The man who sold the world 6 page

И вот теперь Гарри чувствовал, как Том в его сердце сменяется кем-то другим, и больше не может спасти его, вытащить из пропасти, выбить из руки готовый разить нож, рассказать про любовь, величие, завоевание мира и самые красивые в мире глаза...

Он больше не мог отворить дверь в его жизнь и захлопнуть ее за собой как ни в чем не бывало, нажимая на рычажки его нервов и вливая обезболивающие препараты...

Гарри осознал, что сейчас мысли о нем не спасают его, а лишь раздражают. Былая привязанность исчерпала себя, Том исчерпал себя в его глазах и больше Гарри не хотел думать о нем, не хотел разглядывать оставленные им в таинственной папке воспоминания... хотя, возможно, именно силою Тома кто-то иной начал посещать его душу.

И только он мог помочь, понять и спасти... Он снова взглянул на снимок.

Драко.

Драко Малфой.

"Помоги мне... спаси меня... я тону. Я не вижу неба... только синюю, почти черную глубину... протяни мне руку. Пожалуйста... держи меня. Пойми то, что я говорю тебе... слушай..."

Драко сам не мог объяснить эти раздирающие его сознание звуки; они как будто исходили из глубины его кровоточащего сердца...

Ему хотелось взять папку Тома и сжечь ее; он смутно догадывался, что причина всех снов, резких перемен его жизни отчасти в ней, что она скрывается за этими фотографиями; но он не мог позволить себе вот так отделаться от воспоминаний... и от двух других замкОв.

Поттеру необходимо было открыть свой. Хотя бы из порочного любопытства. Он шел и слышал эти крики. Голос не был похож ни на что, это даже не было как таковым голосом – словно электрические импульсы, крики жалили его воспаленные мысли.

Почему? Почему он кричал о помощи?

Но ему необходимо было помочь, и он, следуя инстинкту, свернул в соседний коридор и взбежал по лестнице, преодолел два покрытых красным ковром пролета, и налетел прямо на него...

- Смотри, куда идешь... начал было Гарри, но увидев, кто налетел на него, остановился. Руки сами собой потянулись к воротнику, как будто его сжимало удушье... черные волосы падали на глаза, скрывая сверкающие зеленые звезды – сияющие отчаянием, небывалой интенсивностью чувства, вечерним снегом, квиддичем и памятью...

Странное сочетание.

У Драко из рук выпала папка, и они одновременно наклонились, чтобы поднять ее. Едва их пальцы соединились над папкой, Гарри в глаза сверкнуло знакомым ослепляющим светом... как в первый раз, в лесу. Но на этот раз он сумел разглядеть две сплетенных кисти рук и третью ладонь, занесенную над ними в виде защищающей крыши... Обладатель третьей руки был далеко, но все же не настолько, и Гарри абсолютно не в тему озарил факт, что вся его жизнь была каким-то образом связана с числом три... совсем как в сказке.

Наконец свет рассеялся и Гарри увидел прямо перед собой жмурящееся лицо Драко, и ему вдруг захотелось сейчас, чтобы этот человек стал ему ближе всех на свете, спас его, протянул давно нужную ему руку помощи.

Чтобы был ему не просто другом или любовником – более, чем другом, более, чем любовником; а, скорее, его душевным хранителем... более глупого желания Гарри никогда не чувствовал, но, тем не менее, его посетила очень неожиданная и поразительная мысль, осознание: если бы сейчас перед ним стояло зеркало Еиналеж, он увидел бы там себя – падающего в что-то вроде пропасти, и Малфоя, протягивающего ему руку.

И он схватился за плечи наклонившегося рядом слизеринца, и посмотрел ему в глаза безнадежным, полным отчаяния взглядом.

В чем конкретно была его просьба – даже не просьба, тихая мольба! – Драко не понял, но он знал, что не выполни он ее, разом лишится всего, на что еще могло надеяться его опустошенное сердце; и этот свет от папки - как пробуждение после долгого сна, как озарение после беспросветно темной ночи – со звездами в его мозг крепко вошел этот образ, и теперь, когда он смотрел в его зеленые глаза и не мог наглядеться.

Не мог наглядеться на невысказанную мольбу, и красоту взгляда, и бесконечно черные зрачки... он чувствовал стальную хватку его рук на своих плечах... он знал, как эти руки умеют ласкать его тело, и смутно представлял себе их возможную силу, направленную совсем на другое.

