Сто двенадцать дней. 6 page

Потом!

в) Спец[иальный] Комит[ет] — в Минист[ерство] Сабуров и Хруничев

г) Президиум ЦК — по крупн[ым] вопр[осам] реш[ения] — за подп[исью] секр[етаря], Председ[ателя]...»

Из тезисов пункта 5-го однозначно следует, что члены Президиума ЦК, взятые как некое целое, Берию арестовывать не собирались. Вывести его за пределы руководящего круга и отстранить от МВД — да! Правда, в записях имеется неясное «Потом!», но оно никак не может расшифровываться как план в итоге устранить ЛП и физически... Скорее это надо понимать как обещание шанса на последующее частичное прощение...

Итак, и в свете черновика Маленкова арест Берии на заседании в Кремле выглядит как чистая инициатива исключительно Хрущева. Константин Симонов был участником «антибериевского» пленума. Как литератор он кое-что подметил верно и позднее написал вот что:

«О том, как поймали Берию... на пленуме рассказывал Хрущев. Слово «поймали» наиболее точно соответствовало характеру рассказа Хрущева, его темпераменту и тому страстному удовольствию (выделено мною. — С.К.), с которым он рассказывал обо всем этом.

Из его рассказа... следовало, что именно он, Хрущев, сыграл главную роль в поимке и обезоруживании этого крупного зверя. Для меня было совершенно очевидным, когда я слушал его, что Хрущев был инициатором этой поимки... потому что он оказался проницательнее, талантливей, энергичней и решительней, чем остальные. А с

другой стороны, этому способствовало то, что Берия недооценил Хрущева, его качеств, его глубокой природной, чисто мужицкой хитрости, его здравого смысла да и силы его характера и, наоборот, счел его тем круглорожим сиволапым дурачком, которого ему, Берии, мастеру интриги, проще простого удастся обвести вокруг пальца. Хрущев в своей речи не без торжества говорил о том, за какого дурачка считал его Берия...»

Симонов за свою жизнь написал немало талантливых строк (особенно стихотворных), но высоким человеческим стандартам не отвечал, не поднимаясь над общей серостью постсталинской руководящей элиты. И это сказалось в его завышенной оценке Хрущева.

Нет, Лаврентий Павлович Берия не был заговорщиком, не был он и интриганом. И жертвой Хрущева он пал в силу того, что был по натуре — в конечном счете — идеалистом, пусть и практическим. А Хрущев был духовным лакеем, искренне не понимающим, как можно не сподличать, если это выгодно. Хрущев был хамом, давно возомнившим о себе, но вынужденным десятилетиями это самомнение скрывать. Он был идеально способным к нравственной и политической мимикрии подлецом с действительно цепкой хитростью. Он действительно был энергичен, умел говорить с народом, был исполнителен и умел изображать преданность делу — за счет чего и держался.

Но если бы постсталинская ситуация получила конструктивное развитие, то Берия встал бы во главе страны. А Хрущев вряд ли удержался бы долго даже на позициях одного из секретарей ЦК. Поэтому он и задумал кроме коллективного заговора части Президиума ЦКпо смещению Берии (вот этого я не исключаю) еще один, собственный монозаговор по ликвидации Берии. И в этом его заговоре все остальные оказались лишь безвольными пособниками на этапе ареста и деятельными пособниками на этапе Пленума ЦК.

Вот что пишет генерал Судоплатов:

«Положение Хрущева в руководстве ставило его в исключительно выгодную позицию поочередного блокирования с любым влиятельным членом Президиума ЦК. Имен-

но он, почувствовав уязвленность Молотова амбициями (фу! — С.К.) Берии во внешней политике, устроил заговор первоначально против Берии, а затем и против Маленкова».

Это мнение интересно, хотя и далеко не во всем верно. Скажем, как надо понимать «...с любым влиятельным членом Президиума ЦК»? Кто из членов Президиума был реально влиятельным, кроме Хрущева? Только Маленков — как председатель Совета министров, и еще — Берия.

Молотов? МИД — не силовое ведомство, да и можно ли было говорить о Молотове как о самостоятельной величине?

Булганин? Хотя и военный министр, но реально в войсках серьезного влияния не имеет.

Каганович? Ворошилов? Микоян? Нет, нет и нет, если иметь в виду каждого в отдельности.

Личным моральным и интеллектуальным влиянием на соратников, каким обладали Ленин и Сталин, в постсталинском Президиуме ЦК никто не обладал. Кроме Берии. Но Хрущев действительно имел возможность блокирования с любым членом Президиума ЦК, кроме опять-таки одного — Берии, потому что все остальные, как и сам Хрущев, постепенно переходили в партию партократов. А Берия оставался в партии Сталина.

В партии Сталина интриги не обеспечивали высоких постов — Сталин интриг не терпел. В формирующейся партии партократа Хрущева интриги становились неотъемлемой чертой «внутрипартийной» жизни высших бонз этой партии. Тот, кто осваивал искусство интриг, выживал — как сам Хрущев, как Микоян. Не освоившие сие искусство сходили «с круга» — как члены «антипартийной группы»: Маленков, Молотов, Каганович...

Кроме прочего, Хрущев ловко сыграл на страхе коллег перед возможностью жесткой власти Берии. Ведь страх высокопоставленного чиновника потерять свое кресло — страшная вещь, способная породить страшные вещи. А после смерти Сталина руководящее кресло уже ни для кого не грозило превратиться в скамью подсудимых, и терять его никому не хотелось вне зависимости от того, мог ли его хозяин претендовать на него объективно.

Интриги Хрущева цели достигли — в высшем руково-

детве против Берии в той или иной мере были настроены все. Но я не исключаю, что даже министра обороны Булганина Хрущев до самого 26 июня не привлекал к обсуждению идеи ареста. Зато заручился содействием хорошо знакомых ему Москаленко и еще — Ивана Серова в МВД.

По некоторым данным, в повестку дня заседания Президиума ЦК 26 июня был включен и вопрос о Московском военном округе. Близкого к Берии командующего МВО генерал-полковника Павла Артемьева в те дни отвлекли на командно-штабные учения МВО в Калинине. И Хрущев мог попросить Булганина пригласить в Кремль ряд военных с включением в эту группу Москаленко.

А вот из членов Президиума ЦК Хрущев по вопросу о возможном аресте Берии предварительно, скорее всего, не советовался ни с кем. Просто подтолкнул Маленкова и других провести заседание «по Лаврентию», который забирает-де все большую волю и власть.

Впрочем, не исключено, что в самый последний день перед заседанием Хрущев мог припугнуть коллег лживыми «данными» о, скажем, намерении Лаврентия арестовать всех на премьере шапоринских «Декабристов». Параллельно же, не вдаваясь в подробности, договаривался с лояльными к нему и нелояльными к Берии военными, не очень-то разборчивыми по части чести, но готовыми взять на себя сам арест.

Понятно и то, почему Хрущев обратился к генералам. Во-первых, вовлекая их в свой персональный заговор «втемную» (ведь он наверняка представлял им дело так, что на арест есть устная санкция Президиума ЦК), Хрущев, тем не менее, повязывал военных и их министра Булганина соучастием. И тем гарантировал себе поддержку — в случае чего, армии.

Во-вторых, появление в Кремле группы высших военных не было подозрительным — мало ли в чем дело... Вызвали на Президиум или там заседание Совмина, вот и идут!

В-третьих, сам факт появления генералов в зале заседания не мог не произвести на членов Президиума ЦК ожидаемого Хрущевым эффекта. Попробуем представить себе психологический рисунок происходящего.

Идет заседание, и Маленков (как и договаривались) круто «накатывает» на Берию. Атмосфера, вполне понятно, на-

каляется. И вдруг в зал входят с решительным видом, вооруженные генералы. Что могли подумать Маленков, Молотов, Микоян, Каганович, Ворошилов и прочие? Первая мысль — даже не «зачем они здесь?», а «за кем они?». Ведь кроме Хрущева (и, возможно, Булганина), о предстоящем появлении генералов не знает никто. И все, понятное дело, вздернуты донельзя!

Вздернуты все, кроме того, кто этот приход инициировал. Спокоен лишь Хрущев — теперь ситуацию контролирует он. И знает об этом только он.

Берии сообщают об аресте. И в шоке от этого не только сам Берия, но и остальные — кроме Хрущева. Но теперь психологическое состояние качественно иное. Вопрос «за кем?» отпал. И все начинают мгновенно прикидывать, а не выход ли это из положения? Лаврентий скоро действительно может выйти на первую роль, а парень он энергичный и жесткий... И тормошить будет, и вот портреты носить не будут, и вообще... Так что уж раз слово сказано, пусть его уведут.

А там — посмотрим.

Расчет Хрущева был точным — для этого ни русской грамматики, ни высшей математики знать не требовалось. А уж избавившись от Берии как от реальной силы, Хрущеву было нетрудно убедить коллег в том, что от него надо избавиться вообще — если не будет серьезных возражений со стороны Пленума ЦК, который надо созвать как можно скорее.

Об этом «антибериевском» пленуме можно написать отдельную книгу, но мне придется ограничиться одной главой, заранее сообщив читателю, что внимательный анализ обеих стенограмм июльского Пленума (подлинной, неправленой, и вошедшей в официальный стенографический отчет, фальсифицированной) сам по себе может породить сомнение в преступлениях Берии.

Тогда о нем, еще неделю назад бывшем фактически первым человеком в державе, было сказано столько плохого, что у объективного аналитика не может не закрасться сомнение в искренности и правдивости «обвинителей». Они и не были правдивыми... Что же до искренности, то тут дела обстоят сложнее. Пожалуй, все выступавшие были вполне искренни в проявлении радости от того, что они избавились от Берии. Но эта радость очень напоминала радость школя-

ров по поводу отмены урока из-за болезни учителя. «Ура! — кричат юные глупцы. — Мы свободны!»

Да, замечу я, свободны... От новых знаний... От работы ума и души... А в конечном счете — от шанса вырасти людьми...

Однако в зале заседаний пленума собрались не юнцы, и радовались они по более серьезному поводу — из истории страны устранялся последний человек, способный заставить номенклатуру трудиться не во имя собственного продвижения и процветания, а во имя державы и народа.

Глава 26

Date: 2016-07-18; view: 235; Нарушение авторских прав