Глава 1. В семье не без урода 2 page

Утро выдалось ясное. Неподвижные листья деревьев, и высокое небо без единого облачка обещали жаркий день. Если смотреть с вершины башни, то Дремучий лес еще тонул в утреннем мареве, но внизу, у подножия, воздух был прозрачным и звонким. Казалось, что каждый падающий листок ударяет по нему как серебряная ложечка по хрусталю. Дышалось легко, хотелось раскинуть руки и полететь над утренним миром навстречу солнцу. Василиса улыбалась себе под нос и напевала что-то радостное, спускаясь с башни:

- …слева – река, справа – река, а между ними нет ни фига… ля-ля-ля-бумм-бумм…

Настроение было на удивление хорошим. Полив по холодку свои грядки, Василиса ковырялась в огороде, как вдруг услышала мужской голос. Сердце екнуло. Наскоро вытирая руки передником, она побежала встретить гостя – не часто забредали сюда люди, ой, как не часто.

- Есть тут кто живой? – кричавший был высокого роста, по виду военный из Амаранты. Амуниция у него была потрепанная, а за спиной болтался большой мешок подозрительного вида. Василиса осторожно приблизилась и остановилась на безопасном расстоянии, кто их знает, этих военных, вдруг баловать начнет. Не успела она подумать про то, что надо бы приветить гостя, как в голове всплыло: «Пироги!». И ведь правда, для кого она вчера так старалась, будто на смотрины? Не иначе сердце подсказало, и этот мужчина - ее суженый. В голову ударило, щеки запылали, ноги налились свинцом. Она захотела поздороваться, но из горла вырвалось какое-то сипение, и лишь только со второй попытки ей удалось заговорить по-человечески:

- Здравствуй, добрый человек. Проходи, гостем будешь.

Василиса тщилась рассмотреть его лицо под козырьком шлема, но виден был только квадратный подбородок, да заросший волосом острый кадык. Ну как тут поймешь, суженый или нет?

- Гостем это хорошо. А пошамать чего не найдется? – мужчина поставил мешок на землю и снял шлем. Острые серые глазки его быстро обежали Василисино хозяйство и остановились на башне. – Это ты тут живешь?

Василиса молча кивнула. Суженый произвел на нее странное впечатление: несомненно судьба послала этого человека к ней именно сегодня, но от счастья она почему-то не умерла, и биения любви в груди своей никак не ощущала. Да и выглядеть любимый и единственный мог бы получше, двухнедельная немытость его совсем не украшала. Брови ее начали сходиться у переносицы, и руки уперлись в бока, но, заметив это, она приказала себе успокоиться: «Принц на белом коне в природе не существует, это зверь мифический, вроде Лох-Несского чудовища» Усилием воли она опустила руки, расправила складки на лбу и даже попыталась улыбнуться, приглашая гостя в дом.

- Чем богата, тем и рада, угощайся.

Ловкие Василисины руки порхали над столом, заставляя его всяческой снедью. Пироги с капустой, пироги с картошкой, с луком и ливером, жирная холодная сметана, все свежее и вкусное, да на белой чистой скатерти! Пусть видит залетный, какая она хозяйка…

- А кем ты будешь, добрый человек?

Василису смущало, что гость все время вертит головой по сторонам, словно высматривает что-то. Уж не ворюга ли какой…

- Я? Хе, я славный воин короля Ибрагима. – И он навалился на пироги, небритые желваки сновали туда-сюда быстрее челнока в швейной машинке. Чашка быстро опустела. – Сыпь еще, не жалей. Чтобы хорошо защищать родину, солдат должен быть сытым.

Василиса нехотя подсыпала, не самой щедрой рукой. Пирогов было не жалко, но ей не нравилось как солдат ест, неряшливо роняя крошки на стол, не нравилось как шевелятся его уши, как быстро бегают глаза по горнице. Если она что и чувствовала к суженому, то только брезгливость, но мужчина этого не замечал, занятый поглощением пищи.

