Двумя месяцами раньше 25 page

Девушка и собака добежали до бревен ярдов на сорок раньше Севилла. Она нырнула в глубь склада, задыхаясь и лихорадочно пытаясь соображать. Взглянула на Дамиана.

— Прячься, мальчик, и не слушай его. Ты остаешься со мной. Я вытащу тебя отсюда, честно. Мы зашли уже так далеко — мы справимся.

Она рассчитывала, что доктор подумает, будто они побежали в глубину склада, надеясь затеряться среди штабелей. И, вернувшись к первой куче бревен, где склад только начинался, стала осторожно спускаться. Она старалась дышать потише, чтобы услышать шаги Севилла, но не могла ничего разобрать за собственным частым дыханием и криками потревоженных чаек. Ей было страшно — казалось, за любым бревном может прятаться Севилл.

Они добрались до места, откуда было видно, как Севилл вошел на склад. Элизабет остановилась. Дамиан прижимался к ее коленям — его пугал запах ученого. Очевидно, тот пропустил место, где они прятались, и девушка отчаянно надеялась, что он повернет направо и пойдет в ту сторону, откуда они вошли. Если он это сделает, им удастся проскользнуть мимо и они смогут убежать на материк. А если налево — но с чего бы ему это делать? — тогда они рискуют неожиданно с ним столкнуться. Элизабет снова начала осторожно продвигаться вперед.

Бревна в этой части склада были в два-три фута толщиной и сложены ненадежными штабелями высотой футов в двадцать пять. Идти по ним было жутко — огромные куски коры отваливались и выскальзывали из-под ног. Элизабет заметила, что Дамиан отстал, оробев и прижав уши. Присутствие Севилла пугало его.

Она по-прежнему не видела нигде машину доктора.

Нельзя оставаться на месте, не зная, где он. Элизабет кралась между двумя большими штабелями, придерживая Дамиана за шкирку, Оглянулась назад — туда, откуда они пришли. Пусто. Но это ничего не значит. Севилл мог запросто оказаться между рядами. Склад огромный, рядов много.

Девушка стала аккуратно отступать. Теперь чуть живее, понимая, что нужно выбираться на материк — чем скорее, тем лучше. Когда она почти дошла до конца следующего ряда, из-за бревен высунулась рука и вцепилась ей в плечо. От неожиданности Элизабет дернулась, потеряла равновесие и упала. Без единого слова Севилл рванулся к ней, перевернул на живот, уперся коленом в спину и заломил ей руки. Нейлоновым поводком стянул запястья. Она неистово била ногами и вырывалась, но мужчина был гораздо сильнее. Как в кошмаре, ее отчаянные усилия ни к чему не приводили. Момент абсолютного ужаса.

Внезапно с тяжелым глухим стуком Севилл свалился с нее, и она тут же вскочила на ноги. Наверное, что-то подобное чувствует жертва, которой удалось спастись от хищника. Не помня себя от облегчения, Элизабет побежала — не разбирая дороги, просто увеличивая расстояние между собой и опасностью. Потом остановилась.

Дамиан!

Элизабет обернулась. Она не может его оставить. И не оставит.

Дамиан беззвучно перепрыгнул через нее, когда она лежала на земле, вцепился Севиллу в грудь и бешено затряс его. Совершенно не ожидая атаки, Севилл не смог бороться с разъяренным псом: он был сейчас, как тряпка или кукла, опрокинутая на спину. В глазах его застыл ужас.

Элизабет смотрела, не веря себе. Дамиан напал на Севилла. Это ее потрясло. Она знала, что Дамиан способен на многое ради нее, — он был сильным зверем, — но теперь, видя, как он молча и целеустремленно, всерьез, убивает человека, она окаменела. И не просто человека, а того, перед кем трепетал, как ни перед кем другим. Пес был предан человеку, который заставлял его работать по принуждению, он терпел от этого человека любое насилие, брань, жестокость, не смея даже оскалить зубы. Но здесь, теперь, питбуль счел необходимым напасть на Севилла — на своего бога; нашел в себе мужество свалить его на землю и причинить ему боль. И все ради нее. Ради себя самого Дамиан смиренно ушел бы с Севиллом. Но он скорее убьет своего мучителя, чем позволит ему обидеть ее.