В конце концов, ему было всего лишь шестнадцать, и он находился в непосредственной близости от столь же амбициозного молодого человека... неужели он только что понял, что подросток? Всю жизнь ему приходилось быть взрослее, чем он выглядел.

Точно также, как Гарри... чьи глаза, руки, губы выражали отчаяние и боль, завораживая этим. Быть может, когда-нибудь, Драко поймет, в чем была причина этого неожиданного сердечного крика. Может, когда-нибудь ему захочется спросить, и Гарри ответит.

Но зачем, зачем делать это сейчас, когда нужно спасти – первый раз в жизни бескорыстно, без вопросов просто взять и протянуть руку – и взять чужую ладонь в свою. Почувствовать тепло и холод вроде бы чужого человека – и немного понять ее: структуру ладони, нечеткие линии жизни, сердца, холм Венеры и вспомнить другие совершенно глупые факты из курса хиромантии, и вместе посмеяться над Треллони.

Или просто чувства, передающиеся теплой, живой кожей чувствующего существа, которое нуждалось в нем так же отчаянно, как и Драко сам?

Сжимающая его плечо рука поднялась к бледному лицу и зарылась в волосы над ухом. Палец погладил раковину и остановился на красном шраме, по-видимому полученному недавно. Драко вздрогнул.

Хотя разве это – боль?

- Прости, - голос прозвучал странно, нарушая тишину но не разбивая ее; почти также странно, как и слово, произнесенное этим голосом.

Оно было сказано просто и от души, и Драко глубоко вздохнул, поднимая обе руки и кладя их на отчего-то пылающие щеки стоявшего (или сидящего? Драко не помнил) напротив него гриффиндорца...

Между ними лежала эта раздражающая взгляд коричневая папка с тремя глупыми именами трех глупых людей, об одном двое других ничего, абсолютно ничего не знали, впрочем, как и он о них.

Гарри улыбнулся – впервые за долгие месяцы он знал, что глядящий прямо на него человек не обвинит его в лицемерии, не будет оскорблять, как раньше... сам того не желая, Малфой знал все самые личные его секреты, самые сокровенные проблемы. За неделю он сделал то, чего Рон и Гермиона при всем старании не сумели добиться за пять с лишним лет, с каждым годом только еще более разрушая созданное невинными детскими сердцами и руками...

Сейчас руки, обхватившие его лицо, были совсем не невинными и далеко не детскими. Все поменялось. За ту долю секунды, что они успели заглянуть друг другу в глаза, они выпили чувства и воспоминания другого – стали единым целым, непонятно каким образом.

У Гарри перед глазами вдруг снова возникло воображаемое зеркало Еиналеж: Малфой уже вытащил его из пропасти, он лежит, задыхаясь, голова у Драко на коленях, а бледная ладонь отдыхает на его груди, прямо на сердце, движения пальцев смешиваются с сердцебиением, принимая каждый стук, каждое сокращение, каждый вдох и выдох, наконец осознавая, насколько глупо было раньше цепляться за ненависть, а позже – за оставшееся в них воспоминание и носить маски, упорно следуя молчаливым указаниям...

Последняя воля Лорда Вольдеморта. Последний подарок его Наследникам. Три части силы Темного Властелина разделяла их тела и души от полного единения...

Они знали точно: назад пути нет; они одновременно поднялись и взяли папку – Гарри левой рукой, Драко правой, и пошли вдоль по коридору. Их путь лежал к камину в кабинете Защиты от Темных Сил. Они шли рядом, в ногу, ни разу не споткнувшись и глядя лишь друг на друга... второй раз следуя какому-то безмолвному призыву, как будто возвращаясь домой.

Взмах Гарриной палочки зажег в камине огонь, и одним мягким движением они бросили коричневую кожу в костер...

Зеленый свет прошиб ярко-красные искры золотого огня, и с мрачным сиянием папка исчезла. Огонь последний раз вспыхнул и умер. Горький конец силе Риддла.

Они переглянулись, не в состоянии понять, исчезло ли это проявление силы воспоминаний, или нет.

Но тут же чувство непомерной усталости скосило их обоих, и они опустились на теплый, мягкий ковер кабинета.

Двое шагающих рядом... двое чувствующих, двое одиноких, двое сирот, двое брошенных; их тела инстинктивно прижались друг к другу, и через десять минут они спали – первый раз за два года они спали спокойным, беспробудным, полным цветных и счастливых видений, вполне соответствующим их возрасту сном.