- Скажи мне, славный воин, что в мире нового? – Василиса не представляла, о чем с ним можно разговаривать, но сидеть молча тоже было неловко. – Как поживает добрый король Ибрагим?

- А что ему сделается? Хорошо поживает… А что это у тебя там – сундук?

- Сундук. А королева Зоя как?

- Еще лучше. А в сундуке что, денежки поди? – солдат улыбнулся с набитым ртом, но глаза были колючие, холодные. Василиса выдержала его взгляд, и, тяжело облокотившись на стол, спросила со значением:

- А тебе-то что до моих сундуков? За своими следи. И какая же нелегкая занесла такого славного рыцаря в Дремучий лес?

Повисла пауза. Потом воин неестественно хохотнул и отвел глаза. Он уже насытился и теперь удовлетворенно покачивался на стуле взад-вперед, расстегнув на камзоле пару уцелевших пуговиц.

- А правду говорят, что здесь в лесу королевна прекрасная в башне живет, а свирепое чудище ее караулит? Я эти байки с детства слышал, думал, врут. Да тут… дела у меня не заладились, вот и решил проверить. Интерес. Так-то меня сюда и калачом не заманишь, а тут, понимаешь, интерес… Только я смотрю, что башня стоит, а кроме тебя никого нет.

- А кому тут быть, коли я и есть та королевна, Василиса Прекрасная меня зовут. Это я так… не одета для приема.

У солдата отвисла челюсть. А Василиса усмехнулась про себя с горечью: ну впечатление-то я на мужчину произвела, невооруженным глазом видно. Как бы не подавился, сердешный.

- Чего уставился? От красоты моей неземной обалдел? Так смотри, я за погляд денег не беру.

Она стала собирать со стола. И пусть это было невежливо, но ей хотелось, чтобы гость ушел как можно скорее, а он все таращился, не забыв, однако, прихватить последний пирог из миски.

- Ну ты пошутила, мамаша! Василиса Прекрасная! Ты в зеркало последний раз давно смотрелась? - воин откусил от пирога и сделал могучий глоток, так, что даже слезы на глазах выступили – Может, лет двадцать назад тебя еще можно было выдать за красавицу, если близко не показывать, то сейчас извини… А пироги у тебя мировые – жаль, что рожей не вышла, а то б я на тебе женился.

Василиса молча поставила горшок со сметаной обратно на полку, вытерла руки и повернулась к нему. Лицо ее было бледно, губы сжаты – признак нехороший.

- А впрочем… Можно и жениться… Это твоя башня? Деньги у тебя есть? – критически окинув взглядом Василису, солдат что-то прикинул в уме. – Если у тебя пара таких вот сундуков с деньгами наберется, я, пожалуй, пожертвую своей свободой.

Тут бы ему замолчать и убраться потихоньку, глядишь, ничего бы и не случилось. Да только знал бы, где упадешь – подстелил бы соломки, разомлевшего солдата потянуло на откровенность:

- Бабы нынче норовистые пошли, воображают о себе много. Вот ты рожу кривишь, а ведь видно, что к тебе мужик и на версту не подходил. И не подойдет – кому нужна перезрелая тыква. А ты-то, небось, думаешь, приедет принц, и тебя за душу распрекрасную полюбит? С твоим лицом и в твоем возрасте? Держи карман шире. Я человек честный, говорю все как есть: на тебе жениться можно только за очень большие деньги, да и то ненадолго. Так что, если хочешь сходить замуж, готовь денежки.

Пока суженый произносил этот монолог, Василиса молча двигалась к нему, рывками, словно с усилием переставляя ноги. Глаза ее налились кровью, губы беззвучно дергались. Другой бы отошел подале, но ему было интересно, что же сделает эта тетка. А тетка протянула руку и одним махом выдернула из-под него стул, который и обрушила на дурную голову со всей злости. Стул был хороший, дубовый, да и рука не подкачала – аж пол затрясся в башне.

- Сдурела???!!!! – второй удар раскроил бы ему череп, но Василиса от злости неважно прицелилась, и это спасло жизнь славному воину короля Ибрагима.

