Глава 10 Ласкаво просимо!

Дождь стучал по подоконнику, сбивая с рабочих мыслей и навевая грусть. Подоконник был железным, тяжелые осенние капли гулко ударяли по его поверхности, дождь то затихал, то набирал новую силу. Пробки под окном с наступлением сентября усилились вдвое. Видимо, все дачники возвращались со своих огородов, прихватив с собой урожай. Мои мама и папа уже приехали домой, и теперь весь их балкон был заставлен литровыми и трехлитровыми банками с лечо, маринованными кабачками, зелеными и красными помидорами, солеными огурцами. Все это будет планомерно и методично скармливаться мне, что я лично очень одобряла всегда. Консервированный овощ в приготовлении еще проще, чем макароны из пластиковой коробки. А варенье – вообще друг любого лентяя. Мажешь на хлеб и с чаем – чем не ужин? Шикарно! Мамин абрикосовый джем – это нечто сказочное, я уничтожаю его сразу по поступлении и каждый год прошу навертеть его побольше. Однажды даже предлагала финансирование этой затеи, но мама считает, что, если я буду есть столько сладкого, растолстею и заработаю себе сахарный диабет.

– И так питаешься черт-те чем, – всегда говорила она, – не хватало еще перейти на одни бутерброды.

– Столько криков из-за лишней банки варенья, – обижалась я.

– Ты не Карлсон в расцвете лет. Береги себя, ты будущая мать! – отрезала она, выдавая мне джем по банке в месяц. После Нового года любимое мной лакомство обычно заканчивалось.

– Эх, варенья бы сейчас, – мечтательно протянула я. Рабочий день подходил к концу, а на улицу страсть как не хотелось. Бр-р, сырость. Не люблю.

– В такой дождь надо сидеть в кресле-качалке под полосатым пледом и смотреть на огонь в камине, – пробормотала Тоська, старательно что-то выкручивая из принтера.

– У нас тут ты вряд ли заработаешь на камин, – пожал плечами Сашка. – И потом, плед должен быть не в полоску, а в клетку.

– Это почему еще в клетку? – обиделась Тося. – Кашемировый полосатый плед, теплые тапки, камин – типичный английский рай для настоящих джентльменов.

– Только плед в клетку. Знаменитая шотландская клетка. И чистая шерсть, – зевнул Саша. – И зовите меня хоть сейчас, я согласен так жить.

– А я согласна жить так даже под полосатым пледом, – протянула я, вытягивая шею, чтобы разглядеть лужи на дороге.

– Между прочим, кашемир, кажется, тоже тип шерсти, – снова вступила в бой Таисья, не желая сдаваться. – Так что я все правильно сказала. А уж расцветка – это мелочи. Главное, чтобы был камин и кресло-качалка.

– Ладно, как скажешь, – ухмыльнулся Саша. – Я пошел.

– А чего это ты пошел? До финального свистка еще пятнадцать минут, а он уже пошел. Гляди, Саш, он пошел! – возмущенно фыркнула она. – У меня принтер сломался, а он пошел.

– Да пусть идет, он же тебе его все равно не починит, – миролюбиво сказала я, отрываясь от окна.

Я была добрая, я всех любила, всем желала только хорошего. Костя звонил мне сегодня уже трижды. Сначала с утра, спросить, нет ли у меня каких планов на вечер. Планов у меня теперь вообще-то было мало, и, даже если бы они появились, ради свидания с ним я бы их обязательно отменила. Теоретически мне надо бы было смотаться к родителям, посидеть с ними, послушать их жалобы на погоду, на правительство, повозмущаться вместе нынешней дороговизной, получить очередную порцию упреков в собственной бесполезности. И забрать причитающиеся мне банки с экологически чистыми консервами домашнего приготовления, но… все это можно перенести на любой другой день. Родителей вообще почти всегда можно перенести на другой день. Когда мы вырастаем, они как-то незаметно отходят на второй план, если, конечно, речь не идет об их здоровье. Мои, слава богу, были в порядке, в меру бодры, в меру ворчливы, так что я с чистой совестью соврала про срочное совещание, внеплановую статью, аврал и осенний призыв – и отменила свой к ним визит.

Второй раз он звонил мне, чтобы спросить, во сколько я заканчиваю, хотя ему прекрасно известно, что заканчиваю я, как всегда, в шесть. И можно было сразу догадаться, что он-то сам как раз освободится несколько позже, так что снова мне придется торчать на работе, чтобы дождаться его. Но, оказалось, не на этот раз.

– Может, я приеду сразу к тебе? – предложил он, немного смутившись.

По его внутреннему пониманию, мужчина, прежде чем заняться с женщиной любовью, должен ее, женщину, как-то выгулять, накормить, задурить ей всячески голову. По мне – все это глупость полнейшая, к тому же трата драгоценного времени, но он так считал, и переубедить его в чем-либо было очень сложно. Я же не желала тратить сегодня три часа на то, чтобы гулять под дождем и есть салат в какой-нибудь закусочной, где мимо тебя ходит миллион народу, – нет уж, я предпочитаю опустить все эти традиции.

– Конечно, приезжай. Я что-нибудь приготовлю, – заверила я его побыстрее, пока он не передумал.

Чтобы выбраться из дому после работы, ему приходилось договариваться с Лилией Филипповной, чтобы та посидела с детьми. Он этого не любил, но зато очень любил меня, так что Лилия Филипповна была необходимым условием нашего уравнения. Она оставалась с детьми охотно, она была отличной бабушкой, но Косте казалось страшно неудобным ее об этом просить.

– Она же не обязана заботиться о моей личной жизни, – сердился он сам на себя. – Она мать моей жены, как ты думаешь?!

– Я думаю, что ты отличный отец и заслуживаешь право иногда отдохнуть, – утешала его я.

– Но, может быть, ты хочешь где-то погулять? А я вот так завалюсь, как заправский эгоист, и ты выставишь меня взашей.