Навсегда?..

Глава 9

Forevermore

"Дорогой дневник!

Сегодня я встречалась с той самой группой, о которой тебе говорила. Все оказалось вовсе не так страшно, как я предполагала, и волнения как рукой сняло, как только эти трое приблизились к моему столику.

Их музыка захватила меня полностью, абсолютно и бесповоротно. Мой первый опыт работы с подобной музыкой, и первый опыт общения с подобным человеком.

Дэймон Поттер.

Невысокий, с женской походкой – словно балансирует на каблуках, иссиня-черные волосы до середины щеки, потрясающие голубые глаза. В нем угадывается несомненная чувствительность, но в то же время холодность, умение держать себя в зависимости от ситуации. Он не показывает ничего, что не должно быть показано чужому. Хотя, возможно, интуиция меня подводит.
Он производит впечатление двойственности, во всем: начиная от манеры одеваться до взгляда по сторонам, он с одинаковым интересом или равным же безразличием взглянет на молодую девушку или красивого парня.
Хотя я говорила с ним всего один раз, я сразу проследила за его манерой говорить – он слегка нервничает, но не показывает этого, а когда губы расплываются в улыбке, глаза остаются прежними. Они словно застыли в одном выражении, я не могу понять, в каком. Он словно смотрит не наружу, а внутрь, подыскивая нужное слово, необходимую фразу. Часто он забывает вернуться, но усилием воли ему нетрудно убедить себя сконцентрироваться.
Да, дневник, мне надо было пойти на психолога. Привычка анализировать людей меня погубит. Хотя это все глупости! Никогда бы не запомнила столько деталей, если бы он меня не интересовал... признаю.

Он замечательно играет на гитаре. С самого начала своей работы сужу о музыкантах по манере играть: а он прикрывает глаза, смотрит исключительно на струны, вслушивается в каждую сыгранную ноту. Волосы падают на лоб, потому что он наклоняет голову, и нельзя разобрать, какое выражение скрывают глаза при определенной песне. В живую он сыграл мне пять.

Его губы еле открываются при тихой игре, а на резких моментах наоборот, когда он тянет звук. Они выглядят мягкими даже когда он открывает рот слишком широко, чтобы взять высокую ноту. У него вообще высокий, затягивающий голос. Не очень похож на тот, которым он говорит.

Если честно, не представляю, как буду работать с ним. Я чувствую, как он затягивает меня. Скоро я окажусь в западне. Со мной такое редко случается – последний раз, если помнишь, меня оставила Кларисса, но тогда все происходило постепенно. Сейчас же хочется броситься в жар событий.

...Он много курит. Много думает и постоянно перебирает рукой струны. Заканчивая песню, первым делом откидывает со лба черные прядки. Они втроем вышли проводить меня до машины, и он ни на секунду не переставал перебирать струны. Всю дорогу домой мне слышались эти звуки.

Дэймон... его имиджу идет это имя. Даже странно, что он – начинающий музыкант... такое ощущение, что поет он всю свою жизнь.

Завтра я встречаюсь с ним. На этот раз вдвоем, без его группы. Чтобы обсудить детали контракта, а после – надеюсь – песни, которые войдут в первый альбом.
Уже сижу как на иголках.

Стыдно отчего-то...

Дж.Т."

Она отложила тетрадь, медленно разделась, глядя в висящее на стене зеркало. Оно улыбнулось ей материнской улыбкой и потускнело, как только она отвернулась. Она взяла расческу, провела по длинным белым волосам и забралась под одеяло. Чайного цвета глаза блеснули в сумерках, освещенные только свечой на столике у кровати.

В задумчивости она дотянулась до плеера и нажала на “play”.

Она откинулась на подушку. Голос снова захватил ее. Он был настолько высок и красив, что хотелось плакать.

Дэймон Поттер.

Интригующая, затягивающая личность. Ей хотелось слышать этот голос постоянно. Все время. Каждую секунду жизни. Носить его в своем сердце, чтобы оно отбивало ритм, под который он поет... за сутки она уже вступила в стадию привыкания.

Как один человек смог заполнить ее мир волшебством, не сравнимым с врожденным? Ни заклинания, ни взмаха палочкой, а она околдована.

- Нокс, - прошептала она. Свечи погасли, и она закрыла глаза, полностью отдаваясь музыке.

