VI. Формирование русла 12 page

Таковы результаты давления тюремной среды на формирование сексуальной ориентации в сравнительно благополучном обществе. Тюрьма несомненно приобщает к голубому сексу тех, кто не был с ним знаком, и формирует гомосексуальные склонности как тут, так и там.

5. Звезды на заднице (дедовщина)

Еще важнее в этом отношении армия. Через нее проходит гораздо больше мужского населения страны, чем через тюрьмы, и проходит в юношеском возрасте. Когда тексты, впоследствии ставшие главами моей книги "Перевернутый мир", выходили отдельными очерками в журнале "Нева", посыпались письма читателей, и в письмах они с удивлением узнавали в описанном мною тюремно-лагерном быте до боли знакомые черты родной советской армии - ее "дедовщину".

Вот отрывок из письма московского студента Д. Горбатова:

"Я потрясен тем, что описанная Вами "зона" в каждой строке заставляет меня вспоминать армию... Когда человек приближается к любому армейскому КПП, его настроение становится резко подавленным, ибо он непременно видит высокий и гладкий забор. Очень часто поверх забора натянута колючая проволока. Ну, а дальше всё идет прямо по тексту статьи Л. Самойлова: "зона небольших производств, столовая зона, несколько жилых зон - отдельно одна от другой... плац для построений и карантин - для новоприбывших"... Очень похожую на описанную Вами картину можно наблюдать в армейском принципе распределения коек: нижний ярус - привилегия "дедов" и "черпаков"... И т. д. Или когда два "деда" лупят ночью в сортире молодого ногами и кричат при этом: "Руки!" По лицу никто не бьет (наутро будут видны синяки), а вот по животу, печени, почкам - пожалуйста, и при этом нельзя закрываться руками...

А это цитаты из письма новосибирского инженера А. Белоусова:

"Вчера пришел друг с горящими глазами. Навязал "Неву" N 4 - статью Льва Самойлова - со словами: "Это про нас! Прочти обязательно! Взгляд с неожиданной стороны, но точный". Я взял, полистал - об уголовщине. Меня это совершенно не интересует и не волнует. Ни я, ни мои друзья не сидели и сидеть не собираются. Отложил журнал в сторону, но реакция друга не давала покоя. Прочел - и ведь на одном дыхании, как о своем сокровенном, о том, что касается лично меня!.. А исследование действительно про нас. Оно не о зеках, а о законах развития общества, коллектива. Мы все прошли армию, и видели это своими глазами. Кто больше, кто меньше" (Самойлов 1993: 174-175).

О развитии "неуставных отношений" (дедовщины) в нашей армии писалось в последние годы много. Меньше освещалась в прессе сексуальная сторона дедовщины. Однако всем, вероятно, запомнились случаи убийства изнасилованным и доведенным до отчаяния солдатом группы своих насильников (такие случаи обнаруживались не однажды).

И. С. Кон цитирует анонимного автора, опросившего более 600 военнослужащих. По его словам, "техника изнасилования повсюду одна и та же: как правило, после отбоя двое-трое старослужащих отводят намеченную жертву в сушилку, каптерку или другое уединенное место (раньше популярны были ленинские комнаты) и, подкрепляя свою просьбу кулаками, предлагают "обслужить дедушку" (Кон 1998: 314). За послушание "салобону" обещают покровительство "дедов", но это лишь приманка. Назавтра же о его сдаче станет известно всей роте, и он навсегда останется общим холопом и сексуальной утехой.

Более детально и полно "дедовщина" описана в некоторых художественных произведениях и документах.

В своих солдатских мемуарах Дмитрий Лычёв (1998: 23-27) описывает свои приключения и наблюдения, и это тем более интересно, что Лычёв, молодой издатель гомоэротического журнала, сам явно голубой и этого не скрывает. Будучи отчаянным и агрессивным парнем, Лычёв отразил первое нападение "дедов", и, сильно избитый, выстоял. Одному из "дедов", Алику, он понравился и тот прервал экзекуцию, оставив Диму для себя (вскоре Дима станет его любовником). Позабавиться решили с другими.

