The man who sold the world 2 page

– Ты тоже. – Сириус выпустил клубы дыма прямо на Северуса.

Закашлявшись, Северус одарил Сириуса одним из убийственных взглядов. Мужчины отвернулись друг от друга. Сириус курил и смотрел вдаль на замок. Воспоминания, которые он вызывал, были слишком чудесными, и поэтому резали по сердцу, как тысяча серебряных ножей.

– Ближе к делу, Снейп, – наконец сказал он, скрывая боль в душе и беспокойство. Снейп сплюнул на снег, жалея о принятом решении. Поттер. Зачем было сразу бежать и докладывать обо всем этому самому невыносимому из мародёров, Блэку? Все равно Поттера не переделаешь, он может вспоминать о ком хочет, какое ему, Снейпу, до этого дело?..

– Ладно, Блэк. Он вспоминает Риддла.

– Почему? – глаза всегда выдавали Сириуса.

– Кто разберет твоего Поттера? Все они одинаковые... Ай! Сволочь, отпусти мою ногу! Тебя посадят в клетку... Ты бешеный!!!

Огромный черный пес с куском зимней мантии и черных брюк в зубах с победным видом раздирал ткань на клочки, а Снейп пытался остановить кровь из лодыжки.

– Ты псих, – пробормотал он.

Собака зарычала, понюхала дымящийся на снегу бычок, фыркнула и снова обернулась Сириусом Блэком. Очень злым Сириусом Блэком.

– Закрой свою провонявшую зельями помойку, Снейп. Поттеры, само их имя не стоит и обрывка твоей мантии. Не смей пачкать их имена о свой грязный язык, ты меня понял?

– Какой слог, Блэк, какие выражения! Советую тебе все же обращать на крестника побольше внимания. – За Снейпом должно было оставаться последнее слово. Всегда.

– Ты думаешь, я не обращаю?!

– Ха! – дьявольская, победно-грустная ухмылка исказила лицо профессора Зельеделия. – Не нужно и доказывать обратное. Ты оправдываешься, к тому же... хм, он бы написал тебе, а не пришел ко мне пить чай в Новогоднюю ночь... Ты хоть с новым годом-то его поздравил?..

Каркнув, черный как уголь ворон взлетел, не потеряв ни единого пера, и черный пес приземлился на все четыре лапы ни с чем.

Гарри все достало.

Друзья, учителя, каникулы, задания, день, вечер, ночь. Даже метла и снитч. Хотелось выпить чего-нибудь сильного, вроде магловской водки.

Однажды его, полупьяного, чуть не поймала МакГонагалл, когда он приканчивал бутылку в ванной для старост. Это уродливое привидение Миртл выло на всю ванную про магловские дурные привычки. Пришлось танцевать ей стриптиз, это было единственное, до чего она своими прозрачными мозгами сумела додуматься в качестве выкупа за молчание, хорошо еще, он был пьяным...

На снегу виднелись следы волчьих или собачьих лап вперемежку с отпечатками птичьих ножек. Гарри упал в снег на спину, вжимаясь в сугроб. Хотелось чего-то холодного и светлого после сочетания красного и рыжего в немереных количествах, то бишь в лице Рона Уизли. Иногда Гарри выворачивало от этого простого, то и дело краснеющего лица, смотрящего на него дерзко и оспаривающе, но при этом готового согласиться с каждым его словом, за что хотелось ударить Рональда прямо в мясистый нос.

С удовольствием вдыхая свежий воздух, Гарри думал. Хотя и ненавидел Гарри зиму, она служила ему возможностью избавиться от эмоций, чем-то вроде долгосрочной, не отпускающей меланхолии.

Снег.

Яблоки на снегу, розовое на белом. Гарри достал из кармана яблоко и надкусил. Вкус контрастировал с окружающим миром, был каким-то слишком сладким по сравнению с безвкусным, зато сверкающим снегом. Хруст от жевания был похож на ходьбу по утоптанному снегу.