– Я хочу только тебя, – томно прошептала я, надеясь, что никто в нашем офисе моих слов не слышит.

– Ты даже не представляешь, какая ты хорошая девочка, – взволнованно сказал он и дал отбой.

Теперь я была в курсе всех его домашних дел, и это, как мне казалось, делало нас с Костей гораздо ближе. Но я вообще в чем угодно могла узреть признаки нашего сближения. В том, что он ест из моих рук пельмени, или в том, что мы вместе впервые просто смотрели какое-то кино и не целовались. Совсем как муж и жена, думала я. Или даже в том, что он позвонил мне, чтобы отменить встречу, потому что Алеша приболел и ему надо сделать ингаляцию. Такое тоже уже случалось. И мне нравилось проявлять понимание, нравилось быть терпеливой и заботливой, быть женщиной его мечты. Точнее, КАЗАТЬСЯ женщиной его мечты, потому что я, конечно, понимала, что большая часть взятой на себя роли для меня неестественна. Это не мои реплики, не моя природа, но мне очень хотелось так делать, очень нравилось в это играть. Я слишком сильно любила его, так сильно, что мне, как воздух, необходима была уверенность в том, что у нас с ним все «очень серьезно». Что мы с ним «почти семья». И я скучала по нему. Я начинала скучать еще раньше, чем он уезжал от меня, начинала переживать, как я останусь без него, еще лежа рядом с ним, свернувшись клубочком в его руках. Никогда бы не подумала, что я могу быть такой.

В третий раз он звонил мне полчаса назад, чтобы сказать, что он по мне соскучился, и от этого звонка я стала доброй-доброй, нежной-нежной, готовой всех понять, всех отпустить домой. После третьего звонка даже дождь уже не казался таким уж угрюмым, а мир за окном таким серым, промозглым и унылым. Я мечтательно улыбнулась, вспомнив, что в театре после третьего звонка всегда начинается волнующее представление. Вот и меня сегодня ждет нечто подобное.

– От Сашкиной любви одна сплошная польза, – радостно потер руки мой бывший МЧ, моментально собрав манатки.

– Иди-иди, пока я не передумала, – фыркнула я, выныривая из мира грез.

В шесть часов я выключила компьютер, смахнула со стола пустые стаканчики из-под кофе, чтобы завтра наша Марина Денисовна на меня не «гнала», погасила свет и короткими перебежками и перескоками через лужи добралась до метро. Дома я наскоро прибралась, начав с того, что выдернула из-под дремлющей Шушеры свои грязные колготки и халат.

– Почему ты всегда спишь на колготках, Шушка? Это же негигиенично, – попыталась как-то усовестить ее я, но моей кошке было плевать на гигиеничность. Она обиженно муркнула и переместилась на лежавший рядом свитер. Что-что, а вещей, на которых в моем доме можно было бы поспать, имелось предостаточно. Я помедлила секунду, но потом просто смела все, что валялось, в кучу и отправила в грязное. Не может же что-то чистое лежать на полу. Далее по списку – я вынесла мусор в мусоропровод, сгребла со стола фантики от жвачек, вымыла посуду, поставила на газ чайник, вскипятила его, заварила чай, пожалела, что до сих пор не научилась печь пирогов. Никакой даже самой завалящей шарлотки, которую моя Жанночка умеет делать с закрытыми глазами, одной левой, одновременно с проверкой уроков у детей и болтовней по телефону. У нее, кстати, получается обалденная шарлотка. Вот что бы ей не дать мне рецепт?

Где-то к половине восьмого я привела свой дом в состояние, от которого моя мама просто пришла бы в восторг. Я даже вытерла пыль с телевизора, который почти никогда не смотрела. Не люблю я все эти говорящие головы в квадратном ящике. Мне жалко времени, которое можно потратить на что-то более полезное, например, на то, чтобы поспать, почитать книжку, покурить, сидя на подоконнике. Чем я, кстати, и занялась. Я сидела и наблюдала за последствиями аварии, случившейся почти напротив моего дома. Авария была так себе, одно название. Царапина на крыле одной иномарки и небольшая вмятина на бампере у другой. Но хозяева машин так забавно бегали и звонили куда-то, что это можно было бы считать сериалом. И я просмотрела всю первую серию до конца, то есть до приезда милиции. Другие водители бибикали друг другу, а, увидев причину своей получасовой задержки, матерились в окна и бессильно проезжали мимо. Пешеходы смотрели на них с интересом и не без злорадства. Милиция была сурова и измотана. И тут я поняла, что сижу на подоконнике уже, наверное, больше часа, а Костя все еще не приехал.

– Ну и где он? – спросила я, пожав плечами.

Шушера недовольно прошлась около своей миски. Видимо, во время уборки я выкинула какие-то ее заначки. Мой вопрос обиженная кошка оставила без ответа. Я чуть помедлила, посмотрела на часы. Половина девятого – это уже не шутка. Лилия Филипповна обычно отпускала его не дольше, чем до одиннадцати. Значит, у нас почти не осталось времени. Я набрала его номер, но абонент был временно недоступен. Это означало, что он еще в метро. Оставалось только ждать и стараться не нервничать. Часы посчитали, что они были слишком добры по отношению ко мне все предыдущие годы, и замедлили свой ход практически до остановки. Минута цеплялась за минуту, отказываясь утекать в небытие, а я бродила по своей до омерзения чистой квартире, не зная, чем занять бесконечно тянущееся время.

– Нет, ну это никуда не годится, – возмутилась я, прождав неимоверно долгие семь минут. Я повторила набор номера, еще раз выслушала ту же фразу про недоступного абонента, только уже на английском языке. Через две минуты то же самое снова на русском.

Поскольку в метро пробок не бывает, он должен бы по-любому вынырнуть из него к девяти часам, даже если сел в вагон именно в ту минуту, когда я звонила в первый раз. В половине девятого. За полчаса он мог трижды доехать от своей работы на Пушкинской до моего проспекта Мира. ГДЕ ОН?