Зрелище было жуткое. Элизабет затошнило. Пес сменил захват, раздирая зубами и лапами грудь Севилла, и доктор испустил дикий вопль. Он пытался отпихивать и бить Дамиана по голове, но было очевидно: пес так просто не остановится. Элизабет перехватила взгляд доктора. Она раньше и представить себе не могла, что лицо человека может выглядеть так.

— Убери его… — Он жутко хрипел и задыхался, а пес мотал его из стороны в сторону. — Убери.

— Господи, — прошептала она.

Дамиан лапами прижимал Севилла, вонзив когти ему в грудь. Мужчина напал на Единственную, и пес был готов защитить ее ценой своей жизни. Он жаждал исполнить долг и убить этого человека, этого злого духа, который преследовал Единственную. Затем поволок доктора по земле, мотая башкой из стороны в сторону, остановился и вдавил его, беспомощного, в землю. Севилл снова поймал взгляд Элизабет. Его лицо было совершенно белым, как лабораторный халат. Он понимал, что его жизнь и смерть зависят от нее. Он просил о милосердии, которым сам никогда не жаловал существ, зависимых от него.

— Пожалуйста, — прохрипел он.

Девушка подскочила к ним и обхватила собаку за шею изо всех сил. Она не такая, как этот человек, — она не может оставаться равнодушной к мольбам о помощи.

— Дамиан! Нет! Прекрати, хватит, ты его убьешь! — закричала она. Но если пес и слышал ее, то не подавал вида. Внезапно он снова сменил захват, вцепившись сквозь куртку и рубашку в живот Севилла. От хриплого крика мужчины Элизабет сама ощутила резкую боль в желудке. — Дамиан, фу! Прекрати немедленно! Пожалуйста, прошу тебя, перестань!

Ей ничего не приходило в голову, и теперь все просто зависело от того, насколько Дамиан ее любит. Стараясь не смотреть на Севилла, не видеть его лица, она повернулась к Дамиану и просунула ладони с обеих сторон ему в пасть. Если Дамиан сожмет челюсти на животе Севилла еще немного, он раздробит ей руки. Бешеный глаз пса скользнул по ее лицу.

— Хватит, Дамиан. Перестань, — сказала она очень тихо, сквозь сжатые зубы. Она попробовала разжать руками его челюсти. Пес перестал трясти головой, и она тут же почувствовала, что хватка ослабла. Севилл подался назад, пытаясь выбраться из-под пса.

— Не двигайтесь! — зашипела она на него. — Лежите и не двигайтесь.

Едва Севилл пошевелился, Дамиан снова вцепился в него, клыки впились глубоко в живот. Когда ученый замер, пес снова прислушался к тихому голосу девушки, и медленно, с великой неохотой, его челюсти разжались, отпустив ткань и плоть человека. Куртка промокла от крови.

— Не двигайтесь, — выдохнула она.

Пес смотрел на нее, глаз его бешено сверкал, он дышал тяжело и хрипло.

— Все хорошо, Дамиан, все хорошо. Молодец. Спасибо. Хороший мальчик, хорошая работа. А теперь отойди. Оставь его, я в порядке.

Пес стоял в нерешительности. Его взгляд метался от Элизабет к Севиллу.

— Со мной все в порядке, — успокаивала она собаку. — Я хочу, чтобы ты оставил его.

Немного погодя пес неохотно отступил.

— А теперь ляг. Лежать! Дамиан, слушай меня. Лежать. — Она махнула рукой, и Дамиан опустился на грубую кору рядом с кучей бревен. Его здоровый глаз не отрывался от Севилла, бока тяжело вздымались. — С вами все в порядке? — испуганно обратилась она к доктору.

Элизабет пыталась говорить тихо, чтобы снова не спровоцировать собаку, но сама вся тряслась от страха. Не ответив, Севилл медленно поднялся. Он стоял, согнувшись от боли, одной рукой держась за живот, и не отрываясь следил за псом.

