Я слово позабыл, что я хотел

Сказать, И мысль бесплотная в чертог

Теней вернется.

То новое и самое существенное, что вносит это исследование в учение о мышлении и речи, есть раскрытие того, что значения слов развиваются. Открытие изменения значений слов и их раз­вития есть главное наше открытие, которое позволяет впервые окончательно преодолеть лежавший в основе всех прежних уче­ний о мышлении и речи постулат о константности и неизменности значения слова.

Значение слова неконстантно. Оно изменяется в ходе развития ребенка. Оно изменяется и при различных,способахчфункциониро­вания мысли. Оно представляет собой скорее динамическое, чем статическое образование. Установление изменчивости значений сделалось возможным только тогда, когда была определена пра­вильно природа самого значения. Природа его раскрывается преж­де всего в обобщении, которое содержится как основной и цент­ральный момент во всяком слове, ибо всякое слово уже обоб­щает.

Но раз значение слова может изменяться в своей внутренней природе, значит, изменяется и отношение мысли к слову. Для того чтобы понять динамику отношений мысли к слову, необходимо внести в развитую нами в основном исследовании генетическую схему изменения значений как бы поперечный разрез. Необходимо выяснить функциональную роль словесного значения в акте мыш­ления.

Попытаемся сейчас представить себе в целом виде сложное строение всякого реального мыслительного процесса и связанное с ним его сложное течение от первого, самого смутного момента зарождения мысли до ее окончательного завершения в словесной формулировке. Для этого мы должны перейти из генетического плана в план функциональный и обрисовать не процесс развития значений и изменение их структуры, а процесс функционирования значений в живом ходе словесного мышления...

Прежде чем перейти к схематическому описанию этого про­цесса, мы, наперед предвосхищая результаты дальнейшего изло­жения, скажем относительно основной и руководящей идеи, разви­тием и разъяснением которой должно служить все последующее исследование. Эта центральная идея может быть выражена в об­щей формуле: отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а гфоцесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно — от слова к мысли. Это отношение представляется в све­те психологического анализа как развивающийся процесс. Разуме­ется, это не возрастное развитие, а функциональное, но движение

11»

самого процесса мышления от мысли к слову есть развитие. Мысль не выражается в слове, но совершается в слове. Можно было бы поэтому говорить о становлении (единстве бытия и небытия) мыс­ли в слове. Всякая мысль стремится соединить что-то с чем-то, ус­тановить отношение между чем-то и чем-то. Всякая мысль имеет движение, течение, развертывание, одним словом, мысль выполня­ет какую-то функцию, какую-то работу, решает какую-то задачу. Это течение мысли совершается как внутреннее движение через целый ряд планов, как переход мысли в слово и слова в мысль. Поэтому первейшей 'задачей анализа, желающего изучить отно­шение мысли к слову как движение от мысли к слову, является изучение тех фаз, из которых складывается это движение, разли­чение ряда планов, через которые проходит мысль, воплощающая­ся в слове. Здесь перед исследователем раскрывается многое та­кое, «что и не снилось мудрецам».

В первую очередь наш анализ приводит нас к различению двух планов в самой речи. Исследование показывает, что внутренняя, смысловая, семантическая сторона речи и внешняя, звучащая фа-зическая сторона речи хотя и образуют подлинное единство, но имеют каждая свои особые законы движения. Единство речи естЁ сложное единство, а не гомогенное и однородное. Прежде всего наличие своего движения в семантической и в фазической стороне речи обнаруживается из целого ряда фактов, относящихся к об­ласти речевого развития ребенка. Укажем только на два главней­ших факта.

Известно, что внешняя сторона речи развивается у ребенка от слова к сцеплению двух или трех слов, затем к простой фразе и к сцеплению фраз, еще позже — к сложным предложениям и к связной, состоящей из развернутого ряда предложений речи. Но известно также, что по своему значению первое слово ребенка есть целая фраза — односложное предложение. В развитии семанти­ческой стороны речи ребенок начинает с предложения, и только позже переходит к овладению частными смысловыми единицами, значениями отдельных слов, расчленяя свою слитную, выражен­ную в однословном предложении мысль на ряд отдельных, свя­занных между собою словесных значений. Таким образомТесли ох­ватить начальный и конечный момент в развитии семантической и фазической стороны речи, можно легко убедиться в том, что это развитие идет в противоположных направлениях. Смысловая сто­рона речи идет в своем развитии от целого к части, от предложе­ния к слову, а внешняя сторона речи идет от части к целому, от слова к предложению.

Другой, не менее капитальный факт относится к более поздней эпохе развития. Пиаже установил, что ребенок раньше овладева­ет сложной структурой придаточного предложения с союзами: «по­тому что», «несмотря на», «так как», «хотя», чем смысловыми структурами, соответствующими этим синтаксическим формам. Грамматика в развитии ребенка идет впереди его логики. Ребе-

нок, который совершенно правильно и адекватно употребляет со­юзы, выражающие причинно-следственные, временные и другие зависимости, в своей спонтанной речи и в соответствующей ситуа­ции еще не осознает смысловой стороны этих союзов и не умеет произвольно пользоваться ею. Это значит, что движения семан­тической и фазической стороны слова в овладении сложными син­таксическими структурами не совпадают в развитии.