"... Старшина удалился и через минуту привел двух испуганных хлопцев. Озираясь по сторонам, они безмолвно готовились к чему-то страшному. Дверь закрылась на ножку табуретки, и концерт начался".

Ребят заставляли декламировать стишки, восхваляющие старослужащих, и били. Потом заставляли без конца отжиматься от пола и проползать под кроватями. Потом одного, отколошматив, отпустили. "Второго подозвал к себе Алик. Ударив изможденного парня по щеке, он заставил его встать на колени и открыть рот". Достав свой член, он отправил его солдату в рот под одобрительные возгласы зрителей: "Соси, пидор!". Голубой автор пишет: "Я не мог смотреть на то, что всегда казалось мне таким будничным в собственной практике. Встать и уйти я не мог. Я просто закрыл глаза. Невозможно было видеть, как бедного парня по очереди насиловали в рот шесть или семь человек. Все, кому это было положено". Позже этого робкого и стеснительного паренька из деревни стали насиловать не только в рот.

В то же время, как и в тюрьме, обнаружение собственной гомосексуальности было чрезвычайно опасно. Вот случай, который Лычеву поведал на стройке земляк, только что попавшийся на гомосексуальном контакте.

На гауптвахте, откуда его привезли таскать кирпичи, его били по почкам девять охранников, вернувшихся из Афганистана. Два раза он терял сознание. "Раздев Олега догола и привязав к батарее, они поочередно начали его насиловать. Кричать не было никакой возможности. Сначала лицо просто зажимали ладонями, а потом вставили в рот обломок чайной ложки, тем самым подготовив еще одно место для удовлетворения сексуального голода. Ни один из них не побрезговал разрядиться в пидараса. <...> Рот и зад превратились в два огромных сгустка крови. Вид всего этого заставил вновь пришедших двух "афганцев" ненадолго отвернуться. Но это не помешало им чуть позже показать, на что способны они. Счастье, что эти не били. Раза три они менялись местами, насилуя Олега, пока, наконец, под общий хохот не опустились на лежанку. Олега отвязали, отвели к умывальнику..." Дня через четыре его привезли в местный морг - якобы самоубийство (Лычёв 1998: 57-61).

Более панорамная картина описана в документах правозащитных организаций, прежде всего Совета солдатских матерей. Вот цитаты из заявления гражданки Шёнбергер в Координационный комитет Всесоюзного совета солдатских матерей (ноябрь 1990 г.). Она приводит документальное свидетельство ее сына: "...Я, Шёнбергер Андрей Викторович, 27 июня 1990 года призвался Рудненским ГВК на действительную воинскую службу". Далее Андрей рассказывает, что служил в Казахстанской ССР, был направлен в военно-строительную часть, комиссией признан негодным, но командование это проигнорировало. В части начались избиения. Били старослужащие солдаты, которые помыкали новоприбывшими, как могли. "Рядовым Лайпановым был послан за сигаретами. Сигареты я не принес, и он, отозвав меня в подвал, бил меня в живот, потом ударил по голове, я потерял сознание, и он меня изнасиловал". Несколько позже он был изнасилован Шимбергеновым, Хайдаровым и Рахматовым. Надругательства продолжались и солдат сбежал из части (Нарушения 1991: 7).

Это только один пример. В Резолюции Учредительного собрания Независимого комитета социальной защиты солдат и матросов Советской Армии (Уфа, 15 октября 1990 г.) приведены обобщения. Из них я беру только аспект сексуальной эксплуатации рядовых, опуская все прочие стороны нечеловеческого с ними обращения. В документе обобщены сведения о ситуации в частях Среднеазиатского (Туркестанского) военного округа, в городе Семипалатинске. Сексуальное насилие над молодыми солдатами осуществляется в рамках "дедовщины" - традиционного произвола старослужащих и их помыкания молодыми, с жесточайшими кровавыми расправами, часто приводящими к увечьям и смертям. Этот порядок установился по многим причинам. Среди них давняя утрата положительных идеалов и целей основной солдатской массой в связи с общим кризисом социализма; грубость, примитивность и нищета нашего воинского быта в условиях нехватки средств; общая озлобленность солдат их эксплуатацией офицерством и вообще верхними слоями общества; большая доля контингента с уголовным прошлым, алкоголизмом и наркоманией среди нынешних новобранцев в связи с общей криминализацией общества.