- Вон… Отсюда…Чучело… Чтоб… Я …Тебя… Больше… Не… Видела…

Бывают ситуации, когда даже героическое сопротивление бесполезно. Славный воин спасался бегством, и не помышляя о том, чтобы противостоять разъяренной женщине. Он выскочил наружу, подхватил свой мешок и припустил к лесу. Эх, добежать бы до кустов, там она нипочем не догонит!

- Еще мои пироги жрал, скотина! Убью!!!!

Ухват, пущенный мастерской рукой, больно стукнул между лопатками, солдат потерял равновесие и растянулся на земле, выпустив поклажу. Упал он плашмя, дыхание перехватило, в глазах потемнело, ладони с коленками рассадил до мяса – хоть плачь. И встать сил нет, и земля дрожит. Василиса уже близко. Собрав последние силы, бедолага поднял голову и обомлел: из вожделенных кустов на него смотрела чудовищная морда гигантского ящера.

- Ам! – сказал Змей.

Глядя на улепетывающего воина, Змей подавил усмешку и лишний раз подумал, что люди измельчали. На его памяти только со Святогором пришлось повозиться, а все остальные даже не стоили упоминания, тем более такие вот джентльмены удачи, которые изредка забредали к Василисе.

День начинался неплохо – небо было чистым, что предвещало солнечную погоду, а в солнечную погоду Змей любил лежать на завалинке возле своей берлоги. Но еще больше он любил лежать во дворе Василисиной башни, особенно когда был повод позубоскалить. А глядя на потную, растрепанную и красную от злости Василису, он понял, что повод есть.

- За что ты его так? – вертикальные зрачки Змея сужались и расширялись, пряча насмешку в глубине желтых глаз. – Вроде хороший парень… Бегает смешно.

Он выполз из кустов и обнюхал оставленный солдатом мешок. Изумрудно-зеленая чешуя его засверкала на солнце как драгоценная кольчуга. Защищенный ею от любого оружия, Змей был непобедим, ведь один удар его хвоста мог стоить жизни паре быков, а острые когти пронзали человека насквозь. И только молочно-желтое брюхо было его слабым местом, впрочем, как у всех ящеров. Но Змей был достаточно уверен в себе, чтобы не носить никаких защитных приспособлений.

- О, да тут и приданое. Судя по запаху – пара кальсон, потыренных в ближайшей деревне. Василиса, ты проморгала шикарного мужчину. В отличие от последнего претендента, он был при штанах и даже сменные имел. На случай встречи со мной, я полагаю.

Голос у Змея низкий, вкрадчивый, звучит бархатно, и лишь немногие знают, как он умеет рычать, когда рассердится. От его рыка храбрые седели, а слабонервные сразу помирали, и только Василиса морщилась – баловство одно. Вот и сейчас она сморщилась, резко обозначив складки у губ:

- Тебя только не хватало для полного счастья. Ну что ж, порадуйся: я мужчинку пирогами накормила, а он сказал, что на мне жениться можно только за большие деньги.

Подбородок ее задрожал. Отвернувшись, она быстро ушла в башню, хлопнув дверью. Потеха закончилась, не успев начаться.

Змей нахмурился. В голосе Василисы ему послышались слезы, а такого он совсем не ожидал: за двадцать с лишним лет их знакомства он никогда не видел ее плачущей, даже не подозревал, что она может плакать. Вроде пустяк, но разыгравшаяся комедия сразу стала несмешной, и острить почему-то расхотелось.

- Да жениться вообще стоит только за очень большие деньги. Он почти и не соврал.

Какое-то время Змей в нерешительности бродил по василисиному двору, не зная, чем заняться. Неприятный осадок остался у него от этой сцены, и он хмурился, пока снова не натолкнулся взглядом на злополучный мешок. В нем и крылся корень зла, вернее в его обладателе! Желтые глаза Змея вспыхнули нехорошим огнем, он втянул ноздрями запах, исходящий от тряпок, и скрылся в лесу.