– Шушера, это твои проделки? Ты отменила нашу встречу? – с подозрением посмотрела я на нее.

Меня начинало трясти. Как всегда, Шушка как-то догадалась об этом, запрыгнула ко мне на колени и принялась тереться об меня всем своим шерстяным телом. Я старательно наглаживала ее ладонью, отгоняя поток мыслей о том, что мой Константин меня больше не любит, не хочет со мной встречаться, что мы никакая не семья, никогда ею не были и, что самое ужасное, никогда не будем. Я стала набирать его номер чуть ли не поминутно.

– Да, понимаю, что это полнейшее неуважение к себе, – виновато объяснила я кошке свое поведение. – Но ведь он-то все равно ни о чем не узнает, потому что, когда он включит телефон, я дозвонюсь до него всего один только раз. И скажу ему, что он – полное ничтожество. И что на этот раз я из-за него не выпью и капли.

«Мяу», – ответила Шушка и спрыгнула с моих колен. Видимо, я ее перегладила. Я вздрогнула, и мысли, которые лезли в мою голову, приняли совсем другой оборот. А вдруг что-то случилось, вдруг землетрясение и его прищемило земной корой? О чем я? Если бы в Москве началось землетрясение, я бы тоже об этом знала. Так, так… наводнение? Тоже нет. И дождем его смыть не могло. Авария?! А вот это – легко. Сейчас у нас так водят машины, так плохо пропускают пешеходов, даже на пешеходной «зебре», что никогда нельзя заранее знать, чем кончится переход через дорогу. Полный кошмар, а вдруг мой Костя лежит сейчас где-нибудь израненный, а его телефон валяется рядом, разбитый вдребезги.

– Это невыносимо! – возмутилась я. – Так недолго и сойти с ума. Невозможно так вот сидеть и ждать.

Примерно в этот момент раздался звонок в дверь. Ничего особенного, просто одно стандартное «дзинь», от которого у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Я побежала к двери, остановилась, чтобы чуть-чуть унять дыхание, а потом распахнула ее и увидела Костю, стоящего как ни в чем не бывало на моем пороге.

«И что тебе надо? Где ты шлялся? Где тебя носило?» – захотелось вдруг мне спросить. Да не просто спросить, а, крикнуть так, чтобы сделать ему больно. Какое право он имел заставлять меня волноваться? Как смел он отключить телефон? Но я сдержала себя ценой невероятных усилий и произнесла только:

– Что так рано? – саркастическим тоном.

Костя потупился.

– У меня батарейка села, я не мог тебе позвонить. Меня задержали на объекте, надо было акт приема промежуточных работ подписывать, а прораб в пробке застрял, – смущенно пояснил он.

– Да? – насупилась я. – А попросить у кого-то телефон ты не мог? Сейчас, кажется, мобильник есть у любого гастарбайтера. Я уже думала, что с тобой что-то случилось.

– Я хотел так сделать. Но оказалось, что я не знаю твоего номера наизусть. Просто кошмар эти современные технологии. Я даже свой номер плохо помню.

– Отлично! – восхитилась я и протопала в квартиру, демонстративно даже не дав себя поцеловать. Я была обижена и не собиралась легко сдаваться. Я налила ему чаю, отрезала кусочек купленного заранее кекса, который планировала выдать сначала за сделанный вручную, но побоялась, что он его опознает. Поставила все это перед ним и стала с независимым видом смотреть в кухонное окно.

– Что-то интересное? – улыбнулся он и, подойдя ко мне, развернул меня к себе.

– Очень, – фыркнула я в ответ. – Я занимаюсь этим последние два часа, между прочим. Пересчитала все машины на шоссе. Авария тут была, милиция. Пробка. Все очень познавательно.

– Ну, прости меня. Я никак не мог с тобой связаться. Но ведь я знал, что ты дома, что нигде не ждешь меня. Это хоть как-то меня извиняет? – Он попытался заглянуть мне в глаза, но я старательно отводила взгляд.

– Я на тебя не злюсь, – соврала я.

– Я вижу, как ты не злишься. Ну, давай. Скажи мне все, что ты обо мне думаешь, и пошли целоваться. Я слишком соскучился по тебе, чтобы стоять тут и любоваться на пробку.

– Да? – ухмыльнулась я. – А чем плоха пробка? Нам с Шушерой очень понравилась.

– Так ты будешь мириться? – нахмурился он.

– Буду, – обиженно буркнула я. – Но ты должен понимать, что это просто свинство заставлять женщину так долго ждать.

– Я был бы рад вообще не заставлять тебя ждать, на самом деле, – с загадочным видом сказал он и откусил мой кекс.

Вкусный, что ли? Надо попробовать. Я протянула руку и взяла себе другой кусок.

– Так ты поняла, о чем я? – с еще более загадочным видом переспросил он.

– Не совсем. О том, что больше не будешь опаздывать? – спросила я с набитым ртом.

– А что, если я хочу предложить тебе нечто гораздо более серьезное? – торжественно произнес он, взяв меня за руки.

Я судорожно проглотила остаток кекса прямо так, не прожевав, отчего он немедленно встал комом у меня в горле, и я закашлялась.

– Что… кхе-кхе… ты имеешь… кхе… в виду? – выдавила сквозь кашель я.

– Сядь-ка, – скомандовал он.

Я плюхнулась на стул, а он поставил передо мной стакан воды.

– Ну и? – нетерпеливо заерзала я, но он дождался, пока я допью и полностью приду в себя.

– Дорогая Саша, я понимаю, что этот разговор, вероятно, преждевременный. Мы с тобой слишком мало знакомы, и я гораздо старше тебя, так что, возможно, я не прав, – начал он, заставив меня затрепетать.

Неужели свершится то, о чем я столько времени мечтала? Неужели он сейчас позовет меня…

– Ерунда, бывает и большая разница в возрасте, – на всякий случай успокоила его я.