Этот порядок тайно поддерживался частью офицерства, так как в нем они видели единственное доступное им средство добиваться расположения наиболее опытных солдат и поддерживать беспрекословное послушание остальных. "Дедовщина" была широко распространена по всей Советской армии, особенно в частях, не связанных со сложной техникой, и остается во многих войсковых частях России и других государств распавшегося Союза.

"Дедовщина" означает разделение солдат на касты в зависимости от времени, которое солдат уже прослужил, но вдобавок он должен показать, что достоин пребывания в следующей касте - пройти своеобразные жестокие "обряды перехода". Первые шесть месяцев призывники зовутся на солдатском жаргоне "духами", "слонами", "зелеными", "молодыми" или "салагами", "салабонами". Прозвище "дух" хорошо отражает физическое состояние новичков. Они совершенно бесправны и отданы на произвол старослужащих. Когда шесть месяцев прошли, солдата переводят в "черпаки" или "черепа". Эти должны передавать приказы старослужащих "духам" и следить за их исполнением. По прошествии 12 месяцев с начала службы "черпак" становится "стариком", а когда три четверти службы, т. е. полтора года, уже позади, он может стать "дедом". Иногда шкала иерархии длиннее: "салаги" - "полугодки" - "черпаки" - "деды" - "дембели".

Перевод из одной касты в другую - это типичный "обряд перехода", известный по этнографии у полудиких племен.

"Ночь представлений, - пишет Лычев (1998: 150), - начинается с "полугодок". Им причитается шесть ударов ремнем по голому заду. Эту почетную процедуру берут на себя самые старшие по призыву. Разумеется, они не щадят ни своих сил, ни более молодых задниц. Затем наступает черед тех, кто прослужил год. Они получают двенадцать ударов и становятся "черпаками". <...> Наутро обычно никто не сидит в столовой - предпочитают есть стоя. После ударов железной пряжкой запросто можно различить на заднице отпечатки звезд. По "дедовским" задницам "бьют" обычной ниточкой. Зато двадцать четыре раза".

Так "дедов" переводят в "дембели" за несколько месяцев до демобилизации.

"Деды" пользуются многими привилегиями и помыкают "салагами". С особенной вседозволенностью - "опущенными". "Опускают" же за надуманные провинности. "Опускают" путем определенного обряда, носящего сексуальный характер. Изнасилованный считается "опущенным", его все сторонятся, как зачумленного. С ним нельзя вместе есть, он спит отдельно, является рабом определенного "деда" и обслуживает его всячески, а прежде всего сексуально.

"В упомянутых войсковых частях и родах войск, - пишет Независимый комитет социальной защиты, - [есть] целые группы солдат, которых "деды" нарекают "опущенными" и обрекают (по-видимому: обращают.- Л. К.) их в женщин, еженощно насилуют в зад и в рот, подвергают самым что ни на есть нечеловеческим обращениям. <...>

Одной из распространенных форм физического насилия над "салагами" является избиение их в шеренге всеми "дедами". <...> Весь этот полугодок после отбоя по очереди ставят исключительно голыми на тумбочку, иногда с ремнем на животе и с пилоткой на голове, или ставят в таком виде к тумбочке дневального у входа в казарму и добавляют к ремню еще штык. С внешней стороны как будто издевательство и унижение, а фактически этим апробированным методом "деды" ведут отбор понравившихся солдат для обречения их в женщин. При этом конкурсе "деды" обращают внимание на внешний вид голого, фигуру, рост и т. д. <...> Весь этот полугодок заставляют ползать голыми по-пластунски под кроватью или в таком же виде впереди себя толкать поваленную табуретку, имитируя движения автомобиля, издавая при этом шумы и сигналы машины и лай собаки... <...> Весь этот полугодок заставляют голыми маршировать по казарме. <...>

Есть и такой распространенный прием, когда "дед" дает "салаге" через "черпака" один рубль и приказывает на него купить две бутылки водки, один килограмм колбасы и принести еще пять рублей сдачи. Кто из "салаг" протестует или не выдерживает этих унижений, подвергается сильному избиению со стороны "дедов" и насилию в зад и в рот. После этого их объявляют "опущенными", и жить они начинают на положении изгоев. <...> В "опущенные" "деды" выбирают по проводимому после отбоя конкурсу и наиболее образованную и талантливую молодежь. Зачастую сами офицеры указывают "дедам", кого из "салаг" надо оскотинить..."