Когда Змей не хотел, чтобы его видели, его было трудно заметить, особенно в густом ельнике. Хозяин и господин этих мест, сейчас он несся по следу солдата со скоростью, поразительной для его габаритов. Безошибочное чутье указывало ему путь сквозь заросли, не прошло и десяти минут, как он настиг беглеца.

Змей был зол на него, и зол сильно – обида, нанесенная Василисе, отозвалась и в его душе. Кроме того, Змей патологически не любил воров и проходимцев. Но, несмотря на это, убивать солдата он не собирался, он решил погонять его по лесу в свое удовольствие, компенсировать себе испорченное утро.

Однако перепуганный насмерть человек не кинулся наутек – то ли силы кончились, то ли страх. Он достал кривую шпажонку и приготовился защищаться: жалкий, взмокший, с ободранными коленками и всколоченными волосами. Змей глазам своим не поверил и не успел толком затормозить, когда это чучело кинулось на него с криком:

- Умри, страшилище!

Сложно сказать, на какой результат рассчитывал солдат, бросаясь на Змея со шпагой. Но на то, что произошло дальше, не рассчитывал и сам Змей. Он с разбегу налетел на человека, еле успев дернуть головой в сторону, чтобы не наткнуться глазом на шпагу. Пасть его неудачно щелкнула, и верхняя половина воина лихо проскочила по пищеводу прямо в желудок. А нижняя сделала еще два шага прямо на глазах онемевшего ящера, и рухнула навзничь.

- Ой, как некрасиво получилось…

Сконфуженный Змей отполз в сторону и воровато оглянулся. Действительно, наполовину откусанное туловище в луже крови пейзаж не украшало. Ящер подумал немного и стал рыть яму, в которой и спрятал следы своего преступления. Старательно закопав останки злосчастного солдата, Змей притоптал землю и накидал сверху листьев, чтобы разрытая земля не бросалась в глаза.

Василисе он решил ничего не говорить.

По дороге домой его не покидало чувство нелепости и ненужности произошедшего: какого черта этот недоумок кинулся на него со своей зубочисткой? Какого черта он вообще приперся? Вся страна знает, что в лесу живет Змей, и ходить туда не надо! Нет, все равно лезут, как будто здесь медом намазано!

Расстроенный Змей несколько преувеличивал – люди в Дремучий лес заходили редко. Василисина красота, конечно, обросла легендами, но свирепость Змея обросла ими ничуть не меньше. В Плериэле матери детей пугали россказнями о чудовище, стерегущем в лесу башню с пленной королевной, хотя Змей ее совершенно не стерег. Он вообще не имел к ней никакого отношения.

Еще в ранней юности Василиса сама явилась в лес, заняла башню и решила, что будет здесь жить. Увидев Змея, она даже обрадовалась, ибо наличие чудовища прекрасно подходило к придуманному ею образу. Змей ее тогда не съел только из вежливости, однако потом привык и даже стал получать удовольствие от словесных перебранок. Острая на язык Василиса была достойным противником, так что лежа солнечным деньком на завалинке и наблюдая, как она развешивает белье или доит козу, Змею приходилось придумывать реплики позабористее.

- А это развивает ум и воображение… - Змей остановился на секунду, произнес эту фразу в пространство и двинул дальше. Что делать, если ты живешь один в лесу, то поневоле начинаешь разговаривать сам с собой, и ничего постыдного в этом нет.

- Нет, ничего постыдного нет. Ни-че-го. Я все-таки Змей, мне по должности положено… - к изумлению Змея, его мысли снова вернулись к убитому солдату. Душевная тошнота его никак не отпускала, даже неспешная двадцатиминутная прогулка по лесу не помогла исправить ситуацию. Его мутило, и яркий солнечный день был не в радость.

