулом, Гарри вонзил ногти в ладони. Он вспомнил, как, услышав слова Макгонагалл, что Джинни забрали в Тайную Комнату, Рон безмолвно съехал на пол. Сейчас с ним произошло бы то же самое — но не от ужаса, а от облегчения. Сердце выскакивало из груди, стуча одно слово: противоядие. Противоядие.

Уголки губ Снейпа дрогнули.

— Люциус будет очень недоволен.

— Да, — сухо кивнул Дамблдор. — Я с утра получил от него ещё одно письмо. Оно оказалось как нельзя кстати — я подложил его под ножку моего стола, а то он что-то расшатался, — он коснулся плеча Снейпа. — Благодарю тебя, Северус — за все, что ты сделал. За столь короткое время, имея так мало исходного материала… Никто другой никогда бы с этим не справился…

Лицо Снейпа свело судорогой — задержись Гарри хоть на миг, можно было бы избежать такой боли, такого горя и таких бед… Но — нет, он покрепче завернулся в мантию, поднялся на ноги и, всеми силами стараясь сохранить тишину, в состоянии, близком к истерике, чувствуя, что грудь словно сдавили огромные тиски, начал красться мимо Снейпа и Дамблдора к дверям. Ухитрившись бесшумно приоткрыть ее, он выскользнул в коридор и помчался, что было сил.

* * *

— Директор, вы ничего не слышали?

Дамблдор поднял глаза на полуобернувшегося к дверям Снейпа. в палате было тихо — покачивались занавеси вокруг кровати, на полу лежали длинные тени.

— Я — нет, — качнул он головой, — Северус…

Снейп снова повернулся к Драко:

— Да?

Взгляд Дамблдора тоже остановился на спящем в кровати мальчике. Тот был погружен в глубокий сон — но его вытянувшееся тело наводило на мысли о том, что он рухнул на эту кровать с большой высоты. Он, как маленький, обнял подушку руками, и лунный свет, струящийся сквозь окна, нарисовал на его запястьях серебристую паутинку. Дамблдор подумал о том, как смертельный яд струится по этим венам, просвечивающим под тонкой бледной кожей…

— Я помню, что ты придерживаешься идеи коллективной вины, Северус, — произнес он, отрывая взгляд от умирающего мальчика на кровати, — однако, всё это не твоя вина.

— Никто не безупречен, — автоматически ответил Снейп.

Дамблдор вздохнул.

— Когда будет готово противоядие?

— Я бы предпочел, чтобы вы использовали иное название…

— Северус, это — противоядие. Даже если оно не совсем то, что нам нужно, оно даст нам выигрыш во времени. И это уже неоценимо.

— Это удлинит отпущенный ему срок вдвое. не один месяц — два. Я не спас его жизнь, просто чуть удлинил ее, и для меня это не…

— И, тем не менее, этого времени хватит на то, чтобы найти настоящее противоядие, — решительно подытожил Дамблдор. — И ты непременно это сделаешь, ведь ты уже нашел все компоненты…

— Все, кроме одного, — мешки под глазами Снейпа стали еще темнее. — А что, если его я не сумею вычислить? Меня сильно тревожит то, что он все время ускользает от меня, профессор. Два месяца — это всего восемь недель. не такой-то и большой срок, когда тебе всего семнадцать. Совсем небольшой…

— Я знаю, Северус, — кивнул Дамблдор. Усталость была так велика, что стала сродни боли. Он помолчал, глядя на качающиеся тени, что скользили по лицу Драко, как нежные руки. — Я знаю.

* * *

Стрелочка провела Симуса вниз по ступеням, потом через гостиную — и потянула, к его невероятному изумлению — в сторону спален мальчиков. Он ускорил шаг, решив, что Джинни, наверное, ищет его. Конечно, Гарри тоже остался в замке на каникулы, но он всё время проводил в палате у Драко.

Однако стрелка провела его мимо двери его собственной спальни, позвала дальше по коридору и, в конечном счете, привела к комнате старосты. Симус удивленно захлопал глазами — но стрелка решительно и неуклонно указывала именно на эту дверь. Пожав плечами, он шагнул и распахнул ее.

Первое, в чем он убедился, — то, что комната была пуста, и это вовсе его не удивило: наверное, Джинни находилась или где-то рядом, или же была тут чуть раньше, Следящие чары всегда чуть-чуть запаздывали.

Второе, что заметил Симус, — это странный запах: воздух имел резкий металлический привкус, словно перед электрическим штормом. Это был запах молнии — будоражащий, волнующий, нервирующий.

Третьим, обратившим на себя его внимание, было слабое серебристое сияние в центре, которое исчезло, едва мигнув — так, едва появившись, пропадают на облаке при движении очертания только что увиденного лица.

Симус почувствовал безотчетный страх и вздрогнул. Ему захотелось шагнуть прочь, выйти из комнаты… но в этот миг в лунном свете, струящемся сквозь окно, он увидел засыпавшие весь пол клочки бумаги. Он удивился, любопытство потянуло его вперед — неужели Джинни была здесь именно ради этого? — и, присев на колени, начал рассматривать обрывки, выглядящие так, словно садовыми ножницами искромсали какую-то старую книгу. Разорванные листы, клочья обложки — будто ее драли острыми ногтями…

Он наклонился пониже и ощутил, что над книгой металлический, медный привкус у воздуха был выражен гораздо ярче, — он появился у него во рту, кожу начало жечь, словно его кусали муравьи. в ушах зашумело.