– Это да, – задумчиво кивнул он. – И все-таки пятнадцать лет – не шутка.

– Конечно, не шутка, – усмехнулась я. – Все очень серьезно.

– Ты любишь меня? – спросил он, глядя мне в глаза.

– А ты? – кокетливо переспросила я.

Разговор определенно принимал правильное направление.

– Ответь, – настойчиво сказал он. – Это очень важно для меня, потому что если ты меня не любишь, то тебе совсем не нужны проблемы, которые могут возникнуть из-за наших отношений. Ты понимаешь, о чем я? Я ведь не один, ты знаешь. У меня дети.

– У тебя их двое, – продолжила я, передразнивая «Служебный роман». – Мальчик и тоже… девочка.

– Да, – подтвердил он. – Так что ты скажешь?

– О чем?

– О том, чтобы нам всем быть вместе, – просто ответил он. И мое сердце сильно-сильно стукнуло в ответ.

– Было бы здорово, – пробормотала я, еще не веря, что это реально происходит со мной.

– Нет, ты не должна так просто к этому относиться. Я совсем не подарок, и дети мои – тоже.

– У тебя очень хорошие детишки. Особенно Алеша, просто супермальчик, – возразила я, вспомнив его скелетончика на стене. Разве не умилительно?

– Ты права. С Дашей, конечно, сложнее. И вообще, все непросто. И для меня, но прежде всего для тебя. Ты не думай, я все понимаю, – серьезно сказал он.

– Что ты понимаешь? И с чего ты взял, что мы с Дашей не поладим? Нам только нужно дать время, – убежденно вещала я.

– Ты думаешь? Возможно, ты и права. Она очень нуждается в женской заботе, но я не уверен… вероятно, я тороплю события, – нервно пробормотал он. Потом взъерошил волосы и посмотрел на меня. – Ведь ты молода, вряд ли тебе интересна спокойная жизнь с пожилым мужчиной.

– С пожилым? – возмутилась я. – Это ты о ком?

– Может быть, ты рисуешь себе какой-то другой образ, но я скучный человек, которому всего только и надо, чтобы была семья, – развел руками он. – Я очень люблю тебя, правда. Ты чудесная девушка, смелая, нежная, красивая.

– И что в этом плохого? – удивилась я.

– Нет-нет, ничего, конечно. Но я понял, что так, как было, больше продолжаться не может. Я живой человек, я очень привязался к тебе. Но мне нужна семья, легкие отношения на время меня не устраивают. Я не говорю, что мы должны вот так сразу взять и пожениться. Можно попробовать пока пожить вместе какое-то время. Привыкнуть друг к другу. Но в целом… – он замолчал, задумчиво постучав пальцем по столу.

– Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? – переспросила я.

– Да, – решительно кивнул он. – И если это не то, о чем мечтаешь ты, лучше вовремя остановиться, не дать зайти нашим отношениям еще дальше.

– Я только об этом и мечтаю, – выдохнула я с облегчением. – Чтобы у нас была семья. У нас с тобой.

– Ты правда этого хочешь? – недоверчиво переспросил он.

– Ну, конечно, глупенький! – рассмеялась я и поцеловала его в нос. Для этого мне пришлось чуть-чуть подпрыгнуть, но зато потом он подхватил меня на руки и принялся кружить по кухне, считая мною все углы.

– Саша, Саша, ты не шутишь? Ты любишь меня? Вот такого старого, такого скучного?

– На комплименты нарываешься? Такого сильного люблю, такого молодого, такого интересного. Такого страстного, такого сексуального. – Я перебирала все известные мне ласковые слова, а он в ответ целовал меня, не останавливаясь даже для того, чтобы вдохнуть воздуха. И он остался у меня на всю ночь, уж не знаю, как ему удалось организовать такое чудо. Утром я проснулась на его плече, увидела его сонное, немного припухшее лицо и просияла от счастья. Я буду видеть его каждый день, я буду засыпать вместе с ним, просыпаться вместе с ним, видеть, как беспокойно ворочается он во сне, как ищет меня своей сильной большой рукой. И волна нежности поднялась во мне и затопила всю до самого верха. Я любима и люблю – что может быть лучше? Только если ко всему этому добавится чашечка кофе. Тогда будет полное счастье.

Глава 11 МЧ в шоке

Я переехала к нему в середине октября. Четыре чемодана и клетка с Шушерой – вот и все, что нажила я за свои двадцать восемь лет.

Я очень хорошо помню тот день, я с самого утра не находила себе места от нетерпения. Мне не хватало сил дождаться, когда же она наконец начнется моя новая жизнь. Счастливая, серьезная, наполненная смыслом. Жизнь вместе с лучшим мужчиной на земле, которого я, конечно же, сделаю самым счастливым. Он верил в меня, вместе со мной мечтал о том, как мы все вместе будем по выходным ходить гулять в парк, как будем лепить снежную бабу во дворе зимой. Тот факт, что я вообще-то никогда не любила зиму, не останавливал меня. В моих мечтах зима была мягкой и пушистой, совсем нехолодной, несмотря на кружевные снежинки на новогодних елях. Что-что, а мечтать я всегда умела.

Накануне мы договорились, что Костя заберет меня на машине сразу, как только накормит детей завтраком и отвезет их к бабушке. Мы выбрали для переезда воскресенье, чтобы на московских дорогах не было пробок. Лилия Филипповна сразу и безоговорочно одобрила наши планы и на все выходные забрала детей к себе, чтобы мы могли устроиться без проблем.

– Сашенька, все будет хорошо, – заверила она меня по телефону, который, как выяснилось, Константин давно уже ей дал на всякий случай, чтобы она всегда могла с нами связаться. Еще он дал мой телефон детям, тоже чтобы они всегда могли мне позвонить, хотя я не понимала, в каком таком случае они могут захотеть сделать это. У них есть отец, бабушка. Зачем я? Но вот такая штука – семья, все меняются телефонами и остаются «на связи».