Не всех солдат, прослуживших положенное время, переводят из "черпаков" в "деды", а только тех, кто обязуется пользоваться всеми привилегиями "дедов". Если он согласен избивать молодых, отбирать у них деньги, и т. д., но не готов насиловать их, то его не переводят в "деды".

"Главным "дедом", а им, как правило, становится старшина роты срочной службы, закрепляется по одному "опущенному" каждому "деду" на правах личной собственности и жены. Положение "опущенных" невозможно с чем-либо сопоставить, оно омерзительно и невыносимо, поэтому многие из них оказываются комиссованными из армии по психиатрическим статьям после того, как "салагу" изнасиловали в первый раз, а насилуют его в Красном уголке, и первым главный "дед", затем ему бреют голову и всё тело, и так в течение всех двух лет службы в армии. Бреют или стригут голову и тело "опущенным" один раз в месяц, специально назначенный главным "дедом" солдат из касты "черпаков". "Опущенных" набирается в роте до 15 и более солдат.

Главный "дед" назначает в среде "опущенных" одного солдата старшим, который прослужил в армии полтора года. Старший из "опущенных" получает распоряжения от главного "деда", для каких коллективных развратных мероприятий им надо готовиться и когда. Спят "опущенные" в отдельном закутке на нижних койках. Спать им положено голыми и обязательно в лифчиках. Чашечки лифчиков заполняются ватой. От подъема и до отбоя лифчики могут находиться в их постелях или у них в кармане, или они носят их постоянно на себе, вынув из лифчиков вату до отбоя. После отбоя и до подъема "опущенные" должны ходить по казарме, в туалет и умывальник только голыми, но обязательно в лифчике. Насилуют их "деды" постоянно, через час после отбоя и до подъема в постелях "опущенных".

"Когда "деды" организуют гульбища в Красном уголке после отбоя или отмечают пьянкой день рождения одного из членов своей стаи, то загоняют голыми, в одних лифчиках, "опущенных" солдат и развлекаются там до подъема коллективным половым развратом". Каждый "опущенный" обслуживает своего "деда", как раб - обстирывает его, чистит ему сапоги и даже носит на себе в отхожее место.

"Офицеры "опущенных" солдат тоже насилуют, но больше днем. Насилуют не открыто и не в Красном уголке, как иногда это делают "деды", а берут их к себе домой или в общежитие, помыть якобы полы или как будто выполнить хозяйственную работу на дому. <...> Но больше офицеры предпочитают насиловать солдат не из числа "опущенных". Этих солдат ничем не отмечают, и сослуживцы могут даже не знать, что их насилуют офицеры..." (Нарушения 1991: 11-13).

Внешне всё это очень напоминает фильм Пазолини "120 дней Содома". Но описанные подробности показывают, что система рассчитана не на гомосексуалов среди "дедов", а на гетеросексуалов: это им требуется, чтобы "опущенные" напоминали в своих лифчиках женщин. Также и Юрий Тимов (это псевдоним) в статье "Голубые в российской армии" отмечает гетеросексуальность насильников и связывает тягу к насилию с общей обстановкой бесправия, муштры, подневольного труда, нечеловеческих условий быта и отупляющей скуки. Один стройбатовец хвастался ему, как он "опускал" "солобо-на" в подвале. По этому поводу Тимов замечает: "Единственное развлечение для государственного раба в военной форме - "опустить" "солобона", хотя, как он признается, его больше устроила бы подруга" (Тимов 1995: 41). Гомосексуальные сношения служат здесь для привилегированных солдат заменой практически невозможных гетеросексуальных сношений, а одновременно секс тут оказывается средством демонстрации доминирования и агрессивности, средством унижения и средством установления власти. При такой практике он несомненно воспитывает в солдатах чувства садизма и мазохизма. Садизм, бьющая через край агрессивность - у "дедов", мазохизм и подавленность - у "опущенных".