— Пожалуйста, оставьте нас. Мы хотим просто уйти. Дамиан не пойдет с вами — он не хочет. Позвольте нам уйти. Будем считать, что мы квиты. — Севилл молчал. — Это Том… сказал, где я? — Она должна была знать. Том говорил, ей нужно больше ему доверять.

Скривившись от боли, доктор выпрямился, прижимая руку к порванному животу. По его застывшим серым глазам, как всегда, ничего нельзя было понять.

— Да, — ответил он после небольшой паузы. — Пойми, он беспокоился о тебе и о том, чем все это может кончиться.

— Я вам не верю. — Она очень не хотела в это верить.

— Если это тебя сколько-нибудь утешит, он пытался. Он долго молчал. Его нельзя винить. Он влюбился в тебя, знаешь ли, и потому я смог его убедить, что хотя твое бегство с собакой сейчас может казаться лучшим и умным выходом, однако в дальнейшем оно приведет к весьма серьезным последствиям для вас обоих. Я обещал ему, что, если он мне поможет, я смогу исправить все, что ты натворила. То же самое предложение я сделал твоему отцу, и он со мной согласился. — Элизабет закрыла глаза. — Боюсь, Элизабет, ты испортила жизнь им обоим — и отцу, и Тому, — продолжил Севилл. — Но, несмотря на все это, Том хочет, чтобы ты была счастлива и в безопасности. Вот почему он сказал мне, где ты. Так будет лучше для тебя, и он надеялся, что ты достаточно ему доверяешь, чтобы понять это.

Элизабет подняла голову. Сейчас она не могла позволить себе поддаться эмоциям и отвлечься.

— Слушайте, я только что спасла вашу чертову жизнь. Неужели вы не можете позволить нам уйти?

Севилл смотрел то на нее, то на пса. Он уже отдышался. И задумался.

— Хорошо, — произнес он осторожно, — уходите.

И мотнул головой в сторону, указывая путь со склада. Элизабет уставилась на него.

— Вы серьезно? Но почему?

— Уходите. Я не могу задержать вас, это же очевидно. Я не контролирую ситуацию, разве ты не видишь?

Элизабет насторожилась. Он отпускал ее не по доброй воле. Что он еще задумал?

— Мне нужна медицинская помощь. Я не могу ничего предпринять, пока ты не уберешь собаку. Уходите, — отрывисто повторил он и снова кивнул в сторону пустого пляжа.

Элизабет оглянулась через плечо.

Что там такое? Почему он хочет, чтобы мы шли в ту сторону?

Казалось, он понимает, что побежден, у него нет другого выхода, и он готов отпустить собаку, но она все еще не доверяла ему. И она не видела его машины. Возможно, осталась по ту сторону склада. Если бы только добраться до машины, найти ключи…

Ключи от машины! Вот что!

Если она оставит его здесь раненого и заберет машину, то успеет исчезнуть из города раньше, чем он доберется до ближайшего телефона. Придется угнать машину. Крупная кража. Но если речь идет о нем, это не проблема. Она подошла к Севиллу.

— Дайте мне ключи.

— Что?

— Вы слышали. Дайте мне ключи от машины. Сейчас же. Давайте сюда. — Севилл помотал головой. — Слушай, ты, ублюдок. Я могу приказать Дамиану убить тебя, ты знаешь. Я достаточно наслушалась твоего дерьма. Ты отдашь мне ключи, или я велю Дамиану покончить с этим, ясно? Мы просто хотим уйти. Вот и все. Так что давай их сюда.

— Они в машине.

— Нет, не в машине. Ты бы не оставил их там. Давай скорее.

— Они в машине, — повторил он.

— Вот черт, — вздохнула Элизабет, — ну хорошо, тогда подними руки вверх.

Произнеся эти слова, она почувствовала себя невероятно глупо.

— Что, прости? — скептически спросил Севилл.

— Я собираюсь тебя обыскать. Я знаю, что ключи у тебя. Подними руки и не пытайся ничего сделать. Ты знаешь, на что способен Дамиан, и, клянусь, я даже не подумаю остановить его на этот раз.