– Я тоже так думаю, – с энтузиазмом кивнула я.

В конце концов, что тут такого – два человека решили съехаться и жить вместе. Понятное дело, что им придется притираться друг к другу, какое-то время будет непросто. Но мы же взрослые люди, так что справимся. Зато Костя – необыкновенно хороший человек, что в наше время большая редкость, если вдуматься. Все это я говорила маме, пытаясь унять ее беспокойство по поводу «ужасной ошибки», которую я, по ее мнению, совершала.

– Ты? Ты взрослая? – пыхтела она. – Да ты свитер за собой в шкаф убрать не можешь, куда тебе двоих детей на руки? О чем только твой Костя думает? Он что, не видит, что ты сама еще нуждаешься в твердой руке.

– Мам, я давно уже выросла. И вполне способна отвечать за себя, – обиженно возражала я.

– Да? А ты хоть понимаешь, что вместо медового месяца получишь немытые тарелки? – вопрошала она.

Папа же лишь вздыхал и спрашивал, когда наконец я решусь представить им своего избранника. На это я только отводила взгляд и говорила, что как только, так сразу. А пока… Черт его знает, почему я до сих пор не была готова этого сделать. Может быть, потому что боялась, что мои родители выльют на Костю ушаты малоприятной информации обо мне, моем детстве, моем характере и моих дурных привычках. Может, мне не хотелось, чтобы они рассматривали Костю под этой своей родительской лупой. В общем, я защищала наши отношения, как могла. Я не знакомила его ни с кем. Даже с Жанной, что, кстати, было странно, потому что обычно я всегда желала услышать ее мнение о своем новом бойфренде. Но к Косте этот титул мало подходил. Он был кем угодно, но только не бойфрендом.

– Мама, я взрослый свободный человек. И я все решила. Я его люблю, я буду с ним жить.

– Ты свободный человек, который совершает глупость, – посетовала мама, убирая за мной тарелку со стола.

– Может быть, – уперлась я. – Но это ли не есть высшая форма свободы – право на глупость?

– Это ты умеешь, трепать языком. Тебе слово – а ты двадцать, – фыркнула она и закрыла тему.

Я переезжаю, все было решено, и никто бы не смог этого отменить. В воскресенье около двенадцати часов за мной подъехал темно-синий «Форд». Теперь я знала, что это за марка, и уже привыкла к просторному салону Костиной машины, к запаху пластика, к детским игрушкам на заднем сиденье. Я вполне уверенно чувствовала себя и внутри Костиной семьи, потому что стала, как мне казалось, ее частью. Ведь мы вместе несколько раз обедали в машине пластиковой едой из «Макдоналдса», а я оттирала свои джинсы от капель коктейля маленького Алеши. Разве этого не достаточно, чтобы понять, что мы почти сроднились?

– Ты готова? – спросил меня Константин, нерешительно переступив порог моего дома. В последний, так сказать, раз. Мою квартиру было решено пока сдавать, чтобы она не стояла без дела. И риелтор обещал, что на следующей неделе жильцы уже въедут.

Такого количества серьезных решений, как в эти недели, я не принимала никогда в жизни. Я бы, собственно, и теперь их не приняла, но Костя сказал:

– Лишние деньги никогда не помешают, но если ты хочешь оставить себе возможность сбежать от меня, то, конечно, давай не будем этого делать.

– А что, ты правда боишься, что я сбегу? – улыбнулась тогда я.

– О, ты даже не представляешь, до какой степени. Ты меня знаешь совсем недолго, а я отлично понимаю, какой я скучный тип. Так что…

– Вызывай этого маклера или как там его, – махнула рукой я. – Я не собираюсь от тебя сбегать. А деньги действительно не помешают. У нас же дети.

– Да, – с благодарностью кивнул он и крепко меня поцеловал.

Я умильно улыбнулась. У нас дети. Мы – семья и принимаем сложные семейные решения. И, кажется, у меня неплохо получается, только вот, когда я стояла с чемоданами (четыре штуки, как я уже сказала) в коридоре, мне было странно даже думать о том, что через несколько дней здесь появятся незнакомые люди, которых я видела всего один раз в жизни. Они будут сидеть на моем подоконнике, их ребенок будет плакать в моей комнате, они будут вешать одежду в мой шкаф. «Чистоту и порядок гарантируем» – так, кажется, было написано в договоре. Забавно, что я сама никогда не могла гарантировать этому дому порядок и чистоту.

– Ну, ты идешь? – мягко поторопил меня Костя. – Шушка нервничает.

– Да, – кивнула я и вышла во двор.

Отныне я буду жить в другом месте, рядом с большим парком, около другого метро, значит, до работы мне придется добираться по другому маршруту. Как много всего мне придется изменить в своей жизни. Я не знала, где какие в этом районе магазины, и не сразу запомнила код в подъезде, потому что до этого дверь в подъезд всегда открывал Костя. А теперь он выгрузил мои чемоданы из машины, выпустил мою кошку на пол в своей большой красивой квартире и вручил мне связку ключей.

– Это теперь твои. Давай покажу, какой ключ от чего. Этот – от почтового ящика. А этот не помню от чего, но все забываю его снять со связки. Ты в порядке? Ты не жалеешь? – вдруг спросил он, с тревогой глядя на меня.

– А что, что-то не так?

– У тебя… такой нахохленный вид.

– Нахохленный? – улыбнулась я. – Нет, все в порядке, просто непривычно. Я теперь здесь живу, это как-то странно. Нереально.

– А я? Я реальный? – Он взял меня за руку и притянул к себе.

– Можно, я все время буду держаться за тебя? Тогда я точно ничего не стану бояться. – Я прижалась к нему и потерлась щекой о его рубашку.