По прикидке Тимова, "голубых" в российской армии должно быть 120-150 тысяч (из расчета 4-5 %), плюс бисексуалы и гетеросексуалы, не чуждые гомосексуальных зигзагов,- этих в несколько раз больше. Но если учесть реальную практику, то причастных к "голубому" сексу в армии окажется гораздо больше, чем "на гражданке". Ведь в некоторых частях восточных военных округов "поголовное изнасилование молодых было обычным ритуалом" (Тимов 1995:40).

Обращает ли эта практика гетеросексуалов в гомосексуалов - трудно сказать, соответствующие исследования не проведены. Скорее, вряд ли может оказать такое воздействие в массовом порядке. Демобилизовавшись, почти каждый возвратится к тому сексуальному поведению, которое ему присуще по природе. По его природе. Но несомненно, что многие еще не раз вспомнят те положительные эмоции, которые для них прочно ассоциировались с самоутверждением и доминированием, сопряженным с гомосексуальным насилием. Для тех, кто еще не определил свои склонности, сохранив юношескую пластичность, или кто бисексуален по природе, эта военная практика может тем более оказаться не без последствий. Во всяком случае - при оказии - решиться на гомосексуальные приключения будет для них проще. А опущенные открыли в себе анальный и оральный эротизм и, возможно, умение наслаждаться свободой от стыда, от долга и от воли.

6. Армия

Если Советская армия последних десятилетий, разъеденная "дедовщиной", по многим параметрам, в том числе по сексуальной практике, была очень близка к тюремно-лагерному обществу и к тому же в отношении сексуального поведения солдат плохо изучена, то надо обратиться к армиям других стран, чтобы составить себе представление о том, как вообще обычная, нормальная армия влияет на сексуальное развитие молодого человека, в частности на его сексуальную ориентацию. Надо надеяться, что в недалеком будущем наша армия станет похожа на другие армии, на армии цивилизованных государств, по обеспеченности и гражданским правам солдат. Как тогда будет в ней обстоять дело с сексуальными потребностями молодежи и формированием сексуальной ориентации? Устранит ли стимуляцию гомосексуальной ориентации искоренение дедовщины?

В некоторых частях и у нас дедовщины нет. Кроме того, и в условиях дедовщины те, кто выстоял и завоевал себе сносное положение, перестают ее замечать. Таким был уже упоминавшийся Лычев. Его после этого дедовщина уже не ломала. Можно использовать и эти материалы. В основном же показательны материалы из других стран.

Неплохо освещены в этом плане американские армия и флот. Есть несколько монографий, специально посвященных этой теме (Williams and Weinberg 1971; Berube 1990; Zeeland 1993; 1995; 1996; Shawver 1994; Zuniga 1994). Таким образом, накоплено достаточно наблюдений, чтобы можно было составить себе цельную картину. Хоть в американской армии дедовщина - чрезвычайная редкость, условия закрытого однополого общества, действующие в армиях повсюду, остаются. Если исключить дедовщину, то особенно схожи с нашими были условия в американских армии и флоте прежнего времени, времени Второй мировой войны, когда военная служба была всеобщей, на основе призыва молодежи.

Именно этому отрезку посвящена книга Аллана Берубе "Раскрытие под огнем: История геев мужчин и женщин во Второй мировой войне". Под раскрытием имеется в виду обнаружение гомосексуальности, выход геев на публику, обнародование того, что они скрывали. Законы, карающие гомосексуальность действовали в США, не были еще отменены (они и сейчас отменены не во всех штатах), но условия военного времени заставляли пренебрегать моральными догмами, если речь шла о мобилизации всех патриотических сил, способных воевать, против врага. А воевали геи неплохо - это было известно еще античной Греции.

Более того, их часто тянет в армию - одних привлекает сообщество молодых мужчин, других - возможность утвердить себя как мужчину. Они несут в армию свои проблемы, свои творческие потенции и свою энергию и нередко становятся лидерами и образцами для подражания. Я уже приводил большой список героев и полководцев.