В окна барабанил дождь, смешанный с мокрым снегом. Он шел по пустынной улице и перебирал пальцами струны, напевая одну из новых своих песен, наслаждаясь каплями, которые оседали на его волосах, стекали струйками по щекам и щекотали шею.

Ноты утопали в весне. Хотя какая там весна в середине января!

Он шел к ней лондонскими дворами, каждая мелодия соответствовала своей улице, каждая новая песня – переулку. Вот здесь, кажется, она и живет. Пришлось на секунду оторвать пальцы от гитары, чтобы достать из кармана клочок пергамента, на котором она записала адрес.

Да, все правильно. Квартира в обычном магловском доме. Шестой этаж.

А вот и она – стоит на балконе и ждет его. Белые волосы обрамляют лицо, слегка влажное от вездесущих мокрых снежинок. Сжимая в руке сигарету, она подпевает. Он даже способен угадать ее мысли в этот самый момент: неужели всему этому суждено исчезнуть, скрыться, забыться?.. Нет, скорее всего, опять не угадал. Слишком разрослось самомнение...

Он заглянул в зеркало в лифте и вытер пятна от туши на веках. Улыбнулся своему отражению. Голубые стекла глаз не отражали ничего, как всегда, только струны, которые были вездесущи, словно опутывали все его тело и звучали, куда бы он ни шел.

Дверь открыта.

Он зашел и вежливо поинтересовался, куда можно повесить куртку. Она взмахнула палочкой, и блестящая кожа снова стала матовой, капель от снега как не бывало.

- Спасибо, что пришел прямо ко мне. Ну что, сыграешь мне что-нибудь еще? Мне нравится слушать твой голос.

Соблазняет? Он усмехнулся и присел на край дивана, не глядя по сторонам, и тут же начал играть... Она села рядом. Постепенно ее рука переместилась к нему на плечо, а потом обвилась вокруг талии.

Лень сопротивляться... он поцеловал ее. Глаза в слезах. Странно, неужели его музыка так действует на людей, или только на впечатлительных молодых девушек?.. Если он все же заключит контракт, появится возможность это проверить.

- Обними меня.

И он молча держит ее. Трудно быть богом.

Little miss spookiness
always laughing at the death
how could I ever forget...
(The 69 eyes, “Don’t turn your back on fear”)

Драко открыл глаза и увидел рядом с собой копну черных волос. Кто...?

Он с трудом узнал. Поттер. Что они здесь делают- здесь, это где?.. А, в кабинете Защиты. Вдвоем с Гарри Поттером.

Драко вздохнул и закашлялся. Они лежали прямо у камина, который, судя по всему, не зажигали несколько дней... ведь на каникулах тут никого не было. Только зола кружила в воздухе.

Драко выглянул в окно. Утро. Сколько же он тут провалялся?.. Поттер рядом что-то пробормотал и тоже открыл глаза.

- Что? Что за черт? Малфой?

- Приятно познакомиться, - лицо Драко исказила гримаса раздражения. Какого черта Поттер притащил его сюда? - А теперь отвечай, зачем ты притащил меня в кабинет Защиты и что ты со мной делал!

Кто знает, может, Поттер решил его изнасиловать... не то чтобы он был против... стоп.

- Малфой, я понятия не имею о том, как ты здесь оказался. Я не помню, почему *я* здесь, да еще в такой *приятной* компании.

- Радуйся, Поттер, возможно, нескоро ты удостоишься подобной чести еще раз.

Малфой фыркнул и забрался на подоконник, чтобы исследовать происходящее за окном. Обычное утро. Только мелкий и мокрый снег сыплет на черные стволы деревьев.

Гарри приподнялся на локтях и оглядел комнату.

- Это кабинет защиты?

- Поражаюсь твоей сообразительности.

Привычная Малфоевская усмешка, которая так бесила Гарри с самого начала его обучения в Хогвартсе. Гарри пробормотал что-то вроде "голова раскалывается!" и привстал, держась за каминную полку. Что-то крутилось в голове, но память будто отшибло.

Вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась профессор Джин, новая преподавательница защиты.

- Мальчики! она удивленно перевела взгляд с одного шестикурсника на другого. У вас мой урок только после обеда. А сейчас, по-моему, Хаффлпафф и Рейвенкло, третий курс. Директор что, поменял расписание?

Гарри приложил руку к глазам.

- Профессор... разве каникулы уже закончились?..