Он был большой, уютный и пах жареной картошкой с грибами. Оказывается, он приготовил ее на обед, чтобы в суматохе переезда нам не надо было возиться хотя бы с этим. Но суматохи особенной не случилось. Мы перекусили, повалялись в кровати, воспользовавшись отсутствием детей, потом я долго и старательно раскладывала и развешивала свои вещи в его шкафу, занимала полочку в ванной комнате под свои кремы. Потом Лилия Филипповна вернулась с сонными, уставшими детьми. Они полдня гуляли в Лосиноостровском заповеднике, кормили птиц, видели одного ежа, а еще бабушка купила внукам мыльные пузыри, и теперь ей придется отмывать квартиру, так как она вся в мыльной пене. Лилия Филипповна рассказала нам это, пока раздевала детей. А еще она добавила в конце, что очень рада моему появлению здесь.

– Надеюсь, вы подружитесь с нашими крошками. Им так не хватает материнской ласки.

– Я постараюсь, – сказала я.

– Это – вам. – Она протянула мне пакет, в котором лежала бутылка шампанского. Я улыбнулась, поблагодарила старушку, а она подмигнула мне, сказав, что тоже была молодой и тоже влюблялась.

Вечер прошел в тихих семейных радостях, за которыми я пока только наблюдала из партера, не участвуя в них. Костя набирал воду в ванну, спорил с детьми по поводу того, кто первым должен идти купаться, а кто вторым. Алеша хотел вторым, чтобы посидеть в ванной подольше, но Даша справедливо замечала, что, пока она будет купаться, он, как всегда, уснет и завтра пойдет в садик чумазым.

– А свиней туда не берут! – закончила она, демонстративно захлопнув за собой дверь.

– Папа, ну почему! – захныкал Алеша. – Я же тоже хочу вторым!

– Будешь вторым в следующую субботу. Если уснешь, я тебя в воскресенье помою, – мудро пообещал Костя. Я усмехнулась. Алеша был умилительным, а еще более трогательным мне казался сам Константин, такой большой, сильный и в клетчатом фартуке. С пеной на руках.

– Ты не устала? – спросил он меня. – Не хочешь спать? Тебе же завтра тоже на работу?

– Конечно, хочу. С тобой.

– Ч-ч-ч-ч! – зашипел он. – Не при детях.

– Хорошо, – кивнула я, с удивлением поймав себя на том, что мне все происходящее нравится. И пусть это не то же самое, что провести время наедине друг с другом, вечер все равно удался. Начало положено, старт взят, теперь надо только тихонечко запереться где-нибудь и позвонить Жанке.

– Ты счастлива? – спросила она тоном, по которому можно было понять, что она чем-то занята.

– Очень. А ты что там делаешь?

– Я? Выгуливаю собаку. А ты?

– Мы купали детей, а сейчас будем ложиться спать, – широко улыбнулась я.

– Кто бы мог подумать! – удивленно причмокнула моя Жанна и весьма двусмысленным тоном пожелала мне спокойной ночи, конечно же, имея в виду ночь беспокойную.

Я повесила трубку, прислушиваясь к этому незнакомому притихшему дому. Потом вернулась в спальню, надела пижаму и запрыгнула под одеяло. Костя сонно щелкал телевизионным пультом, наконец остановился на каких-то новостях и повернулся ко мне.

– Тебе хорошо? – спросила я.

Он кивнул.

– А тебе?

Я посмотрела ему в глаза и кивнула тоже.

– Интересно, как все будет?

– Все будет хорошо, – пообещал он и уткнулся в новости.

А я задремала, убаюканная бормотанием телевизионных дикторов. Ненавижу новости. И телевидение вообще, оно навевает на меня тоску. Но рядом с Костей это не имело никакого значения.

Проснулась я от странного ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит. Открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. За окном было очень темно, гораздо темнее, чем у меня на проспекте Мира. Еще бы, ведь проспект днем и ночью сиял миллионами огней. Костина квартира выходила окнами в парк.

– А, что? Кто? – спросонок озиралась я, резко подскочив на кровати. Потом нашарила выключатель ночной лампы и зажгла свет. Тени расступились. В дверном проеме, жмурясь, стояла и смотрела на меня Даша. Я взглянула на часы. Какого черта ей тут надо в три часа ночи? – Тебе чего? – спросила я.

Она продолжала молчать. Я поежилась, испугавшись того, что она лунатик и ходит вот так по квартире. Тогда ее нельзя будить. А я разбудила, и теперь что дальше? Не знаю. С крыши она не упадет, потому что она не на крыше. Мои знания про лунатиков очень слабы. Почему мне Костя об этом ничего не сказал? Даша помолчала еще, потом тихо покачала головой.

– Ничего, – и улыбнулась.

Улыбнулась нехорошо, странно и мгновенно исчезла из дверного проема. Я посидела еще несколько минут в кровати в полном изумлении, но потом заставила взять себя в руки, легла, покрутилась, стараясь приноровиться к непривычной подушке. Рядом со мной спал Костя. Он отвернулся во сне к окну, положив руку под голову, и даже тихонько храпел. Он не проснулся, а вскоре и я снова задремала, и к утру маленькое ночное происшествие показалось таким нереальным, что я усомнилась, что этот эпизод вообще имел место быть. Даша, как всегда, бегала по квартире, кричала на брата, отказывалась есть хлопья с молоком (гадость, кстати) и уже в восемь утра, когда Костя в истерике требовал, чтобы дети немедленно прыгали в машину, она умудрилась забыть сменку, так что им пришлось возвращаться обратно. Я, конечно, попыталась разобраться с ее странным визитом. За завтраком, когда Костя вышел куда-то из кухни, я спросила ее:

– Тебе что, не спалось?

– Ага, – ответила она. – У меня бывает.

– И что это?

– Не знаю. Но это началось после маминой смерти, – сказала она нейтральным тоном, словно речь шла о чем-то совершенно нормальном. – Я просыпаюсь и не могу заснуть.