Это все глупость. Гарри сам был глупостью в этой молчаливой, мертвой зиме. Хотелось остановиться и отдаться природе.

– Несу какое-то дерьмо, – сказал Гарри вслух, удивляясь однотонности собственных мыслей.

– Ты не сказал ни слова, – услышал он ответ над правым ухом и поднял голову. Гарри увидел кожаные ботинки, джинсы и мантию – снизу вверх. Все черное, как стволы влажных от снегопада деревьев, а волосы белые, как снег на солнце, а глаза серые, как лед на озере.

Природа ожила с приходом человека, и Гарри только сейчас осознал, насколько тихо было на опушке.

– Тебе что, жарко, Поттер?

– Да.

Малфой пожал плечами.

– Мне тоже.

– Гарри кивнул. Сейчас ему было абсолютно все равно, кто сидел рядом с ним, главное, не Рон, чья рожа все время маячила перед глазами.

Белое и серое – приятный контраст.

Ха. Когда-то он сам выбрал Рона, а не эту мраморную статую. Не то чтобы он жалел об этом... А ведь ему протягивали руку, пусть не совсем искренне, но все же руку дружбы. Если бы Малфой не был тогда таким мелким шкетом, всюду сующим свой нос...

– Погода меняет настроения, – заметил Малфой, как будто самому себе, но в то же время его глаза оставались на лице Гарри, как бы обдумывая его черты.

Гарри стало неприятно. Если с Роном было слишком жарко, то с Малфоем – слишком холодно, по крайней мере сейчас. Но не в его привычках было жаловаться. Было до некоторой степени мило сидеть в этой глуши с по сути совершенно незнакомым человеком, который хотя бы не смотрит на тебя как на спасителя мира или бога, слова которого – единственная правда. Не хотелось и раздражаться, как два года назад.

И не хотелось называть его по имени или фамилии. Это был просто человек, разделивший, пусть и неожиданно, с ним этот момент.

Блондин опустился на снег рядом и поморщился.

– Тут мокро.

Гарри пожал плечами, достал палочку и произнес пару слов на латыни над малфоевской мантией. Тот снова сел и опустил голову на руки.

Он думал о папке, на которой кроме его имени было еще два. Гарри... такое же совпадение, как и эта встреча на поляне. Присутствие его имени (что Гарри был Поттер, Драко почему-то знал точно) на папке наводило на некоторые размышления. Третье имя... на Д. Дональд? Нет, не такое пафосное. Дэвид? Нет, интереснее... Де... Дей... Деймон! Точно! Если тут были Гарри и Драко, то от третьего человека можно было ожидать чего угодно, скорее всего, он был полной противоположностью и его, и Поттера, какими они были друг для друга.

– Ты знал Тома Риддла?

– Что? – это удивило гриффиндорца, очевидно удивило.

– Тома. Вольдеморта, другими словами, которого ты должен был убить, – не удержался Драко.

Гарри вздохнул. Малфой все же не удержался. Красота рассыпалась.

– Я понял, о ком ты. Да, я знал Тома. Ты?

– Он – мой крестный.

На этот раз, если Гарри и был удивлен, маска оставалась на месте.

– Он оставил мне интересный подарок. – Достаточно неуклюжая попытка заговорить о человеке, совершившем самоубийство. И все же.

Гарри выглядел более-менее заинтересованным, несмотря на каменное выражение лица. Драко достал из внутреннего кармана заветную папку.

– Убери.

– Почему? – Драко как-то послушно, даже слишком быстро засунул подарок обратно. Вообще-то он понимал, почему.

– Не хочу делать воспоминания тяжелее... сейчас. Может быть, позже.

Драко кивнул.

Гарри даже стало весело. Но не забавно-весело, а истерично-весело. Ему уже надоело все, в том числе думать, дуться, переживать о Томе. Это его вина, и ничья другая. Самоубийство – решение одного человека. И ни он сам, ни Малфой, ни кто-либо другой не причастен к этой смерти. Так зачем же вообще думать обо всем этом так упорно?!..