- Да что же это такое… - берлога была уже совсем рядом, но Змей вдруг совершенно выбился из сил, сел на землю и вытер со лба липкий пот. Дышать было трудно, в горле стоял комок, ватные лапы не слушались своего хозяина. Его зверски тошнило, и эта тошнота была совсем не душевного свойства. Немного посидев, Змей сделал над собой усилие и поднялся на ноги. Впереди маячили ворота его берлоги, и нужно было во что бы то ни стало до них добраться. Что будет потом, он не думал, он поставил себе цель и двигался к ней нетвердой походкой.

Ворота были темные, почерневшие от дождей и времени, украшенные прихотливой резьбой на тему чудовищных зверств Змеевых предков. Что и говорить, резчик был талантлив, правда имени его история не сохранила, а сам Змей сумел узнать только то, что мастер был плох на голову, страдал кошмарами, а поэтому был благополучно съеден Змеевой бабушкой по окончании работ. Тем не менее, ворота получились замечательные – сверху украшенные змеиными головами, подкованные лучшим железом, они одним своим видом должны были внушать ужас всему живому. И с этой своей функцией они прекрасно справлялись, особенно учитывая то, что Змей украсил забор черепами и еще кое-где по периметру расставил на шестах скелеты.

Но сейчас ему было некогда любоваться воротами, под влиянием нового ощущения в брюхе, он спешно открыл запор трясущимися лапами, и кинулся к отхожей яме. Минут пятнадцать он отсутствовал, а потом выполз – бледный, обессиленный, и потащился закрывать ворота. Но успел дойти только до середины двора…

Через час ворота так и оставались открытыми, а бедный Змей уже не знал, чем к горшку поворачиваться – передом или задом. И ему не становилось легче.

- Зачем было жрать его? Вот зачем? – задавал он себе вопрос в промежутках между желудочными спазмами. Действительно, Змей уже давно не ел людей, и совершенно отвык от такой пищи. Не то, чтобы он был вегетарианец, но людьми брезговал, зная, насколько нечистоплотен средний житель Страны Вечной Осени. А этот солдат, похоже, был настоящим разносчиком инфекции, потому что у Змея поднялась температура и началась ломота в мышцах. Икая и старательно сдерживая рвотные позывы, он заполз в берлогу и взял с книжной полки медицинский справочник:

- Острое пищевое отравление… Так я и знал…

Перспектива была нерадужная. В особо серьезных случаях отравление заканчивалось конвульсиями и смертью, а в том, что его случай серьезный, Змей не сомневался ни секунды. Что же делать? Бегать и паниковать сил уже не было, чем лечиться он не знал, оставалось только помирать. Но помирать Змею отчаянно не хотелось, он был еще совсем не старым по меркам ящеров, каких-то 209 лет, прожитых в Дремучем лесу, показались ему одним мгновением.

И тут он вспомнил о Василисе. Глаза его вспыхнули надеждой – она не даст ему пропасть, это уж точно, да и если помирать, то не в одиночестве. Он сунул книжку на место, вытер пот занавеской и пополз в сторону башни.

После бегства солдата Василиса сначала поплакала, потом ей надоело и она немного поубиралась в комнатах. Но настроение было плохое, и работа не спорилась. Зеркало, как оказалось, по углам загадили мухи, но оттирать было лень, да и собственное отражение ее не радовало: Василиса в свои 42 года была крепкой, приземистой женщиной, фигура ее свидетельствовала об изрядной силе, но не отличалась изяществом. Лицо было широкое, с толстым носом и маленькими серыми глазками, жидкие светлые волосы она заплетала в косу, которую иногда укладывала вокруг головы, а иногда оставляла болтаться просто так. Короче, обычная сорокалетняя тетка, ничем не примечательная.

Настроение испортилось окончательно, она завязала на тряпке узел и снайперским ударом прикончила муху-злодейку, которой при обычном раскладе еще бы жить да жить. Но тут со двора раздался шум. Встревоженная Василиса выглянула в окно и обомлела: посреди двора на брюхе валялся Змей, уже успевший обгадить ей клумбу. Кубарем скатившись по лестнице, она выскочила во двор и подбежала к зеленому:

- Змей, ты чего? Тебе плохо? – Но ящер не подавал признаков жизни. Шкура его была холодной и мокрой, чешуя потускнела, могучие лапы беспомощно лежали вдоль туловища. Василиса не на шутку перепугалась:

- Змей, Змеюшка, ты скажи хоть что-нибудь. Хоть «мяу», хоть «хрю»… Голос подай, если жив… Пожалуйста, миленький… Вот беда-то!