— Позволь мне облегчить тебе жизнь. — Он опустил руку в карман, достал ключи и быстрым движением зашвырнул их через ее голову, поверх бревен. Она услышала тоненькое «дзынь», когда металл ударился о землю с той стороны. Севилл сморщился от боли, пронзившей его искусанное тело после резкого движения, и тут же улыбнулся девушке.

Она пристально смотрела на него, «Вот, значит, что ты собирался сделать, если бы я не подумала об этом, — сказала она себе. — Его машина где-то рядом, и он не хочет, чтобы я ее нашла».

— Хорошо, и где машина?

Это звучит еще более глупо. Господи.

— На той стороне двора. Там, — он показал через груду бревен в сторону дороги вдоль пляжа. Ей оставалось только гадать, правда ли это. Может быть. Хотя он мог снова обмануть ее. Элизабет быстро прикинула: если она перелезет прямо через штабель, сможет быстро найти ключи и заодно посмотреть, где машина Севилла. Оттуда, сверху, она увидит весь склад.

Дамиан стоял рядом, когда Севилл швырнул ключи, и сейчас она положила руку псу на голову. Дамиан посмотрел на нее. Она была готова уйти, но почему-то мешкала. В ней поднималась горькая обида. Она так и не смогла объяснить ученому необходимость своих поступков.

Почему она не нашла нужных слов? Его ли вина в том, что он не хотел понять, или это она не сумела объяснить? Как можно испытывать такие сильные чувства и быть не в состоянии выразить их? С другой стороны, разве Дамиан не научил ее, что самые важные вещи в жизни не поддаются определению и описанию? Но она должна попытаться.

— Слушай, я спасла тебе жизнь и собираюсь просить об ответной любезности. Позволь нам уйти. Я знаю, что не могу тебе объяснить, что вы творите с собаками — ты и мой отец. Вы просто не поймете. Ты бросил этого пса в пустыню одиночества. Ради наживы. А что сделал он? Пришел к тебе на помощь, когда тебе это было нужно. Он чуть не погиб, защищая тебя. А в ответ ты, черт бы тебя побрал, бил его током, своим проклятым ошейником, потому что не смог завоевать его уважение. Ты превратил его жизнь в ад. По правде говоря, этот пес лучше, чем ты со всеми твоими степенями, титулами и деньгами… А теперь слушай. Дамиан и я — мы многое вынесли вместе. Мы друзья, а друзья заботятся друг о друге. Поэтому я прошу только об одном — оставь нас в покое.

Дамиан и Севилл смотрели друг на друга. В глазах обоих ничего нельзя было прочесть. Элизабет покачала головой — она знала, что ее слова не тронули Севилла. Пустая трата времени.

— Идем, Дамиан, — тихо сказала она, — идем.

Она подумала, не связать ли Севилла, но побоялась подходить к нему близко. Если он схватит ее, Дамиан снова на него нападет, и на этот раз она вряд ли сумеет его остановить. Кроме того, Севилл ранен — вряд ли он станет преследовать ее.

Она оглянулась на кучу бревен. Около двадцати футов в высоту, толстые еловые стволы уложены неаккуратно, концы торчат. Некоторые бревна лежат очень ненадежно. Но найти машину Севилла нужно, и перелезть через штабель — единственный путь.

Элизабет повернулась и начала карабкаться. Пес последовал за ней. Все оказалось несколько сложнее, чем она себе представляла: если какое-то бревно сильно выпирало, ей приходилось помогать собаке. Севилл безучастно наблюдал, как она лезет наверх, но, как ей показалось, в его взгляде проскальзывало некоторое беспокойство.

Ха, — подумала она мрачно, — он думает только о безопасности Дамиана.

Она дотянулась до верхнего ствола и оседлала его, глядя вниз на Севилла. Дамиан, обрадовавшись, что увидел землю, заторопился вниз, на другую сторону. Добрался до основания штабеля, спрыгнул и повернулся к ней.

Элизабет слезла с бревна и замешкалась. Ей хотелось посмотреть, что сделает Севилл, когда решит, что она его больше не видит. Она взобралась обратно и выглянула из-за бревна. Севилл достал телефон. Он все это время лежал в кармане брюк. Об этом она не подумала. Доктор набирал номер.

