Поучения перед Плащаницей в великую пятницу 5 page

Но, прежде нежели последуем далее за этим знаменательным указанием на человека в Иисусе, остановим несколько внимание наше на том, кто и как находит и дает это указание.

Лицо Иисуса высокое и святое не только по Божеству, но и по человечеству, закрыто было мрачнейшими клеветами, когда Он предстал Пилату. Клеветники хотели указать Пилату в Иисусе возмутителя общественного покоя, противника власти, похитителя имени Сына Божия, – того, кого ни небо, ни земля не могли бы терпеть между человеками. Но и Пилат не в таком был расположении, которое благоприятствовало бы открытию чистой истины. По-видимому он ищет её; ибо вопрошает о ней: что есть истина (Ин. 18, 38)? Но или нетерпеливость, или легкомыслие представляют ему вопрос об истине праздным в суде над Истиною, и не позволяют дождаться на него ответа. Скоро молчание вопрошаемого раздражит гордость судьи: мне ли не отвечаешь (Ин. 19, 10)? А угроза доносителей: если отпустишь Его, ты не друг кесарю (Ин. 19, 12), отнимет мужество у защитника невинности. Сам Иисус, провидя это расположение и не желая расточать сокровищ истины, не удовлетворяет изысканиям Пилата, то пребывая пред ним в молчании, то произнося некие слова на том языке тайн, которого внешние и слыша не слышат. Однако истинное и существенное во Иисусе с такою силою сияло сквозь все различные покровы, особенно во время Его страдания, что и полуомраченное страстями око еще способно было собрать некоторые лучи света: и судья, не имеющий в Его пользу ни одного свидетеля, не удовлетворяемый ответами Его Самого, преклоняемый своими страстями на сторону Его врагов, при всем том ощущает присутствие истины, и, объятый её силою, спешит из дома к народу провозгласить невинность Иисуса. О, несчастная изменчивость! Пилат оставляет Иисуса, дабы открыть открывшуюся истину другим, и теряет ее даже и для себя; заражается и сам духом злобы и ожесточения, воцарившимся в народе, и возвращается мучить Того, Которого только теперь объявил ни в чем невиновным: тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его (Ин. 19, 1). Но, конечно, умножавшиеся страдания более и более открывали в сем Страдальце чистое и святое; конечно, каждая рана, Ему налагаемая, была новым отверстием света, в Нем скрывавшегося: ибо вскоре мучитель Его снова делается Его защитником; и дабы заградить уста клеветникам, вразумить обманутых клеветниками, переменить мнение почти целого народа, не ищет средств убеждения нигде, кроме самого лица Иисуса. Вновь провозглашает Его невинность, и, когда ожидают доказательства этой невинности, судья только указывает на обвиняемого: се, Человек! Вот тот, которого ваши лжесвидетели представляют недостойным жить между людьми! Вернейшее о Нем свидетельство находится в Нем самом. Смотрите и судите! Смотрите, в каком Он состоянии, как взирает Он на врагов своих, как приемлет Свои страдания. Се, Человек!

Помыслим здесь, христиане, один ли Пилат, язычник и обладаемый страстями судья, мог видеть столько света в лице Иисусовом? Нет! Нет! Многократно больший свет, уже просвещенному оку христианскому, должен сиять из человечества Того, ктоесть сияние славы Бога Отца и образ Ипостаси Его (Евр. 1, 3). Итак, если кто из нас не познает эго света, не последует сему свету, не принимает в себя этого света, то сколько бы мы ни уничижали виновных в страдании и смерти Распятого, будет ли нам отраднее в день судный, нежели Пилату и подобным ему?

Теперь оставим языческий суд и мятеж иудейский и постараемся христианским оком рассмотреть то, что указывает язычник, и чего не хотят видеть иудеи.