– Малфой.

– М-м?

– Пойдем играть в квиддич.

– М-мм?!

– Мне скучно, Малфой. А играть интересно только с другим ловцом. А так как ни Ченг, ни Эббот поблизости не наблюдается, остаешься ты. Железная логика. Пошли.

Драко встал, глядя на снег.

– Поттер, ты сошел с ума.

– Я знаю. Что плохого в сумасшествии? Идешь? – Гарри вскинул на него глаза. Драко как будто просветили рентгеновскими лучами.

– Иду.

Рон сидел в библиотеке, прикрывая свою копию – Transfiguration. Advanced – книгой по квиддичным приемам и стараясь не слушать нудное бормотание Гермионы прямо над ухом.

Эта девушка была полностью лишена сексуальной привлекательности. Нет, конечно, она была красива, но sex-appeal явно был ей несвойственен. Юбка такого же покроя и даже цвета, что и на втором курсе, свитера, скрывающие фигуру, ничего из ряда вон выходящего...

Так Рон думал о каждой девушке Хогвартса – оценивающе, не более того.

Иногда он даже завидовал Гарри из-за Симуса. Вообще-то он старался не завидовать Гарри ни в чем – и не получалось. Вещи, которым он не завидовал, можно было по пальцам пересчитать, и то он не мог вспомнить сейчас ни одной. Он хотел быть для Гарри всем.

Рон вздохнул.

Гарри снова куда-то делся.

– Гермиона, ты можешь хоть на пару минут прекратить меня грузить?! – Ну вот. А ведь он никого не хотел обидеть.

Гермиона обиженно замолчала, и Рон встал из-за стола и вышел из библиотеки. Он побрел по коридору к подземельям, рассчитывая пробраться на кухню и перекусить, что он делал всегда, когда поблизости не было Гарри. Просто делать больше было нечего.

Коридор, ведущий на кухню, проходил перпендикулярно коридору в Слизеринское общежитие, если Рон правильно помнил их путешествие три четыре года назад. Рон как раз проходил мимо, когда заметил на полу что-то странное. При ближайшем рассмотрении “чем-то” оказалась кожаная папка, на которой в полутьме коридора светились три замка в виде имен.

– Лови!

Гарри подбросил вверх снитч, который тут же расправил крылья, и невольно усмехнулся.

Он оттолкнулся от земли, и им овладело особое, ни с чем не сравнимое чувство полета, какое всегда посещало его во время игр, дружеских матчей и просто тренировок. Малфой поднялся в трех метрах от него, с той же скоростью, не спуская глаз с золотого мячика.

Ему понадобилась пара искусных приемов, чтобы обойти соперника, но Гарри за три секунды снова оказался впереди, вылетая снизу, держась в воздухе как птица.

Поле под ними было девственно-белым, зеленые ели темнели на горизонте, оттеняя снег и золото колец. Ветер кидал из стороны в сторону их мантии, и вообще погода была не самой удачной для игры в квиддич. Лицо Драко неправдоподобно раскраснелось, как розовый йогурт, разлившийся по белой тарелке.

Снитч рванул от одного ловца к другому, дразнясь и поклоняясь могучему ветру, в отличие от игроков, которые боролись со стихией. Ветер был каким-то фальшивым, ненастоящим, как будто одну картинку, штормящего моря, наложили на другую, солнечного зимнего леса.

И все же ветер был, выл и играл, как хотел.

Делая пируэт вслед за целью, Гарри понесся, обгоняя порывы, но они нагнали его сзади и кинули прямо на соперника. Не рассчитав равновесие, Драко не успел затормозить, и они, запутавшись в мантиях, полетели вниз.

Гарри оказался снизу и глухо ударился о снег спиной, Малфой приземлился рядом, мягче, но ненамного.

Молчание.