— Ч-черт!

Если он позвонит в полицию, это конец. Ее упекут за решетку, а Дамиан вернется в ад. Вот дерьмо! Нужно остановить его. Даже если придется с ним драться. Раз этот идиот хочет, чтобы его загрызла собака, — ну что ж, так тому и быть. Все зашло слишком далеко. Нужно забрать телефон и связать этого говнюка.

Господи, ну что за урод, он даже не может смириться с поражением.

В панике она быстро взлетела наверх, затем поспешила вниз, перепрыгивая через два или три бревна сразу. Она должна добраться до него, прежде чем он сообщит полиции, где находится. Дамиан остался на той стороне и теперь ей не поможет.

Отлично. Надеюсь, он доберется сюда раньше, чем Севилл сделает из меня отбивную.

Даже раненый, Севилл был очень силен, и Элизабет догадывалась, что ей придется туго. Она услышала, как Севилл начал говорить, и, перемахнув еще на три ствола вниз, приземлилась на огромное бревно в основании штабеля — оно выступало чуть дальше остальных. Опустившись на него, она поскользнулась и тяжело рухнула на спину, задев край. И в один ужасный миг поняла, что под ее весом бревно сместилось и теперь скользит из-под нее. Верх штабеля обрушился следом. Раздался жуткий рокочущий гром. Все произошло слишком быстро — она не успела ничего понять, только видела яркое небо, темные стволы и слышала гулкие удары бревен друг о друга. Падение — и невыносимая тяжесть. Почти не больно, только в бедрах ноет как-то странно.

Движения и звуки прекратились. Несколько мгновений девушка не шевелилась.

Спасибо, господи, — подумала она, - меня не убило.

Элизабет лежала на спине и пыталась подняться. Но двигались только плечи и голова. Ничего не понимая, она попыталась еще раз, но опять ничего не вышло.

На мне же нет ни одного бревна, почему я не могу встать?

Она приподнялась на локте и посмотрела на свое тело.

Ох.

Ее раздавило — абсолютно раздавило. Тело нелепо распласталось, сплющенное от пояса до колен. Элизабет недоуменно взглянула на Севилла. Доктор приблизился, и телефон едва не выпал из его руки.

— Иисусе, — прошептал он.

Она не отрывала взгляда от остатков собственного тела, пытаясь осознать случившееся. Ей не было страшно — она просто смотрела, не понимая, что все это значит. Потом кое-что вспомнила — нечто гораздо важнее той странной штуки, которая только что с ней приключилась.

— Где моя собака?

Ее испугал собственный голос — слабый и незнакомый. Чужой, и все же он исходил от нее. Она почувствовала вкус крови во рту. Странно.

Я, наверное, прикусила язык.

Севилл опустился на колени, и она потянулась к нему, ухватилась за куртку, пытаясь подняться. Она вцепилась в него.

Смешно, я чувствую каждую нитку в его куртке, но больше не чувствую своего тела.

Она даже ощущала сквозь материю тепло его тела и эти влажные пятна, где кровь пропитала ткань. Какой-то инстинкт подсказывал ей держаться за ощущения, запахи, образы, сосредоточиться на них. Чувствовать их означало жить. Она вдыхала острый запах хвои от расколотых бревен; когда Севилл подходил, она слышала шорох его одежды; резкий, душераздирающий лай где-то у него под ногами. Слева лежало бревно. Элизабет видела узор коры, похожий на нехитрый зигзаг головоломки, где каждый кусочек обведен четкой рельефной линией. Островки серо-зеленого мха, приросшие к коре, выступали с потрясающей резкостью. Девушка сильнее вцепилась в куртку Севилла — пока она может воспринимать все так отчетливо, она жива, с ней все в порядке, все должно быть хорошо. Не может быть, чтобы ее так сильно ранило. Она посмотрела Севиллу в лицо.

— Со мной все будет хорошо, — уверенно сказала она, — мне только нужно встать.

— Тебе нужно лежать и не двигаться, — ответил он.