Неоднократными скандалами на гомосексуальной почве прославилась немецкая армия. В начале века громкий скандал возник по поводу гомосексуальных приключений графа Эйленберга и генерала Мольтке - приближенных кайзера Вильгельма II. Судили и менее высокого чина - фон Гогенау. В начале нацистского господства Гитлер расправился со своей слишком сильной опорой - штурмовиками Рема, захватив их верхушку в разгар гомосексуальной оргии ("ночь длинных ножей" - предмет знаменитого фильма Висконти "Гибель богов").

У англичан в образец мужественности и воинской доблести превратился погибший в первой мировой войне молодой поэт Руперт Брук, красавец, чьи военные стихи подвигли многих юношей отправиться на фронт. Фотографии этого золотоволосого Аполлона стали буквально иконой в патриотической прессе. Уинстон Черчиль, тогда военный министр, писал, что Брук - это то, "чем благороднейшим сынам Англии надо бы быть в эти дни, требующие самых драгоценных жертв".

Но вот письмо Руперта Брука, написанное другу за три года до гибели и описывающее, как этот идол избавился от девственности в 22 года с еще одним другом. Это было 29 октября 1909 г. в школьном общежитии Рэгби.

"Несколько лет мы, Денам и я, время от времени обнимались и целовались и тискали друг друга, а в тот тихий вечер я погладил его в темноте, без слов, в меньшей из двух маленьких спален. <...> Я поздно пришел домой в тот субботний вечер. Ничего еще не было сформулировано в моем уме. Я нашел его спящим перед камином в час сорок пять ночи и отнес его в постель - спящим он был как ребенок. И сам я лег туда же. Мы обнялись и мои пальцы немного прогулялись. Его кожа была всегда очень гладкой. Помню, у меня была отчаянная эрекция. Он безвольно спал в моих руках. Я прокрался к себе в комнату и улегся в кровать, думая... <...> Я решил почти совершенно сознательно, что должен провернуть это дело следующей ночью. Видишь ли, я ведь не знал, как он это воспримет. Но я хотел получить удовольствие и, еще больше, увидеть, на что это похоже, и избавиться от позора (как я тогда думал) оставаться девственником.

На следующий вечер мы долго болтали в общей комнате у огня. Скоро моя голова была у него на коленях. Мы говорили о содомии. Он говорил, что в конечном счете считает это скверным... Мы разделись, поскольку было жарко. Плоть очень возбуждающе выглядит в свете огня. <...> Мы снова пошли в его спальню. Он забрался в кровать. Я сел на нее и говорил. Потом я улегся тоже. Потом мы погасили свет и разговаривали в темноте. Я пожаловался на холод и укрылся пуховым одеялом. Мой рассудок был, помню, почти полностью, абсолютно холодным и безразличным, учитывал продвижение и планировал следующий шаг. Конечно, я разработал общую схему заранее.

Мне было еще холодно, а ему нет. "Конечно, ты же в постели!" "Ну, забирайся сюда!" - последовало спровоцированное мною - о! без труда - его приглашение. Я тотчас влез. Мы охватили друг друга. <...> Волна, кажется нарастала. В подходящий момент я, как и планировал, говорю: "пойдем в мою комнату, там лучше..." Полагаю он понимал, что я имею в виду. Во всяком случае, он последовал за мною. В большой кровати было холодно; мы прижались друг к другу. Намерения стали простыми, но ничего еще не было сказано. Когда танец начался, я, погодя секунду, стянул с себя пижаму. Он всё время играл роль женщины. Мне пришлось раздевать его - снять с него пижаму за него. Тут уж - тело к телу, впервые для меня, ты знаешь. Я всё еще опасался его бегства от любого внезапного шага, а он, я думаю, стеснялся. Мы очень мало целовались, насколько помню, лицом к лицу. И я очень редко брался за его пенис. Мой он однажды потрогал своими пальцами, и это так бросило меня в дрожь, что он испугался. Но чередуя движения и стискивания, мы добрались до пика. Моя правая рука схватила его левую ягодицу, сжала ее и прижала его тело ко мне. Стал заметен запах пота. Вполне холодные мысли, помню, мелькали в моей голове: <...> "Надеюсь его эрекция в порядке" и тому подобное. <...> Наконец, волны страшно выросли, я утратил контроль над ситуацией. Я стал действовать силой, а он реагировал спокойнее, но постоянно. Наполовину под ним, наполовину на нем я кончил. Думаю, он кончил в тот же момент, хоть я и не уверен. Момент молчания, а потом он ускользнул в свою комнату, захватив свою пижаму. Мы пожелали друг другу доброй ночи. Было между 4 и 5 утра".