Робкий голос,

– Малфой, ты в порядке? –

– Кажется, да. Признай, это было не лучшей твоей идеей... Эй, если ты уберешь свою ногу с моей, будет еще лучше.

Малфой скинул с себя ногу Гарри, ворчливо хмыкнул и поднялся на локте, смотря на соперника. Странно, вставать не хотелось, но влажность снега постепенно стала давать о себе знать, и Малфой поднялся, отряхивая мантию.

Гарри смотрел на Малфоя снизу вверх и думал, совершенно не в тему, насколько тот отличается от Рона. Ну попросту противоположность.

– Ты так и будешь тут лежать, Поттер?

Гарри кивнул.

Драко пожал плечами, развернулся и, подхватив метлу, пошел к замку, хрустя ботинками по снегу.

Только когда он скрылся за деревьями, Гарри понял, что не может встать.

Глава 3.

The man who sold the world

Нью-Йорк во сне выглядел совсем по-зимнему: заснеженные деревья, лед на улицах, магловский транспорт... Центр города – рестораны, банки и Эмпайр Стэйт Билдинг.

Драко шел как раз ко входу в башню; он никогда не бывал в Америке, в частности Нью-Йорке, и ему хотелось побывать наверху на смотровой площадке, охватить взглядом весь город сразу. Но внизу администраторы сказали ему, что последняя экскурсия закончилась десять минут назад – только теперь Драко осознал, что кругом было темно, просто огни магазинов, рекламы, светофоров и шум машин делали эту темноту незаметной.

Драко нужно было туда попасть – он не знал зачем, но ему обязательно нужно было быть наверху именно сейчас. Он достал палочку и одним четким Stupefy сшиб охранников и побежал к лифту.

Поднявшись на самый верх, последний этаж, на площадку, Драко вышел, разглядывая большие бинокли, любуясь видом ночного города.

И тут он увидел.

Ее.

Она была в тонкой клетчатой рубашке из бледно-голубой ткани, застегнутой на одну из шести пуговиц, под рубашкой была обычная футболка, развевающаяся на ветру. Длинная спортивного вида юбка из неизвестного Драко магловского материала вилась вокруг ног девушки не хуже мантии Снейпа, когда тот патрулировал коридоры.

На вид ей было лет двадцать – возможно, круги под глазами и стекающие слезы делали ее старше. ЕЕ фигуру прямо шатало из стороны в сторону, длинные белые, почти как у самого Драко, волосы прилипли к лицу, а часть слипшихся прядей металась по ветру.

Она плакала; стоя на самом краю, за заграждениями и глядя вниз, она отдавалась воздушным потокам, и сжимала в руках какую-то бумажку.

Драко разглядел что это было чья-то фотография. Он хотел подбежать к плачущей девушке и остановить ее (ясно, что она пришла сюда не полюбоваться видом), и не мог.

Его ноги как сковало, он что-то кричал, но девушка не видела перед собой ничего, кроме неба и дождя, который внезапно полил с неба, отвечая ей своими собственными слезами, молчаливо сочувствуя горю, каким бы оно не было.

Драко бился руками о невидимую преграду, пытаясь разбить ее, крича девушке что-то, и тут она заметила его.

Она глубоко вздохнула, слезы лились из нее сами собой. Она кивнула ему и посмотрела на фотографию. Драко отлично запомнил изображение человека, ему хватило лишь мгновения.

– I’ve always been an introvert, happily bleeding. – тихий, певучий голос. Драко осознал, что это говорит она. Ее слова перекрыли шум дождя, который словно позволил ей сказать последнюю фразу так, чтобы быть услышанной. Она сказала это, глядя одновременно на Драко и на фотографию, и спрыгнула.

Спрыгнула и полетела вниз; Драко на мгновение замер в полнейшем замешательстве, и с него упали прозрачные оковы. Последнее, что он видел, подбежав к карнизу, были ее волосы – проблеск белых волос на фоне серого асфальта, на пути... вниз.