А потом, потом — она поняла. Новое, жутковато-странное ощущение захватило ее, когда прошел первый шок. Она чувствовала, как тело ускользает от нее, однако сознание прояснилось, и она посмотрела на то, что недавно было ее ногами. Хотя в ушах шумело море, мозг работал пугающе четко.

— Боже мой, боже мой, — прошептала она. Задохнулась, закашлялась, изо рта хлынула кровь. — Где Дамиан, с ним все в порядке? — беспокойно спросила она. Но она волновалась не за себя — собственное спокойствие ей казалось странным. Рядом не было Дамиана. Севилл огляделся.

— Я его не вижу, но уверен, с ним все в порядке. — Он наклонился и начал осматривать ее, потом медленно опустил руки. Посмотрел ей в глаза. — Мне очень жаль, но, похоже, я ничего не могу для тебя сделать.

Элизабет чувствовала, как рот ее заполняется кровью. Она пыталась держать голову — кашляя, сплевывая, борясь с кровотечением.

— Кое-что можете, — наконец вымолвила она. — Вы же понимаете, что я не могу оставить его так, с вами. Пусть его заберет Барбара… — Она сильно сжала его руку. — Прошу вас.

— Ты же знаешь, я не могу этого сделать.

Сердце у нее упало. Она представила себе, как Дамиан лежит, опустив голову на лапы. Ждет ее, ждет, а она уже не придет никогда. Долгие мучительные часы, жизнь в конуре или клетке, откуда можно выйти только по прихоти господина. Пес будет ждать и думать, почему она его покинула.

Нет.

Дамиан никогда не перестанет надеяться, что она придет. Он никогда не сомневался в ней. Его доверие абсолютно.

— Ради всего святого, — прошептала она, — не надевайте на него ошейник.

— Посмотрим, — сказал он, — не волнуйся о собаке. Тебе нужно лежать спокойно.

У Элизабет закружилась голова — отвратительное ощущение на грани обморока, — но она осталась в сознании. Она отталкивалась руками от земли, дергалась, извивалась, пыталась поднять свое тело, приказывала ему подняться. Доктор удерживал ее на земле, и от этого было еще тяжелее. Ее худшие кошмары стали реальностью. Даже если Дамиан остался жив, если его не раздавило стволами, она все равно больше не сможет его защитить. Все было напрасно. Ее тело раздавлено бревнами, разрушено, бесполезно и умирает. Закрыв глаза, она смирилась с горчайшим поражением. К ней пришло видение. Лосось, теперь уже мертвый, покачивался на отмели в той же заводи, где родился. Смогла ли рыба выполнить свою миссию? Умерла ли она спокойно, со светлым ощущением хорошо прожитой жизни; приняла ли смерть как завершение своего труда? Или, как она, погибла, не успев, не сумев довести дело до конца?

Севилл достал из кармана носовой платок и промокнул кровь у нее на губах.

— Давай я тебе помогу.

— Нет. — Она приподнялась, медленно отвернула голову. — Не нужна мне ваша помощь, — сказала она тихо, словно сама себе, — я не боюсь умирать. Мне не нужна такая помощь… — Элизабет открыла глаза и дерзко, пристально посмотрела на него. — Я знаю ей цену.

Закрыв глаза, она улыбнулась легко, еле заметно, гордясь тем, что до самого конца не пресмыкается перед ним.

Потом снова открыла глаза, не желая оставаться в темноте. Она смотрела на клочок неба над головой. Уже виднелась луна — неяркая, но отчетливая. Не скрываясь, средь бела дня, она была заметна лишь тому, кто искал ее.

Неизвестно почему, но ее успокоила эта мысль: луна продолжает свой путь вечно. Не такая сильная, как солнце, она тем не менее всегда была здесь. Прекрасная и древняя. Элизабет хотела бы сейчас попросить Билла, чтобы он думал о ней, когда будет смотреть на луну, сидя в своем саду среди сладких ароматов теплого летнего вечера. Или морозной, бессонной зимней ночью. Она кивнула луне, все еще чуть улыбаясь легкой, сокровенной улыбкой, и снова закрыла глаза.