- Конечно. Сегодня первый день семестра, - она переводила удивленный взгляд со слизеринца на гриффиндорца. Драко выглядел не менее удивленным, чем Поттер. - Вы хотели что-то узнать? Вопросы по лекциям?

Вместо ответа Гарри задрал рукав и взглянул на свои старые магловские часы. Они стояли, словно он не заводил их по крайней мере трое суток.

Профессор подошла к камину и пробормотала очищающее заклинание. Камин вздрогнул, зола исчезла. "Инсендио!" - и снова заиграли светло-рыжие искры.

- Вы что, жгли тут что-то?..

Гарри посмотрел на Драко странными глазами, словно силился что-то вспомнить, и не мог. Все, что с ним произошло, начиная с... экзамена по С.О.В. в прошлом году были словно расплывчатым пятном. Он помнил, что сдал экзамены, помнил, что лето провел у Дурслей, помнил, что когда уснул, еще были каникулы – но как все это происходило, что он чувствовал, с кем говорил – пусто.

Малфой спрыгнул с подоконника и схватил его за рукав мантии.

- Увидимся на уроке, профессор! - элегантно поправив мантию, Драко вытолкнул Гарри в коридор отнюдь не элегантным жестом.

- Что опять, Малфой!?

Драко прижал его рукой к стене и приставил палочку к горлу.

- Малфой!..

- Признавайся, Поттер, это ты наложил на меня заклятие забвения.

- Малфой... я ничего на тебя не накладывал! - Гарри начал злиться. Не хватало собственных проблем с происходящим, плюс Малфой, направляющий на него палочку... перебор. - Я сам ничего не помню с самого конца прошлого учебного года!

- Врешь, ублюдок!

Гарри вспомнил, что вполне может оттолкнуть противника, и тоже выхватил палочку.

- Малфой, придурок, на нас наложили заклятие забвения, а ты...

- Нас? Сейчас выясним, кто из *нас* наложил заклятие на другого. Ступефай!

Гарри легко блокировал заклинание, но не сделал ответного выпада. Малфой повторил удар еще два раза, и Гарри еще два раза поставил защиту.

- Черт, Поттер!

- Малфой! Кто-то стер нам память. В этом неплохо было бы разобраться. В одиночку мы этого не сделаем.

- Я уж как-нибудь справлюсь!

- Поцелуй меня.

- Что?..

- Поцелуй меня. Единственное, что я помню – как в конце прошлого года перестал прятаться. Не мог же я...

- Поттер, ты сошел с ума. Но я, признаться, очень тогда повеселился, наблюдая за твоими тайными встречами с Финниганом.

Тем не менее, Малфой сделал шаг назад.

- Малфой... *пожалуйста*.

- Зачем?.. Что ты хочешь этим доказать?!

- Я... не знаю.

Гарри опустил голову. Чертова поттеровская интуиция.

- Забудь, Малфой. Если я не ошибаюсь, скоро обед. Мне надо еще перехватить Рона и Гермиону, посоветоваться с ними.

- Ты же больше не общаешься с Уизли!

С чего ты это взял?..

Малфой и сам не понял, почему он это сказал, но знал точно. Или ему просто этого очень хотелось?..

- Слушай, Поттер. Возможно, это и не такая плохая идея.

- Какая?

- Идиот!

Одним резким движением Малфой притянул к себе гриффиндорца и накрыл его губы своими.

Дрожь прошибла обоих юношей, и руки на плечах у Драко слегка расслабились. Язык Драко двинулся вперед и встретился с раскаленным языком Гарри. Совместный еле слышный стон вырвался из их соединенных ртов, Гарри подался всем телом вперед и прижал Драко к противоположной стене коридора. Руки слизеринца обвились вокруг его талии, пока языки судорожно ласкали друг друга, пытаясь с каждым движением пробиться глубже, сталкиваясь, гладя губы.
Это длилось не более двадцати секунд. Они резко отстранились друг от друга, отодвигаясь на несколько шагов, каждый к своей стене.

- Ну и, Поттер?! Малфой был весь красный и тяжело дышал, и был неимоверно зол. Гарри выглядел немногим лучше. - Помогло это тебе что-нибудь вспомнить?! Мне лично нет!

Гарри не успел ответить, а Драко уже развернулся и стал быстро спускаться вниз по лестнице к подземельям. Дверь кабинета защиты приоткрылась, и профессор Джин взглянула на взлохмаченного Гарри, смотрящего вслед слизеринцу.