Он проснулся не в волнении, не в ярости и не в холодном поту. Он проснулся тихо плача, слезы, как тот дождь, струились по лицу, и он также четко как собственное одеяло видел фотографию, которую девушка сжимала в руке.

Черные волосы, стеклянно-голубые, даже с отливом зеленого, глаза... Он был накрашен – черная подводка глаз, выражение меланхолично-мечтательное, губы похожи на женские... и все же это был ОН а не ОНА, хотя бисексуальность дышала всем его обликом. Он мог бы даже понравиться Драко, встреться они в реальной жизни...

Этот человек выглядел лет на 25, но он не был похож ни на кого из знакомых Драко. Но эти слова... ‘happily bleeding’. Счастье в истекании кровью. Счастливо истекай кровью. Это правда. Драко знал человека с культом крови.

Том.

Том писал; писал длинные эпосы, рассказы, романы, в которых главным героем была кровь. Об этом он рассказывал перед самой смертью. Но не такими были его эпосы как у писателей-классицистов, маглов или волшебников. Драко их даже не читал, но знал это точно.

Эти слова были буквально описанием самого Тома – с ног до головы. Happily Bleeding.

Драко где-то уже слышал подобные слова, они звучали у него внутри. Он плакал – а Малфои не умеют плакать. Он истекал кровью изнутри – а душа и тело Малфоев были обязаны оставаться нетронутыми, идеальными, без единого пятнышка, шрама или царапины... Мраморная красота. Памятник при жизни.

Он плакал, прощаясь со своим “я”, зная, что ту девушку он никогда не забудет.

~La fille est moi. ~ That girl is me.~

Гарри сидел, практически покрывшись льдом. Его охватило чувство безысходности, паника уже исчезла, осталось одиночество и онемелость. Он не знал, почему точно, но ног он не чувствовал; палочку достать не было возможности: она упала в четырех-пяти футах от него и теперь одиноко валялась в снегу.

Он не мог сдвинуться с места уже три часа.

Три часа после отбоя.

Филч или миссис Норрис, а тем более кого-то из учителей здесь встретить было нереально, на Гарри опустилось тупое отчаяние, он был готов, он *хотел* самого худшего. Тут он вспомнил Рона, и его стошнило.

Стошнило на снег, желчью, как после долгого голодания съев что-то кислое, или накурившись натощак. Ему хотелось двигаться, лететь, улететь от собственной рвоты и этого холода.

Жизнь потихоньку вылетала через отверстия в его теле, ему не хотелось ни плакать, ни звать на помощь, но выбрать одно из двух – движение или смерть. Он понял Тома, первый раз действительно понял – бывали моменты, когда надоедало жить.

Если бы Гарри был знаком с магловской музыкой, он бы понял еще одного человека. “Погода меняет настроения”, сказал Курт Кобейн, и осознать правдивость этих слов и даже жить по ним могут многие...

Но не Гарри.

Его мысли текли медленно, меняясь каждую секунду, но это были те же мысли и желания, просто сильно замерзшие, поэтому и желания тоже менялись, как вода подо льдом. Уже не хотелось и летать, но и умирать ему тоже расхотелось. Надо все же что-то сделать, продолжать думать, и главное – не спать...

Жарко, светит солнце, Гермиона в белом сарафане собирает апельсины. Чистит их прямо руками, кожуру бросает в мусорное ведро, а мякоть – в миксер, и получается то ли компот, то ли варенье. А около плиты стоит Снейп в голубом фартуке с Микки Маусом и варит кофе.

– Мистер Поттер, помогите мисс Грэйнджер собрать апельсины для компота, а то пропадут. – Его строгий голос прорывается сквозь звуки старой детской песенки “London bridge is falling down, falling down, falling down”, которую под нос напевает Гермиона и засовывает в рот сразу пол-апельсина...

– Поттер! – Снейп явно чем-то недоволен. Может, помочь ему с кофе?..