— Пожалуйста, — сказала она так тихо, что Севиллу пришлось наклониться, чтобы расслышать. — Я хочу, чтобы вы знали. Мои отец и дедушка — они помогали Дамиану, потому что для них это была ваша собака. Понимаете? Они спасали ему жизнь, потому что он ваш. Им не хотелось, чтобы он умер. Это не их вина…

— Я понимаю.

— Не могли бы вы… Скажите им, что я их люблю. Пожалуйста. Обещайте, что скажете. Скажите, что я не мучилась. Мне больно только вот здесь. — Элизабет положила руку на сердце. Она говорила все тише, затем задохнулась и подняла голову, захлебываясь кровью. — Скажете?

— Скажу.

Она отвернулась от непонятного, пугающего света, опускавшегося на нее.

— Дамиан! — позвала она. Она хотела знать, что с ним, прежде чем уйти.

Послышался странный топот. Севилл поднялся и быстро отошел от нее. Рядом внезапно оказался Дамиан, ткнулся в нее носом, испуганно обнюхал, учуяв кровь. Увидев его шершавую золотистую морду, она тут же почувствовала невероятное облегчение.

— Дамиан, с тобой все в порядке. Ты здесь, — прошептала она.

Он зажал хвост между лапами, уши прижались к голове. Как и у любого хищника, у него были свои отношения со смертью, но, в отличие от чувственной, опьяняющей смерти убитой жертвы, здесь было что-то другое — мистическое и тревожное присутствие.

— Побудь со мной. — Она потянулась к нему. Дамиан ткнулся в нее носом, протолкнул голову ей под руку.

— Пес, — заскулил он.

Элизабет понимала, что больше не может ничего сделать. Она хотела прижать его к себе, но не могла. Так не должно быть. Ее дыхание стало частым и поверхностным, кровь стремительно заливала легкие, уставшие качать воздух. Она изо всех сил пыталась вдохнуть.

— Слушай, Дамиан. Ты должен меня слушать. Белая Боль обидит тебя. Иди и найди Барбару… — Она зашлась в кровавом кашле, и пес подполз ближе, уткнувшись в руки, которыми она закрывала лицо. Она чувствовала его крепкое горячее тело. — Иди. — Она слабо оттолкнула его. — Ты не понял? Уходи!

Это усилие стоило ей дорого — новый приступ жуткого кашля. Пес взглянул туда, где стоял Севилл — футах в десяти, наблюдая за ними.

— Спокойно, Дамиан. Спокойно, — тихо сказал он. — Стой.

— Черт! — Элизабет отчаянно махнула собаке. — Не слушай его, Дамиан, уходи! Иди сейчас же! Уходи. Прочь. Не давай Белой Боли трогать тебя. Иди, найди Барбару, Дамиан.

Пес дрожал от беспокойства, горя и недоумения. Он сел, уныло сгорбившись, подальше от Элизабет, но его глаза переполняла любовь — такая же осязаемая, как все на земле.

— Нет, — сказал он.

— Ох, Дами… — Теперь ее поражение стало полным. Слезы потекли сами — не за себя, за собаку. Дамиан не хотел бросать ее. Он останется здесь, а когда она умрет, Севилл его уведет. Он снова заберет собаку, и больше никто не сможет ему помешать. Она силилась повернуть голову. — Прости, Дамиан, прости.

Не справилась. Все пропало.

Элизабет вспомнила слова Барбары той ночью у костра, когда она надела на шею мешочек с желудем. Она отчетливо слышала их сейчас сквозь шум в ушах. И это было очень важно.

«Можешь не волноваться, — говорила Барбара. — Что бы ни случилось с тобой или Дамианом, это не будет ни результатом действия злых сил, ни божественным вмешательством, ни магией, ни глупой удачей. Это будет просто жизнь, игра. И она идет с начала времен».