Позже он никогда и никому так и не сумел объяснить, что или кто его толкнул на дальнейшие действия. Однако, все равно это не имело никакого значения: слишком много времени прошло, прежде, чем Симус Финниган смог, вообще, кому-то что-то объяснить.

Потянувшись к нагрудному карману своего плаща, Симус вытащил оттуда палочку, медленно поднял ее и указал ею на книгу, пытаясь припомнить заклинание, возвращающее вещам их исходное состояние.

— Resurgat.

Сначала ничего не произошло.

Потом медленно, словно листья под осенним ветром, страницы поднялись и закружились вокруг него. Его опасения упрочились, он приподнялся — хоровод страниц поднялся вслед за ним, вращаясь все быстрее и быстрее, обрывки летели, задевая друг друга, шелестя, шепча, похрустывая, — словно, он находился в стае вспугнутых птиц. А звук был похож на дождь. А может, это были чернила, что стекали со страниц и, кровавым дождем из перерезанных на запястье вен, капали на пол. Красный дождь…

Металлический вкус воздуха становился все сильнее и сильнее. И Симус начал понимать, что совершил очень серьезную ошибку.

Он попробовал отступить — но страницы встали стеной за его спиной. Серебристое сияние, мелькнувшее и исчезнувшее несколько минут назад, вернулось — оно исходило откуда-то из-за дрожащей бумажной стены, однако, теперь оно не исчезло, когда Симус двинулся. И теперь у него была форма, очертания фигуры человека — высокого худощавого мужчины. А вместо глаз у него было сияющее синее пламя.

Пальцы Симуса ослабли, палочка выпала из его руки, звонко стукнувшись о каменный пол. Крик родился в груди, но растаял раньше, чем вырвался из горла. Что-то захлестнуло его — сильно, как прилив — и перед глазами всё померкло.

* * *

Гарри торопливо совал вещи в свой старый рюкзак, дрожа от напряжения. Его нервы были натянуты так, что, казалось, звенели: что он скажет, зайди сейчас кто-нибудь к нему в комнату? Как он объяснит свое поведение?

Задыхаясь, он замер и осмотрел свой разоренный сундук: что же ему стоит взять с собой в путь на поиски отмщения, если он не был до конца уверен, что вернется обратно? Одежда. Меч с наложенными на него Уменьшающими Чарами. Загадочная монета Люциуса, которая заботливо покоилась у него в кармане. Завтра он продемонстрирует это гринготтским гоблинам и выяснит ее происхождение. Палочка. Перочинный нож Сириуса. Мантия-невидимка.

Надо захватить какую-нибудь еду — он решил купить её на станции.

Поверх этого он положил книгу, подаренную ему Драко сегодня днем. Кодекс Поведения Семейства Малфоев. Он не был уверен, что это отменное чтиво, однако, по некоторым причинам не хотел оставлять её здесь.

Он застегнул молнию и поднялся. Руки слегка тряслись. Подойдя к зеркалу на противоположной стене, он взглянул на свое отражение: белое лицо, зеленые глаза, черные волосы. Румянец на щеках — неровные ярко-красные пятна. И шрам поперек лба, словно нарисованный тушью. Он поднял правую руку и легонько коснулся его:

— Oblitescus, — прошептал он, и резкая вспышка боли заставила его сморщиться. Потом она исчезла. Как и шрам.

Он бросил на себя долгий взгляд: он знал, что скрыть шрам было необходимо, слишком узнаваем он был. Но теперь, без шрама, он показался себе кем-то совсем другим. не Гарри.

Потеряю тебя — и перестану быть собой. Стану кем-то другим…

Гарри глубоко вздохнул. А может, все это не имеет значения — шрам все равно всегда был с ним — видимый ли, нет ли — он рассекал не только его лоб, но и весь его внутренний мир. Знак, раз и навсегда определивший его жизнь. Он сделал его таким, какой он есть, — именно он, шрам, а не его собственные действия, любовь или что-то еще. Мальчик, который не умер. Которого зачем-то пощадили.

Найдите противоядие, и я уйду за Вольдемортом. И уничтожу его. Выполню то, для чего я был рожден, — то, чего так долго боялся, чего избегал.

И вдруг Гарри вспомнил. Он вспомнил Рождество. Ему было тринадцать, и Гермиона, вскинув на него огромные глаза, спросила: «Но ты же не хочешь никого убивать, правда, Гарри?» Он услышал собственный голос, произносящий в ответ: «Вот Малфой знает. Помнишь, что он сказал мне? «На твоем месте я бы сам охотился за ним, я бы захотел отомстить»

Да, Драко, как никто другой — ни Рон, ни Гермиона — понимал его в его мечтах об отмщении, он вообще хорошо понимал эту темную часть внутри него — просто он сам был таким.

Он поймет, что это связано с местью, — и это хорошо. Однако, он никогда не поймет то, что его бросили, не взяли с собой. Как Гарри ни крутил — другого пути и другого выхода не было: Драко не поймёт, ни почему Гарри был вынужден уехать, ни почему он был вынужден сделать это один. Он будет чертовски задет и обижен. Он почувствует себя преданным и брошенным. Он возненавидит Гарри.

Это было самое ужасное, что могло прийти ему в голову, — мысль о том, что Драко возненавидит его. Гермиона бы его за это не возненавидела, — они были вместе слишком давно, она слишком часто через это проходила, она всегда знала, что на свою решающую схватку со злом он выйдет один, — сколько она ни пыталась, ей ни разу не удалось оказаться с ним рядом в этот миг. в конце концов, он всегда оставался с опасностью один на один.

Date: 2016-07-18; view: 218; Нарушение авторских прав