В ответ на ее стенания в брюхе Змея что-то заурчало, судорожно дернулось, и выплеснулось фонтаном, едва не окатив ее с ног до головы. И, надо же такому случиться – Василиса, с отвращением глядя на то, во что превратились ее клумбы, вдруг заметила среди содержимого Змеева желудка шлем. Тот самый шлем с козырьком, который утром помешал ей рассмотреть лицо солдата. Она медленно выпрямилась, лицо ее было суровым.

- Ну что же, я отомщена. Держись, Змей, я тебе помереть не дам. – Решительным шагом, прямо по вонючим лужам, Василиса двинулась к сараю. Быстро запрягла свою единственную лошадь в повозку и забежала в дом за шалью. Змей приоткрыл глаз и с немым отчаянием смотрел на эти манипуляции – неужели Василиса бросит его одного, больного и беспомощного?

- Слушай, Змей, тебя лечить надо. – Она присела возле его морды и жалеючи погладила по щеке. – Тут без хорошей ведьмы не справиться. Но ты не волнуйся, я тебе привезу самую лучшую. В Амаранте есть ведьма по имени Ирья, говорят, она только мертвого не вылечит.

- В А-а-ам-а-ан-те-е?! – отчаяние Змея можно было понять, до Амаранты два часа езды быстрым ходом, да обратно столько же.

- Не переживай, я быстро. У меня Сивка знаешь как летает – не успеешь оглянуться, уже вернусь. Ты потерпи, потерпи, я скоро.

Василиса прыгнула в повозку, щелкнула кнутом и была такова. Змей остался совсем один, только испуганная коза жалась к забору, да птицы кричали в зарослях.

- Надо мной кричат. Ждут, чтобы глаза выклевать. Вот приедет Василиса, а я уже остыл…

И Змей заплакал.

Но Василиса приняла верное решение, при сильном отравлении лечиться народными средствами – наверняка помереть, в подобных случаях необходима профессиональная помощь. Кто, кроме ведьмы, может найти нужное лекарство или подобрать противоядие? Ведьма помогает человеку появиться на свет, ведьма лечит детские недуги, ведьма дает юноше мазь от прыщей, а девушке гадает на любовь. Ведьма видит тело и душу насквозь, она знает прошлое и предвидит будущее, в руках ведьмы потрепанная колода карт – но нет оружия могущественнее.

Когда-то ведьмы были просто женщинами из народа, наделенными особым даром, они селились, где хотели и делали что угодно. Кто-то предпочитал лечить людей, кто-то животных, кто-то вообще ограничивался гаданиями да приворотами. Нередки были случаи, когда две ведьмы в одном селении устраивали настоящие войны за право жить и практиковать именно в этом месте. Конец этой вольнице положила королева Брижитт: отныне в каждом селении могло быть не более одной ведьмы, а в городах и больших селах сообразно количеству жителей, но каждая из них могла практиковать только в своем округе. Ведьмам вменили в обязанность оказывать населению медицинскую и ветеринарную помощь, а прочие сферы деятельности оставили на их усмотрение. Кроме того, каждая девушка, желающая стать ведьмой, должна была пройти обучение у опытной наставницы, чтобы знать свое ремесло непонаслышке.

Вот так, потихоньку и помаленьку, ведьмы выделились в отдельное сословие, возможно, самое свободное в Стране Вечной Осени – они не платили никаких налогов, не подчинялись никому, кроме короля или королевы, однако, была у этой свободы и обратная сторона. Ведьма обязана была всю свою жизнь служить людям, и не имела права отказать в помощи в случаях, связанных с жизнью или здоровьем. Оплата за их услуги была сугубо добровольной и оставалась на совести человека. Что греха таить, многие этим бессовестно пользовались. Поэтому очень немногие из ведьм были богаты и имели семьи.