– Поттер, проснись! – кто-то, кажется, трясет его за плечо... А он и не заметил, как в него полетели корки от апельсинов, одна, от самого свежего и сочного, ударила его по лицу... еще одна... и еще...

– Эй! – Гарри приоткрыл глаза. Над ним стоял обеспокоенный (вот это да!) Малфой, щеки красные от мороза, дыхание сбивается от быстрой ходьбы. Гарри только сейчас понял, что спал, было темно, маленьким источником света была палочка Малфоя.

– Что ты тут делаешь?! – спросил он.

– Могу спросить тебя о том же. – Гарри через секунду осознал, что у него еще и голос сел. Малфой вздохнул. Объяснять про сон, Тома, слезы и семейные устои Малфоев не хотелось.

– Поднимайся, Поттер.

Гарри попробовал встать. Непрошеные слезы подкатили к глазам. Если когда он был один, плакать не хотелось, то теперь даже очень. – Он выше этого... – услышал он где-то под черепной коробкой голос Гермионы. Но голос звучал неубедительно.

– Поттер, – Малфой наконец-то увидел, что что-то не так. – Ответь, какого... ты вообще тут остался?! –

Гарри не выдержал.

Соленые струйки побежали по щекам, он захлебывался, но они продолжали бежать наперегонки... Интересно, как чувствовала себя Алиса, утопая в собственных слезах?.. Она, правда, знала, что ей нужно бежать за белым кроликом, а не сидеть парализованной, на морозе, и рыдать перед *Малфоем*, который явно не тянул на белого кролика. Эта мысль почему-то вызвала новый поток слез.

Малфой терпеливо ждал, пока Гарри успокоится. Он давно привык носить маски, но сегодняшний сон сломал его. Каким-то образом он знал, что именно эта девушка, или этот... юноша на фотографии, или событие, имевшее место во сне... в общем, что-то меняло его. Он был последним Малфоем в роду, и он не хотел продолжать род.

Ему было, если честно, все равно.

– Поттер, объясни ситуацию, – как можно безразличнее сказал Драко. Ему не составляло труда сохранить это выражение лица сейчас, хотя реакция Поттера была мягко говоря неожиданной.

Тот даже плакал как-то странно. Не то что он пытался сдержать слезы – они сами текли из него, это больше смахивало на дождевые капли или талый снег, нежели на что-то из души.

– Слишком... долго... – Поттер даже не постарался вытереть слезы.

– В двух словах.

– Я не могу встать.

– Это я уже понял, – слизеринец вздохнул еще более тяжко и протянул руку, чтобы вытереть щеки Гарри. Его кожа была холодной, как лед, и Малфой в ужасе отдернул руку, чуть не свалившись в снег.

– Что?

– Ничего. – Драко взял себя в руки и вытер щеку Гарри, согревая ее.

<...I found you died alone... a long long time ago...>

– Wingardium Leviosa! – Гарри поднялся в воздух. – Ты еще не придумал, как мы объясним Помфри, МакГонагалл и остальным то, что ты не чувствуешь ног, у тебя замерзли руки, сел голос и что тебя нашел я в три часа ночи? Кстати, твоя палочка...

– В сугробе. Справа. Да. – Выражение лица Гарри было сходно пожиманию плечами. – Я не хочу в больничное крыло, – прошипел окончательно охрипший Гарри. Малфой остановился.

<...which came as some surprise, I spoke into his eyes...>

– И куда ваше Гриффиндорское Величество желает быть доставленным?

Гарри думал. Только не в башню Гриффиндора. Не-ет. И естественно, не в гостиную Слизерина. И не в больничное крыло.

– На Астрономическую Башню, – принял он решение, стараясь, чтобы Малфой расслышал его шепот. Даже если Драко удивился такому повороту событий, ни один жест не выдал его.

– Хм. Поттер, с другой стороны, не к Снейпу же мне тебя тащить.