- С тобой все в порядке, Поттер? Вы тут подрались?

Гарри только слабо повел плечами и побрел наверх по противоположной лестнице.

Been a while ever since, the wildest of the winds
been whispering about you again
been a while ever since, the wildest of the winds
started whispering about you again~
Feel my heartbeat like it’s just begun
feel my heartbeat on this endless run
feel my heartbeat forever more
once more
Been a while ever since I let it shine in
been wandering without you within
been a while ever since I let you shine in
I've been wandering without you within~
feel my heartbeat like it’s just begun
feel my heartbeat on this endless run
feel my heartbeat forever more
feel my heartbeat once more...
(The 69 eyes, “Forevermore”)

Что пела бы израненная душа, внутренний голос, если бы он помнил?..

Чувствуешь, как бьется мое израненное сердце? Ты чувствуешь, как я проклинаю весь мир, не в состоянии найти нbгде успокоения?.. Ты не нужен мне, и это убивает, использует самые хитрые приемы, чтобы добиться своего... Я помню, как нужен был мне кто-то, кто бы заглянул в глубину меня, прочитал душу и рассказал мне обо мне...

Теперь мне не нужен никто. Я жалок.

Я, как ветер, бродил по свету в поисках тебя, и вот нашел в лице совершенно необъяснимого человека – все глупости и маски наконец оставлены позади, предубеждения исчезли, споры окончены вничью...

Но нет – как любое заветное желание, как любая цель, сияющая впереди, не может оно не ускользнуть еще дальше, или еще хуже – забыться. Перестать быть заветным.

Интересно мне, чувствуешь ли ты, как бьется на бегу мое сердце?.. В такт моему бегу, я дышу, дыхание сбивается и жжется, как пчелиный укус, в солнечном сплетении. Но я бегу. Я разучился летать.

С тех пор, как я был дик и одинок прошло всего несколько дней. Стоило мне обрести смысл, весь тот год поиска улетучился из моей памяти. И лишь сейчас я понял, что на самом деле не просто жил, а искал, отчаянно искал, что-то.
Но моя память, равно как и мои чувства, предали меня. Я бегу. Бегу за памятью. Дальше и дальше, за пределы Хогвартса, словно желая убежать за пределы зимы.

Интересно, за сколько я сумею обежать весь мир?

И я просто продолжаю двигаться. Мне нужно двигаться, чтобы забыть о забытом тебе. Однако я всегда буду помнить, что что-то забыл, и это будет угнетать меня до самой моей смерти. И я ищу память.

Вот сейчас я вскарабкаюсь на это дерево, огляжусь вокруг – о, как мне хочется порхнуть с него, как птица - нет, как маленький желторотый птенец, скатиться, цепляясь крылом за ветки, и упасть в снег – тот самый снег, где все началось.
Все началось со снега, Малфой, помнишь? Я – нет. Все закончится снегом, как бы я ни желал растопить его, как бы я ни ждал, весна не наступит.

Нашей весне тоже не суждено прийти на место волшебной, черной, но от этого не менее яркой зиме.

Первый раз ты слышишь мои мысли, они чернее макушек деревьев запретного леса; они поют сильнее и ярче, чем исполнители церковных хоров во время заупокойной церемонии; пора и мне петь свой уходящий гимн, поскольку меня все равно никто не услышит.

Но ты ведь не дашь мне забыть. Я начинаю думать о тебе как о чем-то безвозвратно потерянном, но это не значит, что я хочу тебя вернуть – напротив, мне так легче, не помнить.

Но память зла, и имеет свойство возвращаться в самые неподходящие моменты жизни. Значит ли это, что когда-нибудь я вспомню? Конечно! Конечно, это случится, и, возможно, даже скорее, чем я думаю. И я знаю, что что-то связывало нас, и оно теперь исчезло; неужели эта связь так быстро вышла из игры?

Я начинаю размышлять в каком-то бескрайне бессмысленном, непонятном, лишенном определений направлении. Я бегу, а на небе горят звезды: они тоже намекают мне на что-то, имеют для нас какое-то определенное значение – о Мерлин, как ярко! Как ясно я помню этот факт, но мои мысли слишком сбиты в кучу, чтобы вспоминать сразу обо всем.

Этот факт не единственный.