Предполагают, что в армии он искал смерти, так как терзался от своей раздвоенности (он был бисексуальным) и несоответствия идеалу (Delany 1987; Norton 1998: 206-209). Вот сонет еще одного молодого поэта той поры Питера Остина (Austen 1989: 20) на смерть Брука:

О прелестный возлюбленный! Нет, не покинул ты нас!

Из твоих уст маки пышные расцвели!

Другой английский поэт исключительно военной тематики, Уилфрид Оуэн, погибший в самом конце Первой мировой, был также гомосексуален (Norton 1998:210).

Для нашей темы интереснее другое - наблюдения над тем, как естественно возникают гомосексуальные тенденции у очень многих новобранцев уже в "учебке", где на них обрушивались совершенно новые и непривычные условия однополого общества. Прежде всего сексуальный голод. Лычев (1998: 35) пишет о солдатской уборной, куда было трудно попасть: кабинки надолго заполнялись.

"Половина серунов на самом деле таковыми не являлись. Они безбожно дрочили, подгоняемые нетерпеливыми возгласами страждущих занять их место. Уже потом, несколько месяцев спустя, я узнал от Вадима о неимоверных количествах разбросанной по стенкам кабинок спермы, которую ему приходилось убирать".

Этот сексуальный голод усиливался от общения со столь же изголодавшимися другими солдатами, от постоянных разговоров на сексуальные темы, а единственными обнаженными телами поблизости были мужские. Зато их было много. "Экстремальные требования тренировки солдат разрушали сексуальные модели поведения, которые были у каждого новобранца на гражданке и заставляли его подстраивать их к его солдатскому быту. Отделение от жен и других женщин, полнейшее отсутствие укромности и резкое уменьшение свободного времени окунали новобранца в сугубо мужскую воинскую культуру, теоретически гетеросексуальную, но изобилующую гомосексуальными тенденциями.

Каждый день он видел голые тела других мужчин и не имел укромности, ни когда он мылся под душем, ни когда пользовался туалетом, ни даже когда мастурбировал. Он страдал от одиночества и нуждался в новых друзьях, но ему еще предстояло сообразить, какие виды привязанности и интимности оказываются подходящими в мире без женщин. Интенсивность такого сугубо мужского мира могла подвигнуть новобранцев на то, чтобы смириться с направленностью своих сексуальных желаний на мужчин.

"Ты вдруг оказываешься сутки напролет окружен мужчинами,- вспоминает Бен Смолл, который восемнадцатилетним был призван в Военно-воздушные Силы,- в душевых и в бараках, в чем мать родила, и ты внезапно начинаешь понимать: "Господи! Вот что я такое. Как мне с этим быть?" <...>

Старший лейтенант Фрэнк, негр из морской пехоты, великолепный атлет, вспоминает, что его гомосексуальность проявилась впервые в морской пехоте. "Перемена произошла, вероятно, в учебном лагере морской пехоты. Вспоминаю, там был ряд парней, вызывавших у меня благоговейный трепет. Я лежал ночами просто больным и начал дрочиться от одной только мысли о них. <...> Я никогда не делал этого раньше.

3: До того ты никогда не фантазировал во время мастурбации?

Ф: Нет, правда нет. Тогда я и начал. Я дошел до точки: когда это стало просто убивать меня. Думать о них, быть около них всё время, что бы ты ни делал". В школе у него появлялось влечение к парням, но он умел подавлять это. "Но в учебке, всё время в шайке других парней, и ты всё время полуобнажен, утром все вскакивают чтобы стать в строй, у половины парней стоят, и ты такой же. Ох парень!" (Zeeland 1996: 96-97).