Се, Человек! Пилат сказал в сих словах более, чем сколько сам разумел. Не удивляйтесь. Если и Саул некогда был во пророках (1 Цар. 19, 24) и Каиафа, думая сообщить своим соумышленникам тайну нечестия, открыл тайну благочестия, что лучше одному человеку умереть за народ (Ин. 18, 14), и гибельнейшее дело иудейского народа было служением святейшему делу спасения человеческого, то Владыка судеб также властен был сделать и то, чтобы судья и осудитель Иисуса был Его проповедником, хотя сам не все уразумел, что проповедал, и что разумел, тому не последовал. Судьбы поставили страждущего Иисуса пред архиереями, старейшинами и народом, пред иудеями и язычниками не для того, чтобы умножить преступления, хулы и грехи соблазна; но чтобы показать иудеям их спасение, и язычникам их чаяние, насколько их взоры то снести могли. Должно было кому-нибудь и проповедать об этом намерении судеб. Но не было тогда ни Иоанна, который бы указал Иисуса, крещаемого кровью, как некогда указал Его, крестившегося водою: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29); ни Петра, который бы исповедал Христа Сына Бога Живаго (Мф. 16, 16). Итак слово Божие, не удержимое никакими преградами, или недостатком орудий, как молния сквозь облако, прорвалось сквозь омраченную душу и устами человека неправды проповедало человека святыни: се, Человек!

Дабы почерпнуть из сего изречения, по-видимому только земного, скрывающийся в нем свет чистого небесного познания, поучимся, слушатели, ведению человека от мужа, которого в этом наставил Сам человек Христос Иисус (1 Тим. 2, 5), показав ему Свое Божественное человечество с небес и собственным словом удостоверив его в истине сего откровения: Я Иисус (Деян. 9, 5). Апостол Павел в целом мире насчитывает только двух человек, из коих одного называет первым, а другого вторым и последним. Он говорит: первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба; первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий (1 Кор. 15, 47, 45). Все прочие люди принадлежат к этим двум, как ветви к древу и корню, или, по точному изречению самого второго человека Иисуса Христа, как ветви к виноградной лозе: Я есмь лоза, а вы ветви (Ин. 15, 5).

Где ныне первый человек? Быв отторгнут от Бога преслушанием заповеди, он исторгнут из святой земли райской, повержен на сию землю, пораженную проклятием, где это славное некогда древо тщетно до бесчисленности умножает листья и ветви, непрестанно увядающие, и не может произвести никакого плода в жизнь вечную. Все те, которые по происхождению от первого Адама называются сынами человеческими (Пс. 4, 3), по истинному достоинству их деяний и самого естества, в Слове Божием именуются семенем змия (Быт. 3, 15) древнего, прельстившего людей, деревом худым (Мф. 7, 17), при корне которого лежит секира(3, 10) осуждения вечного, плотию, в которой не пребывает Дух Божий (Быт. 6, 3) и уподобится животным, которые погибают (Пс. 48, 13). И где же человек? Века и тысячелетия произвели ли его? Общества сложили ли его в один состав? Законы начертали ли образ Его? Мудрецы вдунули ли ему душу живую? Если бы род Адамов мог ощутить себя единым общим ощущением, – оно было бы ощущением беспомощного иерусалимского расслабленного, и весьма естественно изобразилось бы его же словами: не имею человека (Ин. 5, 7)!

Но вот пришел, наконец, столь долгое время ожиданный, Человек, долженствующий исцелить расслабленного или, лучше сказать, от смерти, которая по тому только могла называться жизнью, что была ощущаема, воздвигнуть к истинной жизни, превышающей чаяния и желания расслабленного. Явился второй человек, Господь с небес, дабы первого человека, земляного, возвращаемого в землю, из которой взят (Быт. 3, 19), возвести на путь жизни (Деян. 2, 28), возвращения к Богу, вдунувшему в лице его дыхание жизни (Быт. 2, 7). Произросла Лоза истинная, долженствующая отпадшую ветвь соединить с собою, увядшее сделать зеленым, дикое удобрить, чтобы быть в нем и принести много плода (Ин. 15, 5). Явился последний Адам, который Один животворящим духом Своим силен проникнуть и, проникнув, разрушить царство смерти, основанное на разрушении первого Адама, все небесное и земное соединить под Своею главою (Еф. 1, 10) и увенчать начало концом.