Менее непосредственно, но зато еще более рельефно выступа­ет несовпадение семантической и фазической стороны речи в функ­ционировании развитой мысли.

Из всего ряда относящихся сюда фактов на первое место дол­жно быть поставлено несовпадение грамматического и психологи­ческого подлежащего и сказуемого.

Это несовпадение грамматического и психологического подле­жащего и сказуемого может быть пояснено на следующем приме­ре. Возьмем фразу: «Часы упали», в которой «часы» •— подлежа­щее, «упали» — сказуемое, и представим себе, что эта фраза произносится дважды в различной ситуации и, следовательно, выражает в одной и той же форме две разные мысли. Я обращаю внимание на то, что часы стоят, и спрашиваю, как это случилось. Мне отвечают: «Часы упали». В этом случае в моем сознании раньше было представление о часах, часы есть в этом случае пси­хологическое подлежащее, то, о чем говорится. Вторым возникло представление о том, что они упали. «Упали» есть в данном случае психологическое сказуемое, то, что говорится о подлежащем. В этом случае грамматическое и психологическое членение фразы совпадает, но оно может и не совпадать.

Работая за столом, я слышу шум от упавшего предмета и спрашиваю, что упало. Мне отвечают той же фразой: «Часы упа­ли». В этом случае з сознании раньше было представление об упавшем. «Упали» есть то, о чем говорится в этой фразе, т. е. пси­хологическое подлежащее. То, что говорится об этом подлежащем, что вторым возникает в сознании, есть представление — часы, ко­торое и будет в данном случае психологическим сказуемым. В сущ­ности эту мысль можно было выразить так: упавшее есть часы. В этом случае и психологическое и грамматическое сказуемое сов­пали бы, в нашем же случае они не совпадают. Анализ показыва­ет, что в сложной фразе любой член предложения может стать психологическим сказуемым. В этом случае он несет на себе ло­гическое ударение, семантическая функция которого и заключает­ся как раз в выделении психологического сказуемого.

Если попытаться подвести итоги тому, что мы узнали из ана­лиза двух планов речи, можно сказать, что наличие второго, внут­реннего плана речи, стоящего за словами, заставляет нас в самом простом речевом высказывании видеть не раз навсегда данное, неподвижное отношение между смысловой и звуковой сторонами речи, но движение, переход от синтаксиса значений к словесному синтаксису, превращение грамматики мысли в грамматику слов,

видоизменение смысловой структуры при ее воплощении в сло­вах...

Но мы должны сделать еще один шаг по намеченному нами пути и проникнуть еще несколько глубже во внутреннюю сторону речи. Семантический план речи есть только начальный из всех ее внутренних планов. За ним перед исследованием раскрывается план внутренней речи. Без правильного понимания психологиче­ской природы внутренней речи нет и не может быть никакой воз­можности выяснить отношения мысли к слову во всей их действи­тельной сложности.

Если наше предположение, что эгоцентрическая речь представ­ляет собой ранние формы внутренней речи *, заслуживает дове­рия, то тем самым решается вопрос о методе исследования внут­ренней речи. Исследование эгоцентрической речи ребенка является в этом -случае ключом к изучению психологической природы внут­ренней речи.

Мы можем теперь перейти к сжатой характеристике третьего из намеченных нами планов движения от мысли к слову — пла­на внутренней речи.

Первой и главнейшей особенностью внутренней речи является ее совершенно особый синтаксис. Изучая синтаксис внутренней ре­чи в эгоцентрической речи ребенка, мы подметили одну сущест­венную особенность, которая обнаруживает несомненную динами­ческую тенденцию нарастания по мере развития эгоцентрической речи. Эта особенность заключается в кажущейся отрывочности, фрагментарности, сокращенное™ внутренней речи по сравнению с внешней...

В виде общего закона мы могли бы сказать, что внутренняя речь по мере своего развития обнаруживает не простую тенденцию к сокращению и опусканию слов, не простой переход к телеграф­ному стилю, но совершенно своеобразную тенденцию к сокраще­нию фразы и предложения в направлении сохранения сказуемого и относящихся к нему частей предложения за счет опускания под* лежащего и относящихся к нему слов. Пользуясь методом интер­поляции, мы должны предположить чистую и абсолютную преди­кативность как основную синтаксическую форму внутренней речи.

Совершенно аналогичное положение создается в ситуации, где подлежащее высказываемого суждения наперед известно собесед­никам. Представим, что несколько человек ожидает на трамвайной остановке трамвая «Б» для того, чтобы поехать в определенном направлении. Никогда кто-либо из этих людей, заметив прибли­жающийся трамвай, не скажет в развернутом виде: «Трамвай „Б", которого мы ожидаем, для того чтобы поехать туда-то, идет», но всегда высказывание будет сокращено до одного сказуемого: «Идет» или «Б».