– Ну, ничего. Все будет хорошо, – пробормотала я, потому что не знала, что, собственно, еще могу сказать.

– Нет, – возразила она. – Без мамы ничего не будет хорошо.

– Зачем ты так? – нахмурилась я, но тут вернулся Костя, и Даша больше не проронила ни слова.

Вскоре они уехали, а я доковыряла свой бутерброд, с утра у меня нет никакого аппетита, и тоже отправилась на работу.

Через неделю Костя впервые попросил меня заехать по пути с работы в магазин и взять что-нибудь к ужину. Эта просьба поставила меня в тупик, потому что я абсолютно не представляла, что можно вот так просто купить к ужину. Кроме пельменей, естественно. Но Костя, оказывается, считал неправильным кормить детей пельменями. Вернее, даже не так. Это была позиция Лилии Филипповны, а поскольку до моего переезда именно она готовила детям (и Косте тоже, естественно), то ее мнение не обсуждалось. Сегодня же Лилия Филипповна сказала, что не сможет приготовить ужин, так как уезжает на две недели на обследование в санаторий.

– Ты мне поможешь? Тебя это не затруднит? – спросил Костя на всякий случай, хотя ответ, конечно, был очевиден. Он и подразумевался.

– Нет, конечно. Я что-нибудь придумаю.

– Отлично, – обрадовался он и выкинул проблему ужина из головы.

Я же целый день ходила в задумчивости. Я облазила все имеющиеся кулинарные сайты, зачем-то скачала рецепт лазаньи, но потом вчиталась в описание трехчасовой операции по склеиванию макарон с фаршем и выкинула файл в корзину.

– Ты что, собираешься писать кулинарную статью? – удивился Саша.

– Нет, – буркнула я, надеясь, что он больше ничего не спросит и этот разговор затихнет сам собой.

– Тогда зачем тебе столько рецептов? – привязался ко мне он.

– Не твое дело. У тебя что, работы мало?

– Я полагал, что ты теперь пишешь о происшествиях, – пожал плечами он.

– А я о них и пишу на самом деле. Я просто думала, что приготовить на ужин, – быстро пробормотала я.

– Что? Ты думала что? – ахнул он и снова повернулся ко мне.

На звук его голоса сбежались и другие вампиры. Тоська и Марина Денисовна, как бы случайно проходившие мимо.

– Я буду делать ужин.

– Зачем? – невозмутимо поинтересовалась Мари. – У тебя кончился кипяток?

– Я не могу кормить детей «Дошираком».

– Детей? – вытаращилась на меня Тоська. – А где ты их взяла? Украла? Промышляешь киднеппингом?

– Может, ты уже успела кого-то родить? – предположил Саша. – Сейчас все так ускоряется, наука не стоит на месте.

– Ты что, дурак? – возмутилась я. – Это Костины дети. И он попросил меня что-нибудь придумать на ужин. Только я пока что-то ничего не придумала. Супы я ненавижу не то что делать, даже смотреть на них, тем более есть. Пельменями детей кормить нельзя. А лазанью я не умею готовить и боюсь, что, если попробую, это может кончиться плохо.

– Но зачем ты кормишь его детей? – не поняла Тоська.

– Зачем-зачем, – испытывая непонятную тоску, отвернулась я. – Потому что мы уже неделю живем вместе.

– Так тебе все-таки удалось? – уставилась на меня она. – Сбылась мечта идиота? Ты сделала это?

– Сделала что? – с непониманием крутил головой Саша.

В этот момент у меня на столе зазвонил телефон. Я взяла трубку и снова услышала Костин голос, на сей раз очень взволнованный.

– Что случилось? – спросила я.

– Не знаю, что делать. Я не успеваю за Алешкой в садик. Лилия уехала, а меня срочно вызвали на объект в Тверь, теперь просто разрываюсь. Его надо забрать до семи часов. Лучше до половины даже. Ты сможешь? Я понимаю, что это вовсе не твои проблемы, все из-за Лилиного санатория. Черт, как он не вовремя. Я не представляю, кого еще попросить.

– До половины или до семи? – деловито уточнила я.

– До семи – крайний срок. Так ты сможешь? – несказанно обрадовался он.

Я вздохнула и подумала, что это самое малое, что я могу для него сделать. Ведь я так его люблю, и он так в меня верит.

– Конечно, я его заберу. Скажи только, куда подъехать. И как. А мне его выдадут? Все-таки маленький ребенок!

– Я туда сейчас позвоню, оставлю информацию, твое имя. Слушай, ты чудо. Как же мне повезло с тобой!

– Это совершенно нормально, – прокомментировала я. – Ведь теперь дети – наша общая проблема.

– Нет-нет. При чем тут ты? Ладно, вот Лилия приедет и опять будет его забирать.

– Не волнуйся, все хорошо. О, и, кстати, что мне придумать им на ужин? Что они любят?

– О, да все подряд. Картошку, оладушки, макароны. Сделайте макароны с сыром и не морочьтесь. Ну, я побежал. Целую.

– И я тебя целую, – нежно ответила я и повесила трубку.

Но стоило мне только поднять глаза, как я поняла, что весь наш разговор слушало три пары посторонних ушей. И теперь три пары глаз воззрились на меня с вожделением. Мои коллеги вожделели ответов на свои молчаливые вопросы, они вожделели рассказов о моей жизни, которые в последнее время становились все интереснее.

– И что вам надо? – скривилась я.

– Ты будешь готовить ужин? – спросила Тося. – Серьезно? Ужин для двух маленьких детей? Ты?

– Да. Я буду готовить макароны с сыром! – гордо кивнула я.

– И ты забираешь ребенка из садика? Верно? – уточнил совершенно потрясенный Саша.

Бедный Саша провел со мной столько времени, но не получил от меня ни одной тарелки еды. Что там, когда мы были вместе, даже чай для нас всегда заваривал он.

– Да. Костю срочно вызвали на объект.