Этот небесный и Божественный Человек, в высоком имени Единородного Сына Божия и в таинственном имени Богочеловека, представляемый Евангелием нашему верованию и созерцанию, указывается также и в простом имени человека нашему подражанию: се, Человек! И хотя таким образом во всяком состоянии, во всяком действии, во всяком мгновении святейшей жизни Иисуса мы можем видеть чистейшие образы истинного совершенства человеческого, впрочем, судьбы особенно указывают Его в то мгновение, когда Он вышел из дома судьи к народу, в терновом венце и в багрянице (Ин. 19, 5).

Мгновение великое и подлинно требующее особенного указания, дабы оно в сокращенном своем величии не укрылось от нашей непроницательности! Иисус в таком состоянии, в которое приведен волею других; в чужой одежде; не видно никакого действия Его; не слышно никакого слова Его; Его как бы нет. Что же здесь нам указывается в Нем? То самое, что Иисус является без воли, без действия, без слова. Это молчание, которое Он сохраняет между восклицаниями защитника, и между воплями клеветников и хулителей, этот глубокий взор, сквозь смятения человеческие погруженный в судьбы Божии, эти неподвижные члены, так сказать, почивающие в страданиях, – все это представляет нам образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакой всеобщей враждой непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрастного, чистого, святого, и – чтобы соединить эти черты в одну их объемлющую, – человека всесовершенно преданного Богу.

Этой самой чертой описывается образ Прекраснейшего сынов человеческих (Пс. 44, 3) и во всех Его состояниях. Он сам описывает ею и дела Свои: как заповедал Мне Отец, так и творю (Ин. 14, 31); и Свои глаголы: что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец (Ин. 12, 50); и Свою волю: не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5, 30). Этой неограниченной преданностью Богу Отцу Иисус подобен Сам Себе и тогда, когда кровавый пот скрывает большую часть образа Его: Отче! не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42). Она есть последняя живая черта в лице умирающего на кресте Иисуса: Отче! в руки Твои предаю дух Мой (Лк. 23, 46). И наконец эта же черта воссияет и на славном лице Иисуса воскресшего, ибо и тогда, когда Ему дана всякая власть на небе и на земле (Мф. 28, 18), спросят ли Его о временах и сроках? Он не коснется их, как положенных во власти Отца (Деян. 1, 7); будет ли Он обещать Святого Духа? Он повелит ожидать Его как обещанного от Отца (Деян. 1, 4).

Вот одно из человеческих свойств Иисуса Христа, хотя, впрочем, оно есть и одно из Божественных Его свойств, указываемое ныне нам для подражания: се, Человек! сие да мудрствуется и в нас.

Христиане! Быв ныне призваны Церковью воззреть и мысленным и вместе чувственным оком на образ Иисуса Христа, в жизни и смерти преданного Богу Отцу Своему любовью и послушанием, – вспомним, что когда и Сам Он в этом образе предстал иудеям, ожесточенные дети гнева не пленились добротою прекрасного более сынов человеческих, но удаляли от себя образ Его и желали истребить Его. Да внемлем прилежно и нашему, в безобразии первого Адама рожденному, сердцу, каким гласом отзывается оно к образу второго Адама, в который мы должны преобразиться. Но говорит ли оно, что в этом образе есть слишком печальные и страшные черты; что оно желало бы носить только приятные и радостные, а распятие воли предоставить Распятому за нас плотью; что из детской преданности Богу должно исключить Богом утвержденные права разума и свободы? Ведайте, что эти, или подобные им, чувства и желания есть хотя тихие и отдаленные отголоски того вопля Иерусалимского против Иисуса: возьми, возьми, распни Его (Ин. 19, 15), – между подражателями и врагами распятого Иисуса нет среднего состояния: кто не со Мною, говорит Он, тот против Меня (Мф. 12, 30). Должно взять один из двух жребиев непременно: или жребий Распятого, или жребий распинателей. Сам Распятый, нашего ради спасения, благодатью Своею да дарует всем нам верою познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, подражанием, сообразуясь смерти Его (Флп. 3, 10), во умерщвлении воли своей и предании себя в волю Божию, да так и мы достигнем воскресения мертвых. Аминь.

Архиепископ Московский Платон (Левшин)

Слово в великую пятницу (1767)

Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.

(Ин. 19, 30).

Собравшись в сей храм священный, празднуем мы, благословенные христиане, смерть Страдальца неповинного, Который тем для нас любезнее, что Он в этом виде нам представляется не для того, чтобы мы Ему таким родом смерти умереть желали, но что Его смерть есть светлейшее любви Его к нам доказательство; что Его смерть есть действительное смертности нашей врачевание. Знаю я, что непричастные таинств христианских могут дивиться, и считать стыдом для нас, что почитаем мы Распятого; могут они говорить: других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста (Мф. 27, 42). Такие стрелы бросают на нас иудеи: этим поносит нас язычник. Но наше к Нему благоговение оттого непорочнее и святее, что ни стыд ложный, ни наружность обманчивая нашу истину не колеблют; что мы утверждаемся на внутренности, на сокровенной премудрости Божией силы, которая людям невнимательным часто кажется слабой. Дух Божий давно это предвидел, и чтоб мы о такое мира мнение не преткнулись, заблаговременно предостерег. Посмотрите, братия, кто вы, призванные, говорит он нам устами Павловыми, Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом (1 Кор. 1, 26-29). На этом основании тот же апостол пишет к возлюбленному ученику своему: не стыдись свидетельства Господа нашего Иисуса Христа, ни меня, узника Его (2 Тим. 1, 8): не устыдись; ибо преодолеть такой стыд, который с нами встречается, когда надобно идти против поврежденных мира мнений, преодолеть этот ложный стыд есть светлейшая победа.

Но обратим мы очи свои к Солнцу Правды, заходящему на горизонте крестном, и послушаем, что Он при последнем дыхании блаженной жизни своей говорит. Говорит Он: Совершилось. Что ж это слово значит, научи нас с крестной кафедры Ты Сам, великий Архиерей, прошедший небеса и входящий во внутренние премудрости Божией завесы: раздери покрывало, которое от нас скрывает святилище истины, и дай нам видеть сокровенные тайны Твои!

Совершилось.

Так как в слове этом не изъяснено, что совершилось, для того надлежит исследовать, что такое в совершенство и в окончание приведено; тем более, что слово это от великого нашего Учителя при последнем часе сказано; и потому должно оно в себе заключать содержание важное: и мы обыкновенно те слова помним и повторяем часто, которые от любимых нами умирающих слышали мы.

Совершилось.

Совершились во-первых все Спасителя нашего страдания, какие злость человеческая выдумать и человек претерпеть может. Первые младенчества дни были началом Его жизни и вместе началом Его гонения. Тот, Который на небесах приготовлял нам вечные обители, не имел на земле, где главу приклонить. Тот, Который бессмертной пищею истины насыщал человеческий род, был голоден и в жажде во всё течение лет своих. Тот, Которого лицо дает радость ангелам, был оплеван, по щекам бит, и весь окровавлен. Тот, Который взял на плечи свои бремя грехов всего мира, был отягощен крестом, и мучительно пригвожден на нем. Подлинно облечен Он был в порфиру, но в порфиру поругания, дан был в руки и скипетр, но которым сокрушали Его главу; возложен был и венец, но венец терновый. Мучение тем несноснее, что соединено с поруганиями! Ибо одно терзает тело, другое пронзает дух. Пилат, насколько, впрочем, ни был к милосердию мало преклонен, не мог не быть тронут этим позорищем. И для того вывел Его, текущей кровью обагренного, пред собрание, и сказал: Се, Человек! Ежели ваше сердце мучением ненасытно, видите, что всё Его тело сделалось одной язвой, и если вас не умягчает Его неповинность, да умягчит общая человечность. Се, Человек!

В каком виде от Пилата представлен Иисус, в таком Его давно предусмотрел Исаиа пророк: мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший то есть, от младенчества привыкший терпеть болезни, как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен: от уз и суда Он был взят (Ис. 53, 2-8). Премудрость божественная, вознесенная на крест, терпя все таковые мучения в плоти, несправедливо ли, рассудите, возопила: Совершилось! Когда же принял уксус Иисус, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.

Совершились, второе, все дела великого посольства Его. Волю небесного Отца открыл, истину всем благовествовал, от заблуждений отвел, основал славную Церковь, состоящую из всех народов, живущих под небом, а наконец все это запечатал кровью Своей, и через это примирил небо и землю; как изъясняет божественный Павел: благоугодно было Отцу, чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное (Кол. 1, 19-20). И для того сам Спаситель, отходя к испитию смертной чаши, говорил к Отцу своему: Отче! совершил дело, которое Ты поручил Мне исполнить (Ин. 17, 4). А на кресте в том же разуме возопил: Совершилось.

Совершилось, третье, чаяние народов. Все народы ожидали себе утешения от Бога, утешения Израилева. Ибо кто страстями смущаемый, совестью не беспокоится? И кто, преступая написанный Богом на сердце закон, не убоится суда Господа Саваофа? Этот страх все народы засвидетельствовали своими жертвами. Ибо к чему бы проливать животных кровь, и таким ужасным зрелищем служить божеству, если бы это не было знаком трепещущей совести, которая смущаясь воображением суда нелицеприятного, думала удовлетворить Вечную Правду пролитием неповинных животных крови вместо своей, и тем бы себя успокоить? Хотя это средство само по себе к оправданию было недействительно, ибо по основаниям христианским, невозможно, чтобы кровь тельцов и козлов уничтожала грехи (Евр. 10, 4): однако оно доказывало, что весь мир повинным себя признавал пред верховным Законодателем; следовательно, доказывало нужду и чаяние утешения Божия.

Сие чаяние на кресте совершилось. Что мы исполнить не могли, исполнил то вместо нас великий Ходатай наш. Ибо приняв облик человека, Божиим гневом поражаемого, принес Себя в жертву, и пролитием Своей неповинной крови гнев неба погасил. Обратив на себя всё действие правосудия, его обезоружил, а оставил для нас одно милосердие. И мы можем теперь с дерзновением веры нашей сказать: «Отче небесный! Может ли твоя правда в нас поразить что-нибудь, что не окроплено было дражайшею Сына Твоего кровью? Может ли совесть наша не успокоиться, видя удовлетворение за грехи наша приносимое Тебе чрез Единородного Твоего?» Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их. Кто осуждает? Христос Иисус, умерший за нас(Рим. 8, 33-34). Сего вожделеннейшего для нас действия Спаситель, висящий на кресте, видя исполнение, возопил: Совершилось.

Совершились также все пророческие предсказания, все Ветхого Завета жертвы и проображения. Вот твой, Церковь, Исаак, отеческою рукою за нас жертвуемый! Вот окровавленная Иосифа твоего не риза, но пречистая плоть! Вот агнец пасхальный в твое спасение закалаемый, которого верою причащаемся мы! Вот поражаемый камень, и источающий не воду, но токи крови! Вот истинная жертва и всесожжение, по принесении которой все прочие жертвы устыдились и скрылись: ибо, все они, по разумению апостольскому, были только тень будущих благ, а не самый образ вещей (Евр. 10, 1). Окончились при том и пророческие предсказания, и тем себя оправдали. Исполнились эти слова Исаии: предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был (Ис. 53, 12). Исполнилось пророчество Моисеево: жизнь твоя будет висеть пред тобою (Втор. 28, 66). Исполнилось и это пророчество Давидово: дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом (Пс. 68, 22). И для того Искупитель наш, когда вкусил уксуса с желчью смешенного, и при том видел, что всё о нем сказанное исполнилось, сим словом заключил: Совершилось.

Окончание получил и сам закон; закон, написанный в сердце нашем правосудной рукою Божией; ибо конец закона Христос (Рим. 10, 4). Вы не, приветствует нас апостол, под законом, но под благодатью (Рим. 6, 14). Не должно думать, что этими словами отвергаем был закон Божий. Никак! Но через это Писание дает нам знать, что истинно верующий не находит себя под игом закона, который своего преступника поражает проклятием, что над христианином, признающим немощи свои, и к благодати прибегающим, закон строгости своей исполнить не может.

Совершились же и все Божии определения о спасении верующих и о неверующих осуждении. Ибо как приемлющие эту великую жертву определяются в жизнь, так отвергающие её в смерть, по свидетельству Евангелия: Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден (Ин. 3, 18). Эти слова с одной стороны наполняют дух наш утешением и радостью, с другой — трепетом и ужасом. О, отврати, Спаситель, чтоб мы исключаемы были из этой молитвы Твоей: Я о них молю: не о всем мире молю (Ин. 17, 9).

Совершились наконец все дела милосердия и долготерпения Божия. Ибо висеть на кресте Существу, всех тварей святейшему, есть доказательство милосердия и любви Божией к нам, которую ни язык изъяснить, ни мысль понять совершенно не может. И потому справедливо это Божественного Лица страдание от церкви называется, истощание, чтобы сказать: Бог настолько к нам милосердным себя явил, что, кажется, истощил весь источник благости Своей. И поскольку совершилось Его милосердие, то тем самым совершилось и Его долготерпение. Ибо когда Бог не может показать больше милосердия, и если бы кто и это милосердие пренебрег, то больше для него долготерпения Божьего быть не может, как свидетельствует писание: если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи (Евр. 10, 26); и это вообразив, Спаситель со страдающим духом возопил: Совершилось.

Видим мы теперь, слушатели, как произнесенное Христом слово понимать нам должно, и какой в нем таинственный смысл заключается. Но вот новое затруднение! Затруднение, требующее великого и строгого исследования. Все совершившиеся смертью Спасителя дела, о которых сказали мы, еще остаются некоторым образом несовершенными, если в нас не совершились вера и любовь. И для того дражайший Избавитель, желая спасения нашего и совершенного делам своим окончания, требует от нас объяснения, можем ли и мы сказать: Совершилось?

Совершились Его страдания. Так перестал ли ты своими пороками ранить израненного Христа, и тем в другой раз распинать Сына Божия? Или еще Он от тебя страдает, чего не страдал от иудеев? Ибо тягостнее ему грехи христианские, нежели мучения иудейские. Несноснее для Него преступление завета, в который ты с Ним вступил, нежели то копье, которым пронзено было ребро Его.

Совершились все дела посольства Его. Так совершилось ли в тебе благое изволение последовать гласу небесному? И перестал ли ты противиться Духу Святому, к добродетели тебя возбуждающему? Ибо святой веры истина остается для нас бесплодной, если благим сердца изволением её не приемлем.

Совершилось чаяние всех народов. Так совершилось ли в тебе желание, просвещенным быть лучом благодати? Чувствуешь ли в сердце своем утешение? Слышишь ли в душе твоей этот вопль: «Приди, Господи Иисусе! Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое. Готово!»(Пс. 56, 8). Или в некий глубокий сон погружаешь себя и нечувствителен к истинной и вечной пользе твоей?

Совершились все пророков предсказания. Так совершилось ли в тебе познание христианской истины, и довел ли ты свое познание до такого совершенства, чтоб сердце твое можно было назвать книгой Христовой? Или еще молоком питаешься и младенец во училище Иисусовом? Или еще сомнения колеблют твою мысль, и корабль твоей веры клонят к погружению?

Совершились определения Божии. Так привел ли ты добродетель свою в такое состояние, чтоб записанным тебе быть в книгах жизни? Или Херувим с мечом пламенным возбраняет тебе вход во врата райские, и отгоняет тебя от селения праведных?

Совершились дела милосердия и долготерпения Божьего. Так содрогаешься ли ты от сего великого милосердия? Боишься ты правосудия Божия, но не больше ли надлежит тебе бояться милосердия этого? Ибо находясь кто под единой правосудия строгостью, если бы преступил закон, может быть, представил бы в свое извинение эту самую строгость, которая его поразила унынием: но ты, видя излитый пред тобой весь источник благости и снисхождения, если бы со всем тем нарушил этот завет, завет любви, что тогда можешь принести в свое извинение? И чтоб всё вкратце заключить; совершилось ли в тебе намерение доброе, желание похвальное? Приведено ли к окончанию начатое благое дело? Бросил ли ты совсем худую привычку, от которой столько раз тщетно отставал? Восходишь ли на высоту добродетели, и отверзаешь ли себе дверь в незаходимое? Ах! Слушатели, сколь все эти вопросы важны! А при том, с каким затруднением должна дать на них свои изъяснения немалая часть христиан! Однако отвечать надлежит. Христос повелевает, умоляет Церковь, польза наша требует.

Что же на это отвечать будешь ты, христианин, ты, участник нового завета и призванный в царство благодати? Если с помощью Божией одно из того совершил, другое покаянием исправил, то слушай глас, с креста тебе глаголющий: ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). Добрый и верный раб, войди в радость господина твоего (Мф. 25, 21). А если не исполнил и непрестанным во зле пребыванием ожесточил ты сердце свое, горе тебе! Преступник ты завета: крови Господней презритель: смерти Его суетный проповедник, и осужденный испить чашу нескончаемой горести.

Но чтоб всей своей тяжестью не поразили нас такие слова, истинным покаянием да облобызаем раны Спасителя и слезами своими да засвидетельствуем, что мы виноваты по немощи, что мы во грехе не ожесточены, и возопием к Нему: «Спасителю Христе! Твои заслуги дороже, чем бы мы за них возблагодарить Тебе могли. Смерть Твоя сколь сильна была в приведении нас в веру Твою, в вечный с Тобою завет: она же да поможет нам, веру эту, этот завет до конца непорочно соблюсти; чтоб мы достигнув последнего часа нашей жизни, достигнув же и до возможной нам степени добродетели, могли с Тобою сказать: Совершилось, Аминь».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Слово в Неделю Крестопоклонную. Крест — знамя любви Спасителя к людям (1963)

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.

(Ин. 15, 13)

Возлюбленные братия и сестры, Святая Церковь как чадолюбивая мать нежно печется о нашем спасении, учитывая все наши человеческие немощи и стараясь нас благодатно подкрепить в моменты нашего расслабления. Воспоминание же о Кресте Христовом, поклонение ему и лобызание его составляет для христианина наилучшее утешение во всех скорбях и бедствиях его и в особенности ограждает от лукавых духов на всех путях его нравственной жизни.

Такова сила Животворящего Креста Христова, поэтому и ныне, в преполовение Великого поста, когда силы подвижников ослабевают и христиане утомляются, Церковь положила вынести его на середину святого храма для лобызания и созерцания. Изнести для того, чтобы с благоговением взирая на него и прикладываясь к нему, черпали мы от сей святыни для себя бодрость духа и шли на дальнейшее совершение многотрудного, но и многополезного великопостного поприща.

Ведь каждый из верующих знает, что если нелегки подвиги поста внешние, когда мы стараемся воздержаться от известного рода пищи с соблюдением умеренности при вкушении и дозволенного, то еще труднее подвиги поста и покаяния духовные. В самом деле, связать язык свой от злословия, воздерживаться от злопомнения, подавить в себе дух самолюбия, стараться совершить коренной переворот в пользу добра во всем своем существе — это подвиг трудный в высшей степени.

Греховное начало, возобладавши однажды над человеком, нелегко поддается ограничению, усмирению и подавлению. Подавленное в одном направлении, оно обнаруживается в другом и, нарушая покой душевный, возбуждает брань духовную. Вот поэтому-то часто и у самых благочестивых и ревностно настроенных христиан является на пути покаянного подвига как бы некоторое утомление, их нравственное напряжение как бы ослабевает. Все это Святая Церковь знает и потому призывает всех утомленных и уставших от подвига Великого поста под сень Креста Христова.

Как путник, который среди пути, уставши, сядет отдохнуть под тень ветвистого дерева, бывает особенно счастлив в это время, так и для благочестивого христианина такое же значение имеет вынесение Креста среди трудов великопостного времени.

Воспоминание о Кресте, о пострадавшем на нем ради спасения людей Христе Спасителе, о тех благодатных средствах, которые Он даровал всем труждающимся и обремененным (ср.: Мф. 11, 28) для их нравственного подкрепления, — все это может ободрить и освежить христианскую душу, облегчить и успокоить ее скорби и томления.

Есть, впрочем, и такие христиане, которые вовсе не слушают голоса Церкви; они продолжают жить по прежнему своему греховному образу: пища у них остается все та же изысканная, те же забавы и удовольствия, те же пересуды, злословие, суета, пустословие, тщеславие. Таким людям Крест Христов напоминает, чтобы они образумились, он грозит им скорым явлением Божественного Судии и строгим судом Христовым. «Горе вам, — как бы говорит он, — если предстанете пред Ним неисправленными и неочищенными».