Однако, нелегкая их жизнь, полная самоотречения и служения, а также уникальные способности породили в обществе уважение и страх. Быть ведьмой, может, было не столь приятно, как министром, но не менее почетно. Даже самые богатые и высокородные семейства считали за честь отдавать своих дочерей в обучение к ведьмам. Но для всех, для богатых и для бедных, вход в эту дверь был один: только та могла стать ведьмой, которая имела к этому талант. А талант, он как дождевая капля - падает, куда хочет. Вот и работали по городам и селам Страны Вечной Осени графские дочери вперемешку с крестьянками.

Но не происхождением и не богатством отличались ведьмы друг от друга, а своей силой и умением, добротой и умом, в общем-то, как и все обычные люди. Не каждая могла достойно выдержать искушение, были и такие, кто занимался темными делами – проклинал, насылал порчу или наговаривал смерть. Так что, ведьма ведьме рознь, одна вылечит, другая в могилу загонит. Но ведьма Ирья, к которой мчалась Василиса, обладала безупречной репутацией: она жила и практиковала в Амаранте около двадцати лет, и, по слухам, ее помощью пользовался сам король и члены его семьи, хоть это и не афишировалось. Но ценили ее в народе не за это, а за то, что не было никого лучше нее, кто бы умел вылечить человека от тяжелой болезни или помочь в трудной ситуации.

Ирья была высокого происхождения, Ирья София ДеГрассо, она была дочерью князя ДеГрассо, первого советника и друга короля Ольгерда, отца нынешнего монарха. Однако, вступив на путь служения, она оставила родной дом и поселилась в предместье Амаранты, в котором незадолго до этого умерла старая ведьма. В этом предместье ей предстояло прожить всю жизнь, но такая участь ее не страшила. Она любила говорить, что если у тебя есть дар, то он тебя призовет, и не будет иной дороги, и обретешь ты счастье, которое только тебе предназначено.

Обрела ли Ирья счастье, неизвестно, но славой и почетом ее жизнь не обидела – когда она выходила из дома, каждый встречный кланялся ей и уступал дорогу. Казалось, не было в Амаранте человека, который не знал бы Ирью, хотя она была всего лишь одной из девяти ведьм, практикующих в столице, причем не в самом престижном ее районе. И хотя сама Василиса в жизни не болела, но была наслышана о ее таланте, так что даже не подумала о ком-нибудь поближе к дому.

Впрочем, Сивка действительно был рысаком, и вожжи в крепкой хозяйской руке только придавали ему энергии – путь до столицы он пролетел как на крыльях. Василиса несомненно отбила бы себе что-нибудь важное, если бы не волновалась до такой степени, что не могла усидеть в коляске, и непрерывно вертела кнутом над Сивкиной головой. По родным-то по ухабам да с такой скоростью! Тетка из ума выжила – думали встречные прохожие, едва успевая отпрыгивать с дороги.

Прогрохотав под Малиновыми воротами и едва не подавив стражу, Сивка вылетел в тесный лабиринт узких городских улочек. Вот здесь пришлось притормозить, Василиса плохо знала город, да и о том, где живет Ирья, она имела весьма туманное представление. Вроде как Синюю башню надо оставить по правую руку, потом ехать прямо и вверх, потом свернуть направо, потом еще раз, но уже налево… Василиса выдохнула и вытерла пот со лба, кругом, куда ни посмотри, были дома, дома, дома – до самого неба. Все так закручено, все так запутано. А-а-аа, ладно, разберемся, сыромятные вожжи заскрипели в крепкой руке, и только искры полетели из-под копыт.