– Земля перевернулась? Ты посылала меня подальше, если я просил тебя сделать мне бутерброд. Говорила, что ты независимая дочь города и не станешь ничего делать для мужчин! – угрюмо напомнил мне он.

Я вздохнула и предпочла ничего не отвечать. В комнате воцарилось молчание. Саша насупленно теребил подбородок.

– И ты переехала к нему? Оставила свой дом? Свою холостяцкую берлогу, из которой, как ты сама говорила, тебя не выманит никто и никогда?

– Саша, я… мы… ты не понимаешь… – лепетала я, но слова были напрасны.

– Тебе это надоест, – мой бывший МЧ нервно потер ладонями виски. – Это просто какая-то новая фишка. Теперь ты играешь в мать Терезу.

– Неправда, – сделала жалкую попытку возразить я.

– Нет? Значит, все по большой любви? Значит, его ты так сильно любишь, что готова даже возиться с его детьми, а меня, получается, ты не любила вовсе. Ты же абсолютная лентяйка, сколько раз ты сама мне это говорила!

– Саша, прекрати! – зло крикнула я.

Он дернулся и замолчал. И стоял рядом, напряженный, как струна. И мне, конечно, было безумно жаль, что у нас с ним все так вышло, но… но что поделать, если он прав. Похоже, я никого и никогда не любила так, как моего Костю. И разве не лучшее тому доказательство то, что ровно в половине седьмого я уже находилась в детском садике, в какой-то группе со странным названием «Пострелята» и ждала, пока Алеша оденется. В кармане у меня лежала бумажка с рецептом макарон с сыром, а в сумке пачка макарон, которую я купила у метро. Не быстрорастворимых, а каких-то итальянских, из твердых сортов пшеницы. Продавщица сказала, что это – самые полезные. А детям же нужно все полезное, наверное.

– Алеша, ты не мог бы одеваться как-то побыстрее?

– А почему папа не пьишел? – вместо ответа спросил он.

– Папа занят на работе. Он попросил меня зайти за тобой, – терпеливо пояснила я.

– А бабушка? – обиженно засопел Алеша.

– А бабушка сейчас в санатории, лечится. И потом, нам же с тобой надо как-то познакомиться поближе, подружиться.

– А ты к нам надолго? – с надеждой спросил он.

– Я-то? Очень надолго. Навсегда, – обрадовала мальчугана я.

Надежда в его глазах неожиданно потухла. Он натянул ботиночки, застегнул «молнию» на куртке и молча потопал к выходу. Я растерянно пошла за ним.

– А что, я тебе не нравлюсь? – зачем-то решила выяснить все до конца я.

– Дашка говоит, что ты – мачеха. А что такое мачеха? Это плохо?

– Это не плохо, – выдавила я, будучи совсем не готова к столь сложному разговору. – И не хорошо. Это такое слово, но я не мачеха. Я – просто… ну, просто тетя. И хочу, чтобы мы стали друзьями.

– А ты умеешь делать в жвачке пузыи? – перешел в конструктивное русло он.

Я засмеялась и пообещала завтра же купить нам жвачки и дружно наделать целую кучу пузырей. Пока мы с ним дошли до дома, я успела несколько раз захохотать и с серьезным видом ответить на совершенно невозможные вопросы типа: «А почему кошки шипят на собак?», «А почему Шушеа писает в миску для холодца?» или коронное «Почему жаеную кайтошку можно, а чипсы нельзя?».

– Я тоже люблю чипсы, – по секрету сказала ему я. – Но сегодня мы вместе сделаем макароны с сыром. Ты любишь макароны с сыром?

– Люблю, – кивнул он. – А ты дашь мне сы-ую макаону?

– Зачем? – не поняла я.

Оказалось, что он обожает грызть сырые макароны, но что ему категорически это запрещено, потому что так можно попортить зубы. О том, что запрещено, я узнала от Даши.

– Бабушка бы ему никогда не дала макаронину, – ядовито сказала она, увидев, с каким счастьем брат сосет длиннющую спагетину.

– Да? – растерялась я. – Ну, давай-ка, Алеш, тогда ее выкинем.

– Нет! Можно, я ее доем? – Он умилительно сложил руки и так посмотрел на меня, что я махнула рукой.

Тогда Даша подошла к Алеше и вырвала макаронину у него из рук. Малыш немедленно заплакал, чем вверг меня в транс. А Даша села на диван и стала пялиться в телевизор с абсолютно независимым видом.

– Зачем ты так? – мягко спросила я ее.

Интересно, и что мне теперь делать с рыдающим из-за макаронины ребенком?

– Ему нельзя. Вы же не знаете ничего о детях, – строго заметила она. – И кстати, у вас макароны пригорели. Теперь это есть нельзя.

– Да? – огорчилась я.

Из кастрюли на плите действительно подозрительно пахло дымом. Наверное, в настоящие макароны надо лить больше воды, чем в быстрые. Я схватила кастрюлю, но только для того, чтобы с визгом бросить ее обратно на плиту.

– Горячую посуду берут прихватками! – вдогонку посоветовала мне Даша.

– Отстань ты, – процедила я про себя, дуя на ладони.

Тут, к счастью, вернулся с работы Константин. Дети моментально забыли обо мне и побежали к нему обниматься. Алеша немедленно доложил ему, что я тоже люблю чипсы, а Даша с видом праведника ткнула в меня пальцем и сказала:

– Она дала Алеше сырую макарону.

– Ну-ну, подумаешь. Не беда. От одной макароны ничего не будет, – улыбнулся Костя, и у меня отлегло от сердца.

Он выкинул мои макароны, и мы сварили сосисок, открыв к ним банку зеленого горошка. И хотя инцидент был исчерпан, я впервые с абсолютной ясностью поняла, что с Дарьей у меня проблемы еще не закончились. Или у нее со мной. Это мы еще посмотрим!

Date: 2016-05-25; view: 375; Нарушение авторских прав