Путь до замка показался долгим, как никогда.

<I made my way back home...>

Рыжий Гриффиндорец поднял с пола кожаную папку. “Гарри” – очевидно, его лучший друг, “Драко” – единственный и неповторимый Малфой, и “Дэймон”... таких Рон не знал.

Сунув папку в карман мантии – показать вечером Гарри, он двинулся туда, куда шел – а именно, на кухню.

Когда вечером Гарри не вернулся в гостиную, Рон беспокоился и ждал до двух ночи, но вскоре забылся сном. Симус тоже был встревожен, но не так, как Рон – он никак не мог простить Гарри его ухода в самый разгар праздника.

Сопение Симуса, как ни странно, только убаюкало Рона, и тот не слышал жужжания на тумбочке возле кровати, где лежала загадочная папка, и не видел, как она загорелась ярким светом и исчезла.

– Шейла, налей мне еще.

Сириус курил пятую сигарету и пил текилу. Безнадежное сочетание для безнадежных людей.

Девушка за стойкой бара с сожалением посмотрела на своего постоянного клиента. Сириус ей нравился; он был таинственным, одиноким и мужественным – ну просто принц на белом коне. Если, конечно, не считать склонности к чрезмерному употреблению алкоголя и никотина. Шейла не могла сказать, сколько ему лет, двадцать пять или сорок – он каждый раз выглядел по-другому, и фактор, влияющий на его внешний вид, тоже оставался загадкой, но, так или иначе, Шейла была рада видеть Сириуса, вне зависимости от настроения или внешности. Он был другим.

Не таким, как другие посетители “Таитянской красавицы”.

– Сириус, тебе не кажется, что хватит?

– Это глупый вопрос, Шейла. – Сириус помотал головой, как пес после купания, и выпустил огромный клуб дыма, на пару секунд застлавший ему глаза.

– Хм, скорее, риторический. – Девушка нахмурилась, но взяла бутылку и тренированным движением наполнила стакан, стоявший перед мужчиной.

<...I gazed a gazely stare at all the millions here...>

– Погоди, я закончу со столиками, – сказала она Сириусу, который одним глотком осушил стакан, закусив только глубокой затяжкой очередной сигареты. Шейла вернулась через пять минут и опустилась на стул напротив.

– Сириус, – робко позвала она. – Может, расскажешь?

– Мой крестник.

Странно, с чего он решил рассказать об этом Шейле – сорокапятилетней бартендерше с отличным вкусом в винах, но абсолютно нулевыми перспективами? Впрочем, не все ли равно?

Шейла была удивлена не меньше – Сириус был крестным отцом? Интересно, чьим?

– Я... я не смог заменить ему отца. И вместо этого он идет к этому идиоту Снейпу... и все почему? Потому что я тринадцать лет сидел в тюрьме и не мог быть рядом с ним!..

<...I searched for form and land, for years and years I roamed...>

Сириус вскочил, оборвав полупьяную речь и, не оглядываясь, пошел на улицу. Шейла поймет.

Через десять минут он уже был в отеле, трезвый (спасибо современной магии!), и собирал чемодан.

Сириус собирался домой.

– Почему ты помогаешь мне?

– Ну, Поттер. Я все-таки не из камня сделан, вопреки всеобщему мнению...

– Я думал, из мрамора.

–...не мог же я оставить тебя там замерзать? – Малфой аккуратно проигнорировал последнюю реплику.

Гарри сидел на ковре, держа в руках чашку с чаем, наколдованную Малфоем. Руки согрелись, но ног он по-прежнему не чувствовал.

– И все же, что ты делал снаружи, когда наткнулся на меня?

Малфой вздохнул.

– Поттер, пей чай.

Странное dejа vu. Гарри промолчал.

Слизеринец отвернулся, колдуя над пламенем камина, стараясь сделать его еще жарче. Гарри в таком же молчании допил чай и поставил чашку рядом. Его начало клонить в сон. Тепло, чай и незабудковый (во всяком случае, если незабудки чем-нибудь и пахнут, Гарри так казалось) одеколон Малфоя действовали как снотворное или несильный алкогольный напиток, от которого кружится голова.