Сколько времени прошло с момента отъезда Василисы, Змей не знал, он все так же лежал во дворе башни, будучи не в силах пошевелиться. Сколько он себя помнил, ему еще никогда не было так плохо. Желудок его уже давно был пуст, но спазмы все накатывали и накатывали, не давая несчастному ящеру ни единой передышки. И тошнота – ужасная, невыносимая тошнота стискивала горло, не давала дышать воздухом, даже думать и то мешала.

- Помру я, наверное… - мелькало у него в голове на вдох.

- Скорее бы я помер… - проносилось на выдох, вместе с очередным позывом. И так до бесконечности. Внутри все горело, но лапы медленно наливались ледяным холодом, который растекался по телу, подбираясь к сердцу. Змей и сам не заметил, как замерз, солнце, сначала щедро гревшее его, куда-то спряталось. Тени удлинились и стали глубже, по земле потянуло прохладой. День угасал. В такое время в лесу стояла особенная тишина – ночные звери еще не проснулись, но дневные уже спешили на ночлег, ибо неровен час. И этот неровный час наполнялся молчаливой тревогой, смутным беспокойством, сквозившим в неясном бормотании листьев.

Змей не любил заката, он всегда старался занять себя чем-нибудь, лишь бы не предаваться мыслям в одиночестве. Вчера, например, он читал увлекательную книгу о генетических болезнях жуков-короедов, а позавчера очень удачно схватился с Василисой по поводу козы, которая регулярно объедала кору с яблонь. Змей предложил ее задрать, но Василиса, хоть и проклинала злосчастное животное последними словами, никому бы не позволила ее обидеть. Змей это прекрасно знал, но ему доставляло удовольствие дразнить Василису, и видеть, как она кипятится.

- Я тебе серьезно говорю, я ее когтем р-раз… и будет тебе козлятина. А что, пельменей наделаешь. Это ж сколько можно терпеть, пятую яблоню портит, как будто ей жрать нечего. – Ящер хищно косился желтым глазом и стучал хвостом по земле, бедная коза забивалась в стайку, а Василиса топала ногами и ругалась.

- Ирод зеленый! Оставь животную в покое – она вон, опять пятый угол ищет с перепугу! У нее стресс постоянный от тебя, проклятого, она не доится совсем! Ну погоди, сейчас я тебе выпишу подорожную! – и она кидалась на Змея с мокрой тряпкой, а тот, подобрав хвост, только успевал уворачиваться, к вящему удовольствию козы Машки.

Но сегодня Змей был неопасен, любая курица могла его обидеть, не говоря уж про козу, у которой все-таки рога есть. Однако Машка не спешила мстить, она осторожно обошла вокруг больного, аккуратно переступая через зловонные лужи, и остановилась на безопасном расстоянии. Большие круглые глаза ее обвели обидчика и уперлись в беспомощно поджатый хвост – похоже, ее впечатлило, что такое грозное оружие уже не служило своему хозяину. Изумленно покачав бородой, она вздохнула и вернулась к забору, где ее внимание привлек сочный лопух.

- Маша, Ма-а-аш… - Змей позвал ее так тихо, что она сначала не расслышала. А когда расслышала, то не поверила своим ушам: этот слабый и жалобный голос не мог принадлежать свирепому ящеру.

- Маш, иди сюда… Иди, я не обижу…

Хуже нет, чем помирать одному, а тут все же душа живая. Змей звал ее в безотчетной тоске, ему хотелось чувствовать, что он не один, но глупая Машка только пучила глаза, и в нерешительности перебирала копытцами.

- Помираю я, понимаешь… Скоро совсем помру, так хоть ты со мной побудь. – Змей передохнул немного и сморгнул непрошеную слезу, - Плохо мне, Маша. Подойди же, не бойся, я тебя не съем.

Недоверчивая Машка подошла поближе, напряженно всматриваясь в желтый зрачок ящера, пытаясь прочитать его намерения. Змей не шевелился. Тогда она сделала еще пару шагов, вытянула шею и обнюхала его морду. Пах он скверно, слов нет, но видеть его немощным, распростертым у своих копыт, было приятно – Машка подняла голову и радостно выдохнула: