Историография. С. А. Экштут. В поиске исторической альтернативы. Александр I. Его сподвижники. Декабристы

Автор: В. А. ФЕДОРОВ

М. Изд-во "Россия молодая", 1994. 230 с.

Книга входит в серию "Первая монография", издаваемую Ассоциацией исследователей российского общества XX века. Автор книги - доктор философских наук и социолог, занимается изучением проблем закономерностей исторического процесса. Опубликовал по этим проблемам ряд статей и сообщений в центральных журналах. Его книга представляет собой серию очерков, объединенных общей исследовательской задачей - раскрыть особенности "духа времени" в России начала XIX в. и отражение его в воззрениях и судьбах разных людей - от декабристов до их политических противников (Александра I, наиболее видных его генералов и политических деятелей, сосредоточивших в своих руках реальную власть).

Автор задался целью ответить на вопросы. "Как люди, делающие историю, переживали философскую проблему "недуга бытия" и какие чувства они при этом испытывали? Какова была роль случая в сцеплении людей, событий, обстоятельств? Как взгляды на окружающий мир и система ценностей людей, отличавшихся "лица необщим выраженьем", смена их настроений и эмоциональных состояний повлияли на их поведение в экстремальной ситуации и, в конечном счете, сказались на ходе российской истории?" (с. 3).

В монографии предлагаются новые подходы к изучению и трактовке исторического процесса, рассматривается проблема альтернативности путей исторического развития, фактора "случайности", который в кризисные моменты "переломных" эпох приобретал особую роль и мог изменить (и менял) ход и исход событий. Отмечается значение личностного фактора. В этой связи автор справедливо критикует распространенный в литературе тезис о том, что "история не знает сослагательного наклонения", который, отрицая альтернативность исторического развития, неизбежно приводил к детерминизму, фатальной его заданности,а в конечном счете, вольно или невольно, оправдывал негативные явления, ошибки и даже преступления политических деятелей, вынужденных якобы действовать "в силу сложившихся обстоятельств". Заметим попутно, что признание альтернативности в истории, роли субъективных, личностных, привходящих и даже случайных факторов никоим образом не означает отрицания значимости объективных закономерностей в историческом процессе.

Перед читателем проходит яркая галерея выдающихся личностей - Александра I, П. Д. Киселева, А. П. Ермолова, М. С. Воронцова, А. А. Закревского, П. А. Клейнмихеля, а также декабристов, и в их числе крупнейшего идеолога и руководителя этого движения П. И. Пестеля, действовавших в эпоху "неслыханных перемен" и непосредственно к ним причастных. Автор отмечает сильно развитое у людей той эпохи "чувство исторического самосознания", "связи личной судьбы с ходом истории". Именно в это время "стала осознаваться проблема альтернативности в историческом развитии", т. е. возможности в экстремальных условиях изменить ход истории, предотвратить его негативные последствия.

В этом контексте рассматривается учет различными политическими деятелями России "уроков" Французской революции конца XVIII века. Как подчеркивает автор, они осознавали, что с нее (по словам Н. М. Карамзина) "новая эпоха начинается". Правительственные круги и их идеологи искали пути и средства предотвратить революционные потрясения в России. Любопытно заявление Александра I в 1804 г:. "Самое могучее оружие, каким пользовались французы и которым они еще грозят всем странам, это общее убеждение, которое они сумели распространить, что их дело есть дело свободы и счастья народов"; поэтому "истинный интерес законных властей требует, чтобы они вырвали из рук французов это страшное оружие и, завладевши им, воспользовались им против их самих". Иначе говоря, это был призыв к европейским монархам взять на себя инициативу в деле необходимых реформ, чтобы предотвратить революцию. О необходимости реформ для предотвращения революции говорил в своем плане преобразования России и М. М. Сперанский (следует пожалеть, что этому деятелю не нашлось места в монографии). Именно в этой связи следует рассматривать реальные либеральные преобразования (а не "заигрывание с либерализмом") Александра I в первые годы его царствования, что, впрочем, отнюдь не исключало репрессивных мер в борьбе с революционной опасностью.

Неоднозначно относились к Французской революции декабристы. С одной стороны, как заявил Пестель, "революция не так уж дурна, а может быть и полезна", но с другой, их страшили "буйство черни", якобинский террор, а затем, как следствие революции, - становление деспотизма тирана - Наполеона Бонапарта, наследника и губителя революции. И декабристы и их политические противники стремились предотвратить возможность "французского" варианта развития событий в России, особенно учитывая памятные еще "уроки пугачевщины". Автор в итоге приходит к выводу, что поиски альтернативы "буйству черни" у всех представителей разных политических направлений закончились неудачей. Но, добавим, их опасения насчет возможного революционного взрыва в России того времени были сильно преувеличены.

Автор ставит интересную проблему о "цене" и "издержках" (для человечества и общественного прогресса в целом) революционных переворотов. С этим связан и вопрос о "нравственности в политике". Декабристы, считает автор, были примером

стр. 168

высокой нравственности в политике. Посвященная этому вопросу глава девятая - "Движение декабристов моральный аспект политического действия" - в этом плане является наиболее интересной в монографии. Автор приводит слова декабристов: "для поступка великого не должно употреблять низкие средства", "никакая цель не оправдывает средств". Поставленные перед дилеммой - "нравственный императив или политическая целесообразность", декабристы решали ее в пользу приоритета морального фактора, таков вывод автора. Декабристы стремились найти такие средства революционного переворота, которые бы предотвратили "ужасы" Французской революции и вместе с тем появление "нового Бонапарта". Отсюда избранная ими тактика "военной революции", - военного, "организованного", почти "бескровного",восстания, без участия народных масс". Эта тактика ранее объяснялась "дворянской ограниченностью" декабристов, которые были "страшно далеки от народа".

В книге читатель найдет немало интересного о взаимодействиях декабристов и близких к ним генералов Киселева и Ермолова, знавших о тайном обществе, которых декабристы намечали ввести во Временное революционное правительство, о фрондерстве к аракчеевскому режиму генерала Закревского, Воронцова, Клейнмихеля и других лиц из тогдашней аристократической элиты, о характере общения между собой участников тайных декабристских обществ. Интересны размышления автора о менталитете декабристов, об их "дружеских спорах", сопровождавшихся напряженной "работой ума", интенсивными интеллектуальными поисками. Подробно повествуется о непростых взаимоотношениях Пестеля с руководством Северного общества, опасавшегося его "честолюбивых замыслов".

Ряд положений и оценок автора вызывают возражения. Так, вряд ли можно согласиться с его утверждением о том, что "в первой четверти девятнадцатого века в России отсутствовали объективные и субъективные предпосылки для решения проблемы ликвидации крепостного права в обозримый исторический срок" (с. 30). Можно, конечно, спорить относительно наличия объективных предпосылок, но субъективные были налицо. Они выражались и в программах декабристов и в осознании самими правящими кругами необходимости отмены крепостного права, более того, даже в конкретных шагах Александра I в 1818 г., поручившего ряду сановников (в том числе А. А. Аракчееву, министру финансов А. Д. Гурьеву) подготовить проекты освобождения крестьян.

Автор склонен согласиться со словами, якобы сказанными В. О. Ключевским: "Декабристы - историческая случайность". Во всяком случае Экштут считает, что "в этом высказывании есть рациональное зерно". Здесь нет необходимости доказывать обратное. Об этом много говорится не только в советском декабристоведении, но и в работах русских дореволюционных и современных зарубежных исследователей. Само это высказывание, пущенное в научный оборот М. В. Нечкиной, было записано ею со слов сына Ключевского Б. В. Ключевского, и нигде, ни в каком сочинении историка не встречается. Если же внимательно прочитать все то, что писал Ключевский о декабристах, к которым он относился с большим уважением, то данное выражение не согласуется с его общей оценкой декабристов и декабризма, как "нравственно- общественного симптома, вскрывшего обществу недуги, которых оно само не подозревало"; "это целое настроение, охватившее широкие круги" ¹.

Автор утверждает, что по доносам участников Союза благоденствия "никаких действий Александр I не принял" (с. 75). Это не согласуется с теми данными, которые он приводит ниже: увольнение в отставку, ссылка, взятие под надзор полиции упоминавшихся в доносах ряда членов Союза благоденствия (например, Ф. Н. Глинки, М. Ф. Орлова, П. X. Граббе, М. А. Фонвизина). При этом репрессиям подверглись как указано в монографии, не только члены тайного декабристского общества, но и лица, лишь подозреваемые в "вольнодумстве".

Вызывает возражения оценка поведения Александра I в 1825 г. в связи с новыми доносами на декабристов. Автор утверждает, что, получив летом 1825 г. донос И. В. Шервуда, Александр I "приказал ограничиться наблюдением" (с. 84). Между тем - давно уже установлено, что летом же 1825 г. был разработан подробный план не "наблюдения", а способов раскрытия заговора на юге. Доносчик был командирован на юг "для дальнейшего разведывания" о тайном обществе, выявления конкретных его участников. Характерно, что руководство раскрытием заговора уже тогда было возложено на наиболее близкого к Александру Аракчеева. Впоследствии в Таганрог поступили и другие доносы на декабристов, с указанием ряда имен. Автор пишет, что царь "не приступил тогда к арестам, якобы из-за того, что надо было наказывать людей, мысли которых он вполне разделял в молодости" (с. 84). Это неверно. 10 ноября, будучи уже тяжело больным Александр I отдал приказ арестовать выявленных лиц и поручил исполнение этого дела начальнику Главного штаба И. И. Дибичу.

Автор отмечает как "парадокс российской действительности", когда "правительство и тайные общества, таясь друг от друга, готовят проекты одних и тех же государственных преобразований, исходят из одних и тех же государственных посылок и приходят к одним и тем же выводам!" (с. 59). Внешне это как будто бы так и выглядело. Однако нельзя не видеть принципиальных отличий предлагаемых декабристами проектов преобразований, направленных на ликвидацию в России абсолюти-

стр. 169

стско-сословного строя, с правительственными планами преобразований, преследующих цель как раз сохранения и укрепления этого строя, придав ему "цивилизованный" вид, т. е. по словам Сперанского, "облечь правление самодержавное всеми, так сказать, внешними формами закона, оставив в существе ту же силу и то же пространство самодержавия".

Вызывают возражение и некоторые другие оценки автора. Сомнительно, чтобы "Александр I и придворные круги старались предать забвению Отечественную войну 1812 г." (с. 160). Это не согласуется с фактами закладки Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах как памятника победе русского народа в войне 1812 г., строительством в Москве Манежа, тоже как памятника этой войне, изданием впоследствии указов о льготах и наградах за участие в войне разных сословий и другими актами правительства.

Автор говорит о крайней непопулярности военных поселений в среде высшей администрации и в общественном мнении. Между тем последние исследования (например, диссертация Б. В. Давыдова) свидетельствуют, что отношение к этому учреждению было далеко не однозначным. Было немало лиц (в их числе и Сперанский), одобрявших эту меру. Конечно, не всякого, который выступал против Аракчеева и аракчеевщины, следует записывать в "либералы", например, П. М. Волконского и Закревского, смещенных по проискам Аракчеева со своих постов, ярого противника Аракчеева А. Н. Сеславина. Кстати о Сеславине. Отдавая ему должное как герою войны 1812 г. нельзя не отметить и то, что на деле он был ярым крепостником. Им был даже составлен "Трактат" в защиту крепостного права, а выйдя в отставку, он завел в своем тверском имении такие порядки, которые были покруче аракчеевских военных поселений. Началось массовое бегство крестьян из его имения, в ответ последовали жестокие наказания. О своих крестьянах он отзывался так: "это злейшие неприятели, нежели те, которых я карал на русской земле в знаменательную эпоху 1812 года".

Неверно трактуются автором мотивы вызова Александром I в 1821 г. Ермолова с Кавказа в Лайбах, где император участвовал в работе конгресса Священного союза. Готовилась интервенция для подавления революции в Италии. Александр I предложил для этого свою армию, во главе которой предполагалось поставить Ермолова.

Оригинальное исследование Экштута благодаря новым подходам к изучению этого сложного, "переломного" периода российской истории побуждает читателя к размышлениям о действиях известных лиц той эпохи, переосмыслению, казалось бы, хорошо изученных фактов и явлений.

Примечания

¹. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения в девяти томах. Т. V. М. 1989, с. 428.

стр. 170