– Accio подушка! – пробормотал Драко. Подушка с ближайшего кресла влетела в его руки, и он подложил ее Гарри под голову.

– Спи, Поттер. Утром я вернусь и отнесу тебя в больничное крыло. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы это сделали твои Уизли и Грэйнджер.

– Нет. – Гарри лежал с закрытыми глазами, хрипло дыша.

Малфой тихо поднялся с кресла и направился к выходу. Почти у самой двери его остановил голос Гарри.

– Останься, Малфой. Пожалуйста.

– Тебе это нужно, Поттер?

– Да.

– Никогда не думал, что буду играть роль заботливой мамочки Поттера, – фыркнул Драко, возвращаясь к креслу, в котором сидел.

Гарри приподнялся на локтях, сонно щурясь в свете тухнущего камина.

– Наклонись, – прошептал он Драко.

Тот в удивлении склонил голову почти к самым губам Гарри, недоуменно глядя на него.

– Спасибо... *Драко*, – проговорил он в лицо слизеринцу, оставляя его в немом удивлении.

– Знаешь, Малфой, – неожиданно сказал Гарри практически четким, оттаявшим голосом, как будто рассуждая вслух. – Ты действительно лучше, чем Уизли.

У Драко, всегда такого уравновешенного и спокойного (по крайней мере на вид), что-то в животе ухнуло и отпала челюсть. Он опустился на пол, глядя на спящего Поттера.

Обычно он оставлял в смятении друзей, врагов, знакомых, любовников. А теперь в такой ситуации оказался он сам.

Глава 4.

Drain you.

Гарри спал плохо, беспокойно, все время ворочаясь на мягком ковре. Сквозь сон он пытался понять, здесь ли Малфой, и понял только когда почувствовал влагу на лбу. Гарри, конечно, не мог удивиться – он спал.
А Драко думал. Он больше не был Малфоем. Может, стоило сменить фамилию? Хм, пожалуй, нет. Ведь оп сути он остался таким же, как был – слизеринцем, которого раздражало все, и, конечно, он оставался геем.

Странно, Драко никогда серьезно не задумывался, как же он осознал это. Просто знал, и все, хотя до сих пор не мог отличать себе подобных от общей толпы. Возможно, это наследственность. Почему Люциус Малфой всегда старался быть строгим и неприступным, появлялся всюду с женой? Драко как-то узнал его секрет. Также как и дед, он женился только из-за культа родовой линии, которая должна была четко и чисто соблюдаться.

Поэтому Драко был рад отказаться от себя старого – не нужно было соблюдать семейные традиции, на которые он плевал с высокого дерева.

– Что... ты... – Гарри снова повернул голову, сбросив полотенце. Со вздохом Драко положил его на место, одновременно разглядывая чистое лицо и черные, редкие ресницы - глаза, двигались во время быстрого сна.

Драко вовсе не был сексуально озабочен, вовсе нет. Напротив, весь период юношеской гиперсексуальности вместе с гормонами обходил его стороной – по крайней мере, так ему казалось. Но у него непозволительно долго (двое суток!) не было нормального секса.

Он не считал нормальным тот раз – чуть больше дня назад, когда он собрал вещи и уехал. Почему именно Алекс и собственные ощущения подтолкнули его к уходу, несмотря на просьбу Дамблдора не ссориться с Паркинсонами, он не знал, да и ему было все равно. Честно.

И теперь тут лежит Поттер. По сути, единственный, с кем он еще хоть как-то общается. После сегодняшнего утра.

– Драко. С тобой что-то происходит. Ты сбежал из приюта, не предупредив моих родителей! Как ты мог! Мама так беспокоится о тебе!

Date: 2016-07-18; view: 243; Нарушение авторских прав