Севилл двинулся было вперед, к ней, но, заметив реакцию пса, остановился. Элизабет отвернулась от него, и ей пришла в голову одна вещь. Ее умирающий мозг поймал эту мысль, как она сама однажды поймала кружащийся кленовый лист, когда они с Дамианом играли в дендрарии, а утренний иней сверкал в солнечных лучах. Барбара узнает о судьбе Дамиана. Она узнает, что пес снова в руках Севилла, и что-нибудь предпримет. Элизабет сама себе кивнула. Барбара услышит о ее смерти, а значит, придет за Дамианом. Барбара — соперник, равный Севиллу. Язычница сможет победить там, где потерпела неудачу Элизабет. Девушка глубоко вздохнула — угасающему сознанию стало легче. Она снова подумала о себе и о смерти.

Я слишком молода, чтобы умереть.

Я очень мало успела сделать.

Кем бы я стала?

Дамиан помог ей найти ответ. По крайней мере, умирая, Элизабет знала, кто она такая. Теперь она жалела лишь об одном — что рядом нет Тома. Со смертью пришла странная убежденность, что он остался ей верен. Она все еще любила его.

Она пристально посмотрела на пса, протянула руку и стащила со своей шеи кожаный ремешок. Из последних сил она сорвала такой же с головы Дамиана. Заменила его своим, а его мешочек медленно надела на себя. И крепко зажала его в руке.

— Не забывай меня, — сказала она едва слышно. — Не забывай. — Она закрыла глаза. — Похоже, теперь моя очередь ждать тебя, Дами. Я буду ждать.

В горле забулькало. Кровь переполняла ей горло и рот. Она слабо приподняла руки и протянула их к собаке. Качнула головой — с жалостью и печалью.

— Больше никогда, — прошептала она.

Севилл осторожно подошел, поглядывая на пса, повернул ее голову набок. Хлынула кровь, Элизабет задохнулась и встретила взгляд своего пса. Потянулась к нему, и Дамиан ткнулся полосатой головой ей в грудь. Она прижалась лицом к его теплой шее.

Просто обними его, - сказал Голос. Она слышала его теперь совершенно отчетливо. - Просто скажи ему, что ты его любишь.

И пока жизнь уходила из ее тела, она снова и снова обнимала Дамиана и повторяла ему эти слова.

Позвонив в полицию, Севилл занялся своим внешним видом. Он застегнулся, спортивная куртка скрыла прорехи на рубашке и почти всю кровь. То, что осталось, он мог объяснить тем, что испачкался кровью Элизабет, когда помогал ей. Он закурил, поглубже затянулся, потом резко выдохнул и двинулся к собаке. Питбуль свернулся в тугой комок рядом с мертвой подругой. Голова его по-прежнему покоилась на груди Элизабет. Мужчина приблизился, пес посмотрел на него, и Севилл насторожился. Он не без оснований полагал, что пес не бросится на него просто так, но все же напомнил себе, что однажды очень ошибся, посчитав, что пес вообще не способен на него напасть.

«Когда я надену на тебя ошейник, — подумал он со злостью, — мы придем к полному взаимопониманию, ты и я». Теперь уже маловероятно, что последнее слово останется за собакой.

Дамиан проследил, как человек подходит и становится рядом, и снова опустил голову на неподвижное тело Элизабет. Севилл вынул изо рта сигарету.

— Дамиан, ко мне.

Пес даже не поднял головы.

— Фу, — сказал он обреченно.

— Ты идешь со мной, сейчас же.

Пес сел и мягко прикоснулся носом к неподвижному телу девушки. Потом встал и обернулся к Севиллу, всем своим видом вопрошая о том, для чего у него не было слов.

— Она умерла, — сказал Севилл, подходя к нему с поводком в руке, — идем.

Дамиан отступил, избегая его.

— Дамиан! — рявкнул Севилл. — Стоять! — Он быстро пошел на пса, собираясь накинуть петлю, и пес снова уклонился от него. Несколько раз Севилл пытался схватить пса, кривясь от боли, и каждый раз Дамиан отбегал от него, просто держась на расстоянии. — Дамиан, лежать! Лежать! — Севилл вышел из себя, голос его сорвался от злости. Дамиан вывернулся буквально из-под руки и прижал уши, словно извиняясь. Но он не хотел идти с этим человеком. По крайней мере, сейчас.