Итак, я помню звезды. Что-то мутное и серое, словно происходящее во сне – губы на моих, руки на плечах, спускающиеся ниже. Смутные воспоминания, причиняющие мне достойную смерти боль. Я хочу умереть. Только чтобы ее не чувствовать. Но от нее нельзя избавиться – она живет во мне, не физически и даже не душевно, но я весь в ней. Выхода нет.

Мы столкнулись один, два, три раза – это было слишком хорошо и неправдоподобно, сюрреалистично и неожиданно. Возможно, вместе с забвением пришло бы ко мне и успокоение, но это забвение не настоящее, а значит, может быть снято.

Кто-то заколдовал нас. Да, *нас*! Обоих. Иначе я бы вспомнил и миллион других вещей, и в последнюю очередь вспомнил бы о тебе.

Я бегу.

Ты чувствуешь мое сердцебиение?

Я бы хотел, чтобы ты почувствовал его еще хотя бы раз, если не всегда. Больше, дальше, выше. Больнее. Не помню, чтобы в запретном лесу были холмы. Выходит, я много чего не знал. Я карабкаюсь по покрытым изморозью камням – ощущение такое, что в разных частях одного и того же места совершенно разные времена года.

Я хочу сброситься, скатиться, упасть в ничто, раствориться в силе забвения, питающей сейчас мои мускулы...

Чувствуешь, как бьется мое сердце в такт толчкам и прыжкам, в такт каждого шага, движения, малейшего вдоха?

Чувствуешь, как сильно я хочу умереть, умереть на бегу от удара о какое-то препятствие... возможно, о твою грудь. Что, если я сейчас столкнусь с тобой?
Что, если мы никогда больше не будем отдельно друг от друга? Я боюсь этого также, как боюсь, что мы больше никогда не будем рядом. Что, если эта магическая связь не отпускает нас ни на секунду, несмотря на то, что она словно потускнела, исчезла сейчас, оставив лишь мысленные предрассудки и убеждения, которые проносятся сейчас в моем воспаленном мозгу?

Я бегу.

Я бегу.

Чувствуешь, как бьется мое сердце?..

Он поскользнулся на корне и плашмя упал лицом в грязь. Неприятное ощущение, он словно видел себя со стороны: грязного, жалкого, бегущего. Безумного. Беспомощного.

Ему больше не хотелось бежать. Хотелось скитаться в поисках чего-то потерянного и глубоко в душе понимал он, что без этого не будет больше нормальной, привычной жизни. По непонятной причине он не ходил сегодня весь день в Башню Гриффиндора, опасаясь правды в словах Малфоя - "ты же больше не общаешься с Уизли"... Неужели такое могло случиться? Пять лет неразлучной дружбы, и вдруг?..

Без Рона точно не было бы больше нормальной жизни. Если такая жизнь вообще имела место среди мыслей Гарри Поттера.

С детства твердили: необычный мальчик. Никогда не был обычным, и никогда им не станет. Ему все время надо было с чем-то бороться, кому-то противостоять, скрываться и разгадывать загадки. Когда Тома не стало, а Малфой и Снейп давно потеряли свою значимость как враги, Гарри переключился на ближайшую кандидатуру – лучшего друга.

Он привстал и попробовал сделать несколько шагов в сторону, как ему казалось, просвета между деревьями. Он проковылял по тропинке, держась за стволы деревьев, и вышел на поляну, окруженную со всех сторон одинаковой высоты кустами, идеальной круглой формы. Удивительно – от снега на этой поляне исходил туманный свет, как от магловских уличных фонарей.

Гарри опустился на прогалину под кустом. Вывихнутая лодыжка ныла, а часы на руке говорили ему, что скоро полночь. Что скоро ему все же придется принять решение: искать помощь или навсегда уйти. Чувства и интуиция никогда его не подводили.

Гарри провел рукой по глазам, собирая с лица комочки мокрого снега, которые еще не успели растаять после падения. Кусты, через которые он продирался, теперь послужили ему опорой.

Полночь приближалась. Гарри охватило чувство волнения и страха, и даже какого-то неясного восторга, что-то подсказывало ему сделать выбор сейчас, но в то же время хотелось дождаться чего-то... оттянуть момент истины... и вдруг Гарри почувствовал резкое дуновение ветра.

Прямо в лицо ему дул пронзительный ветер. Сметающий все на своем пути, практически ураган. Он слышал ветер, как он гуляет по верхушкам деревьев, перебирает оголенные ветки кустов, один из тех, что приносит бурю и угоняет циклоны с запада на восток.